Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил.
Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц
Вы, конечно, знаете, что такое святочный, или рождественский рассказ. Подобные истории после почти девяностолетнего перерыва вновь стали печататься на русском языке. Это когда маленького мальчика перед самым Рождеством послали купить на последние деньги хлеба, а он монетку потерял. Стоит голодный и холодный, плачет. А кругом яркие огни, праздничная суета, нарядные веселые люди… И вот к нему подходит красивая дама в норке – фея, разумеется, – жалеет мальчика, покупает ему кучу вкусностей, а верные слуги мадам уже спешат к бедняжке домой, украшают елку, волокут подарки и прочее. Или: в канун Нового года у девочки заболели папа и мама. А дома хоть шаром покати. Сидит она, бедная, льет слезы. И тут появляется чудо-доктор (соседи позвали), вмиг делает припарки, – в смысле, излечивает родителей. В это время друг доктора, генерал, организует елочку и легкий закусон. Все довольны, все смеются. Потом, конечно, сын генерала влюбляется в подросшую девчонку и т.п.
Когда-то святочные рассказы были необычайно популярны. С легкой руки Диккенса они распространились по Европе. Не знаю, как вам, а мне чрезвычайно нравились и «Девочка со спичками» Андерсена, и «Мальчики» Чехова, а потом – «Мальчик у Христа на елке» Достоевского, «Елка» Станюковича и, конечно же, «Дары волхвов» ƠГенри.
Я только недоумевал, почему все эти трогательные истории случались только с детьми-христианами, а если в них и появлялись евреи, то чаще всего в карикатурном виде. Тогда я еще не осознавал, что и Христос, и многие другие персонажи крещенских мистерий – тоже евреи. Вообще, я, честно говоря, завидовал русским, у которых такие великолепные праздники, как Новый год с пахучей елкой и подарками, Пасха с куличами и крашеными яйцами, а у нас одна фанерная маца, которую дедушка, таясь, приносил из синагоги.
Я понятия не имел, что у евреев существует прекрасный праздник Ханука, а когда узнал про это и многое другое, то пообещал сам себе, что своим детям я придумаю такой святочный… простите, ханукальный рассказ, который не стыдно будет и на елке в Кремле прочитать. С некоторым опозданием выполняю обещанное, а уж где здесь правда, где вымысел – решайте сами.
В одной большой стране, но в маленьком городке жила небогатая еврейская семья – мама, папа и двое сыновей. Мама суетилась по дому и помогала отцу, торговавшему всякой всячиной в маленькой лавочке, служившей для всех единственным источником дохода. Между старшим сыном Ароном и младшим Морисом была разница в девять лет, но, несмотря на это, они очень дружили. Торговля шла ни шатко ни валко, и когда поблизости открылся современный супермаркет, дело совсем заглохло. В лавку продолжали ходить только старые верные покупатели-соседи, которые, взяв бутылку пива или пучок редиски, часами болтали с владельцем обо всем на свете. Заботы, долги, беспокойство за будущее детей сократили годы жизни родителей Арона и Мориса, и они тихо скончались один за другим. Кроме них близких родственников у братьев не было, а если и были, то жили они далеко, и Арону пришлось быстро взрослеть и брать на себя ответственность за младшего братишку.
Лавку продали, переехали в меньшую квартиру. Арон выучился на механика и стал работать в гараже. Морис ходил в ту же еврейскую школу, которую так и не окончил старший брат. Арон поклялся, что братишка получит хорошее образование. Постепенно выплатили долги, и жизнь вроде стала налаживаться.
Надо сказать, что в этой маленькой семье обитал замечательный кот. Морис подобрал его на улице котенком и самостоятельно выходил – тот погибал от голода и холода. Арон не был в восторге от нового члена семьи, ведь его надо было кормить и ухаживать за ним. К тому же Морис из-за него несколько раз пропустил школу. На семейном совете Арон взял с брата обещание, что тот будет опекать кота без ущерба для занятий и обязательно сводит его к ветеринару, заплатив из своих карманных денег. На том и порешили.
Котенок, названный Морисом Тунеядец, – тот больше всего на свете любил консервированного тунца – быстро вырос в красивого и необыкновенно умного кота.
