(продолжение. Начало в №4/2017 и сл.)
-
Бессонные страсти
Я скажу это начерно, шёпотом,
Потому что еще не пора:
Достигается потом и опытом
Безотчетного неба игра.
(Без названия)
В январе-феврале 1937 года появилось стихотворение «Когда б я уголь взял для высшей похвалы…», получившее известность как ода Сталину. В этом не было оригинальности: наряду с Мандельштамом диктатора воспели в стихах Пастернак, Яшвили, Шенгели, Мицищвили, Безыменский, Сельвинский, Кирсанов и многие другие.
Нобелевский лауреат Джон Кутси в эссе «Осип Мандельштам и ода Сталину» сравнил её с попыткой форсировать техническую ничью в проигранной партии.[1] Однако, как вспоминала о своём муже Надежда Мандельштам, «это был открытый человек, неспособный ни на какие хитроумные ходы. Того, что называется изворотливостью ума, у него не было и в помине.»[2]
6 января 1937 года в московском клубе шахматного мастерства состоялось обсуждение книги Михаила Левидова «Стейниц. Ласкер», которая была названа «первой в своем роде литературной биографией шахматиста». Вместе с автором и героем повествования в диспуте приняли участие Бениамин Блюменфельд и Осип Брик.[3] Примечательны слова, которые сказал Ласкер о своём великом предшественнике:
«Стейниц жил в гнилую эпоху. Люди относились к нему не так как нужно. Ему льстили, но не помогали.»[4]
8 января Иосиф Сталин принял в Кремле Лиона Фейхтвангера. Переводил на этот раз Борис Таль. 13 января «Правде» опубликовала отчёт немецкого писателя-эмигранта:
«Он говорит с откровенностью, которая производит впечатление; при этом он не лишен известного, почти добродушного лукавства. Он обладает юмором и хорошо понимает юмор. Скоро начинаешь понимать, почему массы его не только уважают, но и любят.
Он — часть их самих, он вышел из масс — настоящий представитель 160-миллионного Советского Союза, более достойный, чем мог бы вообразить любой художник. При этом у него имеются, видимо, внутренние противоречия и человеческое ему не чуждо. Сталин, как он предстает в беседе, не только великий государственный деятель, социалист, организатор, — он прежде всего — настоящий Человек.»[5]
27 января после доклада Ежова Сталину был арестован Христиан Раковский. 30 января газета «64» вышла с портретом Ежова и указом о присвоении ему звания «Генерального Комиссара государственной Безопасности».[6] В тот же день получил десятилетний срок Григорий Сокольников. Он погиб в 1939 году в Тобольской тюрьме.[7]
30 января в Париже умерла Надежда Васильева. В некрологе, опубликованном газетой «Последние новости», Евгений Зноско-Боровский писал:
<…> Только те, кто видел Надежду Семеновну в критические моменты шахматнойборьбы, могут отдать себе отчет в том, как велика ее доля в восхождении и расцвете алехинского гения. <…> Не одно русское или французское, но мировое шахматное искусство ей обязано безмерно.»[8]
1 февраля в Москве был расстрелян Леонид Серебряков, один из немногих соратников Ленина, превосходивших его в шахматной игре.[9]
7 февраля арестовали чемпиона Ленинграда по спортивной борьбе Дмитрия Маторина (1911–2000). Среди многих тысяч арестованных в феврале 1937 года были и идейные борцы: литератор Александр Воронский, эсер Борис Камков, чекист-разведчик Василий Васильев.
10 февраля газета «64» вышла с передовицей «Гениальный сын великого народа»:
«Сто лет тому назад озверелое российское самодержавие, спустив предательский курок руке офицера Дантеса, убило Александра Сергеевича Пушкина, обагрив свои руки кровью величайшего поэта.
<…>
Величественное здание «построенного в боях социализма» (Маяковский) стало замечательным «нерукотворным памятником» гениальному русскому поэту. <…>»[10]
Рукотворный же памятник на месте дуэли был, согласно расследованию Натальи Телетовой (1931–2013), сооружён из установленного ранее на Смоленском кладбище обелиска Фридриху Клингеру — российскому генералу, немецкому литератору и другу Гёте.[11] В день открытия, 8 февраля на Черной речке присутствовал художник Николай Радлов — автор шаржа на Мандельштама начала 30-х годов[12] и портрета Ботвинника для шахматного клуба Ленинградского Дворца пионеров.[13]
13 февраля на сессии Академии Наук Валерий Кирпотин «охарактеризовал основы мировоззрения Пушкина — материалиста и атеиста, врага крепостничества, великого реалиста, подлинный облик которого долго искажался и скрывался от народа и мракобесами и трусливыми либералами.»[14]
Из отчёта о митинге 18 февраля в Михайловском, где среди других находились Шкловский, Безыменский и Кирпотин:
«Общее впечатление от проведения пушкинских торжеств в заповеднике хорошо выразил поэт Безыменский, записавший в книге для гостей: „То что было сегодня — грандиозный праздник советской культуры. Имя ей — ленинизм, сердце и знамя ее — Сталин.»[15]
Репортаж М. Соснова из Пушкинских гор в газете «64» завершался словами:
«Прошли те времена, когда здесь царствовал «невежества губительный позор». Позору этому пришлось уступить место новой жизни — культурной, радостной и счастливой.»[16]
Из воспоминаний литературоведа и гроссмейстера Ларисы Вольперт (1926–2017):
«Удивительное было время: на первой странице газет звенели фанфары и литавры пушкинского Юбилея (ему был придан характер всенародного праздника), а на последующих полосах печатались смертные приговоры по делу врагов народа.»[17]
11-летняя Лариса начала посещать шахматный кружок и студию художественного чтения Ленинградского Дворца пионеров. За пятое место в литературной олимпиаде ей вручили книгу о Тиле Уленшпигеле… Через четверть века участница трёх претендентских турниров встретилась со своей новой коллегой по Псковскому педагогическому институту, которой оказалась Надежда Мандельштам. Лариса Вольперт вспоминала о ней:
«Женщина небольшого роста, с грустным и умным лицом, сильным взглядом (она выглядела старше своих лет, не на 64 года ) <…> мгновенно освободила меня от всякой скованности, умело завязав разговор о шахматах.»[18]
18 февраля в Москве ушёл из жизни Григорий Орджоникидзе. Газета «64» посвятила этому событию всю первую полосу.[19] Ранее таким же образом было отмечено 50-летие товарища Серго — «верного соратника и друга великого Сталина».[20]
27 февраля арестовали Алексея Рыкова и Николая Бухарина. В Лубянской тюрьме «любимец партии» писал научные труды и стихи, в том числе «Поэму о Сталине». Из работы Бухарина «Социализм и его культура», созданной в марте-апреле 1937 года:
«Разве в СССР видна хоть тень успокоенности и «мертвой зыби»? Наоборот, видно ускорение процессов культурного роста. Повышение удельного жизненного веса этого культурного досуга есть основа и для выявления личных склонностей, особых талантов, темпераментов, страстных увлечений тем или другим видом творчества <…>.
