В истории нашего народа, в новейшей еврейской истории, есть три Личности, именно так — с заглавной буквы — которые не просто вошли в историю, но которые ее, историю, изменили. Без них еврейская история ХХ века была бы иной и в ней скорее всего не было бы Государства Израиль. Три личности: Герцль, Бен-Гурион, а между ними по оси времени стоит фигура Хаима Вейцмана. В молодости он был соратником и одновременно оппозиционером Герцля, в зрелые годы стал лидером сионизма, вначале старшим союзником Бен-Гуриона, а потом его неудачным соперником.
Биография Вейцмана — это история сионизма, начиная с времени ещё до написания Герцлем работы «Еврейское государство», и до создания Еврейского государства Израиль. Как я не старался сократить объём статьи, давая ссылки на то, о чём уже писал раньше, она получилась большой, может потому, что я старался побольше давать слово самому Герою. И пришлось разделить статью на две части. Приятного чтения.
Часть I. От Мотеле до Лондона
I-01. Еврейский мальчик из Мотеле
Мотеле, семья, хедер, гимназия в Пинске
Ясельда
«Городок, где я родился, Мотеле, стоял — да, возможно, еще и сейчас стоит — на берегу небольшой речки[1], в болотистой местности, занимавшей большую часть Минской и соседних белорусских губерний, на плоской, открытой равнине, угрюмой и однообразной; но не полностью лишённой привлекательности благодаря своим рекам, озерам и лесам. В междуречье почва была песчаной, поросшей соснами и низким кустарником, по берегам был чернозём с лиственными деревьями. Весной и осенью все вокруг превращалось в море грязи; зимой покрывалось льдом и снегом, летом — слоем пыли.
И в сотнях городков и деревень жили евреи, жила и моя многочисленная родня, жили так, как жили многими поколениями — еврейские островки в христианском океане.»
Так начинает Хаим Вейцман свои мемуары[2].
Он вспоминает городок Мотыль, или Мотеле, как звучало его название на идише, где он родился 27 ноября 1874 (по новому стилю, 15 ноября по старому):
«…4-5 сотен белорусских семей и меньше 200 еврейских. Ближайшая мощёная или железная дорога на расстоянии 30 километров, нет почты, письма привозят с оказией с ближайшей железнодорожной станции. Порою их приходилось ждать дни, порой недели, но это не имело большого значения — мало в большом мире было тех, кому надо было связаться с нами…
…Иногда к нам попадала еврейская газета из Варшавы месячной давности, которую передавали из одной семьи в другую, пока она не превращалась в клочья…
Две или 3 немощёных улиц были еврейскими, все дома, кроме двух, были деревянными, и они часто горели. Исключениями были кирпичный дом самого богатого еврея в городе и церковь. Были 2 синагоги: «Старая» и «Новая». В «Старую синагогу» ходили богатые, в «Новую» — бедные. Мой отец принадлежал к «Старой». У него был приятный голос, и он был хазаном (кантором), очень уважаемым и ценимым в Мотыле.
Мотыль находился в самом мрачном и заброшенном углу Черты Оседлости, тюрьмы, созданной в царской России для большинства её еврейского населения, и был её типичным местечком. В этом наполовину городке, наполовину деревне я жил с моего рождения в 1874 году до 11 лет и здесь я получил первые картины еврейского и христианского мира.»
Хаим был третьим ребёнком в семье Озера (Эзера) и Рахель Вейцман. Всего в семье родилось 15 детей, 3 умерло в младенчестве. Рахель, урождённая Чемеринская, хотела иметь как можно больше детей, и рожала она их, 7 девочек и 5 мальчиков, с большой радостью с семнадцати до сорока шести лет. К моменту рождения самого младшего Рахель была уже бабушкой, и двое детей её старшей дочери, Мирьям, ухаживавшей с семи лет за своими младшими братьями и сёстрами, были старше своего дяди. Ортодоксальная еврейка, которая ежедневно читала молитвы и каждую субботу ходила в синагогу, она была исключительно терпима по отношению к людям с разными взглядами. Она говорила: «Как ни повернется, а мне всегда будет хорошо. Если окажется прав «революционер» Шмуэль, нам будет хорошо в России, а если прав окажется Хаим, мы уедем в Палестину”. В 1921 году Хаим построил ей дом на Хадар хаКармель в Хайфе, где она прожила вплоть до самой смерти в восемьдесят семь лет в 1939 году.
