Уходит наш поезд в Освенцим!
Наш поезд уходит в Освенцим!
Сегодня и ежедневно!
Александр Галич
МАЛЕНЬКАЯ ЗЕЛЕНАЯ ВЕТОЧКА
Однажды я шел с дедом Соломоном по старому еврейскому кладбищу, увидел памятник из черного камня дерево с обрубленными ветвями и спросил: Что это?
Не доживший человек, ответил дед.
Прошли годы, я стал взрослым, но мой наивный детский вопрос, остался у меня в памяти. Да, если обрубить ветви, дерево может погибнуть, но может появиться одна маленькая зеленая веточка, за ней вторая, третья… их станет все больше и больше и дерево продолжит расти.
Многие из нас, родившихся после войны, пришли в этот мир благодаря тому, что после Холокоста наши еврейские родители остались живы.
Это те, кто выжил в концлагере и гетто, кого не успели сжечь в Аушвице, кого расстреливали, но не убили, и они выбрались ночью из засыпанного землей рва.
Это те, кого спасли и спрятали добрые и благородные люди, рисковавшие своей жизнью и жизнью своей семьи.
Это те, кто не умер от голода, холода и болезней, кто вернулся с войны живым, кто смог эвакуироваться.
Это девушка из Бреста, родители ее уговаривали побыть еще день дома и ехать в воскресенье вечером 22 июня, а она не послушалась и 21 июня 1941 года поехала в Москву поступать в консерваторию на поезде Брест-Москва.
Это молодые муж и жена с детьми из Москвы, они ехали в Брест навестить стареньких дедушку и бабушку, но 21 июня 1941 года, по дороге на вокзал, в переполненном трамвае у них украли кошелек с деньгами и билетами на поезд Москва-Брест.
Это моя тетя Доба, которая взяла ребенка и поехала 21 июня 1941 года из Каменец-Подольска в Проскуров к мужу, моему дяде Шефтелю…
Всех этих людей объединяет одно: они выжили, они наши родители, они дали нам жизнь и их спасло чудо, а мы дети этого чуда.
ДЕД
Мой, благословенной памяти, дед Соломон (Семен Борисович Тартаковский) родился в 1897 году. Все его образование составляло несколько классов хедера, он любил книги, очень много читал и серьезно интересовался еврейской историей. Воевал с немцами в Первую мировую войну, вернулся с Георгиевской медалью за храбрость и искалеченной рукой, но при этом оставался высокого мнения о немцах и Германии.
Летом 1941 года, когда многие евреи говорили, что немцы культурная нация, что нам евреям нечего бояться, что прийдут немцы, а мы откроем лавки и будем торговать… дед Соломон не стал дожидаться прихода культурной нации, а напротив решил, что из Запорожья надо скорее бежать.
Выселение евреев в гетто в Могилеве в июле 1941 года
Фронт быстро приближался, поезд на котором они ехали, сильно бомбили, но слава Богу, бомбы в него не попали. Двигались на восток долго и медленно, много шли пешком, немцы тоже не стояли на месте. На реке наткнулись на маленький пароход, у деда (он был кожевник) были несколько хороших кож, дед отдал их матросам, чтобы его семью взяли на пароход, это было спасение.
Дед Соломон
Мы особенно сблизились с дедом после Шестидневной войны. В школе я много занимался пионерской работой и был президентом Клуба интернациональной дружбы. В начале июня 1967 года, когда газеты и телевидение начали изо всех сил разоблачать преступления коварных и жестоких израильских агрессоров, я вышел во двор и знакомые соседские дети неожиданно предложили мне убираться в Израиль, а потом и другие дети мне предлагали убираться в Израиль.
Пришел я в школу на летнюю практику. Члены Клуба интернациональной дружбы, и другие мои одноклассники стали меня бить, оскорблять и тоже предлагать поскорее убираться в Израиль. (До июня 1967 года о существовании Израиля я даже и не знал)
Через некоторое время после этого пионервожатая, не плохая женщина, сообщила мне, что президентом Клуба интернациональной дружбы стал другой пионер, один из тех, кто ругал евреев и Израиль.
После этого я перестал заниматься пионерской работой.