Был он пушистым, с белоснежной грудкой и лапками, мех на спинке отливал черным и на боках постепенно переходил в бежевый. Особенно хороши были огромные зеленые глаза, такие выразительные, что Туну, как коротко звал своего любимца Морис, даже не приходилось мяукать, чтобы выразить свою мысль.
...Раннее утро. Услышав шаги Арона, котище не спеша выходит из комнаты Мориса, где почивал вместе с ним на кровати, забравшись под одеяло. Потянувшись, Тунеядец направляется к своей миске и с отвращением ее обнюхивает. В миске остался вчерашний корм, между прочим, самый дорогой из кошачьего питания. Затем кот укоризненно смотрит на Арона. Тот говорит ему:
– Давай-ка ешь, корм еще совсем свежий.
Тун мотает головой и с раздражением резко машет хвостом:
– Сам ешь эту гадость!
– Жри по-хорошему, другого не дам.
Кот укоризненно смотрит на Арона и отходит в сторону. Тот перестает обращать на него внимание и наливает себе кофе. Через некоторое время Тун вспрыгивает на кухонный стол, на котором стоит банка со свежим кормом, и коротко мяучит. Арон показывает ему рукой на миску:
– Другого не получишь!
Оглянувшись на хозяина и удостоверившись, что тот наблюдает за ним, кот подходит к миске и еще раз с презрением ее обнюхивает. При этом он отряхивает передние лапы, как будто вступил в лужу. Съев половину, Тунеядец отходит, брезгливо дергая спиной. Глаза его выражают отчетливую мысль: какой же ты жадный!
Закрытых дверей для Туна не существовало. Открывать внутренние двери он научился моментально. Кот подходит к двери, подпрыгивает, хватает передними лапами ручку и повисает на ней всем своим тяжелым телом. Одновременно он отталкивается от косяка задними лапами. Дело сделано.
Дверь, ведущая на веранду, – раздвижная. Кот некоторое время наблюдал за тем, как Арон и Морис ее открывают. И сделал выводы. Здесь он использует свои стальные когти: подцепляет дверную створку внизу у косяка и немного сдвигает ее. Затем головой расширяет образовавшуюся щель и протискивается сам.
Более сложной оказалась задача открывания входной двери. Ведь там мало нажать на ручку, нужно еще и ключ повернуть. Как обычно, котяра внимательно следил за манипуляциями братьев с дверью.
И в один прекрасный день Арон застал такую картину: кот висит на ручке, одновременно пытаясь повернуть зубами оставленный в замке ключ! А еще утверждают, что животные мышлением не обладают...
Оба брата очень любили своего хвостатого друга, но он относился к ним по-разному. К Арону кот особо привязан не был, хотя милостиво принимал от него ласки и вкусные кусочки. Зато Мориса он обожал. Я уже говорил, что Тун обычно спал в его кровати. Кот позволял Морису делать с собой что угодно: таскать за хвост, поднимать за лапы, обрызгивать одеколоном и прочее. Когда Морис уходил, Тун волновался и жалобно мяукал. Он знал, в какое время Морис возвращается из школы, и ждал своего ненаглядного хозяина у двери, издалека чувствуя его приближение. А говорят, кошки к хозяевам равнодушны, лишь бы кормили, и привязаны только к дому…
Шли годы. Братья росли, кот матерел. Он раздался в ширину, потяжелел, но по-прежнему был ловок и силен. Чтобы вспрыгнуть на комод, где он любил полеживать после обеда, Тун не изготавливался к прыжку, присев на задние лапы, как это делают обычно кошки, а с места, как истребитель вертикального взлета, взвивался вверх, элегантно разворачивался в воздухе и мигом оказывался там, где хотел.
Будучи уже не столь молодым, Тун вел себя солидно, но иногда вдруг впадал в детство. Вот Морис пытается поиграть с ним помпончиком от шерстяной шапочки. Кот лежит, развалясь, на комоде и лениво-снисходительно следит глазами за шариком. Проходит минута, другая, и он постепенно втягивается в игру. Спрыгивает на пол и начинает, как котенок, носиться за помпончиком. Не столь грациозно, но увлеченно. И вдруг резко останавливается. На его морде – да какой морде – лице! – явственно написано: «Что же я делаю, идиот, в моем положении и в мои-то годы?!» Тунеядец презрительно отворачивается от игрушки и, стараясь сохранить достоинство, удаляется. Ему стыдно.
