Двуликий Волшебник
Было время, когда простое сомнение в самооценке Томаса Манна — «убежденный и непоколебимый филосемит» [Mann, 1974 стр. 459] — считалось кощунством и поклепом на великого писателя. После Второй мировой войны, когда Манн проявил себя стойким антифашистом, непримиримым борцом с гитлеризмом, а затем и противником маккартизма в США, его репутация прогрессивного деятеля культуры позволила в условиях жесткой партийной цензуры в СССР опубликовать для широкого советского читателя Собрание сочинений писателя в десяти томах (1959–1961 годы), а затем в дополнение к нему тетралогию «Иосиф и его братья» в двух томах. Это был царский подарок всем любителям настоящей литературы.
Тогда в СССР проблема отношения Томаса Манна к евреям даже не обсуждалась, само слово «еврей» было в разряде неприличных, его почти не употребляли в советской прессе. Я уже писал о том, что в своей биографии писателя из серии «Жизнь замечательных людей» Соломон Апт употребил слово «еврей» на всех 352 страницах книги всего четыре раза, да и то не вдаваясь в суть проблемы [Беркович, 2017 стр. 392]. Не лучше было положение в манноведении и на Западе. Общее мнение, господствовавшее в немецкоязычном литературоведении того времени, выразил известный издатель, писатель и литературный критик Мартин Флинкер (Martin Flinker) в книге «Политические размышления Томаса Манна в свете сегодняшнего времени»:
«Связывать имя Томаса Манна с антисемитизмом — значит его совсем не понимать, его совсем не знать и отрицать ценность его работ» [Flinker, 1959 стр. 154-155].
Положение радикально изменилось, когда в конце 70-х годов ХХ века исследователям стали доступны письма и дневники писателя, содержащие его сокровенные мысли и признания. Да и внимательное чтение художественных произведений дало повод обсудить конкретные факты, не укладывающиеся в привычную и удобную формулу «убежденный и непоколебимый филосемит». Следует отметить, что тогда же в Германии стала активно обсуждаться и тема Холокоста. В январе 1979 года по телевидению был показан американский фильм «Холокост», имевший оглушительный резонанс в немецком обществе. Только тогда немцы смогли ощутить реальные масштабы Катастрофы, случившейся по вине их отцов и дедов в годы господства национал-социалистов. Холокост стал в мировом масштабе универсальным символом абсолютного зла, а антисемитизм, неотделимый от Катастрофы, был признан явлением, опасным для всех проявлений человеческого духа. Отношение в обществе к антисемитизму радикально изменилось по сравнению с положением времен молодости Томаса Манна. Тогда антисемитизм был, по словам Шуламит Волков, «культурным кодом» эпохи [Volkov, 2000]. Быть антисемитом в культурном окружении было не стыдно, а вот гомоэротика была под строжайшим запретом. Положение в западном обществе зеркально изменилось. Открыто признаться в антисемитизме могут позволить себе лишь маргиналы, а вот однополые пары стали делом обычным. Исследования истоков немецкого антисемитизма и неоднозначного отношения Томаса Манна к евреям легли в одно русло и взаимно дополняли и обогащали друг друга.
Первые итоги пристального изучения в последней четверти ХХ века отношения Томаса Манна к евреям и еврейству были подведены на первом берлинском Коллоквиуме в 2002 году. Материалы Коллоквиума вышли отдельным тридцатым томом в серии «Thomas-Mann-Studien» под редакцией Манфреда Диркса (Manfred Dierks) и Рупрехта Виммера (Ruprecht Wimmer) [Dierks-Wimmer, 2004].
В предисловии к сборнику статей его редакторы пишут:
«Итог большинства исследований таков: в отношении евреев Томас Манн не сохранял какую-то однозначность, напротив, он принципиально амбивалентен» [Dierks-Wimmer, 2004 стр. 8].
В отношении евреев амбивалентность заключается в том, что для Томаса Манна они постоянно «чужие», не такие, как он, как другие немцы. Но, с другой стороны, они так же, как и он, отверженные от общества, аутсайдеры, отчужденные, и всегда готовы принять его в свое общество и поддержать. Как немецкий бюргер и немецкий писатель он не желает быть равным с евреями, но как художник он приветствует разнообразие и новые краски, которые привносят евреи в этот мир.
Я взялся за тематику «Томас Манн и еврейский мир» немного позже немецких коллег – в 2005 году. Начиная с 2007 года опубликовал несколько десятков статей, исследующих различные аспекты еврейской темы в творчестве Томаса Манна. Они напечатаны, в частности, в серьезных профессиональных рецензируемых журналах типа «Вопросы литературы» [Беркович, 2012], «Иностранная литература» [Беркович, 2011] и др.
Вместо красивого заграничного слова «амбивалентность» я предпочитаю использовать менее ученый термин «двойственность», или «двуликость». Определенный итог (не окончательный!) моих штудий в этом направлении подведен в статье «Двуликий Волшебник», опубликованной в альманахе «Еврейская Старина» [Беркович, 2017] (сокращенный вариант в журнале «Нева» [Беркович, 2018]). К этому я бы добавил очень подробное исследование ключевой для рассматриваемой темы новеллы «Кровь Вельзунгов» [Беркович, 2016], а также анализ дискуссии между Томасом Манном и Якобом Вассерманом о немецком антисемитизме [Беркович, 2018a].
Эволюция взглядов писателя на еврейский вопрос
Говоря об отношении Томаса Манна к еврейству, нужно обязательно учитывать хронологию. В молодые годы его знакомство с евреями было крайне ограниченным, сын любекского сенатора был знаком всего лишь с тремя одноклассниками, представителями этой загадочной национальности, но тем не менее, в его ранних новеллах обязательно присутствовали какие-то еврейские персонажи. Представляя их, писатель руководствовался в основном не личными наблюдениями, а стереотипами и предрассудками, господствовавшими в его провинциальном Любеке. О том, как понимал особенности евреев начинающий двадцатилетний писатель, видно из его письма другу Отто Граутофу от 12 апреля 1895 года:
«К профессии газетного журналиста относятся такие качества: гибкость, практическая осторожность, хитрость, подавляющая наглость, искусство вообще всё обгадить… короче те характеристики, которыми евреи весьма успешно пользуются в прессе» [Mann-Grautoff стр. 43].
К этому же времени относится одна позорная страница в биографии Генриха и Томаса Манн: их активное участие в издании антисемитского журнала «ХХ век». Подробно об этом я написал в статье, вышедшей в «Вопросах литературы» [Беркович, 2018b].
