Моим внукам, Орену и Боазу, с любовью.
Предисловие
Исход из Египта существенно отличается от последующих еврейских исходов, повторяющихся из поколения в поколение. Во-первых, он не был растянут во времени, а произошел одномоментно, в течении всего лишь одной ночи. Ну и, во-вторых, самое главное, не произошло разделения на ушедших и оставшихся — из Египта евреи вышли все вместе. При всей эпической тяжести библейского исхода, это позволило избежать драмы разделенных навсегда семей. Именно о такой драме, оказалось бы навсегда потерянных и столетие спустя найденных родственниках, и рассказывает эта история.
Отъезд, 1914
У моей бабушки был брат, Яша. Вообще-то и братьев, и сестер было у нее предостаточно, но Яша был самым близким — по возрасту, по складу характера — и в детстве они дружили. И вот Яша, которому исполнилось 16 лет, уехал, вместе со старшим братом, 28-летним Лейбой, в Америку [1]. Выехали они из родного городка Сосницы, Черниговской губернии, сели в Лиепае на корабль Двинск, и 20 Мая 1914 года доехали до Нью-Йорка. Там, в Нью-Йорке, на острове Эллис, после медицинского осмотра, иммиграционное ведомство завернуло Лейбу обратно — слабые легкие. Ну а Яша остался — мальчика согласились принять к себе Нью-Йоркские родственники [2]. Никаких дневников и писем того времени не сохранилось и сцену прощания братьев на острове Эллис я оставляю воображению читателя. А меньше чем через три месяца мир перевернулся — началась первая мировая война, потом революция и гражданская война в России, террор, вторая мировая война, железный занавес. И больше ни Лейба, ни моя бабушка, и никто из их семьи с Яшей не виделись. Ну а когда в тридцатые годы переписываться с заграницей стало опасно, ручеек писем между моей бабушкой и Яшей постепенно высох. Казалось, что безумный двадцатый век, «век-волкодав», разделил семью навсегда.
Жизни уехавших и оставшихся разнились существенно. Не могу коротко не рассказать о том, что было дальше с Лейбой. Из Нью-Йорка он вернулся в родную Сосницу. Потом, после всех пертурбаций и кровавых гекатомб российской смуты, уже в Ленинграде, Лейба, никогда не женившийся, жил вместе с семьей своей сестры — моей бабушки, и умер в 1941 году, за две недели до начала войны, годы спустя после своего неудачного трансатлантического вояжа. Как будто Б-г посчитал, что для одной судьбы коллизий, пережитых Лейбой, уже достаточно, и забрал его к себе, ограждая от наступающих тягот войны, ленинградской блокады, эвакуации. Рассказывая эту историю, мой отец, который ребенком провел много времени с Лейбой, всегда с горечью иронизировал по поводу сомнительности решения иммиграционных медиков — ведь Лейба прожил после этого целых 27 лет, в условиях гораздо худших, чем были бы у него в Америке. И диагноз туберкулеза у него никогда подтвержден не был. История Лейбы всегда волновала меня каким-то трагическим, несправедливым надломом, мгновенным поворотом от той конечно же не безоблачной, но в целом нормальной человеческой жизни, которая ждала его в Америке, к нескончаемой катастрофе Армагеддона, который для него, до самой его смерти, десятилетиями длился в России.
Поиск, 1956-1978
Но вернемся к Яше, которого мы оставили 16-летним у Нью-Йоркских родственников. Год за годом, прошло сорок с лишним лет с того дня на острове Эллис, умер Сталин, в России наступила холодная оттепель, жизнь как-то помягчела, и моя бабушка, несмотря на все предостережения домашних, попыталась отыскать Яшу. Дело это было опасное и чреватое серьезными последствиями. «Имеете ли родственников за границей?» — грозно спрашивала стандартная советская анкета того времени, которую нужно было заполнять при устройстве на любую работу. Наличие заграничных родственников закрывало многие двери и осложняло жизнь неимоверно. Поэтому такие родственники замалчивались, о них не говорили даже с друзьями, они как бы никогда и не существовали. Это уже потом, когда появилась возможность эмиграции в Израиль под предлогом «воссоединения семей», ситуация изменилась на прямо противоположную, и у многих вдруг начали находиться позабытые родственники, как реальные, так и фиктивные. А в те давние времена, чтобы выжить, лучше всего было выдавать себя за сироту.