И 1-го апреля 1925 года она сидела рядом с сыном на церемонии открытия Еврейского университета на горе Скопус в Иерусалиме. (Об этом ниже)
Вера Вейцман так описала свою свекровь:
«Я вспоминаю свою свекровь как очаровательную, живую, интересующуюся всем. Она ничего не требовала, но ожидала получить всё»[3].
Отец Хаима Озер (Эзер) был субподрядчиком по заготовке и сплаву древесины — основное занятие жителей городка, и принадлежал, по определению Хаима, к нижнему среднему классу.
После Суккот, в ноябре, он отправлялся в гущу леса, километров 30 от дома, беря с собой еду, тёплую одежду и несколько сумок, набитых медными монетами для расплаты с пятьюдесятью-шестьюдесятью лесорубами, жителями Мотыля и мужиками из окрестных деревень. Отношения с ними были хорошими, и они несколько раз защитили отца от грабителей. Говоря об отношениях с неевреями, Вейцман особо отметил, что погромов в Мотеле не было:
«Ведь это так грустно судить о человеческих отношениях, когда отсутствие убийства отмечается как особая ситуация, требующая благодарности».
В лесу водились волки, работа была тяжёлая и требовала умения — отец сам выбирал деревья для рубки. Брёвна доставляли на берег реки, а после Песаха начинался сплав плотов леса в Данциг, вначале по Пине, потом через Днепровско-Бугский канал[4] по Бугу и Висле. Сплав был сложным, со множеством препятствий, но после Торна, первого города в Германии, проблемы кончались. Из Данцига отец возвращался осенью, на Рош хаШана или Йом Кипур, а после Суккот начинался новый цикл. В годы учёбы в Пинске Хаим тоже принимал участие в сплаве, что ему очень пригодилось через несколько лет, когда он решил переехать в Германию на учёбу.
Семья Вейцмана считалось обеспеченный, у них был семи-комнатный дом, и, хотя годовой доход отца не превышал 500-600 рублей, выручали свои цыплята, две коровы, огород, фруктовые деревья.
Вот так дом выглядел в 2008 году
Хлеб мать выпекала сама, а мясо ели раз в неделю в субботу.
Отец не много времени проводил со своими детьми, но Вейцман вспоминает, что его влияние на детей было огромно, каждое его слово было важно:
«Он был аристократом духа и интеллектуалом, а также своего рода лидером общины — единственный еврей, избранный старостой городка. Мы любили его и старались следовать его примеру. В те редкие минуты, когда он был свободен от дел, он обычно читал. Его любимыми книгами были труды Маймонида, в особенности «Наставник колеблющихся», «Шулхан Арух» он знал наизусть. По субботам он иногда призывал к себе старших детей и немного обсуждал с ними прочитанное».
Отец принадлежал к «маскилим»[5], владел современным ивритом и стремился, чтобы его дети получили образование, и почти все они его получили.
1904 год. Справа налево стоят: Шмуэль, Гита, Хаим, Фрума, Файвель с женой Фаней, Моше, Хана и Маша. Сидят: Хаим и Мирьям Любжински, Ихаэль, Озер, Рахель-Лея, Мина, Аврахам и Хайя Лихтенштейн1904 год. Справа налево стоят: Шмуэль, Гита, Хаим, Фрума, Файвель с женой Фаней, Моше, Хана и Маша. Сидят: Хаим и Мирьям Любжински, Ихаэль, Озер, Рахель-Лея, Мина, Аврахам и Хайя Лихтенштейн
Шмуэль останется в СССР и будет расстрелян в 1939 году;
Гита создаст музыкальную школу в Хайфе;
Фрума станет одной из первых зубных врачей в Эрец Исраэль;
Файвель, старший сын, стал литографом и вместе с матерью поселится в Хайфе в 1920 году;
Моше будет заведовать лабораторией органической химии в Еврейском университете;
Хана станет доктором химии в Институте Вейцмана в Реховоте;
Маша останется в СССР, станет врачом, будет арестована в 1953 году, но после смерти Сталина будет освобождена и благодаря ходатайству приехавшей в Москву вдовы Хаима Веры, сумеет в 1956 году приехать в Израиль вместе со своим мужем Василием Савицким, царским кавалерийским офицером, за которого вышла замуж, познакомившись на фронте 1МВ;
Мирьям, старшая сестра, с раннего возраста воспитывавшая своих младших братьев и сестёр, и по словам Веры из-за этого не получившая образование, выйдет замуж за богатого торговца и будет жить с ним вначале в Варшаве, потом в Лондоне;
Ихаэль, младший сын, станет агрономом и отцом Эзера Вейцмана, командующего ВВС Израиля, заместителя Начальника Генштаба и 7-го Президента Израиля;
Мина, совершившая алию в 1913 году и высланная турками во время 1МВ в Египет как российская гражданка, станет работать там на немецкую разведку, будет арестована в Риме как немецкая шпионка, уцелеет (очевидно с помощью Хаима) и будет работать врачом в больнице Хадасса в Иерусалиме;
Хайя переедет в Палестину в 1926 году и будет заниматься обучением рукоделию и шитью.