После выхода в свет имевшего большой успех у читателей романа «Будденброки» писатель становится знаменитым, входит в высшее мюнхенское культурное общество, знакомится со многими евреями, обзаводится еврейскими друзьями, женится, наконец, на Кате Прингсхайм, дочери профессора математики Мюнхенского университета, и входит в дом ассимилированной еврейской семьи. Его знания еврейской жизни существенно выросли, и образы евреев в его зрелых произведениях создаются на основе собственного опыта и своих наблюдений. И тем не менее, образы евреев в художественных текстах остаются, как правило, негативными, отражающими внутреннее неприятие евреев автором. Ярко это проявилось в новелле «Кровь Вельзунгов» (1905 год), написанной из благих побуждений показать, что у его новой семьи нет ничего общего с «типичными евреями», но воспринятой читателями как антисемитская. Писатель признавался брату Генриху в письме от 17 января 1906 года:
«Так вот, коротко и холодно: вернувшись из декабрьской поездки, я застал здесь слух, будто я написал какую-то резко „антисемитскую“ (!) новеллу, где страшно компрометирую семью своей жены. Что мне было делать? Я окинул внутренним взором свою новеллу и нашел, что при всей своей невинности и независимости она не очень-то способна подавить этот слух» [Г.Манн-Т.Манн, 1988] (восклицательный знак принадлежит Томасу Манну).
Скандал, разразившийся в семьях Манна и Прингсхайма из-за этой новеллы, заставил Томаса быть осторожней и внимательней при изображении еврейских персонажей и высказываниях на еврейскую тему.
Здесь важно сделать одно замечание: рассматривая отношение Томаса Манна к евреям, нужно различать пересекающиеся, но психологически и творчески вполне различимые самостоятельные уровни демонстрации: публичные выступления и декларации; частные заметки в дневниках и письмах, не предназначенные для публикации; художественные образы в новеллах и романах.
То, как тонко учитывал Томас Манн настроения публики, перед которой он выступал, наглядно видно на примере его знаменитой речи «О немецкой республике», произнесенной в 1922 году, в которой он агитировал немцев поддержать Веймарскую республику. Среди других аргументов нашелся и такой: «Во всем мире не найдется оснований воспринимать республику как дело бойких еврейских юношей» [Mann, 1960 стр. 825-826]. Писатель четко знает: большая часть его аудитории настроена антисемитски. Кроме того, понятна и его собственная оценка роли евреев в социальных революциях. Вспомним его дневниковую запись от 8 ноября 1918 года:
«Это революция! И делают ее почти исключительно евреи. Военными делами руководит лейтенант Кёнигсбергер».
Здесь же Манн отмечает:
«В Мюнхене, как и во всей Баварии, правят еврейские литераторы. Да сколько же можно? <…> У нас член правительства – такой мерзкий литературный мошенник, как Герцог, спекулянт и делец по духу, из еврейских молодцов больших городов» [Mann, 1979 стр. 63].
Решение еврейского вопроса по Томасу Манну
Примером публичной декларации отношения Томаса Манна к еврейству можно считать его эссе «Решение еврейского вопроса» [Mann, 1974]. История его такова.
Летом 1907 года известный политик и врач Юлиус Мозес (Julius Moses), редактор еженедельной еврейской газеты «Generalanzeiger für die gesamten Interessen des Judentums» («Генеральный вестник по общим вопросам еврейства»), решил провести широкий «круглый стол» по так называемому «еврейскому вопросу». Этот вопрос в те годы весьма интересовал многих европейцев. Ведь только недавно в большинстве стран Европы закончился длительный процесс еврейской эмансипации, формально евреи получили те же гражданские права, что и остальные граждане. В Германии, например, дата уравнивания всех граждан в правах, независимо от их вероисповедания, совпадает с датой объединения страны в единое государство – 1871 год. И евреи стали пользоваться своими правами на образование, на предпринимательскую деятельность, на работу в медицине, журналистике, культуре… Многие весьма преуспели: стали профессорами университетов, успешными финансистами, промышленниками… Процессы ассимиляции шли полным ходом, росло число смешанных браков, молодежь все дальше отходила от религии, от отцовских традиций.
И все же евреи не растворились в общей массе, не стали «такими же, как все». Этому способствовал и набирающий силу антисемитизм, как тень, как отражение в зеркале сопровождавший еврейскую эмансипацию.
Юлиус Мозес разослал вопросник и приглашение принять участие в заочном «круглом столе» почти ста деятелям культуры. Среди ответивших на вопросы Мозеса был и Томас Манн. Кроме него, участниками обсуждения стали Райнер Мария Рильке, Максим Горький, Эдуард Бернштейн и другие писатели, поэты, политики.
Перед участниками были поставлены четыре вопроса:
«1) В чем состоит, по Вашему мнению, сущность еврейского вопроса?
2) Верите ли Вы что еврейская проблема – одна и та же для всех стран, или в различных странах требуются различные решения?
3) В чем состоит, по Вашему мнению, решение еврейского вопроса?
4) Если Вы считаете, что в разных странах необходимы разные решения еврейского вопроса, в чем состоит это решение а) для Германии; б) для России?» [Moses, 2010 стр. 44].
Ответ Томаса Манна получил форму эссе «Решение еврейского вопроса» [Mann, 1974]. В начале текста он неожиданно для неподготовленного читателя пытается опровергнуть гипотезу Бартельса, что автор «Будденброков» – сам является еврейским литератором. Эту гипотезу Адольф Бартельс высказал в опубликованной в том же 1907 году книге «Немецкая литература: состояние и перспективы» [Bartels, 1907]. Томас в ответе на вопросник Мозеса оправдывается: «…я представляю смешение кровей, но не еврейской, а всего лишь (!) романской» [Mann, 1974 стр. 459] (восклицательный знак принадлежит Томасу Манну).
И следом за этим идет торжественная декларация:
«Я убежденный и непоколебимый „филосемит“ и верю твердо и решительно, что исход евреев, о чем страстно мечтают непреклонные сионисты, означал бы для Европы большое несчастье» [Mann, 1974 стр. 459].
Подчеркнутый, хотя не всегда искренно звучащий филосемитизм автора эссе «Решение еврейского вопроса» — очевидный ответ на упреки в антисемитском духе новеллы «Кровь Вельзунгов».
Еврейство для писателя – «неотъемлемый европейский культурный стимул», необходимый фермент для немецкого и всего европейского общества. Решение «еврейского вопроса» Томас Манн видит даже не в ассимиляции евреев среди того или иного народа, а в полной их европеизации, хотя что это такое, автор не объясняет. Процесс этот долгий, добиться результата не удастся ни сегодня, ни завтра. Какими-то отдельными мероприятиями тут делу не поможешь. Нужен общий культурный прогресс, медленное и неуклонное улучшение самого еврейства.
