(окончание. Начало в № 10/2021)
В КОНЦЕ ТУННЕЛЯ – ТОТ ЕЩЁ СВЕТ!
02.01.96. От тебя мы пока письма не получили, но «если юмор не доходит — почта не виновата».
В 66-ом году я был в командировке в Хабаровске, побывал там в тайге, где стояли бараки для переселения евреев после «Дела врачей».
В киевском театре «Актёр» состоялась премьера по моей пьесе «Приключения каштанчика». Главный редактор республиканской редакции по драматургии Мин. культуры Украины сообщил, что «спектакль принимается бурно». Будет возможность — посмотри.
19.01.96. Собрал до кучи всю эротику и высылаю тебе. А чтоб не говорил, что со многими моими виршами ты не знаком.
Что у нас? На кухне слабый газ. Новый год — новые трудности. Привыкаем, лечение продолжается. Привыкаю. Старею. Привыкнуть не могу.
Из «Л.Г.» всё-таки гонорар прислали. Наверное, и тебе тоже. В планы издательства «Малыш» вставлена ещё одна книжка-малышка, их должно выйти уже пять. Надеюсь подержать в руках.
Что происходит за стенами дома — не знаю. Как прежде — стреляют, воюют в Верховном Совете, нищают, богатеют, роются в помойках… Из Израиля ежемесячно высылают журналы «Балаган» и «Балагаша». Вместо гонорара. И за это спасибо.
30.01.96. Что-то во мне нарастает тревога. Какое-то ощущение беды. Возможно, это связано с разворотом России. Возможно, с беспределом на Украине, в частности — в Крыму. А м.б. — это старость, усталость, болезни.
12.02.96. Моя телефонная прóволочка стала действовать всё реже. Но, надеюсь скоро поговорим. Жизнь наша перешла в стариковское русло и движется по законам старости: болезни, отдалённость от главных магистралей, редкие звонки и письма.
Пробую трепыхаться, работаю. Но всё реже отправляю написанное и совсем не так, как прежде, радуюсь публикациям. Случайно узнаю, что мои письма не доходят до адресатов, а их письма не доходят ко мне. Рвутся связи с внешним миром, всё острее ощущаю свою невостребованность. За бугром и на том свете близких мне людей намного больше, чем рядом. Моя дорога на тот свет гораздо короче, чем за бугор. Если ко всему сказанному прибавить предчувствия по поводу нашей общей судьбы, раздумья о ней, и бессилие что-либо изменить в лучшую сторону, то — никакого света в конце туннеля. Разве только — того света. Прерываю письмо, ради экспромта:
Наш мрак не вечен,
Смотри, земеля! —
Тот свет замечен
В конце туннеля!
И тут же — звонок твой, «Балаган» с частушками, перевод из России аж на 16 тысяч… Не так уж много надо, чтобы легче задышалось.
26.02.96. Понаехали ко мне добрые люди из Севастополя: радио, ТV, еврейское общество. Терзали несколько часов. Разрешалось всё, вплоть до матюков. Что я им плёл — вспомнить не могу, но было весело. Самое интересное — всё записанное на плёнки и не услышу, и не увижу. Мы в Симферополе не принимаем ни Севастополь, ни Израиль. Гонорар не обещали. Это лучше, нежели обещать, как делал наш знакомый.
Праздник начался утром, ещё до приёма гостей. Получил бандероль из «Малыша». В ней оказалось два договора на книжечки и ксерокс картинок из «Книжного обозрения» — с фотографиями книжечек, в том числе двух моих, о выходе которых я не подозревал. Плюс две вырезки из того же «К. О.» с рейтингом отечественных писателей (у кого больше тираж), письмо в мой адрес — с поздравлениями. В одном случае я на третьем месте после Пикуля, во втором я на первом, а Пикуль на третьем.
Чем не реклама? Но за рекламу платить может только коммерсант от литературы. Очень жаль, что наш общий друг скурвился. Я его вычеркнул из своей жизни.
Кто такой Русаков — не знаю. Но если его молодая жена решила на мне сделать докторскую, то ей, бедной, придётся слишком долго на мне её делать.
Я так озверел в своём заключении, что просто боюсь общения с такими тонкими и очаровательными людьми, как Юрий Вадимович Шанин. Где-то в глубине моей души после твоих рассказов о нём живёт лёгкая нежность к этому человеку. Привет ему и куча нежных матюков от всего сердца!
Вечер. Чувствую себя так, как будто на мне полдня делали докторскую. Завтра закончу, а сейчас пойду спать.
Утро. До почты ещё полтора часа, что не означает, что в ящике что-то окажется. Да и по правилам игры сегодня — пустой день. Нонна собирается в город, она и отправит это письмо. Прикрепляю свежие четверостишия. Выбери, какие захочешь:
СЛУХИ ПОДТВЕРДИЛИСЬ
Назначен Лев
Царём зверей,
Хотя, по слухам,
Он еврей.
НЕВЕЗЕНИЕ
С подругой у питона
Невезение —
Его судили
За поползновение.
Правила игры оправдались: почта ни хрена мне не принесла.
12.03.96. Получил некролог по случаю моей кончины — в детской газете г. Херсона. С трепетом прочитал о том, какой я известный, талантливый и т.д. Не каждому при жизни выпадает читать некролог про себя. Случись такое на Западе, представляешь, как бы я разбогател, подав в суд на газету!
Твою адвокатскую речь в защиту нашего общего друга прочёл внимательно, но остался один вопросик. У него за сравнительно короткий промежуток времени хватило средств побывать в Америке, в Израиле. Не завидую, всем желаю доходов, чтобы они позволяли кататься в дальние страны. Только вот за произведения, взятые у меня для учебников и для прочих публикаций, не заплачено ни купона. Ни бакса. Более того, у него не нашлось денег даже на конверт, чтобы за несколько лет ответить мне на письмо, причём весьма и весьма уважительное. Всё это пахнет старым еврейским чесноком.
12.03.96. Вербин (многолетний сотрудник «Крокодила» — Я.М.) с семьёй в Чехии. В письме он описывает прекрасный городок Ческо-Будейовец. На 100 тысяч населения несколько театров, филармония, консерватория, планетарий. Стоимость жилья раза в три дешевле, чем в Москве. У них великолепная квартира в новом районе. В лесу спокойно бегают зайцы и олени. Воздух реликтовый, отношение чехов — благожелательное. Вербин обрёл своё истинное лицо — стал Вербером, ибо его папа — немец, расстрелянный до войны советской властью.
В гостях у меня был американский раввин, которого сюда прислали вести службу в синагоге. Приехал с молодой переводчицей, ибо может общаться только на иврите и английском.
Прими на прощание миниатюру из эротического цикла.
ОЧЕВИДНОЕ-НЕВЕРОЯТНОЕ
У супругов-лесбиянок
В понедельник, спозаранок
Чудеса, чудеса —
Мальчик с пальчик
Родился!
25.03.96. Взялся за письмо потому, что передо мной блокнот, присланный вместе с 3-килограммовым довольно дефицитным словарём из Израиля. Местные новости: вчера неподалёку прогремели два мощных взрыва — на территории магазина автосервиса. Новости из-за рубежа: в Москве две публикации: — в «Л.Г.» и в «Экспресс-газете». Приятных последствий пока нет.
26.03.96. Вижу только дорогу. Что там по бокам — почти не вижу. Видят те, кто едет на мне. Я ведь лошадь, старая, заезженная. Лошадь, бывший жеребец, рождённый под знаком Девы. Они-то и заездили.
Рад, что ты в штате (в газете «Киевские новости» — Я.М.). Только не надо, прошу тебя, взвинчивать мои гонорары! От этого я богаче не стану, а в глазах газетчиков буду считаться рвачом. Сколько дадут, столько и стою. Многие совсем не платят, видно не знают, сколько. Такой вот я у тебя бесценный.
Пороюсь по сусекам. И то, что попадётся на глаза — вышлю. Сам распорядишься — что годится, отдашь в газету. Через несколько дней приведу в порядок резервы и вышлю «ударный отряд».
Домашние дела — в том же исполнении: ждём тепла, чтобы начать сельхозработы на даче. Болеем. Иногда пишем. (Одни пишут, другие пашут).
Знакомый журналист должен вернуться из Штатов. Надеюсь, услышать что-нибудь приятное о своей будущей книжке. Честно, говоря, переживу и неприятные новости. Не в первой.
Привет твоей работящей супруге. Пусть дружит с турками и учит их разуму-языку. Скоро они станут хозяевами Крыма. Тут многие отдают своих детей — русских и украинских — в татарские школы.
29.03.96. Если бы я сокрушался по поводу таких мелочей, как поэтическое творчество Кричевского! Выключай телевизор — и нет проблемы. Есть и другой способ: извлекай пользу, пиши и получай гонорар! Нехай Кричевские приносят прибыль, то бишь доход, в семейный бюджет. Бери пример, моя «мясорубка» питается исключительно за счёт всего того, что происходит вокруг.
Весна у нас затяжная, как чеченская война. Наш домашний десант никак не может высадиться на даче: то гололёд, то снег, то дождь. Приближается еврейская пасха. Погода подыгрывает антисемитам. Хотя, если рассуждать по-крестьянски: такая погода способствует будущему урожаю. А где спасибо?
06.04.96. Меня лично и мне подобных убеждать в мракобесии авторов «Вечернего Киева» не надо. Но есть молодёжь, которая почти ничего не знает о трагедии «Бабьего Яра». Очень хотелось бы, чтобы ты восстановил статью и сделал её достоянием не только украинских, но и российских читателей. Даже израильских.