Дед Соломон рассказал мне об Израиле, о причинах Шестидневной войны, о еврейском народе и его истории, о пророке Исайя, о заповедях, о Холокосте. Достал с полки книгу Анна Франк и предложил прочитать…
Благодаря деду Соломону я постепенно начал смотреть на мир, в котором я живу по-другому и видеть мир не таким, каким его показывают по телевизору и описывают в газетах.
МАТЬ
Моя, благословенной памяти, мать Геня Соломоновна (Евгения Семеновна Тартаковская) родилась в 1927 году и всю жизнь проработала врачом.
Сразу после войны, дед Соломон взял свои галифе из крепкого сукна, портниха их разрезала и сшила для моей мамы юбку. Времена были трудные, что-то еще перешили, что-то раздобыли на базаре и дед Соломон отвез маму в Саратов учиться на врача. Учеба была серьезная, время голодное, но молодость давала силы справляться с трудностями.
Мать Геня Соломоновна Тартаковская
Мама приступила к работе, когда вовсю начали раскручивать «дело врачей отравителей». Однажды мама пришла по вызову на дом и увидела, что больная сидит голая перед зеркалом и сама ставит себе на спину банки. На вопрос, не боится ли она обжечь спину, больная ответила, что она очень боится врачей, потому, что сейчас врачам доверять нельзя. Впрочем, характерная еврейская внешность моей мамы у больной особых подозрений не вызвала и она благосклонно позволила себя выслушать и осмотреть.
Передовая статья в газете Правда от 13 января 1953 года и карикатура в журнале Крокодил
Мой дядя, благословенной памяти Шефтель Аронович (Александр Аронович Сельский), муж, благословенной памяти тети Добы (Доры Иосифовны) папиной сестры, прекрасный врач-хирург, был внезапно уволен с работы, а его семью выселили из служебной квартиры.
Профессор медицины благословенной памяти, Залман Нафтольевич Гуревич, рассказывал мне, как ему устроили длительный и унизительный допрос в МГБ. Следователь угрожал и несколько раз доставал из кобуры револьвер, но не били и с работы не уволили. Другие врачи евреи пострадали несравнимо больше…
Мама стала прекрасным врачом, пользовалась большим уважением у больных и всю жизнь повторяла одни и те же слова: Я давала присягу никому и никогда не отказывать в медицинской помощи.
ОТЕЦ
Мой, благословенной памяти, отец Герц Иосифович Березник родился в 1918 году в Каменец-Подольске. Когда в городе был еврейский погром, во двор дома, где они жили, вышел навстречу погромщикам сосед-поляк, сказал, что евреев здесь нет и бандиты ушли.
Отец пошел в школу и даже успел выучить на иврите несколько букв, но еврейскую школу вскоре закрыли. Жизнь была тяжелой, отец рано осиротел и мать Лейка одна воспитывала четверых детей Фриду, Добу, Матвея (Мотю) и Герца.
Окончив школу, отец после строгой комиссии и сложных вступительных экзаменов был принят в военную академию в Ленинграде. Учился на отлично и все было прекрасно, до того дня, когда был арестован муж старшей сестры Фриды, Георгий Дробинский. Он был талантливый инженер, строил мосты, которые, стоят до сих пор.
В академии на комсомольском собрании сразу поставили вопрос об исключении из комсомола родственника врага народа, но один из сокурсников поднялся и сказал: если Герц тоже враг, то его надо судить, а если нет, то за что его исключать из комсомола? И собрание не поддержало исключение из комсомола. Отец получил справку, что уволен из армии, в связи с невозможностью использования, был отчислен из академии и начал ходить по инстанциям и добиваться справедливости. Однако, умные люди ему настоятельно посоветовали: Уезжай из Ленинграда пока цел. Отец взял билет до Каменец-Подольска и уехал.
На пересадке в Киеве ему неожиданно отказали перекомпостировать билет, потому, что Каменец-Подольск пограничный город и никакие доводы, что он едет домой к своей семье не помогли. В Киеве жили близкие друзья еще по Каменец-Подольску, они тоже посоветовали, ничего не добиваться, а искать место учебы в Киеве.