Далее Томас Манн, словно забыв о своем «филосемитизме», перечисляет характерные еврейские черты, свойственные, по его мнению, этой «без сомнения, выродившейся и обнищавшей в гетто расе» [Mann, 1974 стр. 461]. Признаки еврейства, приводимые писателем, словно переписаны из махровых антисемитских листков, разоблачающих «вредоносную расу». Здесь и «жирный горб, кривые ноги и красные жуликоватые руки, болезненно-бесстыдное существование напоказ, и, в целом, мерзкий инородный вид». Гетто сидит у еврея «в глазах, в спине, в руках и, глубже всего, в душе» [Mann, 1974 стр. 461].
Рецепт для необходимого улучшения еврейства у Манна традиционен:
«В действительности рост числа смешанных браков обусловлен возвышением и европеизацией еврейского типа; и что касается крещения, то его практическую важность, очевидно, нельзя недооценивать» [Mann, 1974 стр. 462].
Слово «ассимиляция» стало любимым словом многих либеральных авторов. Даже такие известные антисемиты, как композитор Вагнер и историк Трайчке, приветствовали ассимиляцию евреев. Необходимым условием вхождения евреев в немецкое общество подразумевалось крещение. Сравняться в правах с немцем еврей мог, только отказавшись от иудаизма. Другими словами, стать полноценным немецким гражданином мог не еврей, а бывший еврей.
В этом же эссе высказывается мнение, что дискриминация и притеснения евреев имеют и положительную сторону – это стимул для самосовершенствования. Манн утверждает:
«Вообще, если речь идет о соревновании с находящимся в пределах нормы, а потому благополучным большинством, то человек, чаще других вынужденный прибегать к необычным усилиям, получает преимущество перед конкурентами» [Mann, 1974 стр. 460].
Буквально теми же словами о преимуществах дискриминации говорит один из героев романа Томаса Манна «Королевское высочество» — доктор Плюш, один из немногих, если не единственный, положительный еврейский персонаж[1] романов Томаса Манна:
«Невзирая ни на какой принцип равенства, в человеческом обществе никогда не перестанут существовать исключения и особые разновидности, либо возвышающиеся над средним уровнем, либо поставленные ниже его. Таким единицам незачем допытываться, к какой категории относится их обособленность, а лучше осознать, сколь важен самый факт этого отличия, и уж во всяком случае сделать вывод, что оно налагает сугубые обязательства. Если от человека требуются незаурядные усилия, он никак не в накладе по сравнению с находящимся в пределах нормы, а потому благополучным большинством» [Манн, 1959 стр. 30].
Не нужно быть психоаналитиком, чтобы увидеть в этом эссе 1907 года борьбу выставленной напоказ толерантности, выдаваемой за филосемитизм, и внутренней неприязни, которую вызывают у автора евреи, не приученные с детства к «английскому спорту», и потому не такие «стройные, элегантные и привлекательные» [Mann, 1974 стр. 461]. Показательна одна оговорка, из которой видно, насколько чужими представляются автору все евреи. В конце эссе Томас Манн провозглашает:
«Сегодня уже можно быть дворянином и всё же современным человеком, а скоро уже не покажется невозможным быть евреем и всё же благородным человеком» [Mann, 1974 стр. 462] (выделение мое – Е.Б.)
Эгон Шварц (Egon Schwarz) замечает по этому поводу:
«Объективно говоря, такой ход мыслей отличается от высказываний Трайчке не по существу, а лишь интеллигентностью и искусством выражения» [Schwarz, 1989 стр. 82].
Мы подробно рассмотрели это раннее эссе Томаса Манна, потому что в нем можно увидеть ту же смесь консерватизма и новаторства, традиционных предрассудков ксенофобии и радости художника от живописного многообразия мира. Эта смесь различима и в поздних выступлениях писателя по еврейской теме.
Мы и они
В 1921 году, после так называемой «конверсии к демократии» Веймарской республики, Томас Манн подготовил к печати эссе «К еврейскому вопросу» [Mann, 1974b], но в последний момент отозвал его из журнала. В этой работе, написанной после знаменитого спора с Якобом Вассерманом о судьбах евреев в Германии и немецком антисемитизме [Беркович, 2018a], легко обнаружить ту же амбивалентность, ту же двойственность, что и в эссе 1907 года. Например, признаваясь в симпатии к своим школьным товарищам-евреям, автор не забывает отметить, что «мальчик Карлебах, сынок раввина, маленький, живой, правда, не всегда чистый» [Mann, 1974b стр. 467]. Зато имя его, Эфраим, «звучало для меня интереснее, звонче, чем Ганс или Юрген» [Mann, 1974b стр. 467]. И в описании других соучеников-евреев наряду с выражениями симпатии проскальзывают нотки внутренней неприязни, как в портрете «мальчика по фамилии Фехер, родом из Венгрии, выглядевшего уродцем, с приплюснутым носом и рано пробившимся пушком над верхней губой» [Mann, 1974b стр. 467].
Четкое деление на «мы» и «они», немцы и евреи, просматривается в цитирование секретаря Гёте Фридриха Вильгельма Римера, рассказывающего об отношении евреев к творчеству его патрона:
«Образованные среди них, как правило, проявляют больше доброжелательного внимания и более постоянны в своем почитании его, чем немцы по крови. Их острая восприимчивость, их быстрый ум, свойственное только им остроумие делают их более чуткой публикой, чем та, которая, к сожалению, встречается среди настоящих исконных немцев с их несколько медлительным и тяжеловесным умом» [Mann, 1974b стр. 469-470].
Это подтверждает и опыт самого Томаса Манна:
«Евреи меня открыли, евреи меня издавали и пропагандировали, они поставили мою невозможную пьесу, еврей, бедный Люблинский обещал моим „Будденброкам“, которые вначале были приняты с кислой миной, в одном лево-либеральном журнале: „Эта книга будет расти вместе со временем, ее будут читать и будущие поколения“» [Mann, 1974b стр. 470].
Подводя итог эссе, Томас Манн отмечает в заключение:
«Также в моем отношении к еврейству с давних пор было нечто по-детски авантюрное: я видел в нем живописную вещь, годящуюся, чтобы увеличить красочность мира» [Mann, 1974b стр. 471-472].