Естественно, что бабушкин сын — мой отец, работающий в недрах секретного советского военно-промышленного комплекса, неизменно писал в бесчисленных анкетах того времени «Родственников и знакомых за границей не имею». Обнаружение такого близкого родственника, как родной дядя из Торонто, для него означало бы гораздо более серьезные последствия, чем просто потеря работы. И в этих условиях, прекрасно понимая риск и возможные последствия, моя бабушка, с присущей ей решительностью начала действовать. Как я предполагаю, расчет был на то, что про дядю Яшу, уехавшего из России задолго до рождения моего отца, он мог ничего и не знать. Не уверен, что это полностью отвело бы грозившие отцу кары, но, тем не менее, бабушка рискнула.
Жила она с дедом в достатке, ни в чем не нуждалась, и поиски эти отражали ностальгию по давно ушедшему детству, по потерянной родственной душе такого близкого когда-то брата Яши. Из давних писем она знала, что он перебрался в Канаду, в Торонто, женился, у него появилась дочка. Письма, посланные из заграницы на старый Яшин адрес знакомыми, которые выезжали за «железный занавес» в редчайшие в то время служебные командировки, остались без ответа. Также, как и письма, отправленные таким же образом в канадский Красный Крест с просьбой помочь найти брата в Торонто. Выехать же за границу самой бабушке в то время, естественно, было абсолютно невозможно. И все ее попытки найти брата, возобновить переписку были безуспешны.
Поиск, 1989-2016
Яшину фотографию в красивом картонном переплете 30-х годов, с женой и дочкой, которую бабушка хранила все эти долгие годы, я помню с детства. Эту фотографию, со штампом фотоателье из Торонто, отец отдал мне с собой, когда в 1989 году я уезжал в Америку с очередной волной исхода, на этот раз — исхода моего поколения. Бабушки уже одиннадцать лет как не было в живых. «Ты там поближе к Торонто будешь, на одном континенте. Попробуй, может быть найдешь их. Близкие родственники, все же» — напутствовал меня отец. Естественно, когда я добрался до Америки, после нескольких турбулентных месяцев в Австрии и Италии, было мне первое время совсем не до поиска исчезнувших десятилетия назад родственников — дай Б-г справиться с лавиной ежедневных проблем в новом незнакомом мире. И все же я, через принимающую нас еврейскую организацию Атланты, отправил запрос в еврейскую общину Торонто. Безрезультатно! Ну, что ж, нет так нет. Водоворот дел и забот накрыл меня с головой, и несколько лет к этому вопросу я не возвращался.
Потом, году в 93-м или 94-м, еще не отдышавшись от первых лет эмиграции, оказался я в Торонто на пару дней, проездом. Как всегда, в большом городе, гулял, смотрел, пытался уловить мелодию, гармонию места. Но в офис тамошней еврейской общины не зашел — уже понимал, хорошо прочувствовал, ту неловкость, те неоднозначные чувства, которые укоренившиеся за несколько поколений местные евреи испытывают к вновь приехавшим. Шансы, что мне помогут найти родственников, я оценивал невысоко, а шансы на испорченное настроение и потерянное попусту время, наоборот, представлялись очевидными. Нет, я уж, как всегда, на этом континенте — сам. Что сделаю, чего добьюсь, найду — то и будет.
А в следующий раз доехал я до Торонто в 2002 году, и провел там неделю на научной конференции. И к этой поездке я уже подготовился. Написал заранее в еврейские организации и газеты Торонто. Описал ситуацию с потерянным Яшей, особо упирая на свой успешный консультационный бизнес и абсолютное отсутствие нужды и интереса к какой бы то ни было финансовой помощи, и, как раз прямо наоборот— на свое желание отблагодарить за помощь в поиске родственников. Примерно как Ходжа Насреддин с тонущим ростовщиком Джафаром — «на» вместо «дай», «держи руку» вместо «дай руку». Однако единственным результатом моих усилий было электронное письмо от какого-то шаромыжника, попросившего у меня две тысячи долларов — вперед, естественно, в обмен на неопределенное обещание навести справки в городских архивах Торонто. Мое встречное предложение, о контракте с вдвое большей гарантированной оплатой за конкретную информацию о Яшиной семье — дочке, или внуках, осталось без ответа. Потом, уже в Торонто, обошел я несколько фотоателье, показывая там старую фотографию Яшиной семьи, с тиснением на паспарту имени той довоенной фотостудии. Но о студии этой никто не знал, за прошедшие десятилетия она канула в Лету. Конференция закончилась, и я вернулся в Атланту несолоно хлебавши.