И опять-таки: разве реальная тенденция этого уже не обозначилась с достаточной яркостью у нас, когда такие страсти вышли на поверхность в их дифференцированном виде, от увлечения героикой авиации до увлечения культурой шахматной игры, одним из средств квалифицированной умственной комбинаторики? Здесь, следовательно, диалектика процесса такова: тенденция к уничтожению одностороннего калечения человека есть в то же время тенденция к выявлению его особенных склонностей и талантов. И этот процесс развивается на основе могучего роста производительных сил социалистического общества, темпы роста которого значительно превышают рекордные темпы капитализма.»[21]
17 марта в московском Доме писателя состоялся шахматный вечер. Американец Ройбен Файн на ужине после проведённого им сеанса заявил:
«Меня нисколько не удивляет, что экс-чемпион мира д-р Эммануил Ласкер и такой крупный гроссмейстер как Лилиенталь, избрали своим местом жительства Советский Союз. Здесь шахматистам созданы замечательные условия для плодотворного творчества.»[22]
28 марта был арестован Генрих Ягода. В протоколе проведённого у него обыска значатся 8 комплектов шахмат из слоновой кости[23]. Среди советской элиты Ягода был не единственным шахматным коллекционером. По воспоминаниям Натальи Рыковой, у её отца «скопилось много, наверное, десятка два шахматных комплектов <…>. Лакоба прислал ему из Абхазии строгий, но очень красивый шахматный комплект из самшита.»[24]
10 апреля газета «64» в анонимной заметке «Без актива, без массы» сообщила:
«Воронеж всегда считался одним из передовых шахматных центров страны. <…> В этом году, однако, шахматная жизнь в городе совершенно замерла.»[25]
13 апреля в Москве умер Илья Ильф. В марте 1936 года он сделал «зарисовку с натуры»:
«Дом отдыха в Остафьеве, переполненный брошенными женами, худыми, некрасивыми, старыми <…>.
Вечером брошенные жены танцуют со страстью, о которой только могут мечтать мексиканки. Но гордые поэты играют в шахматы, и страсть по-прежнему остается неразделенной.»[26]
Другой знаменитый уроженец Одессы — скрипач Давид Ойстрах, участвуя в сеансе одновременной игры в Остафьевском доме отдыха, добился ничьей против Ласкера.[27]
В ночь на 15 апреля Николай Бухарин завершил своё многостраничное письмо из Лубянской тюрьмы следующим образом:
«Иногда, Коба — по правде сказать — бывает мне себя самого очень жаль. Я знаю, что очень многое мог бы делать — и вот гибну здесь. Режим здесь очень строгий: нельзя даже в камере громко разговаривать, играть в шашки или шахматы; нельзя походя в коридоре говорить вообще; нельзя кормить голубей в окошке — ничего нельзя — такого режима я еще не видывал. Но зато полная вежливость, выдержка, корректность всех, даже всех младших надзирателей. Кормят хорошо. Но камеры темные, и круглые сутки горит электрический свет. Натираю полы, убираю, чищу парашу и т.д., — все это знакомо. Но сердце разрывается, что это — в советской тюрьме, и горе мое, и тоска моя безграничны…
Будь здоров и счастлив.».[28]
В апреле в Москве арестовали специалиста по организации труда Бориса Бабина, его жену Берту (переводчицу Коминтерна) и сына Игоря (инженера-конструктора). Им предстояли долгие годы лагерей.
2 мая был арестован ленинградский учёный-физиолог Евгений Крепс (1899–1985). Тюремный опыт он приобрёл ещё в 1918, а затем в 1933 году. Останавливаясь в Москве у своей родственницы, Крепс не раз беседовал о психологии шахмат с жившим по соседству Эмануэлем Ласкером.[29]
4 мая Мандельштам писал жене о помолвке Натальи Штемпель и о своей библиофилии:
«Вчера ночью я сбежал от мамы, как испанка от старой дуэньи. В 12 ч. в окно постучали Наташа и ее Борис. Мама спала. Я тайно выкрался, и пошли в Бристоль. Борис поставил на троих одну свиную котлету, три апельсина и бутылку Бордо. <…>
Сейчас был в книжном магазине — большом. Там изумительные «Металлы Сассанидов» Эрмитажа. 50 р. Добрая продавщица мне отложила. Как видишь, я сумасшедший дурак.»[30]
Альбом «Сасанидский металл» вышел в 1935 году под редакцией Иосифа Орбели и Камиллы Тревер. Незадолго до этого академик Орбели сменил Бориса Леграна на посту директора Эрмитажа. В газете «64» за 1936 год можно найти фотографию Орбели (за шахматной доской) и Тревер — соавторов книги о шатранге.[31]
Сорок лет спустя бывший воронежский инженер Борис Молчанов (1907–1988) писал своей бывшей жене Наталье Штемпель:
«Интересно, каким образом до тебя дошло мое стихотворение, которое я послал только одному моему знакомому, — И.Р. Бычеку, с которым имею переписку — мы играем с ним по переписке в шахматы.»[32]
Борис Молчанов был шахматистом-заочником, выступал в областных турнирах. Упомянутый в его письме 1976 года Иван Бычек (1911–2001) вскоре стал соавтором книги «Воронеж шахматный».
10 мая 1937 года художник Пётр Митурич писал из Крыма в Москву своему ученику и коллеге Павлу Захарову, который к тому времени уже успел приобрести тюремный опыт[33]:
«Захватите шахматы. У нас все благополучно. Я начал третий этюд.»[34]
В тот же день газета «64» сообщила о шахматном матче между писателями Москвы и Украины. Соревнование, проходившее в Киеве «в чрезвычайно неблагоприятных условиях», выиграли москвичи, в том числе: Семён Левман, Владимир Нейштадт, Михаил Левидов, Абрам Арго.[35]
В середине мая Мандельштам получил разрешение покинуть Воронеж. Однако он не смог прописаться в Москве, так как для бывших ссыльных действовал запрет на жительство в главных городах. Снова начались скитания.