Здесь, как и во многих других местах проскальзывает выделение евреев в отдельную общность, которая по традиции считалась расой, пока этот термин не был скомпрометирован нацистами. Томас Манн не расстался до конца с идеологией фёлькиш, наделявшей именно всех евреев определенными негативными чертами. Только теперь Манн признает за всеми евреями определенные положительные характеристики. В страстном воззвании «Гибель европейских евреев», написанном в 1943 году, когда в печах и газовых камерах гибли сотни тысяч евреев, Томас Манн защищает восточно-европейское еврейство как
«резервуар скрытых культурных сил и почву, на которой выросли гении и таланты, проявившие себя в западном искусстве и науке. Еврейский народ, как известно, отличается особыми талантами в двух областях: медицине и музыке» [Mann, 1974c стр. 499].
По своему опыту писатель знает, что «еврейский врач самый умный, самый мягкий, самый понимающий и более всего заслуживающий доверия» [Mann, 1974c стр. 499].
Казалось бы, прекрасные слова! Но вдруг встреченный вами врач не отвечает этим высоким идеалам? Он что, достоин уничтожения? А миллионы простых евреев, не музыканты, врачи или ученые – на какую судьбу они могут рассчитывать? Если филосемитизм опирается на расовые категории, то внутри всегда ищи ростки антисемитизма!
В сознании Томаса Манна укоренены представления об особенности евреев как сообщества, расы, рода или народа. Это особенно отчетливо демонстрируют дневниковые записи. В них он мог не обращать внимания на политические обстоятельства в стране и мире, на интересы слушавшей его аудитории. Вот для примера откровенная запись в дневнике от 2 апреля 1933 года. В Германии у власти нацисты, Томас Манн в вынужденной эмиграции в Швейцарии, неделю назад он приехал в Лугано и рассуждает о природе переворота, происшедшего на родине, и о людях, оказавшихся вместе с ним в изгнании. Что это за революция, спрашивает себя Манн, которая «вынуждает не только Керра и Тухольского, но также таких интеллектуалов, как я, покинуть родину?» [Mann, 1977 стр. 32].
Едкий критик, не раз высмеивавший произведения Манна, и бывший претендент на руку Кати Прингсхайм — Альфред Керр — был одним из злейших личных врагов Томаса Манна. Но что объединяет его и журналиста Курта Тухольского, который ничего плохого Манну не сделал? Почему оба они противопоставляются писателю? Конечно, они журналисты, а он писатель, они пишут статьи на злободневные темы, а он создает бессмертные тексты романов и новелл. Но есть нечто, что сильнее этих разделяющих факторов: и Керр, и Тухольский – евреи! И Томас Манн подчеркивает в дневнике: «чувствуешь себя не совсем комфортно в обществе тех, кто вокруг» [Mann, 1977 стр. 32]. Хочется спросить, стал бы нацистский режим для Томаса Манна менее зловещим, если бы он изгонял только таких, как Керр и Тухольский, но не его?
Еще более выразительна запись в дневнике от 10 апреля того же 1933 года. Три дня назад в Германии был принят закон «О восстановлении профессионального чиновничества» (Gesetz zur Wiederherstellung des Berufsbeamtentums), первый нацистский закон, в котором появилось слово «арийский». Согласно этому закону, чиновники, не доказавшие своего арийского происхождения, немедленно увольняются или переходят на пенсию. В тот же день был принят закон о допуске адвокатов – с тем же содержанием. До Швейцарии газеты с текстом закона дошли 10 апреля, и Томас Манн рассуждает о пользе и вреде такой дискриминации евреев:
««Евреи… В том, чтобы прекратились высокомерные и ядовитые картавые наскоки Керра на Ницше, большой беды не вижу; равно как и в удалении евреев из сферы права – скрытное, беспокойное, натужное мышление. Отвратительная враждебность, подлость, отсутствие немецкого духа в высоком смысле этого слова присутствуют здесь наверняка. Но я начинаю предчувствовать, что этот процесс все-таки – палка о двух концах» [Mann, 1977 стр. 46].
Здесь уже речь идет о более серьезных вещах, чем просто эстетическое неприятие чужого и, наоборот, восхищение непохожестью на своих. Современный читатель, представляющий до какой степени вырастет преследование евреев, начинавшееся на глазах Томаса Манна в апреле 1933 года, с ужасом может увидеть в этой дневниковой записи возможность одобрения нацистской политики. Конечно, это только временное наваждение, затмение ума. Но этот эпизод показывает, что реальное дружеское отношение писателя к евреям ограничивается узким кругом интеллектуальной элиты, с которой он был хорошо знаком. Звание «убежденного филосемита» выглядит при этих обстоятельствах смешно.
Рассмотрим еще одну, последнюю на сегодня, дневниковую запись от 27 октября 1945 года. Писателю уже 70 лет. Война закончилась, нацизм разгромлен, Третий рейх пал. Но в отношении евреев у Томаса Манна по-прежнему неясность – кто они такие? Он сам себе признается:
«Читал в одной разумной, возможно даже слишком разумной книге о еврейском вопросе, антисионистской, раввина Бергера. Отрицает, что евреи – народ. „Раса“ полностью скомпрометирована. Как же их нужно называть? Так как в них есть же что-то другое, и не только «средиземноморскость». Связано ли это с антисемитизмом? Гейне, Керр, Харден, Краус до фашистского типа Гольдберга – и это всё один род? Могли бы Гёльдерин или Айхендорф быть евреями? Тоже и Лессинг не мог бы, несмотря на Мендельсона» [Mann, 1986 S. 269].
Интеллектуальная и эмоциональная путаница этого признания показывает, что до конца жизни Томас Манн так и не пришел к миру с самим собой, когда дело касалось евреев.
Хаим Брейзахер – еврейский фашист
То, что уничтожение немцами европейских евреев и феномен немецкого антисемитизма находятся где-то на периферии романа Томаса Манна «Доктор Фаустус», многократно отмечалось многими исследователями его творчества. Рамки повествования четко обозначены автором устами рассказчика — Серенуса Цейтблома: к жизнеописанию друга Адриана Леверкюна он приступил 23 мая 1943 года, через два года после смерти Леверкюна, похороны которого состоялись 25 августа 1940 года. Завершается повествование после 25 апреля «рокового 1945 года» [Манн, 1960 стр. 619]. Катастрофа европейских евреев в указанные годы была хорошо известна Томасу Манну, о ней он говорил в обращении «Немецкие слушатели!» 27 сентября 1942 года, в докладе «Гибель евреев Европы» на митинге в Сан-Франциско 18 июня 1943 года и в других выступлениях. Однако в той воображаемой Германии, которая предстает перед нами в романе «Доктор Фаустус», об этой трагедии и самой Германии, и евреев Европы, почти ничего не сказано. Многие почитатели таланта Томаса Манна пытались объяснить эту странность, но ни одного убедительного объяснения не получилось. Загадкой остается и самый негативный образ романа – приват-доцент Хаим Брейзахер, представленный автором как главный, если не единственный протонацист — проповедник нацистской человеконенавистнической идеологии, приведшей, в конце концов, к Холокосту.
