(продолжение. Начало в № 8-10/2020 и сл.)
В органах госбезопасности
Служба государственной безопасности существовала все годы войны в рамках Народного комиссариата внутренних дел (НКВД БССР)[1]. В связи с оккупацией территории республики в 1941 г. ее распустили только формально, а бывший нарком НКВД Л.Ф. Цанава[2] стал начальником Особого отдела НКВД Западного фронта. Белорусские «чекисты» действовали в рамках Белорусского штаба партизанского движения в Москве. Они собирали сведения и анализировали политическую, военную и идеологическую обстановку на оккупированной территории, направляли диверсионные отряды в тыл противника, создавали и контролировали деятельность особых отделов партизанских бригад и отрядов, предпринимали контрмеры противодействия немецкой контрразведке и гестапо.
В апреле 1943 г., в ходе подготовки освобождения Беларуси, было принято решение образовать Народный комиссариат государственной безопасности (НКГБ БССР) на базе НКВД СССР, руководителем которого снова был назначен Л. Цанава. Задачи НКГБ отличались многоплановостью и диктовались сложными послевоенными условиями, они предусматривали:
— учет настроений населения, определение симпатий и антипатий к политике и мероприятиям советской власти;
— борьбу с пособниками нацистов, националистическими формированиями Армии Крайовой (АК) и Организацией украинских националистов (ОУН);
— борьбу с дезертирами и уклонявшимися от призыва в Красную армию;
— обеспечение условий для деятельности советских органов власти;
— борьбу с инакомыслием, контроль за поведением репатриантов, фильтрацию новоприбывших;
— оказание содействия в работе Чрезвычайной государственной комиссии (ЧГК СССР)[3], подсчет потерь и материального ущерба, розыск виновных, определение и вскрытие мест захоронений, запись свидетельских показаний о геноциде мирного населения.
В обновленном виде НКГБ (с 1946 г. — МГБ) отвечал за разведывательную работу за границей и внутри страны (среди гражданского населения и иностранцев), соблюдение секретности в армии, розыск, наружное наблюдение и предварительную разработку подозрительных лиц, охрану государственных объектов и следственную часть по особо важным делам. Но главным направлением работы госбезопасности был поиск не внешнего, а внутреннего врага, способного подорвать устои государства.
Это была элитная организация, пользовавшаяся полным доверием советского режима. Преданность его сотрудников преподносилась в форме верности рабоче-крестьянскому государству, Коммунистической партии и лично товарищу Сталину. При формировании штатов к сотрудникам предъявлялись особые требования. Они касались набора новых кадров, профессионального обучения, идеологической подготовки и обеспечения всем необходимым. На первых порах национальная принадлежность не играла определяющей роли. Нужны были люди, готовые к беспрекословному выполнению заданий нередко в опасных условиях, с риском для жизни, часто инкогнито.
Евреи подходили на эту роль по ряду причин. Их нельзя было заподозрить в сотрудничестве с оккупационным режимом, поскольку они сами являлись его жертвами. Многие из евреев, пережив Холокост, влились в партизанское движение. Но были и довоенные сотрудники, которых отозвали из эвакуации. Нина Давидовна Гриншпан работала в Калинковичах в районном отделении НКГБ БССР с октября 1939 г. С началом войны девушку эвакуировали в Курганскую область, где назначили секретарем Щучинского районного отделения госбезопасности, а потом перевели инспектором отдела кадров в Челябинское областное управление НКГБ. В октябре 1944 г. после освобождения Беларуси Гриншпан отозвали в республику для работы в аппарате Управления наркомата госбезопасности в Минске, а через год назначили помощником оперуполномоченного и включили в следственную группу. Нина Давидовна вспоминала, что МВД ловило воров и жуликов, хулиганов, а МГБ — врагов народа. В МГБ БССР были отделы: оперативный, следственный, информационный и контрразведка («Смерш»). Евреи друг с другом в «органах» старались не общаться, чтобы не было повода сказать, что они собираются вместе и «шушукаются»[4].