Отец энергично взялся за дело, но школьный аттестат с отличием ему не помог. В университете и в институтах везде недобор, но отца нигде не принимают, никому не нравится справка из военной академии. Проходят дни, недели, надо где-то жить и что-то есть, а ты лишний человек в этом мире…
Отец пошел в ЦК компартии Украины к очень большому начальнику и сказал: отправьте меня в тюрьму, там у меня будет крыша над головой и меня будут кормить, а здесь я никому не нужен, тогда в конце тридцатых годов эту просьбу могли удовлетворить немедленно. Большой начальник позвонил в Киевский технологический институт, где он раньше работал, отец был принят и жизнь стала потихоньку налаживаться.
Когда началась Финская война, комсомольцев призывали вступать в комсомольский лыжный батальон и отец записался добровольцем. В комитете комсомола поддержали его решение и сказали, что он, родственник врага народа, теперь получил возможность доказать свою преданность.
Никто из его друзей с этой войны не вернулся. Отца спасло знание основ военного дела и то, что отменили психическую атаку, о которой им сообщили заранее. В конце войны их послали убирать погибших. Отец прожил девяносто три года, но даже через семьдесят лет отцу было больно и тяжело вспоминать замерзших лыжников, которые стояли в ряд, опираясь на лыжные палки… Когда женщина, у которой отец с товарищами останавливался перед войной, увидела их снова, то она разрыдалась, до этого никто из живших у нее обратно не возвращался.
Отец во время Финской войны
Потом опять институт и учеба, молодость, студенческая жизнь, мало денег, но весело. В начале лета 1941 года их, будущих инженеров отправили на практику в Ленинград, рано утром 22 июня отец с друзьями сели на пароходик и поехали в Выборг на пикник, приехали, а город обезлюдел. Побежали на вокзал и с трудом смогли сесть на последний поезд. Приехали в Ленинград и отца тут же арестовали на Дворцовой площади, спросили имя, если зовут Герц, значит это немец. С этого времени писем из дому он больше не получал.
На фронт не брали, послали закончить учебу в Воронеж, потом артиллерийское училище и молодой лейтенант попал на Сталинградский фронт. Был ранен и слава Богу остался жив, после госпиталя опять на фронт.
Отец во время Отечественной войны
Приобрел боевой опыт и стал прекрасным командиром батареи, занимался разведкой, побеждал в артиллерийских дуэлях, боролся с немецкими танками.
В начале 1945 года отца представили к званию Героя Советского Союза, а вскоре пропал его ординарец. Отца вызвали в особый отдел Смерш (смерть шпионам) и стали долго и дотошно выяснять не мог ли ординарец перебежать на сторону врага, а потом отозвали представление к высокому званию. А еще через день ординарец пришел после самовольной отлучки.
Это была не первая встреча со Смершем.
Однажды отец ехал в конце колонны и на том самом месте, по которому проехала вся колонна, подорвалась на мине пушка. Сидящий рядом солдат, был тяжело ранен, отца отбросило взрывом в сторону, а пушка была повреждена. Смерш начал расследование, почему вышла из строя пушка и кто в этом виноват? В конце- концов отца оставили в покое…
Был случай, когда отца вызвали в Смерш и сообщили, что в батарее, которой он командует, имели место высказывания направленные против командира и выполнения его приказов. Один солдат сказал об отце так:
“Вы все слушаетесь молодого жидка, он конечно не трус, но он сам пойдет на смерть и вас потащит за собой”. Отец, разумеется, об этом ничего не знал, но Смерш узнал об этом.
На войне, даже тогда, когда смерти, казалось, уже не избежать, случалось, что спасение приходило в самый последний момент. Во время ожесточенных боев в районе озера Балатон отец получил приказ отступить и перейти на другую позицию. Вдруг приехал какой-то генерал, увидел, что батарея уходит и приказал: Лечь костьми, но не пропустить врага! Сам генерал по-видимому ложиться костьми не собирался, сел в свой виллис и укатил. Шел сильный снег, плохая видимость не позволяла вести огонь, а немцы приближались.
И слава Богу в самый последний момент пришел приказ: немедленно отступить, отец вспоминал, что даже полминуты могли сыграть роковую роль…
После войны отец приехал в Каменец-Подольск, посмотрел на дом, где прошло его детство, и узнал о том, о чем давно догадывался сам.