Севастопольский театр обрушил на меня идею написать пьесу о моём предке-кантонисте. Но для того, чтобы пьеса была исторически достоверной, необходимо перелопатить массу материала, что мне не под силу. Или найти книжку под названием «Берко-кантонист». Автор Григорьев, первое издание вышло в 1929 году. Читал эту книжку году в 49-ом. Её здесь ищут, но пока безрезультатно. Обратись к Ю.В. Шанину. Может быть, имея связи с библиотеками, добудет для меня эту книжку месяца на два?
Наступает вербная неделя. Когда она совпадала с еврейской пасхой, обычно бывало холодно и всё валили на жидов.
12.04.96. Днями позвоню, если будет «прóволочка». А пока с прóволочкой — проволóчка. Вокруг — мёртвый сезон — ни звонков, ни писем, ни переводов. «Деловая» молчит, «Панорама» не откликается, журнал «Радуга» обещает. Это о Киеве. Иногда шевелится Россия.
Высылаю на всякий случай то, что мне кажется новым, хотя могу и ошибиться.
Передо мной возникают картинки из жизни предка-кантониста. Возникают и накапливаются.
25.06.96. Всё никак не отойду от пьесы. Вчера к ней опять вернулся, хотя был почти уверен, что мы надолго расстались. Наша обоюдная любовь длится пятый месяц. Подозреваю, что эта неистощимая дама будет держать меня возле себя до осени. Пока не появится новый мужчина в лице режиссёра. Таковой уже наметился — главный в театре «На Большой Морской», г. Севастополь. Это молодой профессиональный театр, который и подвиг меня на создание пьесы. Высылаю подборку «Придворные хроники», случайно в неё втесались и посторонние вирши. Сам разберёшься.
Лето в разгаре. А я сижу дома. На даче отключён свет, в связи с его отсутствием не работает скважина и холодильник. Может быть, на днях уболтаем электрика и я уеду из города дней на двенадцать.
21.07.96. Недавно вернулся с дачи (расположена в горах, между Симферополем и Бахчисараем — Я.М.), где в течение двух недель предавался восточной лени. Лениво ел, спал и думал. И невзначай кое-что придумал для пьесы. Правда. всего одну сценку на две страницы. Приехал в Симферополь, а здесь меня ждёт наш общий друг (Позволю себе опять упустить фамилию этого товарища — Я.М.). Привёз он хрестоматию, в которой около половины его вещей. Остальные, кроме Хармса, — евреи: лично он, плюс Орлов и Остер. Он хотел было дать мне адрес, где можно попросить гонорар, но не вспомнил. С тем и уехал. Хрестоматия эта — для 3–4 классов. Среди моих виршей (не самых ударных) полно взрослых стихов из юмористической книги. В ответ на мои ??? наш друг сказал: «А мне они нравятся!» Обещал он конце августа ещё раз переночевать перед поездкой в Израиль. Нынче он ночевал перед поездкой в Израиль своей жены. Жену его я не застал.
Наша переписка с тобой и перезвон притормозились. Считай, мы на каникулах. Своим посланием прекращаю эти каникулы. Высылаю, наконец-то пьесу «Шолом, солдат!» Эпиграф «Прадеду моему — кантонисту». Интересно, что ты мне скажешь? Пока её берут к постановке в этом году. Если меня подстерегла удача, то, м.б., возьмёт ещё кто-нибудь. Буду ждать двух событий. 1. Постановки в Севастополе, чтобы определиться со сценическим вариантом. 2. Решения Министерства культуры Украины по поводу других театров. Если пьеса придётся ко двору в Киевском еврейском театре (говорят, такой имеется) — возражать не буду. (Насколько знаю, дальше разговоров о возрождении еврейского театра в Киеве дело не пошло. Актёров довоенного призыва, сразу после 45-го запроторили в Черновцы и там тихо прикрыли. В оккупацию здание Киевского еврейского театра было уничтожено, на его месте — помпезный, в сталинском ампире кинотеатр «Киев», на два зала — Я.М.). Но лучше было, если бы его поставили для широкой публики в русском или украинском драмтеатре.
Вся остальная жизнь нынче подчиняется пьесе. Думаю, так будет до глубокой осени. При возможности — позвоню.
Р.S. Ох и давно написано это письмо! Недели три назад. Телефон, который оставил мне наш друг, оказался фальшивым. Моя телефонистка семь раз звонила и всё безрезультатно. Потом предположила, что это — факс.
07.12.96. Во-первых, моя «проволочка» в отпуске, потому не звонил. Во-вторых, в моём возрасте свойственно болеть. Потому и не писал. В-третьих, четвёртых, пятых… Не буду продолжать, ибо всё это суета и томление духа. Лучше о надеждах на будущее. Такие надежды засветились из-за морей и океанов. «Еврейское счастье» намереваются переиздать в Израиле и Филадельфии. Но если из Израиля дошли сведения о какой-то оплате, то в США этим делом занимается какой-то благотворительный фонд. Но дарёному коню в зубы не смотрят.
Дома — тихо. Иногда с улицы доносится пальба. На дачу был совершён маленький налёт, после чего поставили на окна решётки. Теперь она похожа то ли на крепость, то ли на тюрьму. В остальном — прекрасная маркиза!
21.12.96. Выходит, коротко (в тот год — зам. министра здравоохранения и стихотворец — Я.М.) за свои публикации в «Киевских ведомостях» платит, а не получает. Ежели газеты приучат к такому правилу, а к этому, кажись, идёт, то печатать будут только богатых. Представляю, какой «богатой» станет литература. Это уже проявляется. Недавно одна состоятельная дура из Запорожья прислала мне оттиски своей детской книжки. Жаль, выбросил их в корзину. Ты бы потешился. А в общем-то не до смеха. Эти придурки, жаждущие славы, подняли руку уже и на детскую поэзию.
Получил письмо от приятеля из Израиля. Он выехал туда из Севастополя. Там ему и материально, и физически легче. Но как литератору — трудней. Так что даже там, где нас с тобой нет, живётся не очень весело.
Известия из Израиля и Бруклина меня согревают, но я уже привык хоронить надежды. Так что не принимаю близко к сердцу эти сообщения. Из театра «Актёр» афишу так и не получил. С необязательностью своих корреспондентов сам становлюсь необязательным и удивляюсь тому, что пишу тебе ответ.
В ЗАЛЕ ОЖИДАНИЯ
16.01.97. Потерпи до тёплых дней, и мы посидим у камелька на моей даче, по-слушаем птичек, вдохнём воздух, пропитанный дымком от шашлыка, вкусим сухое крымское вино, а ночью — поговорим со звёздами. Не забудь прихватить Петину подзорную трубу: она позволит приблизиться к звёздам, к Луне, к дальнему лесу и к соседскому двору. Возможно, твой приезд совпадёт с приездом моего сына, или Леравинского, или Сороки. А нет, так нам и вдвоём будет хорошо.
Чертовски устаю. Не от работы — от болезней, от ожидания хороших вестей. Нонна купила мне хороший тёплый свитерок, я в нём стал похож на настоящего письменника, хотя писать он чего-то не помогает.
Не подумываешь ли ты слинять за бугор? Был бы я помоложе, м.б. и слинял бы. Леравинский удивляется: как можно жить в этой серой мышиной норе?
М.б., уезжают рисковые, храбрые люди, а мы, жалкие трусы, остаёмся в своих норках, боясь высунуться наружу? И признаться в своей трусости боимся? А? Сколько можно любить тех, кто тебя презирает?
Прости за риторику — нашло что-то. Всё равно никуда не слиняем. И за наши страдания будем вознаграждены. Не здесь, так там. А м.б., и здесь доживём до хорошей жизни?
02.03.97. Даже если бы за минувший февраль мною было бы от тебя получено письмо, я бы на него не смог ответить. Если бы ты позвонил, не смог бы с тобой говорить. Так меня измотал грипп, а потом его последствия. Но вот уже второй день чувствую себя лучше.
Книжка в Израиле (переиздание «Евр. счастья»), о которой так долго писал журнал «Регтайм», лопнула вместе с журналом. Такое же переиздание лопнуло в Бруклине. Вместо обещали выпустить детскую цветную. Но вскоре сообщили, что будет не цветная, а чёрно-белая. Жду, когда сообщат, что и чёрно-белая накрылась. А ведь самое захудалое издательство в Москве давно чёрно-белое не выпускает. Но что поделать? Дарёному коню под хвост не заглядывают. От вступительной статьи Ю.В. Шанина для детской книжки остался последний абзац, очень остроумный. Но если выпуск книжки накроется, то похоронит под собой и этот хороший абзац.
12.03.97. Возможно, из Евпатории девочка Вика пришлёт рисунки к детским стихам. Когда-то ты её публиковал в «Частном деле».
Девчонка в прямом смысле голодает.
Да, моя частушка на конкурсе газеты «Вокруг смеха» получила первую премию:
Я с милёночком рассталась —
Он семьёй не дорожил:
Всё, что мне предназначалось,
На парламент положил.
13.03.97. Всё, что оказалось под рукой, сгрёб в кучу и отправляю. За подборочку не краснею. Просто, возможно, что-то повторяется. Весь февраль жестоко болел и ослаб. На голову — тоже. До сих пор не очухался. Если и пишу, то только письма и только тебе.