Многие евреи, имея личные счеты с пособниками нацистов, искали сотрудничества с новой властью для наказания виновных. Узники гетто и партизаны из Несвижа Ишай Мазин и Давид Фарфель приступили к работе в органах безопасности 18 июля 1944 г. Фарфель вспоминал, что часто они засиживались на работе допоздна, а то и до самого утра. Начались аресты предателей и пособников: «огромные детины, всякие темные личности ползали на коленях, умоляя о пощаде»[5]. Следователь Виленский сначала назвался украинцем, а потом признался, что он еврей и делом своим занимается ради мести… Первое время Давид и Ишай работали в три смены, но с прибавлением дел вынуждены были перейти на график без выходных. Аресту подлежали лица, сотрудничавшие с немцами, и дезертиры. Суд проходил следующим образом: судья, офицер в звании майора, приезжал в Несвиж один раз в две-три недели, занимал самое большое помещение и начинал «присуждать» от 7 до 10 лет, пять лет минимум, и так за пару часов он «раздавал» сотни лет[6].
Большая группа евреев находилась на руководящей партийной работе в БССР и с нападением Германии была оставлена для организации подполья в тылу противника. Они стояли у истоков партизанского движения, возглавляли контрразведывательные органы (особые от-делы) партизанских отрядов, бригад и соединений. В 1941‒1943 гг. в диверсионных, партизанских отрядах и на подпольной работе находились секретари Бешенковичского райкома партии Ефим Боровский, Петриковского — Хаим Варгафтик, Осиповичского — Рувим Голанд, Железнодорожного райкома Гомеля — Исаак Григорьев, Лунинецкого — Илья Завин, Дриссенского — Давид Лившиц, Рогачевского — Самуил Свердлов, Могилевского горкома партии — Иосиф Хавкин, Давид-Городокского — Айзик Рохлин, Жлобинского — Моисей Шапиро, Копаткевичского — И. Штейн, Новобелицкого — И. Юдин. По специ-альным заданиям ЦК КП(б)Б и ЦШПД в районы, оккупированные немецкими войсками, были направлены секретарь Жлобинского рай-кома партии Петр Тамков, Чашничского — Михаил Зубрицкий, Шарков-щинского — Яков Зеличенок, Ильянского — Михаил Белов, Клецкого — Липа Вайнер, Буда-Кошелевского — Броня Гейфман, Речицкого — Соломон Егудкин, Шкловского — Шлема Кеслер, Чаусского — Дмитрий Коган, Ельского — Иосиф Кравец, Минского — Израиль Лапидус, Суражского — Дмитрий Левин, Городищенского — С. Лесничий, Туровского — Кирилл Линкович, Мирского — Гирш Мараховский, Чечерского — Фрейда Марголина, Старобинского — И. Мурашко и др.[7] Эти люди выступали экспертами, аналитиками, консультантами, к их советам прислушивались, рекомендации ценили.
Общее количество евреев в системе безопасности после войны было мизерным. Сотрудников-ветеранов становилось все меньше, а новых принимали с большими ограничениями. Часть еврейских «чекистов» командировали в другие районы Советского Союза.
Среди сотрудников белорусской службы безопасности в начале 1948 г. в значительной степени преобладали русские — 69,4%. Их число намного превышало белорусов — 20,5% и украинцев — 5,7%, не говоря уже о представителях других народов — 2,5% и евреев — 1,9%. Прежде всего это объяснялось тем, что республиканские органы госбезопасности никогда не играли самостоятельной роли и рассматривались союзным центром только как представители МГБ СССР на местах. Подтверждением этого являлось и то, что министром госбезопасности Белоруссии с 1938 по 1951 г. был грузин Лаврентий Цанава. Небелорусы всегда преобладали среди «чекистов» в республике, несмотря на незначительное их уменьшение в разные периоды. Они были невосприимчивы к национальной идее, такими людьми легче было управлять, перемещать из одних регионов в другие, противопоставлять белорусским выдвиженцам.