Из книги Лиона Фейхтвангера «Москва 1937», изданной по указанию Сталина в рекордно короткий срок:
«Я замечал с удивлением и вначале скептически, что в Советском Союзе все люди, с которыми я сталкивался — притом и случайные собеседники, которые ни в коем случае не могли быть подготовлены к разговору со мной, — хотя иной раз и критиковали отдельные недостатки, были, по-видимому, вполне согласны с существующим порядком в целом. Да, весь громадный город Москва дышал удовлетворением и согласием и, более того — счастьем.
<…>
Бросается в глаза разносторонность интересов военных, особенно их повышенный интерес к литературе. Писатель Лев Троцкий был одним из организаторов Красной Армии, и писатели еще поныне играют в ней большую роль. Я знаю нескольких генералов, которые занимают высокие посты одновременно и в Красной Армии и в журналистике. Многие писатели принимали участие в империалистической и гражданской войнах, некоторые и теперь еще занимают командные посты в армии, и почти все советские писатели интересуются военными вопросами. Один из руководителей армии, напоминающий, между прочим, прусского офицера лучшей старой школы, завоевал известность как лирический поэт; его стихи очень хорошо читаются и в немецком переводе, отредактированном им самим.»[36]
«Лирическим поэтом» был председатель латвийской секции Союза писателей, комкор Роберт Эйдеман. Его арестовали 22 мая и расстреляли 12 июня вместе с Тухачевским и другими видными военачальниками. 20 июня газета «64» опубликовала письмо «мастеров СССР и шахработников Ленинграда» в поддержку «приговора над зверской бандой фашистских шпионов». Среди других его подписали Левенфиш, Романовский, Ильин-Женевский и Ботвинник.[37]
5 июня газета «64» напечатала последнюю корреспонденцию из Воронежа за подписью «Ал. Имов».[38] После этого следы Александра Изюмова теряются.
В июне в Тбилиси арестовали поэта и литератора Николоза Мицишвили. Автор воспоминаний о Мандельштаме был расстрелян 26 июня (по другим данным 13 июля). 27 июня в Москве арестовали руководителя советского и партийного контроля Амаяка Назаретяна. Дата его расстрела — 30 октября.
Тем временем Соня Граф с помощью Джорджа Колтановского и Рудольфа Шпильмана готовилась к поединку с Верой Менчик, которая, в свою очередь, ещё в марте 1937 года выбрала в качестве спарринг-партнёра Евгения Зноско-Боровского и уступила ему со счетом 1:3. Первый официальный матч за звание чемпионки мира проходил с 26 июня по 17 июля в австрийском Земмеринге. Граф выиграла у Менчик две партии, проиграв девять.
В июле 1937 года Мандельштамы ненадолго приехали в Ленинград. Литератор и переводчик Валентин Стенич организовал для них сбор денег и вещей[39]. Среди тех, кто материально поддерживал Мандельштама в его последние годы, были также: Корней Чуковский, Виктор Шкловский, Анна Ахматова, Борис Пастернак, Лев Бруни, Павел Загоровский, Елена Булгакова, Евгений Петров, Семён Кирсанов.
22 июля в Тбилиси в ожидании ареста застрелился Паоло Яшвили. Своему другу, шахматному мастеру Виктору Гоглидзе, поэт посвятил стихотворение с таким финалом:
К избранникам судьба как будто благосклонна,
Но знаем мы с тобой: искусство — не игра!
И кто еще живет так нервно, так бессонно,
Как мастера стиха и шахмат мастера?[40]
Незадолго до этого Гоглидзе успешно выступил в первенстве СССР в Тбилиси. Более того, грузинский шахматист мог занять и чистое первое место, если бы ему, как в чемпионате 1933 года, удалось выиграть у Левенфиша. Такой сценарий был вполне реален, учитывая, что не все играли в полную силу против родного брата наркома внутренних дел Грузии. Однако на этот раз Левенфиш нанёс Гоглидзе поражение и подтвердил звание чемпиона СССР.
Летом в Москве были арестованы лояльные советские литераторы: Александр Аросев (3 июля) и Сергей Третьяков (26 июля). Как вспоминала Надежда Мандельштам о Мариэтте Шагинян, «ее собственная дочь кричала ей в ухо про семью Третьяковых, но Мариэтта, спасаясь блаженной глухотой, ничего не расслышала.»[41]
В конце июля 1937 года рейхсминистр Франк устроил в Берлине приём, на который были приглашены представители рейхсканцелярии, посольства Нидерландов, Германского шахматного союза, а также Эйве и Боголюбов, только что выступившие в сильнейшем немецком турнире 30-х годов. (Бад-Наухайм — Штутгарт — Гармиш-Партенкирхен 1937: 1. Эйве 2-3. Алехин, Боголюбов 4. Земиш.) Согласно журналу «Дойче шахцайтунг», в благодарственной речи Эйве назвал себя «первым германским чемпионом мира». После этого он дал сеанс одновременной игры в столичном шахматном клубе на 17 досках. Победителями чемпиона оказались Франк и обергруппенфюрер фон Пфеффер.[42]
3 августа в Крыму арестовали одного из первых советских правозащитников Михаила Винавера (1880 — 1942 или 1943), племянника адвоката Максима Винавера (1863–1926).[43] В 1939 году Винавер получил 10-летний срок, как польский шпион. Его профессиональные и человеческие качества высоко ценила Надежда Мандельштам.[44]
11 августа в Москве был вновь арестован поэт Юрий Казарновский. Еще в 1933 году, вскоре после возвращения из Соловецкого лагеря, он написал незатейливое, на первый взгляд, стихотворение «Шахматы»:
Саперы, штабы
и повозки,
И провианты
для полков —
Все это скрыто
под прической
Двух худощавых
игроков.
Неслышен
пушечный огонь.
И бомбовозы
не нависли,
Но падает
сраженный конь,
Убитый
вражескою мыслью.
С линкоров
Не было огня,
Никто не слышал
мины пенья,
Но волей замысла
ладья
Идет
на дно исчезновенья.
Уходит
пешка в лазарет,
И офицеру
не подняться,
Но он убит
не пулей — нет, —
А тонким током
комбинаций.
(Так верно
представлял Вольтер
Войну
грядущих поколений:
Пойдут, как конница,
в карьер
Полки острот
и изречений.
И остроумец —
генерал
Шепнет врагу,
склоняя шею:
— Какое mot —
я проиграл,
Берите крепость:
вы умнее.)
Но новый ход
решил войну.
Король, начав
предсмертный танец,
Клянется
пешке и слону,
Что он
давно республиканец,
Что он
почти социалист.