Звонил от имени 16 стр. Хмара. Просил фельетоны, максимум на 2,5 стр. на машинке. Фельетоны могут быть абстрактные, но с намёком на сегодняшнее начальство. Попробуй!
Виноват перед Шаниным. Но просто так писать ему не могу, а для не просто так не хватает напряжения. Привет ему. Самый нежный!
А ты не забывай, что в Симферополе у тебя живёт слепнущий дружок. Пишу тебе одним глазом…
25.04.97. Одна пасха сменяет другую. Не успела кончиться маца, как вот-вот начнутся куличи и яйца. Только погода никак не уравновесится: то жара, то холодный ветер, то дождь, то снова ветер. И звёзд ночной полёт. Над городом висит комета и что-то предвещает. Нам с тобой — гонорар из газет, а бедняге Черномырдину — акции! Ещё несколько миллиардов.
Мне звонил А. Каневский из «Балагана». Спросонок не понял и говорю ему: «Ка-невский? Я тебя не узнал!». Он не догоняет: «Мы же с Вами не знакомы…». Тут я проснулся и кричу: «Это ты, Сашок?». А он: «Вовчик! Теперь я тебя узнал!».
Каневский сказал, чтобы я не волновался, ибо журнал теперь выходит в спа-ренном виде, один раз в два месяца. Зато приложение — газета «Неправда» — скоро начнёт выходить в Киеве. Так вот поговорили. Вслед пришёл пакет с журналом, а на пакете — нетронутые марки на 6 шекелей. Я их отклеил и пе-реслал Сороке, он использовал эти марки для присылки своей книжки «За стеной плача».
А как тебе новый стишок?
Рувим решил податься в христиане,
Но, чтоб в конец не изменить Творцу,
Он как-то перед пасхой утром ранним
Отправился к попу святить мацу.
ДО ПОСЛЕДНЕГО ВЗДОХА
12.06.97. Кажется, поставил точку на рукописи для издательства «Сталкер». Обещают выпустить книжку объёмом в 400 стр. В июле. Деньги тоже обещают. Получил ностальгическое письмо от Ефима Чеповецкого. Он без зазрения совести утверждает, что мои вирши знают в США, что «Евр. счастье» пользуется успехом. А я в ответ тоже пошутил, написал, что, если ему есть о ком и о чём писать и не платят так же, как мне, пусть он считает, что живёт в родном Киеве.
(К письму Владимир Натанович приколол несколько эпиграмм под общим заголовком «Вести с Украины». На дворе 2021 год, прошло почти четверть века. А что изменилось? Разве контингент пенсионеров. Но живут они теми же заботами — Я.М.).
ДИЛЕММА
Старики очки надели:
«Как теперь с продуктом быть?
Поделить на две недели
Или кошку накормить?».
02.08.97. Пришёл перевод на 40 грн. Оказывается от тебя. Мерси! И за звонок — тоже.
С издательством «Сталкер» заминка — переделывают обложку. Надеюсь, в конце августа вышлю тебе книжку. Нужно быть долгожителем, чтобы, пережив все заминки, дождаться того, чего ждёшь.
Днями всем на зло поеду на дачу. И без вас всех буду жарить шашлык в камине и запивать красным сухарём.
Да! Пришло известие из Москвы: мои детские вирши включены в антологию «Русские поэты — детям. ХХ век». Антология выйдет в конце года.
19.08.97. Вчера думал о тебе. Как видно, ты телепатически со мной о чём-то говорил. А я тебе отвечал.
Объявилась вдруг одна женщина из Москвы, позвонила, назвалась. Оказалось, много лет мы с ней встречались на 16-й полосе. Зовут её — Инна Гамазкова. Сейчас она работает в толстой детской газете «Жили-были». Попросила что-нибудь прислать. Выслал и забыл. Днями письмо: стихи в полосе, пошли в номер. Кстати, женщина действительно способная. Вот пример:
По весне лягушки
Скачут друг на дружке.
Начинается игрой,
А кончается икрой.
Правда, хорошо?
31.08.97. Вот и лето прошло, а мы так и не повидались. Грустю.
В основном занимался технической стороной: составлял рукописи, дополнял. Наконец, сдал и теперь жду результатов. Обещают в этом году. Книжки будут несколько прикладные — для школы. Это те, которые крымские. Московские — будут поэтическими, хотя в прозе.
Ты намекнул на возможность публикации пьесы. Не возражаю, хотя не считаю её законченной. Никак не наберусь отваги снова засесть за работу. А надо!
Мерси за публикации. Новая твоя газета хотя и районная, но вполне столичная и сделана со вкусом.
По моим разведданным в Киеве скоро начнёт выходить газета «Неправда» (приложение к «Балагану») и дайджест «Московского комсомольца».
22.10.97. С удовольствием поделился бы новостями, но, кроме давления 220х120 у меня вроде бы ничего и нет. Впрочем, от давления, кажется, на некоторое время избавился. Вчера. Пришёл хороший гость, принёс какой-то странный коньяк под названием «Пиньяк». Я дёрнул грамм 50 и через полчаса вдвое упало давление, до 130х70. Сегодня утром измерил: 140х90. У Нонны — 180х120. Заставил дёрнуть пиньячку гр. 30. Спустя полчаса — 140х80. Итак, я бросаю курить и начинаю пиньячить. И всем советую нормализовать давление.
Звонила неизвестная дама из Цюриха. Попросила сказки — короткие. Если даме не нужны длинные — это меня только радует. Выслал. Ответа не жду, т.к. не надеюсь. Но приятно.
Из Израиля письмо идёт пять-восемь дней, из Москвы — 20–25. Да, в Киеве открылся новый журнал «Та-ра-ра». Сообщили, что я — член редколлегии. Журнал делают некие Гоцуленки — муж и жена. Первый номер выйдет в начале ноября. Обещают полновесный гонорар. Поверим.
18.12.97. Вчера после упорного, порой непосильного труда, закончил «Азбуку» для детей. О новых, планируемых для Киева изданиях — «Неправда» и «Балагаша» — уже писал. Л. Каневский хочет, чтобы я стал членом редколлегии журнала. М.б., наконец, что-нибудь обломится. И я впервые что-нибудь поимею от евреев. А пока жизнь пролетает мимо моего полустанка.
Вчера закончили запись фонограммы для «Каштанчика». Если пьесу возьмут к постановке — готов выслать кассету. Музыку записывали на чужой «Ямахе», за что заплачены деньги. Так что, в ответ на кассету, театр пусть пришлёт часть затраченных денег, хотя бы 100 грн. А музыка — отличная!
05.03.98. В местной прессе опубликован список соискателей Госпремии Крыма. Я — в номинации «Детская литература». Выдвижение ещё не означает вручения. К этому делу отношусь скептически. Но если дадут, то у тебя будет друг-лауреат.
Снова ушёл в детские стихи. На взрослые не стоит.
09.07.98. Всё труднее заставить себя садиться за рабочий стол. Всё реже появляются вирши. Привыкаю и к этим переменам в жизни.
Премию ещё не выдали и неизвестно. Пять месяцев зять не получает в аэропорту зарплату.
04.03.99. Наконец собрался тебе черкануть пару нежных слов. Помню тебя, люблю и ещё раз люблю. Порой переживаю: как обстоят дела с работой? Как дела у Пети? Побывал ли ты у него в Харькове?
Сестра с мужем в Германии. Он пьёт пиво, она льёт слёзы — ностальгирует. Со мной вдруг стала заигрывать Москва: прислали договор из ООО при газете «Труд». Собираются использовать мои произведения в приятных для меня и для них планах.
Скажу по секрету: теперь меня называют Орлов-сан. Япония интересуется.
Хочется сообщить побольше приятных новостей. Сижу и придумываю.
Когда придумаю что-нибудь новенькое — ещё раз напишу. Придумай и ты что-нибудь.
30.09.99. Меняю стихи на почтовые переводы. Болезни мешают быть подробным. Прости за короткую записку. А ты пиши мне длинные письма. Ты моложе.
НУВОРИШИ
Выше цитировал письма Владимира Натановича конкретному человеку, мне. Потому, позволил себе вмешательство в текст путём сокращения информации и фактов, которые вряд ли интересны посторонним. В сентябре 99-го В.Н. Орлов отметил свою 69 годовщину. Спустя считанные недели его не стало. Доконала боль в позвоночнике — следствия травм, полученных в десантных войсках, где он проходил срочную службу.
(Купол неба, да ещё во времена, когда парашюты не отличались совершенством, был сопряжён с риском для здоровья, а то и жизни. О службе В.Н. в десантных войсках я слышал и не раз, но вряд ли от самого поэта. Не любил он распространяться о перипетиях своей судьбы.
Эти воспоминания послал сыну Орлова, отдельно попросил уточнить, когда отец увлёкся парашютом: до призыва в армию или всё-таки после? Передаю слово Юрию Владимировичу:
— Это было папино увлечение небом, просто записался в ДОСААФ и пошёл прыгать. А после армии или до — сейчас я что-то засомневался, когда точно. Кажется, после, потому что что в армию его забрали чуть ли не с корабля, где он служил матросом в гидрографии).
Телефон-телефоном, но письмам поэт больше доверял и доверялся. Нарастало удивление, с чего это вечно подтрунивающий В.Н. вдруг перешёл на нежные интонации? А это он прощался… Дошло до меня после грустного звонка Нонны Гавриловны.