Штаты государственной безопасности были укомплектованы сотрудниками (начало 1948 г.) почти полностью по сравнению с остальными правоохранительными органами — МВД, судом и прокуратурой республики: штат госбезопасности — на 93,5%, тогда как в милиции — на 88,5%, прокуратуре — на 92,5% и судах — на 92,8%. Однако это не исключало ведомственных чисток. В 1946‒1947 гг. из системы госбезопасности Белоруссии было уволено 454 сотрудника, из которых 32 арестовали и предали суду. Намного отличался и уровень партийной прослойки в госбезопасности. Считалось, что «чекистами», или «контрразведчиками», могли быть только доверенные лица партии. Если в милиции кандидатами и членами ВКП(б) состояли только 32% сотрудников, в органах суда — 76,4%, прокуратуре — 80%, то в госбезопасности — 90%[8].
Однако это не означало, что в службу безопасности подбирали людей «особого склада». Идеологические установки МГБ не оставляли места некоммунистам. Исключалось не только какое-либо инакомыслие, но даже разночтение в понимании директив центральных органов. Поэтому незначительный процент в рядах госбезопасности тех, кто не являлся членом партии, свидетельствовал только о молодом пополнении, а не о других причинах, препятствовавших вступлению в ряды «гвардии Ленина‒Сталина». Компартия Белоруссии являлась составной частью ВКП(б) или, как тогда говорили, ее «национальным отрядом». Строгие квоты на вступление в ряды партии, предусмотренные для всех категорий граждан: мужчин, женщин, рабочих, колхозников, служащих, военных, учащихся и пр., — на госбезопасность не распространялись.
Большое внимание уделялось повышению образовательного уровня сотрудников госбезопасности. Сразу после войны он был невысоким. Очень не хватало людей с высшим и даже законченным средним образованием. Нужно было организовать профессиональные курсы, разработать новые методики преподавания специальных дисциплин с учетом послевоенной специфики и т.д.
Недостаток образования препятствовал выполнению служебных обязанностей. Без специальной подготовки и необходимого культурного уровня трудно собирать и анализировать информацию, адекватно оценивать ситуацию, принимать самостоятельные решения. Большинство сотрудников госбезопасности были молодыми людьми, прибывшими после службы в Советской армии, и только немногие из них служили в «Смерш».
Задачи, которые режим ставил перед службой безопасности, требовали уделить серьезное внимание проблеме образования и специальной подготовки. К концу 1948 г. весь оперативный состав охватили различными формами учебы. В Высшей партийной школе при ЦК КП(б)Б в Минске занимались 4 чел., в вечерних университетах марксизма-ленинизма при областных комитетах партии — 392 чел., в партийных школах и кружках — 919 чел. При парткоме ГБ БССР был организован семинар для руководящего состава, слушателями которого стали начальники отделов и управлений — 34 чел. В школы МГБ СССР и на курсы усовершенствования начальствующего состава направили 112 чел. Для новоприбывших, не имевших опыта специальной подготовки, проводилась «чекистская» учеба без отрыва от работы по 2‒4 часа в неделю. Всего по городским и районным отделениям Управления госбезопасности республики спецподготовкой занимались 749 чел. В дополнение к этому организовали занятия по радиослужбе — 90 чел., английскому — 45 чел. и польскому — 14 чел.[9]. Для повышения общеобразовательных знаний создали пять учебных групп, которые объединяли 102 слушателя с начальным и незаконченным средним образованием. Подобную учебу организовали в управлениях госбезопасности по Брестской, Витебской, Гродненской, Гомельской, Могилевской, Пинской областям для 337 чел. В целом всеми видами учебы было охвачено 2 тыс. 798 сотрудников госбезопасности[10].
Сразу после войны силы госбезопасности выявляли нацистских пособников, которые в большинстве случаев признавались в одном и том же: служил, но охранял зерносклад или комендатуру, естественно, умалчивая о расстрелах и истязаниях. Им давали по 25 лет и отправляли в лагеря. Лет через 10‒15 перечитывали эти же признания и отпускали по амнистии. Однако со временем находились новые немецкие документы — и дела начинали снова пересматривать: разыскивали свидетелей, сопоставляли факты. То, что узнавали, часто повергало в ужас. Но самое страшное было то, что некоторые каратели спокойно жили рядом, создав новые семьи и сменив имена.
