1. проснуться в августе рекой -
глубоководной дщерью неба,
бежать бушующей строкой
по изумрудной глади. мне бы
разлиться раз и навсегда
потоком в поиске приюта,
прозрачной нитью города
связать от Бога до Бейрута,
чтоб каждый странник уходил,
испив из ковшика ладоней.
камыш и камни, красный ил
и ничего, как будто, кроме.
против течения не плыть,
а стать самой каскадом капель,
когда б моей природы прыть
не запирал телесный шпатель.
проснуться летом, Летой став,
а может Волгой «издалечи»:
чистейший H20 состав,
лишённый памяти и речи,
одна живая магистраль
из перламутровых созданий,
до горизонта вертикаль
размыто-стертых очертаний.
чтобы бросались с головой,
устав от Солнца сковородки,
чтобы морской забыли бой
моторно-парусные лодки.
не надо, вольной, переправ,
сетей и снастей с поплавками.
проснуться в августе, поняв,
что всё
повсюду
было нами.
2. прости меня, прощаясь под мостом -
свидетелем развода наших судеб.
да будет время праведным бинтом,
да будут рядом правильные люди.
наездник-ветер гонит облака,
как тройку белых родичей Пегаса.
вот так и нас зовут издалека
герои новых повестей-рассказов.
бездонных глаз утихнет океан -
по всем прогнозам лето без осадков.
и наша память сложит в чемодан
прекрасных чувств последние остатки.
прости меня, остывшую в четверг,
за все стихи с характером пощёчин,
за то, что мне, замыслившей побег,
всего важней пунктиры этих строчек.
смотри, как лиц вечерний карнавал
обходит нас, недвижных, без оглядки,
как прежний мир летит на тротуар,
а мы с тобой
окурок
топчем пяткой.
3. Не беси меня, Господи... Господи, не беси.
ТУ-сто тридцать четыре вчера поломал шасси.
Пятьдесят пассажиров теперь на твоём борту.
Экипаж, говорят, всем составом на ТУ «тю-тю».
Как ты их выбирал, генератор случайных дат?
Ни малейшего сходства на рейсе «Кемер-закат».
Никакой параллели - вообще ни одной черты:
Улыбаются с кадров, не зная, что всем кранты.
Я могла бы сейчас про игрушки в руках детей,
Но все дети - твои. Все - игрушки твои, верней:
Поломалась машинка, у куклы завис шарнир -
«Поменяйте товар, дорогой акушер-кассир».
Я сижу на полу, пригвожденная списком лиц.
Я сижу день и ночь, когда надо бы падать ниц.
ИТАР-ТАСС заявляет - механик пришёл бухой.
Все мы - дети твои. Даже этот ребёнок — твой?
4. опять чернильное пятно
по небу август разливает.
домов панельных домино,
морей зеркальных мостовая...
знакомый, знаете ль, сюжет.
да разве что-то где-то ново?
я двадцать семь то зим, то лет
ищу себя. как будто слово,
то, что в начале всех начал -
оно ведь там, сказали, было.
когда весь мир вокруг молчал,
рвалось и пенилось по жилам,
штормило в сердце без причин.
аз-буки нет - глаголь наощупь.
и голос был, а вместе с ним
слова и слоги, что попроще:
про клён ветвистый под окном,
про пса вихрастого у двери,
про всё «про то», но не «о том».
не верю я словам, не верю.
я двадцать семь томов назад
была беспечней даже что ли -
там всё про всё, но невпопад,
и всё про всех, конечно, кроме.
лишь только капель алфавит
стучит по стёклам то и дело.
пока весь мир вокруг молчит,
давай писать
«аз, буки»
телом.
5. и было мне от силы десять лет,
когда под хохот босоногой банды,
я вынесла во двор велосипед,
доставленный, конечно, контрабандой
из тех краев, где Кола, а не Квас
(а дети, говорят, не ходят в школу!),
сиял на Солнце новенький каркас
то розовым оттенком, то лиловым.
железный конь был тут же окружён -
ватагой «пехотинцев» взят в осаду.
приглядывал за битвой старый клён,
раскрашенный в седины химикатов.
«Дай покататься!» - ветер разносил
по всем балконам с флагами-вещами.
и Мишка стал Архангел-Михаил -
с такой мольбой впечатался глазами
в мое бесстыже-гордое лицо!
а Васька пригрозил отрезать косы,
тянула Галка горстку леденцов,
протягивал «Курносый» абрикосы,
чтоб только раз попробовать звонок,
чтоб только поднажать до поворота!
в руках моих был сказочный цветок,
способный осчастливить эту роту
последних досмартфоновских времён.
«Берите все! Не надо только драться!»
не помню лиц, лишь несколько имён,
дошедших через лопасти пространства.
как мне теперь вас вычислить в толпе?
вот белый ствол, точнее клён в белилах.
но нет мальчишек, близких к шантрапе,
никто не вспомнит Мишку-Михаила
(он громче всех горланил «Эге-гей!»,
когда крутил, как бешеный, педали...)
не знали дети «первых скоростей»,
что где-то там,
за домом,
исчезали.
6. плачу́ монетами души
за каждый выверенный слог,
где уверяю, как Банши -
«всему на свете нужен срок».
как будто если повторять
надежду-мантру каждый день,
я научусь за пядью пядь
стирать со стен свою же тень.
плачу́ безмолвием ночей
за каждый "солнечный сонет",
где из подслушанных речей
возникнуть просится сюжет,
чтобы влюблённый узнавал
небесный ракурс своих чувств.
стихи - собрание зеркал,
миражно-мнимый мир искусств.
я - сублимация тепла,
что пальцам некому отдать.
моя святая кабала -
касаться с нежностью тетрадь,
рождая свет из пустоты,
чтоб не свихнуться, не пропàсть.
я снова ставлю на листы,
раз всё заветное - не в масть.
плачу́ исправно по счетам,
не плàчу двадцать с лишним лет.
вопрос единственный задам:
на сколько хватит мне монет?
7. целуй меня у Солнца на глазах,
чтоб оны выходили из орбиты,
и прятала в багряных лоскутах
Природа поднебесные ланиты.
при свете дня достань до темноты
межреберной телесной оболочки,
чтоб все моря от камня до волны
сходились в нарастающую точку.
целуй меня в прощально-первый раз
в святых лучах фатального восхода.
чтоб каждый дом утрачивал каркас
и, расплываясь, тоже шёл под воду.
как будто нас, некормленых сто зим,
отбросило к истокам Мирозданья.
как будто все, что мы не совершим
имеет лишь неточные названья.
целуй меня, отринувшую твердь,
распахнутую настежь вместо окон.
целуй меня, покуда Жизнь и Смерь
сливаются в предсердии волокон.
целуй меня,
пожалуйста,
целуй.
Савенко Алина Валерьевна. 28 лет, г. Ростов-на-Дону. Участник поэтической смены всероссийского творческого фестиваля "Таврида" и Зимней школы поэтов. Заместитель руководителя поэтического проекта "Литературная гостиная" (Ростов-на-Дону), организатор культурных мероприятий.