Так наша троица и жила бы себе поживала, но вдруг кот заболел. Он перестал есть, даже от любимого тунца отказывался. Лежал целыми днями, забившись под диван, и только посверкивал оттуда все еще яркими зелеными глазами.
Арон вытащил его из этого убежища, тщательно осмотрел, но не нашел никаких повреждений.
– Может, съел что-то несвежее? – спросил он брата.
– Так он же ничего, кроме сухого корма и тунца, в рот не берет. Надо его к ветеринару…
– Подождем, оклемается, кошки живучие.
– Да уж, не знал, что они так болеют.
Прошло еще два дня. Лучше Туну не стало. Наоборот. Он прекратил даже пить, не вылезал из-под дивана. Кот исхудал, шерсть потеряла блеск, глаза пожелтели.
Тем временем наступил канун субботы. Братья соблюдали субботу и, по мере сил, другие еврейские заповеди, как было заведено в их семье. Кроме того, в эту пятницу наступала Ханука, праздник, который братья любили с детства. Арон пришел домой пораньше и, увидев состояние кота, решил везти его к ветеринару. Посадив ослабевшего Туна в картонный ящик с дырочками, братья привезли его к тому самому Айболиту, который делал ему прививки. Пока ехали на автобусе, пока ждали очереди, до начала шабата осталось два часа.
Доктор осмотрел кота, померил ему температуру и сказал, что не может определить болезнь без соответствующих анализов. Но поскольку завтра выходной и лаборатория не работает, то он советует везти Туна без промедления в ветеринарную больницу, которая находится в соседнем городе.
– Там, если нужно, кота госпитализируют, он очень плох.
Арон посмотрел на часы:
– Не успеем.
– Что не успеете?
Арон переглянулся с Морисом и сказал:
– Мы евреи, не можем ездить в субботу.
– Понятно, – сказал врач, хотя не понял ничего, в особенности то, что еврейская суббота начинается почему-то в пятницу. – Но тогда животное погибнет.
– Так сделайте что-нибудь!
– Я ведь уже объяснял вам… – начал раздражаться ветеринар. Ему хотелось домой. Приближалось Рождество. – Хорошо, я сделаю коту укол и введу ему физраствор. Но вы должны отвезти его в больницу.
Арон молча расплатился. Братья возвратились домой. Настроение было испорчено, но праздник не ждал. Арон и Морис быстро накрыли на стол, зажгли субботние и ханукальные свечи и побежали в синагогу.
После молитвы Арон подошел к Солу, их с Морисом учителю из еврейской школы. Сол, Соломон Бейлин, помнил родителей братьев и относился к Арону с большим уважением.
– Вы только не смейтесь… – начал Арон и коротко рассказал всю историю с котом. Учитель не стал смеяться, а выслушал внимательно, подумал и сказал, качнув головой:
– Нарушать субботу нельзя, ребята.
– Но Тун умрет, – глотая слезы, прошептал Морис.
– И все же нельзя нарушить закон Торы. Постарайтесь поддержать котика до окончания субботы и потом немедленно везите его в больницу. Я дам вам свою машину.
– Тода раба, морэ*, – поблагодарил Арон на иврите, и братья вернулись домой.
Рано утром Морис заглянул под диван и обнаружил Туна лежащим на боку с открытыми глазами. Он тронул его и отдернул руку. Кот был совершенно холодный.
– Он умер! – отчаянно закричал Морис.
Арон, которому в этот момент снился умирающий отец, вскочил весь в поту с больно бьющимся сердцем. Прибежав в гостиную, он осторожно вытащил Туна из-под дивана и убедился, что тот еще жив, но на последнем издыхании.
– Едем в больницу! – сказал Морис, стуча зубами.
– Но Сол сказал…
– Он умирает. Едем.
– Но…
– Едем! – Морис заплакал.
Этого Арон видеть не мог.
– Знаешь, Морис, поеду я один. Хоть ты не будешь нарушать шабат.
– Ради больного можно.
– Больного человека.
– Тун как человек… Он лучше некоторых людей… Господь не может быть таким жестоким. Бог милостив.