Хаим вспоминал:
«В годы моего детства среди российского еврейства уже пробудились сионистские идеи и стремления. Отец мой тогда еще не был сионистом, но жизнь в доме была пронизана еврейской традицией, Палестина упоминалась во всех ритуалах, сильное стремление к ней пронизывала нашу жизнь. Национальное движение как таковое возникло позднее, но идеи ’’возвращения” уже носились в воздухе, неопределённые, но глубоко укоренившиеся мечты о Мессии, неумирающие надежды. Мы, дети, прислушивались к разговорам старших, и нас тоже охватывало нетерпение…»
10 из 12 детей Ойзера совершили алию, сын и внук стали президентами Еврейского государства.
Скончался отец в возрасте всего 60-ти лет.
***
Как и все еврейские мальчики Хаим с 4-х лет ходил в хедер. Хедером служила одна убогая комната, где проживала и семья учителя. В зимние холода в комнате жила ещё и учительская коза. В комнате сушилось бельё, по полу ползали многочисленные дети учителя, в ранние зимние сумерки зажигались свечи, которые приносили ученики, а керосиновая лампа считалась недостижимой роскошью. Осенью и весной, когда хедер становился островом в океане грязи, или зимой, когда всё было засыпано снегом, в хедер Хаима отводили или слуга, или старший брат.
В 8 лет
Хаим не слишком преуспел в изучении Талмуда, но преисполнился восхищением перед еврейскими Пророками. Обучение велось на идише и иврите, и, хотя потом Вейцман свободно общался на семи языках, в минуту особого волнения он переходил на родной идиш. «Я до 11 лет едва ли знал хоть одно русское слово» вспоминал Вейцман.
Историк Иегуда Рейнхартц יהודה ריינהרץ написал:
«Глубокая приверженность, которую испытывал Вейцман на протяжении всей своей жизни к еврейскому образу жизни, была плодом той еврейской среды в том местечке, в котором он вырос. Еврейская жизнь в Мотыле почти не оказалась подверженной влиянию светской идеологии, что распространилась в Западной Европе на сто лет раньше, и поэтому оказалось, что до переезда в Пинск в возрасте 11 лет жизнь Хаима была более или менее верна традиционной модели восточноевропейского еврейства. Впоследствии, когда ему приходилось говорить с дипломатами и политиками о бедствиях и радостях в истории Израиля, об отчаянии и чаяниях евреев, ему не нужно было пользоваться учебниками: то, что случилось с его народом было его плоть от плоти».
По переезде в Пинск Хаим написал в свой родной Мотеле:
«Я буду соблюдать заповеди и не забывать язык нашей святости и предписания мудрецов… и не думайте, мои дорогие учителя, что, когда я приду в гимназию, я отброшу иудаизм. Нет! Я не буду это делать. В своем сердце я решил сохранить иудаизм»[6].
Еврейская ментальность, идиш как родной язык, в будущем много раз помогали Вейцману, к примеру в общении с евреями Манчестера, большинство которых были беженцами из Российской империи. А вот другой пример:
В 1918 году Вейцман во главе Сионистской комиссии, отправившейся в Палестину для претворения в жизнь Декларации Бальфура, встретился по дороге с солдатами расквартированного в Египте 38 батальона Британской армии, входящего в состав Еврейского легиона. Один из них вспоминал:
«Сидя за столом, засунув руки в карманы брюк, он просто разговаривал с ними спокойно, сочно и по-семейному на их и его родном идише, разъясняя свою точку зрения теми уникальными жестами, которые составляют один из самых важных компонентов языка. Люди откликнулись, они были едины с ним душой и телом и готовы были безоговорочно выполнить любой его приказ…»[7]
***
Летом 1886 года 11-летний Хаим вместе со старшим братом Файвелем переехал в Пинск, находящийся в 40 километрах от Мотыле, и поступил в русскую реальную гимназию, став первым мотыльским гимназистом. Ему повезло, через год Александр III ввёл процентную норму: в черте оседлости численность евреев в средних и высших учебных заведениях — 10%, 5% — вне ее, 3% — в Петербурге и Москве[8].