И не заслуживает
гнева:
Его точил
специалист
Ударной фабрики
Мосдрева.
И примет все
свой прежний вид…
Все живы…
Нет кровопролитья…
Король с конями
побежит
В их общий
ящик-общежитье.
Все будет,
Как мечтал Вольтер,
С одной
поправкой основною:
Войну
Всемирный СССР
Заменит
шахматной доскою.
И боен
дикое убранство
Забудет
просветленный мир.
С веселой песней
новобранцы
Пойдут
на шахматный турнир.[45]
Со «Стихами о неизвестном солдате» — одним из произведений 1937 года — связано следующее воспоминание Надежды Мандельштам:
«Стихотворение так овладело Мандельштамом, что освободиться от него он бы не смог, даже если бы захотел. Оно приняло окончательную форму только в Савелове — в стоверстной зоне под Москвой. Не помню там или потом в Калинине, он, просматривая по своему обыкновению газеты и читая между строчками, вдруг сказал: «Кончится тем, что мы заключим союз с Гитлером, а потом все будет, как в «солдате» …Можно ли было этому поверить?»[46]
-
Перед гибелью
…Нас разделили. А теперь — пойми:
Я должен жить, дыша и большевея,
И, перед смертью хорошея,
Еще побыть и поиграть с людьми!
(«Стансы»)
12 августа 1937 года на конгрессе ФИДЕ в Стокгольме кандидатом на матч за шахматную корону был объявлен Сало Флор. Его соотечественница Вера Менчик со стопроцентным результатом в очередной раз выиграла чемпионат мира среди женщин. В тот же день 13 августа в Москве расстреляли Александра Воронского. Его жена и дочь получили длительные сроки. В книге лагерной прозы дочери Воронского Галины Нурминой есть рассказ «Мексиканская песня» с шахматными мотивами.[47]
19 августа в ереванской тюрьме погиб Саак Тер-Габриэлян. По официальной версии, бывший глава правительства Армении выбросился из окна во время допроса.
25 августа в Уфе арестовали преподавателя института Валериана Чудовского. 4 ноября он, вместе с другими заключёнными польского происхождения, был расстрелян по обвинению в шпионаже. Заодно расстреляли и его жену Инну Малкину, первый муж которой, Всеволод Рождественский, избежал репрессий.
10 сентября в Москве расстреляли Сергея Третьякова. Согласно его показаниям, он был завербован в 1926 году японской разведкой после крупного проигрыша в карты. В воспоминаниях дочери Третьяков предстает азартным шахматистом[48]. Шахматы (очевидно, китайские) присутствуют на страницах его книги «Дэн Ши-хуа. Био-интервью» (Москва, 1930).
20 сентября в Эдинбурге Джордж Колтановский установил новый мировой рекорд, сыграв одновременно 34 партии вслепую. В сеансе, проведённом бельгийским шахматистом без поражений, приняли участие 13 женщин, в том числе 4 чемпионки Шотландии. После этого Колтановский отправился в тур по 26 швейцарским городам, в каждом из которых ему предстоял сеанс вслепую на 10 досках.[49]
5 октября в Гааге министр образования, искусства и науки Ян Слотемакер де Брюин открыл матч-реванш Алехин — Эйве. В тот же день в Московском Политехническом музее нарком юстиции Николай Крыленко открыл матч на первенство СССР между Ботвинником и Левенфишем.
В октябре 1937 года Эмануэль и Марта Ласкер под предлогом посещения американских родственников покинули СССР. Как вспоминал Дуз-Хотимирский, во время его последней встречи с Ласкером, о предстоящем отъезде в США не было сказано ни слова:
«Глядя на сборы, царившие в доме, можно было подумать, что готовилось переселение не далее, как на другую квартиру, находившуюся где-то поблизости.»[50]
Понимая обстановку в стране, Ласкеры никому не говорили о том, что уезжают навсегда. Они взяли с собой лишь самое необходимое и даже заказали билеты на обратный путь. Среди вещей, оставленных в Москве, была рукопись детской шахматной книги. В этом отчасти автобиографическом повествовании Ласкер противопоставил миру наживы и эксплуатации общество «равных» возможностей, не вдаваясь в его политическую и экономическую сущность. Своеобразная шахматная апология советского строя увидела свет в 1973 году в переводе Ильи Майзелиса. В книге нашлось место и для таких размышлений:
«Привычка преодолевать опасность закаляет и делает сильным.
<…>
Мастер не погибает от того, что получил мат, он погибает от деморализации. Он может быть деморализован, если не поймет духа времени. Понять стиль эпохи трудно, но необходимо. Неправильно понять его — вот в чем опасность.»[51]
20 октября газета «64» разместила публикации ведущих советских шахматистов, продолжавших выяснять отношения в поединке за чемпионское звание:
64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 58. С. 1.
После 9-й партии (24-25 октября) при счете 5½:3½ в пользу Ботвинника матч переехал в бывшую столицу, где в 20-х числах октября находились Мандельштамы. Атмосферу тех дней передает посвящённое поэту стихотворение Ахматовой «Немного географии»:
Не столицею европейской
С первым призом за красоту
Душной ссылкою енисейской
С пересадкою на Читу
<…>
Показался мне город этот
Этой полночью голубой
Он, воспетый первым поэтом,
Нами грешными и тобой.[52]
26 октября в Ленинграде был арестован один из близких друзей Мандельштама, поэт Бенедикт Лившиц — ему инкриминировалось участие в заговоре против Сталина. 28 октября в Переделкине арестовали Бориса Пильняка. Его дело вел Николай Шиваров, который через два месяца сам оказался за решёткой.
В ноябре 1937 года Мандельштамы нашли прибежище в Калинине, где уже около года жил на поселении Николай Эрдман. Павел Нерлер датирует приезд в Калинин 5-м ноября.[53] В этот день в Москве был арестован литературный критик Абрам Лежнев, а газета «64» опубликовала «Приветствия иностранных мастеров», находившихся на матче-реванше в Нидерландах, к 20-летию Советского государства:
Эйве:
«Совершенно исключительная забота о шахматах и их популярность в Советском Союзе знакомы мне из личного опыта».
Алехин:
«От души поздравляю шахматистов СССР с двадцатилетием Великого Октября».
Ласкер:
«Культурное значение тысячелетней игры еще более обогащено творческими силами, таившимися в народе. Никогда и нигде раньше не производился подобного рода опыт. Путь, который проложил Советский Союз, — это путь будущности.»
Керес:
«Я убежден, что если шахматная жизнь в СССР будет развиваться такими же темпами, то в ближайшие годы много молодых Ботвинников отпразднуют свои триумфы на международной шахматной арене.»