В Гомеле вышли на след Семена Лапицкого, нацистского пособника из «Белой команды», которая была сформирована гестапо под Чечерском. Сначала она являлась в деревни под видом советских десантников в белых маскхалатах якобы узнать, связан ли кто с партизанами и где они. А на следующий день бандиты врывались уже как полицаи и расстреливали тех, на кого накануне нашли компромат. Руководил этой командой некто Буглай, а командиром взвода был Семен Лапицкий из Ветковского района. В 1939 г. Лапицкий был осужден. С приходом немцев он поступил на службу в Светиловичскую полицию, где «хорошо себя зарекомендовал», за что и был взят в «Белую команду». Лапицкого нашли в 400 км от Иркутска под фамилией Тиханович, где он работал зоотехником в колхозе, жил с новой женой[11].
По делу Мозырской тюрьмы, территорию которой немцы превратили в гетто, проходили Подолинский и Глушец. Они уже отбыли наказание за то, что служили в охране, и вышли на свободу. Подолинский вообще не постеснялся приехать в Мозырь, где устроился работать на узел связи. Однако было установлено, что оба они участвовали в расстрелах, в том числе и в самом массовом 7 января 1942 года, когда были убиты 350 человек. Глушец забрался в казахский город Аркалык, но его все равно отыскали. Когда во время следственного эксперимента их привели на место расстрела, Глушец упал на землю, забился в истерике и закричал: «Простите меня, люди!» Нашли и десятерых полицейских из известной своими зверствами Словечанской полиции, сумели доказать множество преступных эпизодов. Известен случай, когда за день каратели сожгли шесть деревень[12].
Арестовали фольксдойче Деншера, который устроился учителем немецкого языка в одну из школ Душанбе. Деншер попал в немецкий плен в первые дни войны, его взяли переводчиком в службу безопасности СД-7а. Потом были Брянск, Орел, Воронеж, Гомель, Бобруйск, Минск. Он сознался в участии в десятках карательных операций, сотнях расстрелов, в лесных облавах на людей, которые уходили из сожженных деревень. Рассказывал о том, как отправляли молодежь в Германию, а их родителей расстреливали и сжигали. Даже вспомнил, как однажды мать бросилась к нему просить за сына и как он ее застрелил. Говорил спокойно и хладнокровно: «В Унече стрелял, в Гомеле вешал». Когда немцы отступали, он в Бобруйской тюрьме расстреливал арестованных партизан и подпольщиков. 500 человек оттуда погнали в Минск и в районе Марьиной Горки недалеко от шоссе всех сожгли в сарае… Последним эпизодом стал Тростенец. Деншер искал спрятавшихся в бараках людей и добивал. Два человека тогда все-таки спаслись, и они стали свидетелями по делу Деншера. Один случайно оказался под трупами, там и пролежал, пока полицаи не ушли, а второй прыгнул в выгребную яму с фекалиями. Говорил, когда выбрался — вся кожа слезла[13].
Одной из главных задач, поставленных перед органами госбезопасности Беларуси, была борьба с националистическим подпольем. В 1944‒1945 гг. в западных областях действовала польская Армия Крайова, а на юге и юго-западе республики — ОУН и УПА[14]. Они совершали террористические акты против партийного и советского актива, диверсии на шоссейных и железных дорогах, призывали население не участвовать в выборах, в работе любых советских учреждений, не подписываться на государственные займы, не платить налоги, избегать призыва в Советскую армию, срывать хозяйственные мероприятия, саботировать выезд польского населения с территории Беларуси, препятствовать возвращению белорусов из Польши и др.
К Армии Крайовой, ОУН и УПА примкнули нацистские пособники и дезертиры. В Пинской области руководителем одного из полевых отрядов Армии Крайовой был некто Гузаревич, который и до войны занимался грабежами, а потом служил в немецкой полиции. В 1944 г. он бежал в лес и стал во главе отряда из 500 чел., состоявшего из дезертиров, уголовников, бывших полицейских и им сочувствующих. Одним из «полевых командиров» УПА, совершавших рейды в Брестской, Пинской и Полесской областях, был некто Олесик. До войны он отбывал срок в тюрьме, а с приходом нацистов возглавил комендатуру в Кожан-Городке Брестской области, активно участвовал в антиеврейских погромах и убийствах[15].