Не смог я полететь в Симферополь, отдать последний долг. Остался без работы. Обе мои частные газеты одна за другой перестали быть нужными своим хозяевам. А сына моего, у которого прорезался талант филолога, выперли из Киевского университета. По до боли мне известным причинам. Спасибо профессору Ю.В. Шанину, его стараниями сына приняли на ту же классическую филологию в Харьковском университете.
Владимир Орлов, Феликс Кривин и некоторые другие авторы с 16-й страницы «Лит. Газеты» подняли планку обоих изданий, которые редактировал. Газеты заметили, они раскупались в киосках. После закрытия, в портфеле редакции оставался приличный запас. Посчитал своей обязанностью его пристроить.
Сунулся с предложениями к удачливому гл. редактору широко рекламируемой газеты. Неделю ждал решения, другую. Наконец, меня допустили в кабинет, увешанный с потолка до пола фотографиями хозяина в окружении разнокалиберных знаменитостей. Главный спрыгнул с кресла, ткнул себя кулачком в грудь, изрёк:
— Стихи да эпиграммы мы отбросим сразу, вчерашний день. Людям нынче не до рифм. У Кривина, в основном, проза? Ну и что? Кто теперь его знает? Вот если бы он написал нам о подпольном публичном доме в Закарпатье, тогда — да. А так — не наш он автор. Печатать не будем.
Запал в уши спич того же редактора на редакционной летучке. На полном серьёзе босс утверждал, что активное вмешательство литературных редакторов в текст повышает читабельность. А заголовки следует искать под ногами, то есть в самом тексте. Поневоле припомнилась присказка старых газетчиков, что телеграфный столб — хорошо отредактированная сосна. Да как иначе, если литправкой в той газете занимались люди, для которых переливание мыслей в слова — механический процесс. Без творческого озарения.
Довелось присутствовать на собеседовании (кастинге), где подбирали сотрудников для новой газеты. Вербовщиков интересовали исключительно неофициальные связи претендентов — в государственных, силовых, правоохранительных структурах. Вопрос: владеет ли соискатель журналистской работы пером? — даже не рассматривался.
Вскоре прихватил запасы юмора и сатиры, и поехал в «Зеркало недели», считавшимся респектабельным. Еженедельник обзавёлся даже заведующим отделом юмора. От стихов зав. отделом отказался, зато подборку со свежими прозаическими миниатюрами Феликса Кривина взял. Обещал поместить в ближайшем номере. Не поместил. Спустя месяц или полтора зажал заведующего в угол и потребовал ответа: опубликует или нет?
Специалист по юмору признался:
— Готовлю большую подачу своих карикатур. Придерживаю Кривина, чтобы у рисунков имелся хороший фон…
Прошло пять, десять, пятнадцать, двадцать лет. В Киеве, на книжном базаре рядом с метро «Петровка» («Почайна»), можно купить книги Орлова и Кривина. Издают их за границей, Украина экспортирует. Хотя Феликс Давыдович продолжал нахально гнуть свою линию. Так и не научился писать репортажи из подпольного публичного дома.
…Газетные рубрики со временем «в привычку входят, ветшают, как платья». В бывшей моей газете «Комсомольское знамя» (изменившее название на «КоЗу» и «Независимость») в девяностые годы появился пренебрежительный раздел: «Стишки». Возможно пока это определение относилось к произведениям иных авторов и самого заведующего отдела Михаила Френкеля, некоторый сенс в такой рубрике имелся. В качестве намёка. Редакция, дескать, знает цену предложенному товару, однако ничего поделать не может — лучшего под рукой не оказалось.
В эту газету тоже отнёс часть запаса. Открывали подборку эпиграммы Владимира Орлова. Зав. отделом Френкель поместил их в ближайшем номере. Под возмутительным грифом «Стишки». Рядом не постеснялся отвести место собственноручным четверостишиям. Разумеется, никакими уничижительными определениями их не снабдил.
Из-под пера Владимира Натановича выходили отнюдь не бабочки-однодневки. Спустя годы и годы после смерти поэта его сатирические произведения украсили несколько томов отменной серии «Антология Сатиры и Юмора России ХХ века». Составители сборников не дураки, они отлично понимали: без «Орлова из Симферополя» антологии будут не полными. Хотя, разумеется, львиную площадь отвели собственным сочинениям. Опять же у поэта из провинции отбирали далеко не самое яркое. Чтобы их собственная продукция не поблекла рядом.
Но я отвлёкся. Вскоре после выхода в свет злополучного номера «Независимости», поднялся на шестой этаж бывшего «Дома печати», спросил у Френкеля:
— Как же у тебя поднялась рука назвать эпиграммы Орлова стишками?
Член редколлегии «Независимости», «Заслуженный журналист независимой Украины» меня не понял:
— Давно веду в газете юмористический отдел, и никогда ни от кого не было претензий…
Как тут возразишь? Попытался изложить свою мысль в сокращённом до трёх букв варианте. Всё равно зав. отделом меня не понял. Остался при своём мнении, что он, именно он, сделал одолжение поэту Орлову, вписав его фамилию в гонорарную ведомость.
ПОВСПОМИНАЕМ И УЛЫБНЁМСЯ
Несколько поколений читателей выросло на стихах Владимира Орлова. Благодаря газетам и журналам, книгам и некогда популярной радиопередаче «С добрым утром!», мультикам и спектаклям кукольных театров. Давайте повспоминаем вместе.
Картинка-пейзаж с крокодилом в роли охотника:
Плыли тучки в синеве
Над овечкой с бубенцом.
Крокодил лежал в траве,
Притворялся огурцом.
Ещё о крокодиле.
— Спасите! — кричит аллигатор,
Я лапы обжёг об экватор!
А мама пожала плечами:
— Здесь надобно ползать ночами.
А что скажете о хорошо воспитанном дятле?
Дятел, даже молодой,
Вежливая птица:
Он всегда перед едой
К червячку стучится.
Как положено стихам для малышей, у Орлова они звонкие, легко запоминающиеся, пропитаны золотым крымским солнцем и оздоровительным морским воздухом. Повзрослев, в полюбившихся строках читатели удивлялись прозрачным намёкам на окружающую действительность. И не когда-нибудь, а в самые застойные времена.
Бредут верблюды равномерно,
В ноздрях верёвочка у них.
Куда-то вдаль шагает первый
И за нос водит остальных.
Ко всему прочему Владимир Натанович доказал, что дети могут с первого раза запоминать строки, вообще не скреплённые рифмами. Вот концовка одного из стихотворений о чёрном пуделе:
— Наверно, я честный,
— Задумался пудель.
И лапой затылок себе почесал.
— Но если старушка
Мне дом доверяет,
Зачем же буфет
Закрывать на замок?
Дети смотрят на окружающий мир глазами своего поэта. Потому всё вокруг кажется добрым и ласковым. Окрашенным светлой улыбкой…
Возле дома,
На площадке,
С братом я
Играю в прятки.
Я братишкой
Дорожу —
Я его не нахожу.
Ой, беда,
Беда, беда!
В речке кончилась
Вода!
Это из-за Вали —
Валю умывали!
Получив паспорт, окончив школу, перейдя в солидный строй родителей, читатель всё так же, с первого раза, запоминает стихи знакомого с ясельно-детсадовского возраста автора.
Нет ничего надёжнее
Микроба:
Он предан человечеству
До гроба.
Грустные стороны жизни в интерпретации В. Орлова выглядят иначе, окрашены философской мудростью.
За всё, что память бережно хранит,
За все былые радости и сладости,
За молодость, нам данную в кредит,
Приходится расплачиваться старости.
Под рукой мастера даже каламбуры поворачивались порой своей не смешной стороной:
Одним — по дачке,
Другим — подачки.
Чаще всего обращения поэта к взрослой аудитории публиковала знаменитая среди интеллигенции 16-я страница «Литературной газеты».
Чтобы завершить рассказ об отношениях Орлова с этой газетой и этой страницей, вспомним постоянного её автора — Евгения Сазонова. Смею утверждать, лучшие стихи, приписываемые всесоюзно известному графоману, принадлежали перу Владимира Орлова. Он подарил Сазонову такие стихи:
Когда молчу я на рассвете,
Я нежно думаю о Свете!
Когда молчу я на закате,
Я нежно думаю о Кате!
Когда молчу, бродя в тумане,
Я нежно думаю о Мане!
Когда молчу в лесу и в поле,
Я нежно думаю о Поле!
Вот так живу я и молчу.
Зато молчу о ком хочу!
Ограниченные площади книг для детей приучили Орлова обходиться минимумом изобразительных средств. Где драматургу или комедиографу потребовалось бы полотно длиной в три, а то и в пять действий, поэт укладывался в… две строки. При этом соблюдал все необходимые компоненты детективной истории: завязка, кульминация, неожиданная развязка. Судите сами.
Один петушок был в хозяйку влюблён.
А эта хозяйка любила бульон.
Весной ушёл из дома кот.
— Прощай! — Сказал. — Труба зовёт!
Двадцать лет нет с нами замечательного поэта. Стихи его продолжают жить и радовать детей, их мам и пап. С двухтысячного года Крымская республиканская детская библиотека в Симферополе носит имя Владимира Орлова. А ведь с точки зрения составителей справочника «Письменникі радянськоі Украіни», вышедшего в свет в 1981-м году, уж кто-кто, а Владимир Натанович Орлов не имел права на такую честь, поскольку не был членом или кандидатом в члены КПСС. Мало того, Орлов чуть ли не единственный из почти тысячи официально признанных писателей УССР, не имел среднего образования.