Решевский:
«7-е ноября есть не только праздник образования советского государства, но и также праздник развития шахматного искусства».
Файн:
«Большое количество сильных мастеров, живой интерес широчайших масс к шахматам, международная популярность советской шахматной литературы — в этом я воочию убедился».
Флор:
«Двадцать лет развития страны — это отнюдь небольшой срок. И тем более приходится удивляться и восхищаться всем тем, что сделала Советская Россия для поднятия человеческого достоинства».[54]
9 ноября в Московском клубе мастеров искусств начался шахматный матч между Сергеем Прокофьевым, сочинившим кантату к 20-летию Советской власти, и Давидом Ойстрахом — победителем международного конкурса исполнителей 1937 года в Брюсселе. Поединок был прерван при счете 3:2 в пользу Ойстраха, согласно официальной версии, по причине занятости обоих музыкантов. Спустя много лет 5 партий матча опубликовал Илья Кан, входивший в судейскую коллегию соревнования музыкантов.[55]
В те годы Прокофьев часто встречался за шахматной доской и с Гольденвейзером, который был его соседом по даче на Николиной Горе. По словам Юрия Святослава, «почти ежедневно шахматные баталии между ними вспыхивали с новой силой. При этом успех чаще склонялся на сторону Прокофьева.»[56]
10 ноября в Ленинграде окончился вничью матч за звание чемпиона СССР. Ботвинник, который был на 22 года моложе своего соперника Левенфиша, писал:
«Провел я матч слабо: в глубине души недооценивал партнера, но основная причина, конечно, состояла в том, что все силы были отданы кандидатской диссертации…»[57]
Отдавая должное самокритичности Ботвинника, нельзя не заметить, что диссертацию он защитил ещё 28 июня, о чём сообщила шахматная пресса.[58]
12 ноября 1937 года в Лубянской тюрьме Николай Бухарин завершил автобиографическую повесть «Времена». В ней он, в частности, запечатлел образ своего дяди — сельского врача и сильного шахматиста Михаила Бухарина.
Из газеты «64» за 15 ноября можно было узнать о том, что Иосиф Сталин зарегистрирован кандидатом в депутаты Верховного Совета, а Григорию Левенфишу присвоено звание гроссмейстера. В номере также сообщалось:
«Всесоюзный комитет по делам физкультуры и спорта при СНК СССР утвердил постановление Всесоюзной шахсекции об очищении ш.-ш. организации от вражеских и классово-чуждых элементов и о перестройке работы руководящих ш.-ш. организаций СССР.»[59]
23 ноября в рижской газете «Сегодня» появилась статья под заголовком «Так ли уж сильны сов. шахматисты? Торжество Левенфиша и крах Ботвинника». Её автор Евгений Зноско-Боровский не скрывал своей радости по поводу результата матча: он знал Левенфиша ещё по турнирам Петербургского шахматного собрания:
«<…> Матч окончился вничью, что, по существу, означает полное поражение
„орденоносца-гроссмейстера“, так как все приобретает его противник: он сохраняет звание чемпиона СССР, которое недавно завоевал и которое у него пытался отбить его соперник, он получает и звание гроссмейстера, которое до сих пор было в СССР привилегией одного Ботвинника.»[60]
24 ноября газета «64» опубликовала выступление Михаила Калинина на собрании избирателей в Ленинграде:
«Вся история моей жизни, а по существу и вся история рабочего класса заключается в том, что мы жили и боролись под руководством Ленина, Сталина. (Бурные аплодисменты).
Что я могу обещать как кандидат в Верховный Совет вам, моим избирателям? Я, товарищи, думаю, что бороться успешно за коммунизм — это значит итти за Сталиным.
(Бурная овация). Вот намеченный мною путь, по этому пути я буду итти. (Бурные аплодисменты)».
Далее шло обращение собрания стахановцев Первомайского района Москвы к Вячеславу Молотову:
«Велики и грандиозны победы социализма, достигнутые под руководством нашей славной, родной коммунистической партии и вождя народов великого Сталина. Эти победы достигнуты в результате осуществления нашим славным рабоче-крестьянским правительством во главе с Вами великих сталинских пятилеток, в ожесточенной борьбе с троцкистско-зиновьевско-бухаринской бандой оголтелых шпионов, диверсантов, убийц — злейших врагов социализма и советского народа.»[61]
27 ноября в ереванской тюрьме умер Егише Чаренц. Среди экспонатов его дома-музея в столице Армении можно увидеть шахматы.[62] Из написанного Чаренцем незадолго до гибели:
Взобрался на трон царей
Узколобый тифлисский кинто,
В хромовых сапогах, в галифе,
Превратив трон в фаэтон…
Сидит, погоняет хам
Рысью, затоптать всех готов.
Тиран, Нерон, грубый мужлан,
Несущий слезы и кровь.[63]
2 декабря был арестован Борис Таль, возглавлявший после ареста Бухарина газету «Известия». На протоколе его допроса от 5 декабря сохранилась резолюция:
«<…> Добейтесь от Ежова ареста всех мерзавцев, отмеченных в показании подлеца Таля. И. Сталин.»[64]
5 декабря газета «64» опубликовала письмо гроссмейстера Левенфиша «Отдаю свой голос знатным людям нашей страны»:
«12 декабря, придя на выборы, я с радостью отдам свой голос верной дочери народа Корчагиной-Александровской и соратнику нашего родного и любимого Сталина Михаилу Ивановичу Калинину.»[65]
В том же номере был напечатан призыв московских шахматистов, в частности Дуз-Хотимирского, Панова, Кана и Котова:
«12 декабря покажем образец активности и сознательности! Все как один придем в избирательные участки, отдадим наши голоса достойнейшим людям нашей эпохи, великому Сталину и его верным и преданным ученикам!»[66]
7 декабря в Гааге Алехин, досрочно выиграв матч-реванш у Эйве, вернул себе звание чемпиона мира. 8 декабря Флор, как официальный претендент, вызвал на матч Алехина и через 10 дней получил отказ. Алехин мотивировал его намечающимся поединком с Капабланкой и своим непризнанием решений ФИДЕ, связанных с мировым первенством.