Учёбу в гимназии Вейцман вспоминал с горечью:
«Учителя были скорее чиновниками, чем педагогами; человеческие отношения и эмоции замещались у них формализмом и присущим российским чиновникам инстинктом карьеризма.»
Но было и счастливое исключение — учитель химии по фамилии Корниенко, знающий и любящий предмет, пробудивший у Хаима любовь к химии.
«Я часто задавался вопросом, кем бы я стал, если бы случай не свёл меня с таким талантливым и одухотворённым учителем», — написал через полвека Вейцман.
Так или иначе, но Вейцману в университете пришлось учить многое из того, что его сокурсники знали по школе.
По сравнению с Мотылем, Пинск показался Вейцману современным, с библиотеками, больницами и даже с мощёнными улицами, большим городом. Хотя и он подобно Мотылю, весной и осенью утопал в грязи, зимой — в снегу, а летом — в пыли. В Пинске тогда жило около 30 тысяч, больше 75% были евреи.
Когда же он вернулся в город из Германии, впечатление было совсем иным. В 1895 году он писал Льву Моцкину:
«Прожив в Берлине, Пинск показался мне настолько омерзительным и отталкивающим, что мне было неудобно, даже неприятно делиться этим с тобой, мой дорогой друг. Здесь ничего нет и никого нет, вместо города — гора мусора, вместо людей — безликие существа, никаких интересов, никаких желаний, никаких требований. По какой причине они удовлетворены или неудовлетворены, не понятно, для них нет человеческих достижений, даже им свойственных… Из вышесказанного ты поймёшь, как мне скучно здесь»[9]
Через два года его старший брат вернулся в Мотыль, и 13-летний Хаим остался один в Пинске. Чтобы меньше обременять родителей, он стал репетитором сына одного богатого еврея:
«Как раз, когда я остался один, меня приняли в одну богатую семью на должность репетитора, своего рода наставника: мне было поручено следить за тем, как сын хозяев (учившийся в моей же гимназии тремя классами ниже) готовит уроки, а затем проверять их; за это я получал комнату и пансион, а также 50 рублей в год. Наличные покрывали мои расходы на учебу и книги, и даже оставалось немного на карманные расходы, так что с того времени я больше не состоял на содержании отца.»
Пинск был одним из оплотов «Ховевей Цион[10]«. Раввин Давид Фридман, в синагоге которого молился Хаим, был членом президиума Катовицкого съезда[11] и, следовательно, номинальным вождем сионистского, ещё до Герцля, движения в Пинске. Хаим принимал активное участие в деятельности «Ховевей Цион» и очень гордился, что собирал больше всех пожертвований, сбор которых приурочивался к Пуриму. Этому очень способствовала его близость к семье богатого еврея, в доме которого он жил и к его многочисленным родственникам. Уже ставши в 30-е годы признанным лидером сионизма, Вейцман много времени уделял сбору средств на строительство Еврейского дома в Палестине.
За годы учёбы в Пинске Хаим полностью овладел русским языком и полюбил русскую литературу, но не поддавшись искушению ассимиляции, жил, как и в Мотыле, исключительно еврейской жизнью.
I-02. На Запад
Выбор цели, школа в Пфунгштадте, университет в Дармштадте, возвращение в Пинск
«Вот я — 18-летний выпускник пинской реальной гимназии. Что мне делать дальше?