Стихи, написанные Орловым двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят и шестьдесят лет тому назад и сегодня кажутся сиюминутным откликом на происходящее вокруг.
Посеяли картошку и горох,
Взошли в полях зелёные растения.
И тут же закричал чертополох:
— Долой некоренное население!
Родился В.Н. Орлов в 1930 году. Замкнул ряды тех мальчиков, которые мечтали «хорошо бы завтра вырасти и поехать на войну». До призывного возраста не хватило им двух, трёх и четырёх лет. Склоняем головы перед подвигом фронтовиков, но часто забываем о следующем по пятам поколении. Пролистайте биографии выдающихся людей и поймёте, в каких порядочных и честных профессионалов выросли не попавшие на фронт мальчишки. Во всех областях человеческой деятельности.
Но раз разговор о поэте, назовём писателя Виктора Конецкого (1929-й год рождения), актёра и кинорежиссёра Леонида Быкова (1929), актёра, кинорежиссёра и писателя Василия Шукшина (1929), писателя Феликса Кривина (1928).
В середине восьмидесятых Владимир Натанович опубликовал книгу: «Прочтите взрослым». Жаль, вскоре интерес большинства издательств к стихам несколько изменился.
А болезни приковали человека к дому. Мир сузился до экрана телевизора и монитора Интернета. Но поэт продолжал работать. О чём красноречиво свидетельствует хотя бы цикл «Поёт гормон по вечерам».
Вот выпьешь сто и пива кружку,
А после — кружку и сто грамм.
И вот уже, зовя подружку,
Поёт гормон по вечерам.
Любил я женщин трогать с детства,
Себя волнуя самого.
Теперь могу им тронуть сердце.
И всё. И больше ничего.
А как вам подражания Омару Хайяму?
Я тихо в дом вхожу. Жена ещё не спит.
Она всегда со мной поспорить норовит.
Я ласково бросаю: «Добрый вечер!»
Она мне: «С добрым утром!» — говорит.
Ожидания лучшей доли в девяностых грели буквально каждого. О чём, собственно, цикл Орлова «Наивы».
Рокфеллеры, проверьте ваше древо:
У вас и у меня — праматерь Ева.
Давно в семью пора меня принять,
Чтоб ублажить мою и вашу мать!
Совсем больной и сильно постарелый
Я жду звонка английской королевы.
Неужто главной даме Альбиона
Нельзя найти мой номер телефона?
До последних дней улыбка над собой не оставляла Орлова.
С годами я мучительно старею,
Хирею, пропадаю ни за грош.
Я стал похож на старого еврея,
А был — на молодого я похож!
Четверостишие вместе с заголовком «Утренний обход в больнице» вообще можно принять за отзыв о «медицинской реформе на Украине», стартовавшей в шестнадцатом году ХХI века.
— Выметайся-ка отсюда поскорей
И за койку понапрасну не держися!
Тут у нас, дружок, не мавзолей —
Тут у нас, дружок, не залежишься!
Или такое наблюдение, перенесённое на бумагу в самом начале девяностых.
На всей планете — наши граждане,
У нас теперь полно свобод:
Ведь на Земле страна не каждая
Пускает по миру народ.
Достаточно у Орлова строк и на, так сказать, вечные темы.
Приятель Фима никогда не врёт
И за нос никогда меня не водит:
Пообещал прийти — всегда придёт.
Не обещал — а всё равно приходит.
Завершим короткое путешествие по творчеству «Владимира Орлова из Симферополя» (сноска в «центральной» печати времён Советского Союза) строками из как бы наследия незабвенного Евгения Сазонова:
Люблю природу. Что за благодать
Бродить в лесу подальше от прогресса!
Неделю обещаю не писать —
И сэкономить два гектара леса.
НЕХОРОШЕЕ ЧИСЛО
В разговоре с Владимиром Натановичем, особенно по телефону, необходимо было держать ухо востро. Стоило, к примеру, на вопрос «Как дела?» ответить стандартным «Ничего себе!», тут же нарывался на искреннее недоумение:
— Как это? Себе — и вообще ничего? Так нельзя! …
Поделился, новостей нет, разве что запустил усы. Сходу уточнение:
— Куда? Куда запустил усы — спрашиваю?
Не скрою, я бывало морочил Орлову голову своими стихотворными фельетонами. Похвастался, что родилась ударная первая строка: «Апостолы, столпы моей системы…», а дальше, как заколдобило. Владимир Натанович замолчал. Видимо, сдержался, чтобы не обидеть меня.
— Знаешь, есть вещи, в которые не следует походя тыкать своим остроумием. Первым в этом неприкасаемом списке стоит Бог. Если хочешь, мировой разум, что скрывается за этими тремя буквами…
Однажды, под конец телефонного разговора, Орлов, коренной крымчанин (кажется, даже крымчак, хотя смутно представляю разницу между этими этническими образованиями) вышел из себя. Возмутила его моя информация о проделках очередного украшателя Киева, сидевшего в кресле мэра города.
Возьму паузу для небольшого экскурса в историю. Столице Украины не везло с градоначальниками. А что касается голов города в последние десятилетия ХХ века и в первые два десятилетия XXI века — вообще провал за провалом.
Не секрет — почему. Ни один из них не родился и не рос в этом городе. Не впитал с молоком матери названий улиц и соборов, не пропитался днепровским воздухом и очарованием днепровских склонов.
А радений об улучшении облика древней столицы у каждого хоть отбавляй. То же ударное возведение бетонных новоделов на месте разрушенных в тридцатые годы храмов. Или ваяние скульптур из белого итальянского мрамора вместо изначальных бетонных. Дальше — больше. У входа в главпочтамт возникла стела, окружённая у подножия россыпью имён областных центров. С указанием расстояния в километрах от Киева.
Остолбенел. Гляжу — что такое? Оказывается, центр республики Крым отстоит от столицы ровно на 666 км… Сатанинское число… Не успел досказать Владимиру Натановичу, как из трубки — очередь нелицеприятных слов. Будто это я, а не украшатель моего родного города, всобачил потустороннюю цифру. Пытался вставить слово, но В.Н. продолжал накаляться.
— Как могли! Сатанинское число, да ещё отлитое в металле! … Это не чёрная кошка пробежит между Киевом и Крымом. Это предвестник беды. Ох, чувствую, накличут лиха неумные дяди от Киева…
Предчувствия не обманули поэта. Нехорошее число проявило свой скрытый подтекст. В 2014 году полуостров плюнул на Киев и уплыл в Российскую гавань…
Кстати сказать, в августе 2015 года я наведался к Главпочтамту. Стела на месте, названия областных центров — тоже. Вместе с указанием расстояния до них. И Симферополь, как заверяют инициаторы раскола Украины, «всё ещё наш». Правда, отстоит на 1 км дальше — на 667 км…
Не иначе, как очередной мэр спохватился и перепроверил расстояние другой рулеткой.
ШОЛОМ, СОЛДАТ!
Начну с газетного сообщения. На пороге двадцать первого века всеукраинское средство массовой информации, принадлежавшее олигарху из Донецка, озаглавило небольшую заметку такими словами: «Пятьсот евреев в одной могиле». Хотя речь шла не о национальности погибших, а о их вероисповедании. Оказывается, ещё в ту далёкую, Крымскую войну, надпись на одной из лент на венке «Города русской славы — Севастополя», изложена на иврите. Факт зафиксирован памятником над братской могилой пятисот российских воинов иудейского происхождения. Монумент за столетие не потревожили, но засекретили. Поскольку располагался на бывшей окраине города, ставшей со временем территорией военного завода, то бишь — «почтового ящика». Куда посторонним вход воспрещён.
Подлый слушок о том, что «евреи не воевали», оказывается, красноречиво опровергнут ещё сто пятьдесят лет тому назад. И семейное предание Орловых о том, что они носят фамилию командира драгунского полка, обрело официальное подтверждение. Со времён Аракчеева в кантонисты, в учебные роты будущих солдат, набирали сирот и детей бедняков, в том числе иноверцев. Каторжная муштра в северных краях. Выживали сильнейшие. Не более половины от числа мобилизованных. Они пополняли ряды драгунов — бойцов тяжёлой кавалерии, вооружённой саблями, винтовками пиками и бердышами. Бывшие кантонисты, оттрубившие на солдатской службе четверть века, то есть, достигшие 45 лет, имели право на земельный надел — вариант пенсионного обеспечения. Среди таких счастливцев оказался прадед Орлова — Яков. По всей видимости, он воевал в Севастополе. Иначе бы его не наградили землёй в Крыму.
О том, что случай с прадедом поэта Орлова не единичный, говорит фамилия советского военачальника, генерал-полковника танковых войск, дважды Героя Советского Союза Давида Абрамовича Драгунского. Не будь предок советского генерала кантонистом и драгуном, вряд ли царские паспортисты позволили бы ему иметь такую воинственную фамилию. Прадеда Драгунского наградили земельным наделом за чертой оседлости — в Брянской области.
Пьесу-притчу «Шолом, солдат!» Владимир Натанович писал с 1996 по 1997 гг. Переставлял сцены и монологи действующих лиц, сокращал и добавлял эпизоды. У меня два экземпляра пьесы — машинопись 96-го и альманах-ежегодник «Егупец», №8 за 2001 год. Могу сравнить и подтвердить: работал автор упорно.