В Каменец-Подольске оставались Лейка, ее сын Мотя с женой Розой и ее внуки. Соседи рассказали отцу, что видели их в колонне евреев и что Лейка вытолкнула из колонны маленького внука в толпу, но полицейский это заметил и вернул ребенка назад. Евреи в Каменец-Подольске были уничтожены. Сестра Фрида после ареста мужа Георгия была выслана и жила в киевской области, старший ребенок жил с ней, а младший жил с бабушкой Лейкой в Каменец-Подольске. После войны никого из них не нашли. Да будет благословенна память всех ушедших!
Слева сестра Фрида, рядом мама Лейка с внуками на руках и сзади, соседи
Невестка Роза с дочкой Мирой
Мира
Георгий Дробинский, муж сестры Фриды
Отец побывал в Ленинграде, посетил академию, его хорошо встретили, предлагали вернуться и продолжить учебу, но он отказался, профессия военного его больше не привлекала. А потом уехал к единственной, оставшейся в живых сестре Добе, жил у сестры и там познакомился с мамой.
Отец окончил еще один институт, успешно работал инженером электронщиком, люди его любили.
Родители: мать Геня Соломоновна и отец Герц Иосифович
Тетя Доба и дядя Шефтель
Но разве не чудо, что мои родители остались живы, до того как они встретились? Это был рассказ о обычных людях, о семье, которая очень похожа на тысячи других еврейских семей. Это тысячи маленьких зеленых веточек, которые возродили новое дерево на корнях старого дерева с обрубленными ветвями. Это тысячи чудес, ведь до того, как мои родители встретились были и погромы, и 37-ой год, и одна война, и Холокост, и другая война, а они остались живы и встретились. Выжили, несмотря на опасности и дали жизнь другим.
У них были шансы выжить, у тех, кто были в гетто, в концлагере, кто шел в колонне евреев по улицам Киева в Бабий Яр, шансов было гораздо меньше, порой почти никаких, но и там были выжившие, те, которые потом стали маленькими зеленными веточками и вернули к жизни дерево с обрубленными ветвями.
ЛЮДИ
Парикмахер Сережа, добрейший человек, два раза воевал под Ростовом и рассказывал мне, как во время войны он встречался в Ростове со знакомой еврейской семьей по фамилии Ватт, когда Ростов был окончательно освобожден, Сережа семью Ватт уже не нашел, евреи Ростова были уничтожены.
В Ростове на доме, где жила Сабина Шпильрейн, висит мемориальная доска. Ученый с мировым именем в области психоанализа, ученица и сотрудница Зигмунда Фрейда и Карла Юнга, Сабина Шпильрейн и ее дочери Ирма — Рената и Ева были уничтожены вместе с другими евреями Ростова.
В Германии, в Берлине на доме, где жила Сабина Шпильрейн тоже висит мемориальная доска. Германия может гордиться Сабиной Шпильрейн.
Сабина Шпильрейн
Мемориальная доска в Берлине
Мемориальная доска в Ростове
Януш Корчак, имя которого знает весь мир, мог покинуть Варшаву, ему предлагали бежать и спастись, но покинуть детей в Доме еврейских сирот, которым он руководил, Януш Корчак не мог. В августе 1942 года Януш Корчак, его друг и многолетняя помощница Стефания Вильчинская, ей тоже предлагали бежать и спастись, другие воспитатели и около двухсот детей покинули гетто, Януш Корчак шел впереди, держа за руки двух детей.
Их отвели на станцию, посадили в товарные вагоны поезда и отправили в Треблинку. Януш Корчак вошел в газовую камеру вместе с детьми.
Януш Корчак и все дети из Дома еврейских сирот идут на станцию, мальчик держит флаг с шестиконечной звездой Давида, пункт назначения — Треблинка
Януш Корчак
Стефания Вильчинская
Художник Феликс Нуссбаум обратился к тем, кто останется в живых со словами:
«Если я исчезну — не дайте моим картинам умереть»
Феликс Нуссбаум
Художник Феликс Нуссбаум был беженцем, был узником концлагеря Сен- Сиприен, на юге Франции, бежал и последние годы своей жизни находился в Бельгии, на нелегальном положении. Его друзья бельгийцы предоставили ему студию и купили художественные принадлежности. Художник видел Катастрофу своими глазами и рисовал то, что видел, художник и его жена были арестованы 20 июля 1944 года. Художник Феликс Нуссбаум,его жена Фелка и его семья погибли в Аушвице.