А в это время уже разгоралась заря интернета, электронной почты, и всемирного информатория, о котором предупреждали братья Стругацкие. Бумажные документы из архивов, старые газеты, и Б-г знает, что еще переводились в цифровую форму и вбрасывались в мировую компьютерную паутину. И постепенно я узнавал о Яшиной жизни в Америке все больше. Перепись населения 1920 года рассказала о семье, в которой он жил в Нью Йорке, и где он был записан как племянник. Из канадского свидетельства о браке 1923 года, я узнал имя его жены — Белла Сакина. Скрупулезные записи американской пограничной службы зафиксировали пересечении им границы на пути из Канады в США около Ниагарского водопада в 41-м году. И в конце концов, году этак в 2012, из реестра захоронений, этой своеобразной телефонной книге тех кто ушел от нас, я узнал что умер Яша давно, очень давно, в 1970 году и похоронен на еврейском кладбище Roselawn в Торонто, ряд I, могила 12. Это уже было что-то, давало какую-то зацепку — ведь за могилой, наверное, кто-то ухаживает, в кладбищенской конторе могут быть какие-то сведения, может быть даже телефон или адрес его семьи?
Однако мои звонки и письмо остались без ответа. Как я узнал много позже, финансовые трудности в то время привели к сокращению штатов в еврейской общине Торонто, и старое кладбище эти сокращения затронули в первую очередь и больше всего. Короче, опять ничего. И, в общем-то, на этом, можно было бы поставить точку. Зайти на кладбище — в следующий раз, когда я окажусь в Торонто, передать привет от бабушки, которая пережила брата на восемь лет, и умирая не знала, что Яши давно уже нет. И было бы это достойным завершением этой бесконечно долгой и грустной истории. Но как-то очень обидно было за бабушку. И непонятно — почему Яша исчез, неужели он не понимал, не чувствовал что его помнят, любят, ищут? И я периодически продолжал шарить по всемирному информаторию [3].
Прорыв, 2016
И вот наконец в моих поисках случился прорыв. Только встретили Новый 2016 год. Сидел я утром в приемной у костоправа, ждал очереди поправить спину. Ну и занимался потихоньку с телефоном. И вдруг всплыло старое объявление в газете Канадское Еврейское Обозрение от 10 февраля 1950-го года о смерти Яшиной жены, Беллы. И указана там была, среди близких и родственников покойной, их дочка, та самая девочка на старой семейной фотографии — наконец-то я узнал ее имя — Зивиан! И тут же поиск на ее имя принес мне известие что Зивиан умерла в 2000-м году, на год раньше моего отца, ее двоюродного брата, которого она никогда не видела. И там же я узнал ее фамилию, которая конечно же изменилась после замужества. И, самое главное, имена ее детей, Яшиных внучки — Барбара, и внука — Лорни, моих троюродных сестры и брата. Остальное было уже просто, и вечером того же дня я отправил электронное письмо Барбаре, приложив копию той самой фотографии.
Удивительный аспект этой истории заключается в том, что воспроизвести ни один из сетевых поисков в этой цепочке я с тех пор не могу, хотя пробовал много раз, с разными системами поиска. Как в старинном девизе «Сегодня и больше никогда»: какое-то окно открылось в это утро, концы были сведены с концами, информационный сгусток пронзил бесконечные пласты хаоса интернета и выплеснулся на мой телефон знанием о том, что я так долго и безнадежно искал. Если не стоит за этим рука провидения, то объяснить это никак иначе я не могу.