Действующих лиц всего шесть. Солдат Иаков — бывший кантонист, Рэб Лазарь — старый раввин, Ерохим — кузнец, Рахиль — жена кузнеца, Эся — молочника, Вервел — суматошный еврей. Ещё три бессловесных действующих лица: молодожёны Двойра и Мотеле да мальчик-кантонист из воспоминаний солдата Иакова о детстве. Действие происходит, счёл нужным подчеркнуть автор, в 50-е годы девятнадцатого столетия в маленьком еврейском местечке на юге Украины. Весьма важное замечание. Возможно, оно сыграло свою роль в том, что пьеса, несмотря на все договоры, не попала на сцены театров Крыма и Киева. В портфеле альманаха «Егупец» «Шалом, солдат!» пролежал более двух лет.
В окончательном варианте действие начинается с песенки раввина. Седовласый служитель иудейской религии, оказывается, в тайне от раввината писал стихи. Как тут не подумать, что на автора пьесы произвела впечатление реакция раввинов конца двадцатого века на книгу «Еврейское счастье». Два нынешних раввина на полном серьёзе посчитали стихи поэта сугубо светскими, не отвечающими религиозным канонам. Владимир Натанович, пользуясь правом автора, отыгрался. Как говорится, по полной. Рэб Лазарь то и дело подходит к столику и что-то записывает в тетрадь. Мало того, сам поёт свою песенку. Позволю себе привести первую и последнюю строфы вместе с припевом:
Жил весёлый человек
И по сердцу и снаружи.
Повторял он целый век:
— Ничего, бывало хуже!
Надо плюнуть и забыть,
Сердце не тревожить.
Лучше нам не может быть,
Хуже быть не может!
…Он весёлым был всерьёз,
И других смешил к тому же.
Умирая, произнёс
— Ничего, бывало хуже.
Надо плюнуть и забыть,
Сердце не тревожить.
Лучше нам не может быть,
Хуже быть не может.
Весёлая песенка, нечего сказать. Из жизни маленького еврейского местечка середины позапрошлого века. Впрочем, не будем уточнять. Автор пьесы посчитал необходимым приписать раввину некоторые свои стихи из сборника «Еврейское счастье». Те самые, что так не понравились современным служителям иудейской религии.
Под общей крышей небосвода,
Враждой своею знамениты,
Живут на свете два народа —
Евреи и антисемиты.
Мы с тобою, как ростки,
С общими корнями.
Или речью мы близки,
Или именами.
Оглянись по сторонам,
Обрати вниманье:
Там Иона с Мириам,
Тут — Иван да Марья.
Стихи, о которых Рэб Лазарь говорил: «если раввинат узнает, меня лишат должности и проклянут». Для раввина, действительно, большой грех утверждать:
Мы все живём в раздорах и грехах,
Не думая о том,
Что говорим на разных языках,
А плачем — на одном.
А следом — чуть ли не богохульское предвидение.
Уйдут от нас трагедии и драмы,
Не будет преждевременных седин,
Когда молиться будем в общем храме —
Поскольку бог у всех у нас один.
Оставим раввина размышлять да философствовать. Он — одно из действующих лиц пьесы-притчи, не более. Содержание пьесы можно пересказать в двух-трёх словах. Отслуживший своё драгун Иаков отравился пешком искать дом, откуда его забрали в кантонисты, где оставил маму, отца и сестрёнку. Добрался-таки до своего местечка. Никто из земляков его не узнал. Не осталось никого из близких. Умерли от горя, от голода, уехали подальше. Но старый служака всё же нашёл самое главное в жизни богатство — любовь. Любимую женщину. Остальное — приложится. Должно приложиться. Руки-ноги, пусть в шрамах, но целы, работы не боятся. Жизнь начать с чистого листа никогда не поздно.
Альманах «Егупец» — издание киевского Института Юдаики. Институт и редакция при нём располагались и располагаются в одном из помещений Киевской Могилянской академии — известного питомника национально озабоченных украинских кадров. После развала страны академия национализировала учебные корпуса и общежития бывшего военно-морского политучилища — правопреемника штаба Днепровской военной флотилии, вселившегося в монастырские здания вскоре после Октябрьской революции. За сменой вывески учебного заведения последовало кардинальное изменение ориентации. К середине девяностых Могилянка стала кузницей националистических кадров. Пролистайте личные дела депутатов киевской городской или Верховной Рады, высших чиновников, прочих громкоголосых деятелей — через одного, если не чаще, они позаканчивали Могилянку. Там же защитили соответствующие диссертации.
Не останавливался бы на этом вопросе, который к нашему разговору не имеет отношения, да не могу забыть историю, из-за которой Владимир Натанович так и не увидел при жизни своё произведение на сцене. Или хотя бы опубликованным. Ни о каких гонорарах речи уже не шло. К концу века — вовсю торжествовали рыночные отношения. Как подтвердил пример знакомого Орлову по Симферополю некоего Коротко, восторжествовали другие взаимоотношения — не авторам издатели платили, авторы — издателям.
«Егупец», будем справедливы, денег с Орлова не требовал. Но откладывал и откладывал публикацию. Владимир Натанович не увидел восьмой выпуск ежегодника, не подержал увесистый том в руках. Книга вышла в свет через два года после смерти поэта. Меня сей факт тем сильнее раздосадовал, что это я отнёс в альманах пьесу-притчу, время от времени звонил и спрашивал: «Ну как?»
Отвечали мне уклончиво. Тогда напрямую обратился к члену редколлегии, моему наставнику по литстудии ещё в издательстве «Молодь», Мирону Петровскому. Оказалось, что приём, позволивший автору соединить несоединимое, погрузить читателя-зрителя в атмосферу заштатного еврейского местечка, этот приём смутил ответственного начальника альманаха.
Герои пьесы Орлова общались между собой на двух языках. Ветеран русской армии, отставной солдат Орлов, говорил на чистом русском языке, с вариациями. Его верная кобыла, если интересно, имела кличку Балда. С отставным солдатом говорил на равных тайный поэт, он же мудрый старый раввин, Лазарь. Остальные герои пьесы больше балакали на украинском, вернее, на суржике, густо настоянном на синтаксисе идиша — в те годы разговорном языке евреев в наших широтах. Давно доказано, на синтаксис идиша опирается знаменитый язык одесситов. И анекдоты, родившиеся там же, на берегу Чёрного моря. Подобные тексты естественно звучали на улицах давно исчезнувшего местечка.
Ответственного сотрудника института Юдаики из киевской Могилянки очень даже смутила неправильная украинская речь персонажей. На полном серьёзе требовал, чтобы евреи в пьесе говорили на чистом языке, а все остальные — на тарабарском. Тогда, пожалуйста, готовы пьесу напечатать. А ведь до «Законов о языке», кои через пятнадцать-двадцать лет напринимала Верховная Рада, была ещё куча времени.
Спасибо Мирону Семёновичу Петровскому. Он надавил на членов редколлегии своим авторитетом. Пьеса вышла в свет в первозданном виде. Позволю себе заметить: даже более, чем в первозданном. Технические редакторы не взяли на себя труд набрать помельче шрифтом реплики от автора, выпуклее подать стихи… Как получили машинопись на 48 страницах, так и отправили в набор. Без всяких указаний. Это уже придирка с моей стороны. Многолетний редакторский опыт учит: в печатном произведении всё важно — и шрифт, и паузы, и реплики. Тогда страницы не превращаются в кроссворды. Правда, «Егупец» одну правку всё же внёс. В машинописном оригинале пьесы в слове «Шолом» после «Ш» стоит «О», как в имени Шолом-Алейхем, а в альманахе «О» заменили на «А» …
ОРЛОВСКИЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ЧТЕНИЯ
Два последних письма Владимира Натановича в мой адрес написаны не чётким бегущим почерком. Напечатаны на машинке. Вернее, на одном из первых вариантов принтера. Письма помечены 4 марта и 30 сентября 1999 года, удостоверены подписью автора — двумя обнявшимися буквами «В» и «О». За несколько недель до конца года поэта не стало. Но уже весною 2000-го Орлов вернулся в родной город, его имя, как мы с вами знаем, было присвоено Крымской республиканской детской библиотеке.
Друзья-библиотекари сделали регулярными «Орловские литературные чтения». Первые такие посиделки провели в ноябре 2003 года, вторые — в ноябре 2005-го. Знаю, подобные чтения продолжались и в последующие годы, однако события весны 2014-го прервали всякие связи с Симферополем. Ни дозвониться, ни письма написать.
Документы, которыми располагаю, красноречиво свидетельствуют об уважении крымчан к памяти «классика детской литературы». В кавычки взял слова, что кочуют в «Чтениях» из выступления к выступлению. Приведённые в начале абзаца «друзья-библиотекари» взяты не откуда-нибудь, а из приветствия к Новому году, которое Владимир Натанович, лишённый возможности самостоятельно передвигаться, отправил на ул. Тургенева, в библиотеку, носящую теперь его имя. Так и написал: «Орлова лечат не аптекари, а друзья-библиотекари». Любители же символов и совпадений могут отметить про себя, что стоящие отныне рядом имена Тургенева и Орлова наглядно подтверждают преемственность высоких литературных традиций.
Большинство участников слушаний поставили творчество В.Н. Орлова в один ряд с зачинателями советской детской литературы — Корнеем Чуковским, Самуилом Маршаком, Агнией Барто, Сергеем Михалковым. На мой взгляд в список правофланговых надо бы обязательно добавить Веру Инбер. Её стихи для детей очень даже близки Орлову по духу.