Из статьи за подписью Михаила Ботвинника, напечатанной в газете «64» 10 декабря:
«Все шахматисты нашей страны в великий день выборов в Верховный Совет СССР будут голосовать за кандидатов блока коммунистов с беспартийными. Лично я с радостью отдам свой голос за кандидата в Совет Союза народную артистку Корчагину-Александровскую и за кандидата в Совет Национальностей, верного соратника товарища Сталина, Михаила Ивановича Калинина.»[67]
16 декабря в Тбилиси был расстрелян Тициан Табидзе. Его двоюродный брат Галактион Табидзе, арестованный за свои стихи ещё в 1924 году, на этот раз избежал репрессий. Однако его жена Ольга Окуджава в 1937 году получила десятилетний срок и в начале войны была расстреляна. В 1984 и 1985 годах в Грузии проводились шахматные соревнования памяти поэтов Галактиона и Тициана Табидзе.
22 декабря Надежда Мандельштам писала Борису Кузину из Калинина в казахстанскую ссылку:
«Милый Борис Сергеевич!
<…>
Неужели вы думаете, что вы меня обыграете в шахматы? Этого не будет! Во-первых, я бросила это дурацкое занятие и больше в шахматы не играю. Во-вторых — мои излюбленные дебюты — ультрамодерн, изложенные в книге Тартаковера, приводят в панику моих противников, и победа мне обеспечена.»[68]
Очевидно, речь шла книге «Ультрасовременная шахматная партия», которую Ласкер назвал «Шахматной Илиадой», а её автора — «Гомером шахматной игры». В предисловии к русскому изданию можно было прочитать:
«Не напрасно живем мы в век теории относительности, холодной мощью науки потрясающей божественное всемогущество; в век коммунизма, отвергающего многие «завоевания культуры»; в век экспрессионизма, который на всех поприщах искусства — в музыке, в живописи, в поэзии — эгоцентрически противопоставляет себя мирозданию.»[69]
В оригинале Тартаковером употреблено немецкое слово «Kommunisterei» с негативной коннотацией. В 1937 году в Германии было вынесено 32 смертных приговора[70]. Только в одной Калининской области РСФСР с августа 1937 по март 1938 года расстреляли 4587 человек.[71]
О своём пребывании в Калинине Надежда Мандельштам вспоминала во «Второй книге»:
«В 38 году я преподавала немецкий язык в казарме (меня допустили по инструкции о женах, которых не сочли нужным сослать, и это происходило в том самом городе, где за мной приходили с ордером). Мои ученики были лейтенантами, и я слышала, как они растерянно обсуждают приказ, запрещавший им играть в шашки и шахматы с солдатами <…>.»[72]
20 января газета «64» вышла с информацией о пленуме ЦК ВКП(б), включая постановление об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о совместных заседаниях Совета Союза и Совета Национальностей. В этом уникальном номере[73] шахматы упоминаются только в выходных данных.
30 января газета «64» опубликовала воспоминания Гольденвейзера о Чигорине, заканчивавшиеся сентенцией: «Не умели в дореволюционной России ценить и беречь талантливых людей…».[74] Это был последний выпуск газеты, подписанный Николаем Крыленко, так как 31 января его арестовали. Начиная с №7 вместо фамилии ответственного редактора значилось: «Редколлегия».
3 февраля на Бутовском полигоне расстреляли скульптора и поэта Бориса Зубакина. В его книге «Холмогорская резьба по кости», вышедшей в 1931 году в Архангельске, уделено внимание и шахматным фигурам.
8 февраля на полигоне «Коммунарка» был расстрелян критик Абрам Лежнев. В книге «Разговор в сердцах» он писал:
«Теоретики шахматной игры говорят о ничейной смерти, грозящей шахматам. Вот такая же ничейная, лефоакмеистическая смерть угрожает нашей поэзии — скверная, постыдная смерть от имитации, формализма и бессилия.»[75]
10 февраля расстреляли Александра Аросева. Герой его рассказа «Террорист», объявивший своим терактом «шах царю», в одиночной камере сочиняет стихи, переводит и играет в шахматы методом перестукивания.[76]
14 февраля в Ленинграде был арестован Давид Выгодский. Он погиб в Карагандинском лагере в 1943 году. Каноническим считается его перевод романа Густава Майринка «Голем», где есть такие слова:
«И эту шахматную партию я рассчитал до последнего хода. На этот раз будет гамбит королевского слона. Вплоть до горького конца нет ни одного хода, на который я не умел бы гибелью ответить.»[77]
15 февраля в Оренбурге преподаватель Измаил Лихницкий получил 10-летний срок. Его расстреляли в Онежском лагере в 1941 году, его жену — в июле 1938 года.
27 февраля в Ухте был расстрелян Сергей Лукьянов. 4 марта там же расстреляли Михаила Глушкова. До этого Глушкову довелось в лагере встретиться за шахматной доской с Борисом Мяздриковым.[78]
5 марта собрание ленинградских шахматистов и шашистов приняло резолюцию, опубликованную в «64» под заголовком «Стереть с лица земли изменников и предателей».[79]
В ночь на 11 марта в Ленинграде вновь был арестован Лев Гумилёв. За контрреволюционную агитацию, выразившуюся, в частности, в чтении стихотворения «Мы живем под собою не чуя страны…», его приговорили к 10 годам лагерей.
13 марта после ввода немецких войск Австрия стала частью Третьего рейха, что позволило Германии ненадолго вернуть утраченный статус шахматной супердержавы. При этом ведущие венские клубы и такие издания, как «Винер шахцайтунг» и «Остеррайхише шахцайтунг» прекратили существование. Среди тысяч арестованных был и доктор Б. из «Шахматной новеллы», автор которой, Стефан Цвейг, вспоминал:
«Я считал, что предвижу все ужасы, которые могут произойти, если кошмарный бред Гитлера сбудется и он вступит в Вену — город, который отверг его, жалкого молодого неудачника, — как завоеватель. Но сколь робким, сколь ничтожным, сколь убогим оказалось мое воображение, как и воображение любого человека, по сравнению с трагедией, которая произошла 13 марта 1938 года, в тот день, когда Австрия — и тем самым вся Европа — стала жертвой неприкрытого насилия!»[80]
Однако австрийцы в большинстве своём не разделяли позицию Цвейга. Из журнала «Дойче шахблеттер»:
«Безграничное ликование переполняет сердца всех немецких собратьев в Австрии. Наш горячо любимый вождь Адольф Гитлер вернул нашу и свою родину Великой Германии.
Мы, шахматисты немецкой Австрии, чувствуем в эти всемирно-исторические дни полное единение с нашими шахматными товарищами в Германском рейхе, к которому мы теперь по праву принадлежим, а также благодарим шахматный союз Великой Германии за выраженное в словах и делах братское приветствие и гарантируем его руководству верное сотрудничество и подчинение. <…> С неизгладимой признательностью к тому, кто привёл нас, немецких австрийцев, к свободе и единству мы приветствуем наших товарищей по шахматному союзу Великой Германии. Хайль Гитлер!