Арон завернул кота в теплую куртку, и они вышли на пустынную по случаю выходного дня улицу. Выпавший ночью снег отливал желтым и искрился под еще горевшими фонарями. Было очень холодно. Немногочисленные прихожане собирались на субботнюю молитву только к половине десятого – некоторые жили довольно далеко, – и ребята порадовались, каждый про себя, что никого не встретили около синагоги.
Арон еще дома посмотрел расписание автобусов, и через два часа братья стояли на крыльце окружной ветеринарной больницы.
Не буду вам подробно рассказывать, как больного приняли ласковые девушки – студентки-практикантки, как его лечили. Скажу только, что у кота обнаружилась интеллигентная человеческая болезнь – диабет. У бедняги случилась инсулиновая кома.
Туна продержали в стационаре целую неделю и выписали только по настоянию Арона. Дело в том, что каждый день пребывания котика на больничной койке… простите, в больничной клетке стоил по крайней мере вдвое больше дневного заработка Арона. И это не считая лекарств, процедур, анализов, специального питания и прочего. Словом, счет пришел ужасный. Недрогнувшей рукой Арон сломал банковскую программу, на которой копил деньги на машину, а Морис, несмотря на возражения брата, отдал на благое дело все, что собирал на велосипед.
Не было на свете более счастливых людей, чем Морис и Арон, когда они забирали кота из лечебницы. Слабый, с выстриженной на шее и лапках шерстью, с торчащей из горла трубкой для искусственного питания, Тун был не менее счастлив, когда вернулся домой. Теперь его предстояло выхаживать. Два раза в день, строго в определенное время, котику нужно было делать уколы инсулина, раз в неделю возить на анализ крови. Вначале с этим не было никаких проблем, тем более что уколы тонюсенькой иголкой совершенно безболезненны. Но, немного окрепнув, Тунеядец стал проявлять прежнее своеволие и уколы себе больше делать не разрешал. Даже обожаемому им Морису. На радость соседям, Морис гонялся за орущим котом по всему двору, размахивая инсулиновым шприцем. Они, кажется, стали подозревать, что братья пристрастились к наркотикам.
Пришлось применить хитрость: подманивать кота любимым лакомством – консервированным тунцом – и, улучив момент, быстро проделывать необходимую операцию. Думаете, наш умница не понял, что его пытаются провести? Как бы не так! После укола он на минуту переставал урчать над миской, оборачивался назад, укоризненно смотрел, отчетливо ругался нехорошими словами, но тут же возвращался к еде. «Черт с вами, – говорили его зеленющие глаза, – аппетит мне не испортите! Обед стóит укола».
Арон после некоторого колебания рассказал Солу, что они с Морисом нарушили шабат. Учитель помолчал, почти незаметно улыбнулся в усы и сказал:
– Написано в Талмуде, правда, не совсем о вашем случае: лучше нарушить одну субботу, чтобы остаться в живых и отпраздновать еще много суббот. Желаю вам, ребята, встретить и проводить еще великое множество суббот.
Постепенно Тун совсем оправился и привык к ежедневным уколам. Казалось, счастью всей семьи не будет конца. Иногда Морис подначивал брата:
– А признайся, жалко денег на машину?
– А тебе не жалко велосипеда?
Они глядели друг на друга и весело смеялись.
Вы спросите, жив ли, здоров ли сегодня главный участник тех событий? Увы. Кот трагически погиб через три года после всего случившегося той Ханукой. Погиб геройской смертью.
Тун пил только свежую воду. Когда он хотел пить, то вскакивал на кухонную раковину и просил открыть ему кран. А если дома никого не было или ребята спали, он сам прекрасно справлялся с простеньким краном. Вы же помните, какой он был ловкий и умный. А над краном стоял старенький электрический нагреватель воды. Что-то в нем испортилось, видно, провод постепенно обнажился, и бедный котик в то роковое утро замкнул цепь своим телом. Выбило пробки, но кот погиб. Получается, что своей жизнью он заплатил за жизнь своих спасителей – обоих или одного. Обычно Арон вставал первым…
Вот такой грустный ханукальный рассказ получился. Впрочем, давно это было.
* Большое спасибо, учитель.