Продолжать учебу — это ясно, но где? В России? Пытаться пролезть в узкую ’’щелку” процентной нормы, поступать в университет в Киеве — как два моих брата несколькими годами позже — или Санкт-Петербурге? Не сомневаюсь, что мне бы это удалось. Но то был путь бесконечных придирок, обмана и унижения. Я мог бы выдержать все вступительные экзамены, хотя еврейские юноши получали более сложные задания, и всё равно мог бы не получить «право на проживание». И тогда мне бы пришлось фиктивно записаться ремесленником, как бы выполняющим липовую работу в одном из запретных городов. И начались бы годы взяточничества и неопределённости, игр в прятки с полицией, постоянной смены адресов. Мне противна была сама мысль об этом. Кроме того, я не любил Россию — не столько собственно Россию, сколько Россию царскую. Все мои симпатии влекли меня на Запад, куда уже до меня отправились тысячи других русских евреев в стихийном порыве к образованию.»
Так вспоминал Вейцман о вставшей перед ним, 18-летнем, альтернативе.
Случайно стало известно, что еврейской школе-интернату (сегодня в Израиле — пнимия) в маленьком городке Пфунгштадте требуется младший учитель иврита и русского. Городок был расположен в часе езды поездом от Дармштадта, в Дармштадте был университет, в котором и начал учиться Вейцман. Денег на приобретение заграничного паспорта не было, Хаим нанялся на лесосплав и на плоту пересёк границу Российской империи, пересечь которую было, видимо много проще, чем границу пришедшей ей на смену империи Советской.
За 2 часа преподавания в вечерние часы Вейцман получил жильё, питание (которое оказалось весьма скудным) и 350 марок в год. Этих денег, плюс маленькая помощь из дому, хватило на оплату учёбы, но денег на обеды не было и Вейцман обходился взятой с собой булочкой с сыром. По будням приходилось вставать в пять утра и потом целый час слоняться по Дармштадту до открытия университета, а по вечерам сидеть за учебниками до глубокой ночи, уча немецкий и восполняя пробелы в образовании, не соответствовавшем стандартам немецких университетов.
Пребывание в этой школе очень не понравилось Вейцману. Школа была религиозной, по субботам занятий не было, за соблюдением кашрута наблюдал машгиах, но дело было в другом —
«…это была не та религиозность, какую я знал и любил в своей семье. Эта набожность была искусственной, вымученной, не имела никаких истинно национальных корней. Ей не хватало тепла и радости, красок и интимности. Она не проникала в жизнь учеников и учителей, а оставалась холодной дисциплиной, навязанной им извне», — вспоминал Вейцман.
Директор школы доктор Барнес стремился быть настоящим немцем иудейской веры и считал, что для избавления от тогдашнего антисемитизма в Германии — «мрачный, тяжеловесный, книжный антисемитизм, оказавшийся, в конечном счете гораздо более опасным, чем народный антисемитизм русского городского хулиганья» — по определению Вейцмана, надо просто раскрыть глаза немцам на то, «насколько они могут положиться на евреев».
Через много лет сын доктора Барнеса попросил Вейцмана рекомендовать его для привлечения в школу учеников. Вейцман отказался — «это было отвратительным местом».
***
Первая попытка учёбы в Германии оказалась неудачной, Вейцман продержался в Пфунгштадте только два семестра и вернулся весной 1893 года в Пинск. Через полвека врач определил, что начавшееся лёгочное кровотечение явилось последствием тех первых восьми месяцев жизни в Германии.
Материальное положение отца, перебравшегося вместе со всей семьёй в Пинск, было тяжёлым и не могло быть и речи о денежной помощи Хаиму в учёбе в Германии. Год он проработал на небольшой химической фабрике, пока материальное положение отца, начавшего работать вместе с зятем, не улучшилось. Они с зятем решили взять на себя расходы на продолжение образования Хаима —
«на сей раз никакой работы, решили они, и никаких провинциальных университетов. Я должен был отправиться в Берлин и поступить в тамошний Политехникум, считавшийся одним из трех лучших в Европе учебных заведений. Мне выделялось сто марок в месяц — сумма, конечно, не слишком большая, но позволяющая кое-как просуществовать[12]; во всяком случае, это было гораздо больше того, чем обычно располагало большинство иностранных студентов в Берлине», — вспоминал Вейцман.
За время пребывания в Пинске Хаим сумел получить освобождение от службы в царской армии, в которой он служить не хотел категорически, хотя из его воспоминаний не очень понятно, как именно это ему удалось.[13]
I-03. В Берлине
Учёба в университете, новые друзья, Лео Моцкин, Ахад ха’Ам, приход Герцля, Еврейское государство, Москва вместо Базеля
«Различие между Берлином и Дармштадтом состояло не только в уровне образования. Дармштадт был маленьким городком, Берлин — ’’столицей мира” (это первое, что мне сообщили). Он был самым центром интеллектуальных течений того времени, а кроме того, в Берлине была большая колония русских евреев-студентов, которая вскоре стала играть в моей жизни не менее важную роль, чем Политехникум», — вспоминал Вейцман.