Альберт Беккер (Временный глава шахматной федерации Вены).
Доктор Ханс Гайгер (Временный глава шахматной федерации Австрии).»[81]
По данным австрийского историка Михаэля Энна, Альберт Беккер вскоре получил новую квартиру, звание заслуженного учителя и пост капитана шахматной команды Германии. Вместе с остальными игроками сборной Беккер в 1939 году остался в Аргентине, где до конца жизни скрывал свои частично еврейские корни[82]. Венский гроссмейстер Эрнст Грюнфельд, чтобы прекратить кривотолки о своём происхождении, вступил в НСДАП.
13 марта Христиан Раковский был приговорён к 20 годам заключения. Бывшего премьера Украины ликвидировали в 1941 году.
15 марта читатели «Литературной газеты» увидели слова Евгения Петрова:
«<…> Талантливейшему, честнейшему товарищу Ежову, которому работая днем и ночью, задыхаясь в испарениях яда, приготовленного бухариными и ягодами, удалось схватить за горло скользкую гадину, сжать это подлое горло, швырнуть гадину на скамью подсудимых!»[83]
В тот же день на полигоне «Коммунарка» были расстреляны Алексей Рыков, Николай Бухарин и Генрих Ягода. Газета «64» за 15 марта опубликовала одобрительные отклики шахматисток Москвы, шахматистов Киева, Фрунзе и Тбилиси на расправу с врагами народа. Письмо из Ленинграда под заголовком «Справедливый приговор» подписали Левенфиш, Романовский, Ильин-Женевский, Ботвинник и другие[84]. Из воспоминаний Надежды Мандельштам:
«Всеми просветами в своей жизни О.М. обязан Бухарину. <…> Путешествие в Армению, квартира, пайки, договора на последующие издания, не осуществленные, но хотя бы оплаченные, что очень существенно, так как О.М. брали измором, не допуская ни к какой работе, — все это дело рук Бухарина. Его последний дар — переезд из Чердыни в Воронеж.»[85]
16 марта ленинградский спортсмен Дмитрий Маторин, потомок известных дворянских родов, получил пятилетний срок. Его жена и пятеро братьев также находились за решёткой.
23 марта Исая Мандельштама приговорили к трём годам лагерей. Далее последовал новый срок и ссылка в Казахстан, где переводчик умер в 1954 году.
1 апреля в «Комсомольской правде» можно было прочитать:
«Враги народа, орудовавшие во Всесоюзном комитете по делам физкультуры и спорта, умышленно тормозили развитие шахматного искусства. Они демонстративно заявляли: «Шахматы — аппендицит в физкультуре» и всячески пытались пресечь тягу советской молодежи к шахматам.»[86]
14 апреля, в Магаданском лагере расстреляли Владимира Нарбута. В этот день ему исполнилось 50 лет.
21 апреля под Москвой на полигоне «Коммунарка» был расстрелян Борис Пильняк. Использование шахматных образов в его творчестве заслуживает отдельного исследования.
22 апреля исполнилось 39 лет Владимиру Набокову. Как писал об этом времени его биограф Брайан Бойд, «еще не остыв после «Дара», он сочиняет одну шахматную задачу за другой»[87]. С осени 1937 года писатель жил с семьёй в Ментоне. В январе там был завершен роман «Дар», главный герой которого — шахматный композитор. В первой главе можно найти словосочетание «снежок на торцах акмеизма» — явную аллюзию на «Египетскую марку»[88]. В английской версии романа расставлены все «точки над и»[89].
27 апреля был арестован и 3 сентября расстрелян Александр Тарасов-Родионов, писатель «по особым поручениям». Не поддавшийся на его уговоры Владимир Набоков заявил в 1943 году:
Каким бы полотном батальным ни являлась
советская сусальнейшая Русь,
какой бы жалостью душа ни наполнялась —
не поклонюсь, не примирюсь
со всею мерзостью, жестокостью и скукой
немого рабства… Нет, о, нет,
еще я духом жив, еще не сыт разлукой —
увольте — я еще поэт![90]
Осипа Мандельштама арестовали 3 мая 1938 года в санатории «Саматиха», где он находился с женой по путёвке от Союза писателей. Последними его остановками были: Лубянка, Бутырки и Вторая речка. Из стихотворения Владимира Мощенко:
Итак, графа: особые приметы.
Оставим без вниманья этот взгляд.
Так смотрят перед гибелью поэты,
Ничтожные, когда они раздеты.
…С горбинкой нос, а также лысоват.
Грудь и живот, напротив, волосаты.
Вот отпечаток пальца. Вот цитаты.
И что смеялся? Постарел. И нищ.
Здесь нет ещё одной — последней — даты.
Но всюду здесь сиянье голенищ.[91]
(окончание следует)
Примечания
[1] Coеtzee, J. Giving Offence. Essays on Censorship. Chicago, 1996. С. 116.
[2] Мандельштам. Н. Воспоминания. Нью-Йорк, 1970. С. 36.
[3] О Брике, как о любителе шахмат, см. Смола, О. „Если слова болят…“ Книга о поэтах. Москва, 1998. С. 131 и 207.
[4] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 2. С. 4.
[5] Выступление Л. Фейхтвангера. // Правда. Москва, 1937. № 13. С. 4.
[6] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 6. С. 1.
[7] О Сокольникове, как любителе шахмат, см. Сокольников, Г. Новая финансовая политика: на пути к твердой валюте. Москва, 1995. С. 18 и 40.
[8] Последние новости. Париж, 9 февраля 1937. // Ткаченко, С. Одесские тайны Александра Алехина. Москва, 2017. С. 218.
[9] Воронский, А. За живой и мертвой водой. Москва, 1970. С. 415.
[10] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 8. С. 1.
[11] www.svoboda.org/a/434599.html/
[12] Лекманов, О. Осип Мандельштам: Жизнь поэта. (ЖЗЛ) Москва, 2009. С. 224.
[13] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 12. С. 1.
[14] Пушкин. Временник пушкинской комиссии 3. Москва, 1937. С. 494.
[15] Там же. С. 530.
[16] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 8. С. 2.
[17] Вольперт, Л. Волшебное царство шахмат. // www.ruthenia.ru/volpert/memoires/shah.htm/
[18] Нерлер, П. (Сост.) „Посмотрим, кто кого переупрямит… ”. Москва, 2015. С. 231.
[19] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 10. С. 1.
[20] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1936. № 60. С. 1.