Предприняла такую попытку и уважаемая Людмила Дымерская-Цигельман в большой статье «Томас Манн и его „Доктор Фаустус“», вышедшей в Сборнике статей «Исследования по истории науки, литературы и общества» [Горелик, и др., 2020]. Я написал к этой статье послесловие, которое привожу здесь с небольшими сокращениями.
Содержательная работа госпожи Дымерской-Цигельман безусловно заинтересует почитателей великого немецкого писателя Томаса Манна. С большинством положений статьи я согласен, но считаю важным прокомментировать раздел о «культурфилософе из Мюнхена» Хаиме Брейзахере, одном из немногих персонажей писателя, чье еврейство подчеркивается с первых строк его появления на страницах романа «Доктор Фаустус»: он «представитель этого [еврейского] племени» [Манн, 1960 стр. 14] и «человек ярко выраженной расы» [Манн, 1960 стр. 362]. Томас Манн не жалеет для этого образа черной краски, рисуя человека не только «впечатляюще безобразной наружности» [Манн, 1960 стр. 362], но и отвратительных душевных качеств, среди которых «крайне двусмысленный, грубый и при этом злобный консерватизм» [Манн, 1960 стр. 365], «чистейшая наглость и беспардонная нетерпимость» [Манн, 1960 стр. 369] и многое другое. Ясно, что мы имеем дело с неприятным человеком, «интеллектуальным проходимцем» [Манн, 1960 стр. 362], демагогом, «умеющим говорить о чем угодно», «настроенным против культуры», «с консервативным презрением к прогрессу» [Манн, 1960 стр. 363].
Что ж, автор романа имеет право выводить на сцену героев и предателей, мыслителей и дураков, праведников и грешников… Среди евреев встречаются разные люди, почему бы еврею-негодяю не появиться на страницах романа немецкого мастера? Если бы автор романа ограничился только этими характеристиками своего героя, то Томаса Манна ни в чём нельзя было бы упрекнуть, хотя число несимпатичных евреев на страницах его художественных произведений явно выше среднего. Но Хаим Брейзахер играет в романе по воле автора особую роль: он является, по сути, единственным глашатаем нацизма, проповедником тех самых идей, которыми руководствовались национал-социалисты во главе с Гитлером. Вот важное, можно сказать, программное высказывание Брейзахера:
«Несомненно, что если когда-нибудь приступят к устранению больного элемента в широком плане, к умерщвлению нежизнеспособных и слабоумных, то и под это подведут такие основания, как гигиена народа и расы, хотя в действительности — сие не только не отрицалось, но даже подчеркивалось — дело будет идти о гораздо более глубоких преобразованиях, об отказе от всякой гуманной мягкотелости — детища буржуазной эпохи; об инстинктивной самоподготовке человечества к суровой и мрачной, глумящейся над гуманностью эре, к веку непрерывных войн и революций, который, по-видимому, отбросит его далеко назад, к темным временам, предшествовавшим становлению христианской цивилизации средневековья после гибели античной культуры…» [Манн, 1960 стр. 478].
Никто больше в романе не озвучивает намерения тех, кто на двенадцать лет получил власть в Германии и привел ее и весь мир к самой страшной в истории мировой войне, а европейское еврейство поставил на грань полного уничтожения. Собственно, роман «Доктор Фаустус» и задуман как описание медленного, но неуклонного сползания страны и общества в пропасть нацизма. И если глашатаем и идеологом этого движения автор романа поставил отвратительного и внешне, и внутренне еврея Брейзахера, то этот выбор дает повод усомниться, как пишет госпожа Дымерская-Цигельман, «в однозначно позитивном отношении автора к еврейству».
Взглянем на роль Брейзахера в романе глазом отстраненного, непредвзятого наблюдателя. Немецкое общество, описанное в романе, незнакомо с идеями национал-социализма, или, по словам Серенуса Цейтблома, с «новым миром антигуманизма». Серенус и узнал «неведомый дотоле» мир «благодаря этому самому Брейзахеру» [Манн, 1960 стр. 369]. Выходит, нацизм не родился и вызрел в немецком обществе, а привнесен извне какими-то чужаками, одним из которых выступает отвратительный Хаим Брейзахер. Ни один немец, представленный в романе, не является изначально сторонником «нового мира антигуманизма». Вина за распространение нацистских взглядов лежит исключительно на еврее-нацисте Брейзахере и ему подобных.
Дикость подобной схемы станет еще очевидней, если представить себе роман о расистских беспорядках и притеснении чернокожих в Америке, в котором основным идеологом суда Линча над неграми показан афроамериканец.
Госпожа Дымерская-Цигельман не видит здесь противоречия, совершенно серьезно утверждая:
«Брейзахер — наглядное подтверждение всеобщности «дьявольского парадокса — порождения зла добром», парадокса, воплотившегося в трагедию перерождения «доброй» Германии в «злую».
Вот так, ни больше, ни меньше: символом перерождения Германии выступает не какой-то выдающийся или заурядный немец, а отвратительный еврей. Нелепость возложения на еврея Брейзахера ответственности за распространение взглядов, приведших к идее уничтожения всех евреев на Земле, достаточно скоро понял и автор романа. В «Истории „Доктора Фаустуса“» Томас Манн совершенно справедливо признает, что «отнюдь не исключена опасность превратного, антисемитского толкования» еврейских образов в романе, «тем более что в моем романе имеется еще гнусный Брейзахер, этот хитроумный сеятель великой беды, описание которого тоже дает повод заподозрить меня в юдофобстве» [Манн, 1960a стр. 342]. И дальше он приводит несколько доводов самооправдания, которые повторяет в своей статье госпожа Дымерская-Цигельман, совершенно не уменьшающие наше недоумение по поводу «сеятеля великой беды».