Действия антисоветского подполья терроризировали население в освобожденных районах. В течение первых трех месяцев 1946 г. в западных районах БССР было отмечено более 50 выступлений повстанцев, совершено 120 убийств, 190 грабежей и 18 разбоев, осенью 1946 г. — 838 нападений, включая 43 диверсии и 120 поджогов. В 1947 г. общими усилиями министерства госбезопасности, внутренних дел и Советской армии при содействии местного населения отрядам АК и УПА был нанесен значительный урон: арестованы сотни участников незаконных формирований, захвачены тысячи единиц автоматического оружия, винтовок и пулеметов[16].
В целом после окончания войны было изъято, сдано населением и собрано на полях бывших военных действий большое количество оружия, взрывчатых веществ и оборудования.
(продолжение следует)
Примечания
[1] НКВД БССР образован в декабре 1920 г., в июле 1934 г. включен в состав Объединенного главного политического управления СССР (ОГПУ) с задачей обеспечения «революционного» порядка и государственной безопасности, охраны граждан, социалистической собственности, работы ЗАГСов, пограничной и пожарной охраны; Главное управление милиции. В 1934‒1941 гг. в ведение НКВД БССР от других ведомств были переданы конвойные войска и исправительно-трудовые учреждения, тюрьмы, автомобильный транспорт, архивные органы, Управление картографии.
[2] Цанава (Джанджгава) Лаврентий Фомич (1900‒1955) — генерал-лейтенант, родился в с. Хут-Сопели Гегечкорского района Грузии, в 1928‒1933 гг. — начальник особого отдела стрелковой дивизии, помощник начальника ОГПУ Грузинской ССР, в 1935‒1937 гг. — секретарь Потинского РК ВКП(б) Грузии, в 1937‒1938 гг. — заместитель наркома земледелия Грузии, с 17 декабря 1937 г. по 9 марта 1941 г. — народный комиссар внутренних дел БССР, начальник Особого отдела НКВД Западного фронта (1941‒1943 гг.).
[3] Чрезвычайная государственная комиссия по выявлению и расследованию злодеяний и преступлений немецко-фашистских захватчиков и их соучастников и нанесенного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным учреждениям, государственным предприятиям и учреждениям СССР была создана 2 ноября 1942 г. под председательством Н.М. Шверника и действовала до конца 1945 г.
[4] Запись беседы с Ниной Давидовной Гриншпан 5 янв. 2003 г. // Архив автора.
[5] David Farfel. In the Nesvizh ghetto and Naliboki forest.Tel Aviv, 2018, pp. 137, 139.
[6] David Farfel. In the Nesvizh ghetto and Naliboki forest.Tel Aviv, 2018, pp. 137, 139.
[7] Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны: Краткие сведения об организационной структуре и личном составе. Минск, 1983 г.; Материалы Белорусского штаба партизанского движения. См. оригинал источника в НАРБ, ф. 4, оп. 33-а, д. 95, лл. 30-35, 64-77, копии находятся в Yad Vashem Archives, M-41/150.
[8] НАРБ, ф. 4, оп. 9, д. 539, л. 80.
[9] НАРБ, ф. 4, оп. 29, д. 539, л. 84-85.
[10] Там же.
[11] Запись беседы с Юрием Федоровичем Кудрявцевым в Гомеле 15 авг. 2003 г. // Архив автора.
[12] Запись беседы с Юрием Федоровичем Кудрявцевым в Гомеле 15 авг. 2003 г. // Архив автора.
[13] Там же.
[14] ОУН — организация украинских националистов, в январе 1944 г. ее съезд принял решение о восстании в тылу Красной армии; УПА — украинская повстанческая армия, боевые отряды ОУН. Центр ОУН находился в лесах Ровенской области Украины, откуда ее отряды совершали кольцевые рейды по территории Беларуси.
[15] Антысавецкi рух у Беларусi, 1944‒1956 гг. Минск, 1999 г., с. 12.
[16] История милиции Белоруссии, 1917‒1994 гг. / А.Ф. Вишневский и др., с. 107-110.
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2022/nomer1/smilovicky/