А через несколько месяцев после этого «момента истины», после обмена письмами, фотографиями, звонками с найденными канадскими родственниками, я с женой, не дожидаясь удобной оказии, прилетел на выходные в Торонто повидаться с Яшиными внучкой и внуком. Люди моего поколения, уже не первой молодости, живущие не простую жизнь, они встретили нас тепло, по-родственному, искренне радуясь и не переставая удивляться неожиданно нашедшейся семье их дедушки, семье о которой они почти ничего не знали — Яша никогда не рассказывал своим внуками о России. И мы не могли наговориться, рассказывая друг другу семейные истории, и переживая повороты судьбы, которые отделили Яшу от его семьи, но потом, в конце концов, свели, два поколения спустя, нас вместе. Я узнал, что Яша успешно занимался дизайном дамских шляпок. Что он посылал деньги и подарки оставшимся в России родственникам — до тех пор, пока в далекие 30-е годы они попросили его больше не писать им. Что он не пытался возобновить переписку, опасаясь повредить своим родным.
И я услышал совсем другую версию истории о Лейбе — том самом Яшиным старшем брате, который вернулся назад, домой с острова Эллис. Согласно этой апокрифической версии, братья получили телеграмму, извещавшую о скоропостижной смерти их отца и просьбу немедленно вернуться домой. Что Лейба и сделал. А Яша, не поверив телеграмме, истолковав ее как попытку вернуть его назад любой ценой, решил остаться. Чья версия ближе к истине — та, которую Лейба рассказывал своему племяннику, моему отцу, или та которую рассказывал своей дочери Яша — установить сегодня сложно, да и нужно ли? Тем более, что версии эти, в принципе, не являются взаимоисключающими.
А потом мы все стояли у могилы Яши. И я, положив на эту могилу красивый камешек, из мешочка, заботливо принесенного Барбарой, прочитал молитву, и прислонившись к надгробию, рассказал Яше, как долго и безнадежно искала его сестра, моя бабушка. И что это для нее я нашел тебя, дядя Яша. И что я, как и все те, кого ты оставил, всегда любили тебя и не соглашались смириться с тем, что ты исчез навсегда. И ты не один, дядя Яша, ты теперь со всеми нами, с теми кто знал тебя и так и не смог повидаться с тобой после твоего отъезда, и с теми в ком живет память крови о тебе, общей с тобой крови.
Так, сто два года спустя, две ветви исхода, две ветви одной семьи снова встретились — благодаря новому исходу, пославшему вслед за ушедшими потомков тех, кто поначалу остался. Как морские волны, накатываясь на берег одна за другой, выносят на песок ракушки. Какие-то из этих ракушек лежат кучно, а какие-то — в одиночестве. И бесконечно долго какая-то ракушка может лежать на берегу, пока нескончаемый прибой не положит рядом с ней на песок другую такую же, ей в пару. Твоя сестра Няма нашла тебя, дядя Яша.
Светлая память
Яков (Яша, Янкель, Джейкоб, Джек) Самуилович Гушанский, 1898, Сосница, Черниговская губерния — 1970, Торонто.
Нехама (Няма) Самуиловна Гушанская, 1904, Сосница, Черниговская губерния — 1978, Ленинград.
Атланта, май 2021
Примечания
[1] Поколение моих бабушек и дедушек вышло из черты оседлости. Их исход, начавшийся с погромов последовавших за убийством Александра Второго в 1881 году, длился несколько десятилетий, разделив народ на три главные группы: тех, кто еще до революции уехал в Америку, тех, кто поначалу оставшись на месте, потом, в огне революции и гражданской войны, перебрался в Питер, Москву, Киев, и другие города, и тех, кто оставался на месте, невзирая ни на что, до конца. Достаточно лишь одной цифры чтобы понять размах «американской» ветви этого исхода — между 1881 и 1914 годами из России в Америку уехало около двух миллионов евреев.
[2] Архивы острова Эллис скупо свидетельствуют о том, что к этому времени, за годы исхода, в Америку уже успели перебраться из близлежащих к Соснице городков несколько семей с такой же фамилией — Гушанские. Наверняка — родственники. Но в каком именно родстве они состояли, понять сегодня уже совершенно невозможно.
[3] Почему, в подавляющем большинстве случаев, именно оставшиеся разыскивают уехавших, а не наоборот? Связано ли это с психологией, с тем что три четверти разлуки берет на себя остающийся, и только четверть — уезжающий? Или же работают материальные соображения, ожидание какой-то помощи, поддержки — ведь уехавшие, как правило, живут более обеспеченно, чем оставшиеся? А может быть еще и то, что те из уехавших, которые не преуспели на новом месте, не хотят признаться в своих ограниченных возможностях? Не знаю…
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2021/nomer11_12/ljalin/