Понимаю, заголовки в последние времена не всегда соответствуют содержанию статей. Однако исключения бывают. Среди них — названия докладов участников «Вторых орловских слушаний». Они достойны того, чтобы привести их полностью, без сокращений
«Детское чтение и книга, как идея сотрудничества взрослых и детей». «Он писал, как дышал…». «Творческое наследие В.Н. Орлова — основа духовно-нравственного становления подрастающего поколения». «Формирование духов-но-нравственных начал и гражданственности у детей дошкольного возраста на основе поэзии В. Н. Орлова». «Произведения классика детской литературы Владимира Орлова в переводах крымских писателей на сцене Крымского театра ку-кол: вчера, сегодня, завтра». «В.Н. Орлов. Возрождение духовных традиций». «Исцеляет слово Орлова: библиотерапевтическое воздействие произведений поэта». «Уроки мастера поэтического слова Владимира Орлова». «Неиссякаемый родник — творчество Владимира Орлова». «Классик детской поэзии Владимир Натанович Орлов». «Тема общности и ответственности людей за разумную жизнь в творчестве В.Н. Орлова». «Литературно-краеведческий кружок «Орлёнок». «И строчка каждая рисунком хочет стать…».
На первых чтениях выступили двадцать докладчиков, каждый из них был рад возможности ещё и ещё раз подержать на языке стихи и строки из стихотворений Орлова. С особым удовольствием ораторы перечисляли названия книг Орлова для детей, утверждая, что все они ведут ребёнка в волшебный мир: «Тимошкина гармошка», «Крымские чудеса», «Первая дорожка», «Светлая песенка», «Кудрявая песенка», «Все вместе, все на месте», «Всем, всем добрый день», «Живая ниточка» и др.
Всё потому, что…
…Птицы учат ПЕНИЮ,
Паучок — ТЕРПЕНИЮ,
Пчёлы в поле и в саду
Обучают нас ТРУДУ.
И к тому же в их труде
Всё по справедливости.
Отражение в воде
Учит нас ПРАВДИВОСТИ.
Учит снег нас ЧИСТОТЕ,
Солнце учит ДОБРОТЕ:
Каждый день, зимой и летом,
Дарит нас теплом и светом.
И взамен ни у кого
Не попросит ничего!
У природы круглый год
Обучаться нужно
Нас деревья всех пород
Весь большой лесной народ
Учат крепкой ДРУЖБЕ.
Под пером поэта играет и переливается всеми красками «НОВОГОДНЯЯ СКАЗКА» …
Крыши блещут серебром,
Белый снег искрится,
Спит девчонка сладким сном,
Сон девчонке снится:
Зал огнями залитой,
Музыка и маски,
Принц в короне золотой
Из волшебной сказки.
Смотрит в комнату Луна —
Старая колдунья.
Всё исполнится сполна
Может в полнолунье.
При такой большой Луне
Может всё случиться…
Спит девчонка в тишине,
Чудесам не спится.
Под щекою кулачок,
На щеке веснушки…
И хрустальный башмачок
Блещет на подушке.
Читатель, маленький и взрослый, с первого звука верит: именно такими словами, какие записал поэт, общается с пробуждающейся листвой солнышко.
Шепчет солнышко
Листочку:
— Не робей, голубчик!
И берёт его из почки
За зелёный чубчик.
И снова о нашем светиле:
Чтоб звенел зелёный смех,
Детвора не плакала,
Светит солнышко для всех,
Светит одинаково.
День откроет на заре
Золотистым ключиком,
Чтобы досталось на дворе
Каждому — по лучику.
У ребёнка с первых месяцев жизни — обострённое чувство ритма. Чтение, повторение за взрослыми хороших стихов, настраивают юного читателя на игровой лад, вызывают импульсы сотворчества.
Шёл я из Бельбеково
Мимо Кукареково,
Около Мумуково,
Повернул на Хрюково,
А потом из Хрюково
Повернул на Кряково,
С удочкой бамбуковой
Посидел у Кваково.
Добрый волшебник Орлов готов сопровождать малыша с утра до вечера, а когда за окном окончательно стемнеет, поможет малышу заснуть.
Ежонок укрылся осенним листом,
Пушистая белочка — пышным хвостом,
А Мишка — своей косолапой,
Своею лохматою лапой.
А ты одеялом укройся
И серого волка не бойся.
Несмотря на глобальные общественные сдвиги, обрушившиеся на страну, пожелания поэта своим читателям нисколечко не пожухли, сохранили свою первозданную свежесть и общечеловеческую мудрость.
Я желаю вам добра,
Но совсем не серебра!
Я добра желаю всем,
Но не золота совсем.
Я, желаю, чтобы с вами
Людям было веселей,
Чтобы добрыми глазами
Вы смотрели на людей.
Чтобы были справедливы
И в решениях мудры.
К людям будете добры вы —
Люди будут к вам добры.
Никак иначе. Ибо все мы соседи по планете Земля.
Словно крыша, над землёю
Голубые небеса,
А под крышей голубою —
Реки, горы и леса.
Океаны, пароходы,
И поляны, и цветы,
Страны все, и все народы,
И, конечно, я и ты.
Среди участников «Первых Орловских литературных чтений» — библиограф из взрослой Крымской библиотеки им. И. Франко. Она-то и напомнила, что В. Орлов — признанный детский писатель, классик детской литературы — всегда был даже очень взрослым писателем. Начал поэт путь в литературу с публикации в №1 за 1958 год в журнале «Советская Украина» (предшественник «Радуги») стихотворения «Сапгир», рассчитанного на взрослое восприятие.
Став автором десятков сборников стихотворений для детей и десятков пьес для кукольных театров, поэт параллельно освоил взрослую борозду — в крымских газетах, на 16-й стр. «Литературки», в журналах «Крокодил», «Огонёк» и других популярных изданиях. Эти публикации позднее собрал в сборнике с намёком-названием «Прочтите взрослым».
Глядит мамаша
С нежностью на дочку,
От гордости —
Волнение в груди:
На клумбе дочь
Для мамы рвёт цветочки.
А ягодки для мамы —
Впереди!
На себя любимого, читателю, тоже время от времени следует обратить придирчивое внимание:
Быть одиноким неприятно,
И самого себя любя,
Подумай: как войти обратно,
Когда выходишь из себя.
Даже такой невесёлый жанр, как эпитафия, под пером Орлова вызывает улыбку, пусть, добродушной её не назовёшь.
Он под землёю, он не дышит,
Он вашей просьбы не услышит,
Как он не слышал в кабинете,
Когда он был на этом свете.
Пертурбации в обществе поменяли вывески почти на всех чиновничьих кабинетах. Но хозяева их в большинстве остались на своих местах. И то верно, для обладателей должностей совсем не обязательно хватать звёзды с неба. Достаточно, как шутили в тридцатые-сороковые годы прошлого века, «колебаться вместе с линией партии». А это всегда легче и проще, чем думать да соображать. Отвечать за свои решения и поступки. Так что в демократии, воспетой ещё древними греками, обеспечивающей регулярную смену властей и смену ценных указаний сверху — основательные преимущества.
Демократия не позволяет неумехам прикипать к должностям. Хотя, хотя… Если вирусы, как убеждают Пандемии, легко приспосабливаются к изменениям среды, то человеку сие по плечу и подавно.
ОБРАТНАЯ СТОРОНА МЕДАЛИ
Участникам чтений очень хотелось украсить список достижений Орлова — наряду с переводами его произведений на чешский, венгерский и японские языки — названиями наград, свидетельствующими о признании творчества поэта на Родине. Большой и малой. Очень старались, но насчитали в активе Орлова аж две всеукраинские премии — имени Леси Украинки и Владимира Короленко, плюс Государственная премия Автономной республики Крым. Вот и всё, расчёт окончен. Эти награды достались поэту на исходе жизни. Что опять же свидетельствует: у людей, ведающих распределением знаков общественного признания и читателями, раскупавших книги Орлова, интересы и пристрастия отнюдь не совпадали.
Сей дисбаланс имел место, как до, так и после обретения Украиной (и её Союзом писателей) независимости. В одном из своих последних писем мне, Владимир Натанович писал, напомню: «Опубликован в местной прессе список соискателей Гос. Премии Крыма. Я — в номинации «Детская литература». Но выдвижение, ещё не означает вручение, и я к этому делу отношусь скептически. Но если дадут — то у тебя будет друг-лауреат». Порадуемся за поэта, региональную порцию признания он получил при жизни. До сего момента мог утешаться разве шуткой Михаила Светлова.
— Выпьем за обратную сторону медали: не дали!
Не исключено, что Госпремия (название, не денежный её эквивалент), хоть ненадолго, но продлила человеку жизнь.
За что и когда В.Н. Орлова наградили литературной премией имени Леси Украинки — не знаю. С советских времён имя этого классика украинской литературы давали лучшим. К примеру, Киевскому русскому драматическому театру, чьи спектакли, в отличие от украинского академического собрата имени Ивана Франко, шли с аншлагом. Правда, в начале 1981 года Владимир Натанович писал мне, что ему на праздновании 50-летия вручили премию им. Трублаини. Видимо, друзья-библиотекари не знают об этом факте.
Что же касается премии имени В. Короленко, то тут, в силу разного рода обстоятельств, я в курсе дела. По всей видимости, когда стартовал бум новых, отечественного разлива премий, эта награда предназначалась в Союзе писателей Украины для русскоязычных авторов. Недаром, в комиссию по рассмотрению заявок вошли не шибко известные в узких кругах члены СП Вадим Шкода и Алла Потапова. Что правда, то правда, в киевских издательствах действительно выходили книги этих бумагомарателей. Но читали ли их? Чаще всего после стандартной отсидки в запасниках книжных магазинов, не распакованные пачки направлялись в макулатуру. Следом тёк ручеёк книг тех же авторов при перерегистрации фондов библиотек — по причине девственной чистоты читательских формуляров.