В самом деле, разве объясняет роль «гнусного Брейзахера» в романе тот факт, что о нем сказаны такие слова: «Можно ли досадовать на иудейский ум за то, что его чуткая восприимчивость к новому и грядущему сохраняется и в запутанных ситуациях, когда передовое смыкается с реакционным?» [Манн, 1960a стр. 342]? Конечно, нет, ведь здесь говорится о другом. Да, среди евреев могут найтись сторонники реакции, но не они несут основную ответственность за победу национал-социализма над демократией. Столь же мимо цели бьет и другой аргумент Томаса Манна, который охотно повторяет госпожа Дымерская-Цигельман: «разве выведенные в этом романе немцы приятнее, чем изображенные в нем евреи?» [Манн, 1960a стр. 343]. Может, и не приятнее, но тем более было бы естественнее искать глашатая нацизма не среди его будущих жертв, а именно среди «неприятных немцев», разве мало было примеров в реальной Германии?
Не показав в романе ни одного «немецкого фашиста», Томас Манн считает необходимым вывести на сцену «еврейского фашиста» – Хаима Брейзахера. В письме Людвигу Левисону (Ludwig Lewisohn) от 19 апреля 1948 года Манн пишет:
««Брейзахер, каков он в книге, – это еврейский фашист, еврейский слуга фашистской эпохи, в жизни и литературе я встречал немало таких типов. Многое из того, что он говорит, есть в “Реальности евреев” Гольдберга. Знаете ли Вы это? Любите ли Вы это? Или у Вас вызывает отвращение его снобистский злобный антигуманизм?» [Mann, 1981 стр. 158].
То, что эта оценка не случайна, показывает написанное спустя полгода письмо автора «Доктора Фаустуса» Йонасу Лессеру (Jonas Lesser) от 25 октября 1948 года:
«Многое из того, что говорит Брейзахер, есть в той или иной степени в книге Гольдберга, которую я прочитал, когда она появилась и воспринял как работу типичного еврейского фашиста. Этот тип не показать в романе я не мог» [Mann, 1981 стр. 193].
С Оскаром Гольдбергом отождествляет Брейзахера и Людмила Дымерская-Цигельман. Добавляя к нему за компанию немецкого прорицателя заката Европы Освальда Шпенглера, она пишет:
«Они оба отступаются от гуманистических принципов своих народов, сдают без всякого сопротивления ценности своих национальных культур — немецкой и еврейской и тем самым ведут к разрушению ценностей всей европейской цивилизации. Этим они способствуют торжеству нацизма — смертельного врага той цивилизации, к которой они принадлежат и в саморазрушении которой сами же и участвуют» [Горелик, и др., 2020 стр. 122].
«Еврейский фашист» Оскар Гольдберг остается чуть ли не единственным основанием той роли, которую автор «Доктора Фаустуса» возложил на Хаима Брейзахера. И если бы Гольдберг действительно говорил или писал нечто в духе приведенной выше цитаты из выступления Брейзахера о «гигиене народа и расы», то такой аргумент можно было бы если не принять, то, по крайней мере, понять. Но ничего подобного Гольдберг ни говорить, ни писать не мог, это с очевидностью следует из его главных книг «Реальность евреев» [Goldberg, 2005] и «Маймонид. Критика еврейского вероучения» [Goldberg, 1935].
Гольдберг никогда не разделял и не поддерживал идеи настоящих нацистов, от преследования которых он чудом спасся в 1940 году, побывав в двух концлагерях на территории оккупированной Франции и эмигрировав в США не без помощи Томаса Манна. На тему «устранения больного элемента», в том числе, репрессий против евреев, он высказывался, однако совсем не в том ключе, как делает это приват-доцент Брейзахер в романе «Доктор Фаустус». Брейзахер призывал к репрессиям и оправдывал уничтожение тех, кто непригоден с точки зрения «народа и расы», а Гольдберг в стиле древних еврейских пророков предупреждал будущих жертв о грядущей Катастрофе:
«Евреи – это народ упущенных возможностей. В этот раз дело обстоит гораздо серьезнее, чем раньше. Вы будете вычеркнуты из „Книги истории“. <…> Или евреи выполнят свой долг, или они будут уничтожены. Третьего не дано» [Goldberg, 1935 стр. 119].
Здесь нет и следа нацизма или расизма. Причина ярлыков, которые Томас Манн навешивает на Гольдберга, лежат не во взглядах автора «Реальности евреев», а в личных отношениях писателей, весьма сложных и запутанных, достаточно отметить обвинения в плагиате, выдвинутые Гольдбергом против Томаса Манна за использование в тетралогии «Иосиф и его братья» значительных фрагментов книги 1925 года. Столь же безосновательно обвинял Томас Манн в еврейском фашизме философа и социолога Теодора Лессинга. На мнение писателя не повлиял даже тот факт, что Лессинг являлся одним из злейших врагов национал-социалистов, назначивших за его голову денежное вознаграждение и, в конце концов, убивших его 1 сентября 1933 года.
История взаимоотношений Томаса Манна и Оскара Гольдберга заслуживает отдельного серьезного обсуждения. Здесь же мы подчеркнем только тот факт, что роль, отведенная автором Хаиму Брейзахеру в романе «Доктор Фаустус», совершенно определенно опровергает тезис госпожи Дымерской-Цигельман об «однозначно позитивном отношении автора к еврейству». Это заметили исследователи творчества Томаса Манна сразу после выхода романа в свет. Например, швейцарский философ Эрих Брок (Erich Brock) еще в 1949 году отмечал:
«В этой книге есть только один идейно активный национал-социалист, приват-доцент Хаим Брейзахер. Из работ Манна видно, что он никогда особенно не любил евреев, но тут он взваливает на них особенно горькие обвинения» (цитируется по книге [Flinker, 1959 стр. 166], выделено автором – Е.Б.)
Пережившая Холокост и недавно скончавшаяся профессор германистики и писательница Рут Клюгер (Ruth Klüger) высказалась по поводу образа Брейзахера в романе Томаса Манна:
«Самое лучшее, что можно сказать об этом, это то, что в данном случае мы имеем дело с извращенно плохим вкусом» [Klüger, 1994 стр. 41].
И хотя слова о плохом вкусе такого эстета, как Томас Манн, звучат дико, с ними приходится согласиться. Увы, страстной натуре писателя, особенно когда речь шла о евреях, иногда отказывало хладнокровие. Так было, например, во время публичной дискуссии с Теодором Лессингом, когда защищая от нападок Лессинга критика Самуэля Люблинского, Манн использовал против обидчика лексику самого настоящего махрового антисемита.
Я постараюсь вернуться к теме еврейских образов в романе «Доктор Фаустус» и снять обвинение, которое Томас Манн бросил в лицо своего бывшего сотрудника Оскара Гольдберга: еврейский фашист.