Беженец
Великое бедствие
Лагерная синагога
Автопортрет с паспортом еврея
Автопортрет с ключом в лагере Сен-Сиприен
На улице (портрет сына Якова)
Семья
Страх
Еврей у окна
Семья Питель, из двадцати шести человек, остался в живых только Иосиф Питель, семья Шварц, семья Ланг… все новые, и новые, и новые лица, тех, кто сгорели в огне Холокоста.
Очень тяжело смотреть на эти сделанные до войны в Европе семейные фотографии: улыбающиеся люди нескольких поколений, счастливые жених и невеста во время свадьбы, очаровательные лица детей, а ведь в недалеком будущем эти люди могли быть сфотографированы уже на других фотографиях: в одежде концлагеря, в колонне идущих на смерть или в горе мертвых тел…
Семья Питель
Семья Шварц
Семья Ланг
Во время Холокоста самые страшные потери понесло еврейское население Польши, там же находились и крупнейшие лагеря массового уничтожения людей.
Рав Йегуда Ашлаг (Бааль Сулам) задолго до прихода к власти нацистов организовал группу из нескольких сот семей, чтобы создать поселение на земле Израиля, но раввинат Варшавы, опасаясь светского влияния в Палестине, категорически запретил переезд и Бааль Сулам со своей семьей уехал из Польши на Святую землю один.
Что произошло с теми семьями, которым запретили переехать, что произошло с семьями тех, кто запретил переезжать, что произошло с теми, кто запрещал? Тоже самое, что и с большинством евреев Польши. Их ждал Аушвиц.
АУШВИЦ
В лагере уничтожения Аушвиц было отравлено газом и сожжено около миллиона евреев из разных стран. На железнодорожной платформе в Аушвице происходила селекция. Отбирали тех, кто пригоден для тяжелой работы, для медицинских опытов и для других целей, а остальных сразу отправляли в газовые камеры. Восемнадцатилетняя Лилли Якоб была депортирована в Аушвиц вместе со своей семьей, на платформе ее отделили от родителей и младших братьев и больше она их никогда не видела. Лилли Якоб слава Богу выжила, а в день освобождения уже в другом концлагере девушке попал в руки, забытый убегавшими лагерными охранниками, альбом с фотографиями.
Там были фотографии ее родных, друзей и других людей, которые стояли на платформе в Аушвице незадолго до смерти. Вот одна фотография из этого альбома:
Старая еврейская женщина проявляет трогательную заботу о трех маленьких детях в последние часы их жизни. Эти люди идут вдоль забора с электрифицированной колючей проволокой, по дороге к газовой камере. Мы никогда не увидим их лиц и не узнаем кто они, эта благородная женщина и трое маленьких детей, о них известно только то, что они евреи.
Лилли Якоб передала этот уникальный альбом в Мемориал Яд-Вашем и сейчас Альбом Аушвица могут увидеть и прочитать все.
Евреев беспощадно преследовали и убивали во все века, но каждый раз появлялась маленькая зеленая веточка, за ней вторая, третья… Многие народы бесследно исчезли, но не евреи. И слава Богу, еврейский народ жив!
КУДА?
Как отнеслись к Холокосту в разных странах Мира? Ответ на этот вопрос предлагает Уильям Перл в своей книге «Заговор Холокоста. Международная политика геноцида», которая вышла в Нью-Йорке в 1989 году. Прочитаем предисловие к этой книге, оно написано не автором, а совсем другим человеком.
Предисловие
Хотя история человечества написана трагедиями, ни одна из них не может сравниться с Холокостом. Ужасы этого мрачного времени не имели себе равных ни по масштабам, ни по существу. Депортационные поезда, лагеря смерти, газовые камеры, жестокое и хладнокровное убийство нацистскими солдатами шести миллионов евреев ради «окончательного решения» — все это будет вечно напоминать человеку о его бесчеловечности, о его способности быть невероятно жестоким.
Когда над ничего не подозревающими европейскими евреями разразился гром страшных преследований, так называемые «цивилизованные» народы Западного мира стояли в стороне и молча наблюдали. Разрушился фундамент цивилизации — уважение к человеческой жизни и достоинству, и на его место пришли бездеятельность и безразличие. Соединенные Штаты Америки, — государство, основанное на принципах свободы и равенства всех человеческих существ, – позволили этой великой идее пошатнуться. Америка практически ничего не сделала для спасения жертв нацистов.