[21] Тюремные рукописи Н.И. Бухарина. T. 1. Mосква, 1996. С. 91.
[22] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 16. С. 2.
[23] Ильинский, М. Нарком Ягода. Москва, 2005. С. 21.
[24] 64-Шахматное обозрение. Москва, 1989. № 20. С. 25.
[25] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 20. С. 3.
[26] Ильф, И. Записные книжки. 1925 – 1937. Москва, 2000. С. 544-545.
[27] Ойстрах, Д. Воспоминания. Статьи. Интервью. Письма. Москва, 1978. С. 46.
[28] Источник: документы русской истории. Москва, 2000. № 3. С. 46.
[29] Наточин, Ю., Розенгарт, Е. Евгений Крепс. // Российская наука в лицах. Кн. 3. Москва, 2004. С. 358.
[30] Знамя. Москва, 1991. № 1. С. 198. Мама – Вера Хазина, тёща Мандельштама.
[31] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1936. № 61. С. 2.
[32] Нерлер, П., Гордина, Н. «Ясная Наташа». Осип Мандельштам и Наталья Штемпель. Москва, 2008. С. 204.
[33] Чегодаева, М. Заповедный мир Митуричей-Хлебниковых. Москва, 2004. С. 200.
[34] Митурич, П. Записки сурового реалиста. Москва, 1997. С. 136.
[35] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 26. С. 3.
[36] Фейхтвангер, Л. Москва 1937. Отчет о поездке для моих друзей. Москва, 1937. С. 10 и 76. Переводчик не указан.
[37] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 34. С. 3.
[38] В садах и парках. // 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 31. С. 1.
[39] Тагер, Е. Воспоминания. // Литературная учеба. Москва, 1991. № 1. С. 160.
[40] Шахматы в СССР. Москва, 1975. № 2. С. 21.
[41] Мандельштам, Н. Воспоминания. Нью-Йорк, 1970. С. 319.
[42] Deutsche Schachzeitung. Berlin, 1937. № 9. С. 259-260. Франц фон Пфеффер (1888 – 1966) в 1907 – 1908 годах изучал право в Гейдельберге и стал одним из предводителей штурмовиков.
[43] Должанская, Л. (Сост.) «Наш спор в Вами решит жизнь». Москва, 2009. С. 142.
[44] Мандельштам, Н. Воспоминания. Нью-Йорк, 1970. С. 27.
[45] Тридцать дней. Москва, 1935. № 1. С. 93.
[46] Мандельштам, Н. Вторая книга. Paris, 1983. C. 544.
[47] Нурмина, Г. На далеком прииске. Магадан, 1992.
[48] Третьяков, С. Страна-перекресток. Москва, 1991. С. 556.
[49] Koltanowski, G. In the Dark. Coraopolis, 1985. C. 65.
[50] Шахматы в СССР. Москва, 1980. № 4. С. 17.
[51] Ласкер, Э. Как Виктор стал шахматным мастером. Москва, 1973. С. 109-110. Перевод Ильи Маъзелиса.
[52] Памяти Анны Ахматовой. Paris, 1974. С. 11.
[53] Нерлер, П. Осип Мандельштам и его солагерники. Москва, 2015. С. 45.
[54] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 61. С. 4.
[55] 64: Еженедельное приложение к газете «Советский спорт». Москва, 1976. № 6. С. 4-5.
[56] Святослав, Ю. С. С. Прокофьев и шахматы. Москва, 2000. С. 21.
[57] Ботвинник, М. К достижению цели. Москва, 1978. С. 74.
[58] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 36. С. 4.
[59] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 63. С. 1 и 3.
[60] Воронков, С. Шедевры и драмы чемпионатов СССР. 1920 – 1937. Москва, 2007. С. 417.
[61] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 65. С. 1.
[62] http://lev2010.ru/2013/charenc.htm/
[63] Шафранская, Э. Кинто: Загадочная фигура в русских текстах. // Вестник ТвГУ. Серия «Филология». Тверь, 2016. № 3. C. 305.
[64] https://alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/61255/
[65] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 67. С. 1.
[66] Там же. С. 3.
[67] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1937. № 68. С. 3.
[68] Кузин, Б. Воспоминания. Произведения. Переписка. С.-Петербург, 1999. С. 522.
[69] Тартаковер, С. Ультрасовременная шахматная партия. Москва, 2005. С. 4. Перевод Д. Горфинкеля.
[70] Brocks, M. Chronik 1937. Tag für Tag in Wort und Bild. Gütersloh, 1996. C. 206.
[71] Ивницкий, Н. Судьба раскулаченных в СССР. Москва, 2004. С. 53.
[72] Мандельштам, Н. Вторая книга. Paris, 1983. С. 328. Приказ не найден.
[73] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1938. № 4.
[74] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1938. № 6. С. 3.
[75] Лежнев, А. Разговор в сердцах. Москва, 1930. C. 108.
[76] Аросев, А. Белая лестница. Москва, 1989. С. 347,350,351.
[77] Майринк, Г. Голем. Москва, 2012. С. 37. Перевод Давида Выгодского.
[78] Видгоф, Л. Мандельштам на Лубянке. // Знамя. Москва, 2018. № 5.
[79] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1938. № 14. С. 1.
[80] Цвейг, С. Вчерашний мир. Воспоминания европейца. Москва, 1991. C. 353. Перевод Г. Кагана.
[81] Deutsche Schachblätter. Leipzig, 1938. C. 99. Перевод автора.
[82] KARL. Das kulturelle Schachmagazin. Frankfurt/M., 2019. № 3. C. 44,47.
[83] Курдюмов, А. В краю непуганых идиотов: книга об Ильфе и Петрове. Paris, 1983. С. 243.
[84] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1938. № 15. С. 1.
[85] Мандельштам, Н. Воспоминания. Нью-Йорк, 1970. С. 120.
[86] 64. Шахматно-шашечная газета. Москва, 1938. № 19. С. 1.
[87] Бойд, Б. Владимир Набоков: Русские годы. С.-Петербург, 2001. С. 562. Перевод Г. Лапиной.
[88] Набоков, В. Дар. Ann Arbor, 1975. С. 46.
[89] «the powder snow upon the wooden paving of Mandelshtam’s neoclassicism» // Nabokov, V. The gift. London, 1963. C. 43. Перевод М. Скэмелла при участии В. Набокова.
[90] Звезда. С.-Петербург, 1996. № 11. С. 110.
[91] Мощенко, В. Голоса исчезают – музыка остается. Москва, 2015. С. 20.
Оригинал: https://7i.7iskusstv.com/y2021/nomer12/gorodin/