Примечание
[1] Как подчеркивал сам Томас Манн, тетралогия «Иосиф и его братья» создана им не как «еврейский эпос», а как общечеловеческий [Mann, 1974d стр. 486]. Поэтому мы её в контексте еврейской темы сейчас не рассматриваем.
Литература
Bartels, Adolf. 1907. Deutsche Literatur: Einsichten und Aussichten. Leipzig: Ed. Avenarius Verlag, 1907.
Dierks-Wimmer. 2004. Thomas Mann und das Judentum. Frankfurt a.M.: Vittorio Klostermann, 2004.
Flinker, Martin. 1959. Thomas Manns politische Betrachtungen im Lichte der heutigen Zeit. Den Haag: Mouton & Co, 1959.
Goldberg, Oskar. 1935. Maimonides. Kritik der jüdischern Glaubenslehre. Wien: Verlag Dr. Heinrich Glanz, 1935.
Goldberg, Oskar. 2005. Die Wirklichkeit der Hebräer (Erste Ausgabe Berlin: Verlag David, 1925). Wiesbaden : Harrassowitz Verlag, 2005.
Klüger, Ruth. 1994. Katastrophen. Über deutsche Literatur. Göttingen: Wallstein Verlag, 1994.
Mann-Grautoff. Thomas Mann: Briefe an Otto Grautofff 1894-1901 und Ida Boy-Ed 1903-1928, hrsg. v. Peter de Mendelsohn. Frankfurt a.M.: S.Fischer Verlag.
Mann, Thomas. 1960. Von deutscher Republik. Sammelte Werke in dreizehn Bänder. Band XI, S. 809-852. Frankfurt a.M. : S. Fischer Verlag, 1960.
Mann, Thomas. 1974. Die Lösung der Judenfrage. Gesammelte Werke in dreizehn Bände, Band XIII, S. 459-462. Frankfurt a.M.: S.Fischer Verlag, 1974.
Mann, Thomas. 1974b. Zur jüdischen Frage. Gesammelte Werke in dreizehn Bänder. Band XIII, S. 466-475. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 1974b.
Mann, Thomas. 1974c. Der Unntergang der europäischen Juden. Sammelte Werke in dreizehn Bänder. Band XIII, S. 498-502. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 1974c.
Mann, Thomas. 1974d. Zum Problem des Antisemitismus. Sammelte Werke in dreizehn Bänder. Band XIII, S. 479-490. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 1974d.
Mann, Thomas. 1977. Tagebücher 1933-1934. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 1977.
Mann, Thomas. 1979. Tagebücher. 1918-1921. Herausgeben von Peter de Mendelssohn. Frankfurt a.M.: S.Fischer Verlag, 1979.
Mann, Thomas. 1981. Dichter über ihre Dichtungen, Band 14/III. 1944-1955. München: Heimeran, 1981.
Mann, Thomas. 1986. Tagebücher 1944-1.4.1946. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 1986.
Moses, Julius. 2010. Die Lösung der Judenfrage. Eine Rundfrage. Bremen: Edition lumière, 2010.
Schwarz, Egon. 1989. Die judische Gestalten in Doktor Faustus. [авт. книги] Eckhard Heftrich и Hans (Hrsg.) Wysling. Thomas Mann Jahrbuch, Band 2. Frankfurt a.M.: Vittorio Klostermann Verlag, 1989.
Volkov, Shulamit. 2000. Antisemitismus als kultureller Code: Zehn Essays (Beck’sche Reihe). München : C.H.Beck Verlag, 2000.
Беркович, Евгений. 2011. Томас Манн в свете нашего опыта. Иностранная литература, №9. 2011 г.
Беркович, Евгений. 2012. Работа над ошибками. Вопросы литературы, №1. 2012 г.
Беркович, Евгений. 2016. Новелла Томаса Манна «Кровь Вельзунгов» и проблемы литературного антисемитизма . Нева, №5, стр. 122-145. 2016 г.
Беркович, Евгений. 2017. Двуликий Волшебник. Еврейская Старина, №4. 2017 г.
Беркович, Евгений. 2018. «Двуликий Волшебник» Ранние новеллы Томаса Манна и вопросы литературного антисемитизма. Нева, №5. 2018 г.
Беркович, Евгений. 2018a. Границы понимания и безграничность непонимания. Полемика Томаса Манна с Якобом Вассерманом по еврейскому вопросу. Нева, №10. 2018a г.
Беркович, Евгений. 2018b. Братья Манны в «Двадцатом веке». Страница биографии, о которой писатели предпочитали не вспоминать. Вопросы литературы. 2018b г.
Г.Манн-Т.Манн. 1988. Генрих Манн — Томас Манн: Эпоха, жизнь, творчество. Переписка, статьи. Перевод с немецкого С.Апта. М.: Прогресс, 1988.
Горелик, Геннадий, Дымерская-Цигельман, Людмила и Грайфер, Элла (редакторы). 2020. Исследования по истории науки, литературы, общества. Сборник статей в честь 75-летия Евгения Берковича. Ганновер: Семь искусств, 2020.
Манн, Томас. 1959. Королевское высочество. Роман. Собрание сочинений в 10 томах. Том второй. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1959.
Манн, Томас. 1960. Доктор Фаустус. Собрание сочинений в 10 томах. Том пятый. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1960.
Манн, Томас. 1960a. История «Доктора Фаустуса». Роман одного романа. Собрание сочинений в десяти томах. Том девятый. С. 199-364. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1960a.
Приложение
Мои оппоненты
Несколько лет после выхода моих первых статей о Томасе Манне тексты мне казались гласом вопиющего в пустыне – так мало было на них откликов. И анализ дневников писателя, разбор его ранних новелл, обсуждение его работы в журнале «ХХ век», тщательное рассмотрение новеллы «Кровь Вельзунгов», принципиального спора Томаса Манна с писателем Якобом Вассерманом – всё это оставалось практически без обсуждения и критики. Но когда вышла статья «Двуликий Волшебник» и упомянут образ Хаима Брейзахера, то тут подняли голос защитники Томаса Манна от обвинений в антисемитских высказываниях. О мнении госпожи Дымерской-Цигельман я уже написал выше. Она непоколебимо настаивает на «однозначно позитивном отношении автора к еврейству». И когда я привожу факты, опровергающие это «однозначно», то она не хочет их принимать во внимание, называя «тенденциозно подобранными». Я хотел бы напомнить уважаемому автору Портала, что любой контрпример, служащий для опровержения какой-то теории, подбирается тенденциозно. И часто одного примера достаточно, чтобы теорию признать неверной. Вот доказать теорию одним примером нельзя, а опровергнуть можно. Думаю, примеры, приведенные в этой статье, должны поколебать уверенность в «однозначно позитивном отношении автора к еврейству». Что не исключает, действительно, прекрасного отношения писателя и к друзьям-евреям, и к государству Израиль.