С моей точки зрения, почти каждый убитый еврей мог спастись, если бы правительства Союзников вовремя предоставили убежище тем европейским евреям, которые жили в странах, оккупированных гитлеровскими войсками. Их нежелание сделать это сегодня все чаще называют «заговором молчания». Уильям Перл доказывает этот тезис, предоставив серьезнейшее исследование и глубокий, вызывающий анализ фактов. Его книга, которую я настоятельно рекомендую каждому американцу, подробно останавливается на печальной странице истории, когда Америка и ее союзники решили взирать на страдания евреев сквозь пальцы. Эта книга — большой вклад в литературное наследие, посвященное Холокосту. Она помогает лучше понять уроки этой ужасной трагедии.
Сенатор Клэйборн Пелл, председатель комитета Сената США по международным отношениям.
Если на острове живет только один человек, то его среда обитания этот остров и его природные ресурсы, если на этот остров приходит еще один человек, то понятие среды обитания расширяется, у человека появляются еще отношения с ближним, а если на этот остров приходят еще люди, то понятие среды обитания расширяется еще больше, появляются отношения с ближними…
Земля это остров, где мы живем, это среда обитания человека. Плохой воздух, плохая вода и пища, содержащая вредные вещества это следствие разрушения среды обитания. Наша среда обитания это не только воздух, не только вода, не только природные ресурсы, источники нашей пищи, это не только то, что можно вдохнуть, выпить и проглотить, это еще система отношений между нами людьми, это то, что нельзя пощупать пальцами, это невидимое, но это то, что каждый ощущает на себе.
Прекрасная экология не поможет, если отношение к человеку в обществе плохое и жить в таком обществе так же плохо, как и дышать плохим воздухом, пить плохую воду и есть пищу, содержащую вредные вещества. Среда обитания человека в обществе неотделима от отношения человека к человеку в этом обществе.
Отношение человека к человеку в обществе должно основываться на заповеди Любовь к Ближнему. Выполнение заповеди Любовь к Ближнему, вот единственное, что нужно для сохранения среды обитания человека, а если нарушать заповедь Любовь к Ближнему, то это приводит к разрушению среды обитания. Экология здесь не причем, если по взмаху волшебной палочки, вернуть природу в то состояние, в котором она была сто лет назад, а люди по-прежнему будут нарушать заповедь Любовь к Ближнему, то мы снова прийдем к такому же состоянию природы, которое имеем сейчас.
Есть понятие предельно допустимого содержания вредных веществ в окружающей среде, а понятие предельно допустимого числа членов общества, нарушающих заповедь Любовь к Ближнему, в обществе есть? Экология человеческих отношений, она хорошая или плохая, в том или ином обществе? Наша среда обитания это заповедь Любовь к Ближнему. Наша среда обитания она вообще не материальна.
Шесть миллионов евреев убили те, кто вместе со своими сообщниками развязали Вторую мировую войну.
Шесть миллионов евреев убили также и те, кто молча смотрели на происходящее в оккупированной Европе и ничего не сделали для спасения обреченных на смерть людей.
Война принесла горе и страдания не только евреям, а и всему Миру: это десятки миллионов убитых, это раненные, пленные, родные и близкие погибших, пострадавших и пропавших без вести, это сотни миллионов людей из разных стран.
Возможен ли, не дай Бог, новый Холокост и что это сулит и евреям и всему Миру? Может это будет Холокост уже для всех: и для евреев и для неевреев?
Вот опять вспоминаю о маленькой зеленой веточке, которая появляется на ветвях обрубленного дерева, знак того, что дерево живет и продолжает расти. Может пришло время думать о маленькой зеленой веточке для всего человечества, появится ли она или не дай Бог не появится?
Почему произошел Холокост? Может ли быть не дай Бог новый Холокост? Что нужно делать, чтобы нового Холокоста не было? Куда пойдут евреи? Куда пойдет весь Мир? Куда?…
Прошу всех над этим подумать и задать эти вопросы другим. Мир всем Вам!
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2022/nomer1/bereznik/