Надо ли говорить о том, что Вадим Шкода и Алла Потапова стали первыми лауреатами премии имени В. Короленко. В соответствии с формулой Жванецкого: «что охраняешь — то имеешь». Или его же варианта «за очередью следишь — без очереди берёшь». Лишь на следующий год оба лауреата приняли в свои ряды истинного классика детской литературы В.Н. Орлова. Но опять же споловинили премию ещё для одного — члена С.П. Лично им известного. Им, но, как вы догадались, не читателям.
Не нужно проводить изысканий в архивах, чтобы понять: шлагбаумом на пути к званиям и регалиям стала для Орлова публикация эпиграммы на 16-й странице «Литературки», сорвавшая радужные покровы интернационализма с ввода в Чехословакию войск стран Варшавского договора. Редакционный недосмотр обернулся для поэта годами замалчивания. Его фамилию повычёркивали из планов книжных издательств, со страниц периодики. Ещё долго чиновники от литературы при виде словосочетания «Владимир Орлов» вели себя в соответствии со старым анекдотом: «То ли этот поэт что-то украл, то ли у него что-то украли». И, на всякий случай, не подпускали его имя к престижным спискам.
У литераторов врождённая аллергия на слова с негативной окраской. Потому, к примеру, чёткое определение «вор» они заменяют расплывчатым «плагиатор». А это уже, как считали классики, не кража, а просто делёжка. Чем и прикрывались прохиндеи, когда выдёргивали из стихотворений Орлова удачные строки и выдавали их за свои. Сошлёмся хотя бы на историю со строкой «У арбуза — всюду пузо».
Ещё один грустный факт. Пока произведения «поэта из Симферополя» вычёркивали из гонорарных ведомостей, у иных «творцов» с остро заточенными локтями появилась возможность присваивать не просто строки, а целые стихотворения и произведения помасштабнее.
Когда заходит речь о мультфильмах, поставленных по стихотворению В.Н. Орлова, чаще всего вспоминают «Цветное молоко». Знатоки назовут ещё несколько стихотворений, перекочевавших на киноплёнку. Действительно, что ни история, рассказанная Орловым, то готовый сценарий. В стихах и в красках. Однако всегда, когда заходила речь о мультиках и о той киностудии, где они большей частью появлялись на свет, настроение у Владимира Натановича резко падало. Порой с его уст срывалась фамилия популярного корифея мультипликационных лент. В сопровождении уничижительных эпитетов, среди которых «грабитель с большой дороги» — наиболее мягкая характеристика поступков сего деятеля.
Надо было бы расспросить поэта о подробностях, да этой темы он касался как бы вскользь. А я стеснялся уточнять да выспрашивать подробности. Потому и не называю фамилию сего завсегдатая мультиплёнки. Снимавшего по три урожая с каждого экранизированного под его именами произведения. Замечу лишь, что гражданин сей обладал довольно солидными административными возможностями.
ВСЕ ЦВЕТА РАДУГИ
Киношный Штирлиц учил: запоминается самая последняя фраза. Чтобы, не дай Бог, этого не произошло, позволю себе процитировать стихотворения Владимира Натановича Орлова разных лет. Вместе с заголовками. А рассчитаны они на детей или на их родителей, или на тех и других — решите сами.
РАЗНЫЕ МНЕНИЯ
Осьминог для всех — чудовище.
А для мамы он —
Сокровище!
ПАУЧОК
Под берёзкой, на рассвете,
Застелив свою кровать,
Паучок расставил сети —
Хочет солнышко поймать.
НЕ БОЙСЯ, БАБУШКА!
Дорогая бабушка,
Как ты молода!
Если зубы выпали,
Это не беда!
Не считай, пожалуйста,
Это за беду!
И со мной такое же
Было в том году!
И тебе немножечко
Надо подождать!
Зубы обязательно
Вырастут опять!
ЖАЛЬ!
Жаль, что в прошлый
Выходной
Ты поссорился
Со мной!
Я домой
Сегодня шёл,
Шёл — и денежку
Нашёл!
Вот когда бы
Вместе шли,
Мы бы — две с тобой
Нашли!
КТО КОГО БОИТСЯ
— Скажите поскорее
Кого боится мышка?
— Она боится кошки
И больше никого!
— Кого боится кошка?
— Боится злой собаки,
Огромной злой собаки
И больше никого!
— Кого боится злая
Огромная собака?
— Хозяина боится
И больше никого!
— Зато хозяин храбрый!
Кого ему боятся?
— Боится он хозяйки
И больше никого!
— Но никого на свете
Хозяйка не боится!
Конечно, не боится
Хозяйка никого!
— Ну как же не боится?
Она боится мышки!
Боится только мышки
И больше никого!
ЧЁРНЫЙ КОТ
Чёрной ночью
За окном —
Чёрный тополь,
Чёрный дом.
На скамейке
У ворот
Дремлет чёрный,
Чёрный кот.
На рассвете
За окном —
Синий тополь,
Синий дом.
На скамейке у ворот
Дремлет чёрный,
Чёрный кот.
В ярком свете
Золотом
Встало солнце
За окном.
Тополь вдруг
Зазеленел,
Дом чуть-чуть
Порозовел.
Тени стали
Покороче,
Где-то радио
Поёт…
Тихо спит
Кусочек ночи
На скамейке
У ворот.
ГРУСТНЫЙ РАЗГОВОР
— Как поживаете? —
Грустно спросила
Дырка от бублика
Дырку от сыра.
— Я, дорогая,
Осталась одна,
И никому я теперь
Не видна.
— Вот и меня,
Если кто-то встречает,
То совершенно
Не замечает!
— Как же нам быть? —
Обречённо спросила
Дырка от бублика
Дырку от сыра.
— Думаю, чтобы
Спасти положенье,
Новое нужно искать
Окруженье!
Мы ведь бываем
Заметны для глаз
Ежели есть
Окруженье у нас!
ГЛУПЫЙ ТАРАКАН
Глупый, глупый
Таракан!
Ты зачем залез
В стакан?
Выходи оттуда
Вон! —
У меня сухой
Закон!
ТАИНСТВЕННАЯ МУХА
Специальным рейсом
Из села Сивуха
На аэродроме
Приземлилась муха.
В это время пусто
Было на вокзале:
Видно, журналисты
Ничего не знали.
И теперь, конечно,
И теперь уж точно,
Никому на свете
Не узнать про то, что
Специальным рейсом
Из села Сивуха
На аэродроме
Приземлилась муха.
КОШКА И ПОПУГАЙ
Попугаю много раз
Угрожала кошка.
Он, почуя смертный час,
Вылетел в окошко.
Попугай влетел в трамвай
Посидел над пьяным —
Возвратился попугай
Страшным хулиганом.
И проехал он тогда,
Вроде бы немножко,
Но из дома навсегда
Убежала кошка.
А завершить поток жизнеутверждающих стихотворений В.Н. Орлова хочется миниатюрой об удивительной лошади, строка из которой приведена на первой странице эссе в числе афоризмов, обретших самостоятельную жизнь.
Удивительная лошадь,
В нашем городе живёт,
Удивительная лошадь
Молча ест и молча пьёт,
Молча ходит на работу
И ночами молча спит…
Видно лошадь знает что-то,
Если так она молчит.
***
Согласен с поклонниками поэзии Орлова. Правильнее и уважительнее к автору было бы цитировать его книжки целиком, начиная с названия. Каждый свой сборник Владимир Натанович тщательно компоновал. Подбирал строку к строке, затем строфу к строфе, и уже потом — стихотворение к стихотворению. Чтобы детали дополняли друг друга и вместе составили целостную картину.
Однако, из-за пандемии коронавируса я уже второй год живу вдали от Киева и своей библиотеки. Под рукой лишь папки с письмами поэта, его рукописями, с машинописными копиями стихов. Орлов так реагировал на мои постоянные просьбы поделиться плодами раздумий. В лихие девяностые, когда редактировал в Киеве частные газеты, я вообще постоянно намекал своему старшему другу, что письма без вложенных в них свежих стихотворений не могу считать полновесными.
Первым желанием было — перепечатать всю стопу. Но, Владимир Натанович не раз втолковывал мне, что стихи — аналог витаминов. Слишком много, да ещё разного предназначения, за один присест трудно переварить. Опять же неоднократно доверял мне самому выбирать на вкус. Читатель же, заинтересовавшийся творчеством поэта, теперь знает, где и что искать. Единственное, что я позволил себе — сказался многолетний газетный опыт — небольшой уклон в сторону стихотворений, которые, чем дальше, тем злободневнее звучат…
Январь-май, 2021 г.,
Хутор Высокий Камень,
Житомирская область.
Аннотация
Эссе «Владимир Орлов. В стихах, в письмах, в воспоминаниях и в отзывах литературоведов» — дань памяти автора Владимиру Натановичу и благодарность за годы тридцатилетней дружбы. Значительную часть текста занимают письма и стихи поэта.
Автор повествования — Яков Махлин — профессиональный журналист, работал в газетах Киева и Мурманской области, переводил с медицинского на русский книги невролога В.А. Берсенева.
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2021/nomer11_12/mahlin/