С другой стороны меня активно атаковал другой давний автор портала Евгений Майбурд. Недавно он опубликовал в альманахе «Лебедь» большую статью – почти в десять тысяч слов! — целиком направленную против меня и моей оценки творчества Манна и, в частности, казуса Брейзахера в «Докторе Фаустусе». Эту статью три года назад Майбурд предложил опубликовать на Портале, однако я не спешил этого делать. Во-первых, статья профессионально слабая, содержит много натяжек и ошибок и требует тщательного комментария, чтобы не вводить читателя в заблуждение, во-вторых, она непомерно раздута за счет избыточного цитирования (сейчас же цитировать легко – скопировал страницу текста и вставил в статью – пара секунд, и цитата готова), полна натяжек и личных выпадов. В-третьих, автор решил подстраховаться и опубликовал огромную выдержку из статьи в своем блоге тоже на нашем Портале, так что читатель уже давно в курсе всех претензий господина Майбурда ко мне. Его статью в блоге уже посетили больше тысячи двухсот читателей – это больше, чем читателей моей изначальной статьи, вызвавший гнев моего критика.
Я давно определил для себя стиль господина Майбурда – имитация профессионализма. Он с важным видом говорит банальности, обвиняет оппонента во всех смертных грехах, учит его, как надо себя вести, и это всё может у неподготовленного читателя создать впечатление крутого профессионала.
Стиль «имитация профессионализма» предполагает цепляние к любой мелочи, лишь бы подавить и унизить противника. В сетевой версии моей статьи 2017 года «Двуликий Волшебник» была одна опечатка: вместо «восхваляет примитивизм» было напечатано «восхваляет привизм». Эта опечатка была тут же исправлена, но Майбурд два раза (!) в своей статье подчеркивает эту ошибку у меня. Дорогой Евгений Михайлович, ошибка исправлена в 2017 году, Вы публикуете статью в декабре 2021-го, и всё равно не можете успокоиться?
По существу же Майбурд мало знает, практически не пользуется зарубежными источниками (все ссылки он копирует у меня и мне же за них выставляет претензии), оригинальных текстов Манна и в глаза не видел, по крайней мере, нигде их не обсуждает. А зря!
Перевод, даже очень хороший, может не передавать всех тонкостей оригинала. Приведу одну цитату из русского перевода, которую использует господин Майбурд в доказательстве безусловной поддержки евреев со стороны рассказчика Серенуса Цейтблома. В русском переводе это место звучит так:
«…побудили меня не согласиться с позицией, занятой нашим фюрером и его паладинами в отношении евреев, что, собственно, и заставило меня отказаться от педагогической деятельности».
А вот в оригинале у Томаса Манна в этой фразе есть не переведенное словечко «voll», то есть «полностью». Другими словами, он не полностью согласен с позицией фюрера, кое в чем согласен, а кое в чем нет. Помните запись в дневнике Томаса Манна от 10 апреля? Правильно считают специалисты, что Цейтблом – альтер эго самого писателя.
Это, конечно, небольшой нюанс в тексте, который русскому читателю остался неведомым. А вот в другом месте знание языков помогло бы господину Майбурду не попасть в смешное положение. Цепляться так цепляться, и мой критик осудил название моей статьи:
«Название статьи г-на Берковича «Двуликий Волшебник» нельзя признать удачным. «Волшебник» было семейным прозвищем писателя – с каких пор оно стало всеобщим достоянием? Употребление его теми, кто не состоит в родстве с Маннами, — по-моему, на грани бестактности».
Обратите внимание, с какой важностью и чувством собственного превосходства поучает господин учитель нерадивого ученика. Мне в таких случаях неизменно приходит на ум цитата из рассказа Константина Георгиевича Паустовского, но я тут сдержу себя, чтобы сохранить академический стиль статьи. Так откуда Майбурд узнал, что «Волшебник» было семейным прозвищем писателя? Правильно, от меня же. И тут же попробовал это знание обратить на оппонента. А вот учил бы студент строительного института Майбурд иностранные языки более усердно, то знал бы, что это семейное прозвище давно стало нарицательным именем, широко используемым в литературоведении. Лучшая биография Томаса Манна на немецком языке написана Петером де Мендельсоном и называется «Der Zauberer Thomas Mann», т.е. «Волшебник Томас Манн». А есть еще и роман Колм Тойнби под названием «Волшебник» — тоже о Томасе Манне.
За обильным цитированием господином Майбурдом романа Томаса Манна пропадает смысл полемики. И цитата доказывает совсем не то, что хотел бы доказать критик, а прямо противоположное. Пример: почти страница статьи занята перепечаткой того места в романе, где говорится о концлагере вблизи Веймара. Майбурд пишет: «Господин Беркович не цитирует этого отрывка. Почему? Не знаю». Так спросили бы у меня, Евгений Михайлович, я бы объяснил. Дело в том, что этот отрывок, по мнению Майбурда, должен был опровергнуть моё утверждение, что в романе не показано уничтожение евреев, не показана трагедия Холокоста. Как же не показана, может спросить читатель, когда вот сколько написано про Бухенвальд, ведь это он расположен вблизи Веймара? Должен вас разочаровать: в романе ни слова не сказано, что жертвами Бухенвальда были евреи. Про «зловоние горелого человеческого мяса» сказано, а что этими человеками были евреи — нет. Чем не «памятник советским гражданам, расстрелянным в Бабьем Яру»?
Но хватит уж про эту статью. Я очень рад, что она появилась в альманахе «Лебедь». Теперь отпала необходимость разбираться в этой груде нелепостей, банальностей, ошибок и вранья. Пусть это делает тот, кому не жалко своего времени. Жаль только, что автор или редактор побоялись оставить изначальное название статьи, сохранившееся в сообщении в блоге: «Евреи, оставьте в покое Томаса Манна». Такое название лучше передает агрессивный и наступательный стиль имитации профессионализма. А то, что очередной пасквиль на меня появился в «Лебеде», меня не удивляет. И двадцать лет назад было то же. Даже умиляет постоянство редактора.
Всем желаю здорового и благополучного Нового года!
Ганновер, 31 декабря 2021 года
Оригинал: https://s.berkovich-zametki.com/y2021/nomer4/berkovich/