Так же как и в Пинске, круг его общения составляли евреи, — евреи из России[14].
Эти студенты в основном принадлежали к среднему классу, девушек среди них было не меньше, чем юношей (можно представить, о чём не написал Вейцман в мемуарах!), популярнее всего была медицина, за ней шли инженерия и химия и только после — юриспруденция.
Большинство из них было настроено революционно, «при этом революционность их была специфически русской, что для евреев означало необходимость отхода от еврейства». Но были и сознательные сионисты, боровшиеся не с их революционностью, но с их ассимиляторством. Ещё до приезда Вейцмана, в Берлине было организовано “Еврейско-русское научное общество”[15], членом которого стал и Вейцман.
По субботам он с друзьями собирался в кафе в районе Александерплатц рядом с еврейской гостиницей ’’Отель Центрум”, где всегда можно было получить пиво и сосиски в кредит. Просиживали до раннего утра, обсуждали проблемы обустройства мира, но в первую очередь — возрождение Палестины.
Они покидали своё виртуальное гетто только ради посещения концертов и спектаклей, благо для студентов была специальная цена и для них специально оставлялся целый ряд. Музыку любили саму по себе, а на спектакли ходили, чтобы лучше овладеть языком.
Но в любом случае в Берлине главным делом для Вейцмана оставалась учёба, которой он посвящал 6-7 часов ежедневно, он ни в коем случае не хотел стать «вечным студентом». Сионисткой же деятельностью он занимался, когда на лето возвращался домой.
***
В Берлине Хаим подружился со многими выходцами из России, именами которых назовут улицы и даже города в Израиле.
И прежде всего это Ахад ха’Ам.
Ахад ха’Ам
«Он был острым и бескомпромиссным критиком, человеком непоколебимой интеллектуальной честности, и его критика всегда была конструктивной. Для него сионизм означал возрождение в духовно-национальном плане. Поселенческая деятельность сионистов, их политическая программа, имели для него смысл только лишь как составная часть общего плана перевоспитания еврейского народа. Практические достижения его не воодушевляли; организационную деятельность в галуте и поселенческую в Палестине он мерил одной меркой — по тому влиянию, которое они оказывали на духовный облик еврейского народа.»
Так восторженно отозвался о нём Вейцман в своих мемуарах.
Ашер Гинцберг, אשר צבי (הירש) גינצברג , ставший אַחַד הָעָם Ахад ха’Ам (один из народа), выдающийся еврейский писатель-публицист и философ, родился в 1856 году в Киевской губернии, его отец был богатым купцом и арендатором поместья. В 8 лет самостоятельно выучился читать по-русски, разбирая вывески на лавках, взрослым считал, что к еврейской культуре может быть отнесено только то, что написано на иврите. Был противником «политического сионизма» Герцля и считал, что Палестина должна стать «духовным центром» еврейского народа, из которого будет исходить эманация возрожденной еврейской культуры. Был вдохновителем и идейным руководителем основанного в 1989 году ордена Бней-Моше[16]. В 1903 г. начал работать в фирме «чайного короля» Высоцкого, в 1907 стал её представителем в Лондоне и Вейцман очень тепло вспоминал про свои поездки к нему из Манчестера. В 1922 г. Ахад ха’Ам поселился в Палестине и скончался в Тель Авиве в 1927 году. Вейцман написал про Ахад ха’Ама:
«Он был для нас тем, чем был Ганди для многих индийцев или Мадзини для молодой Италии почти сто лет назад».
***
Если ввести в поисковую строку COOGL: מוצקין , Моцкин, то прежде всего появится статья про קרית מוצקין Кирьят Моцкин, город, не такой уж маленький по израильским масштабам — больше 40 тысяч жителей, находящийся немного севернее Хайфы. Город был основан в 1934 году и назван в честь Лео (Льва, Арье) Моцкина, одного из первых деятелей сионистского движения. и организаторов 1-го Сионистского конгресса в Базеле в 1897 году.
Лео (Арье Лейб) Моцкин, (מוצקין (ליב, אריה родился в 1867 в Киевской губернии.
Имеющий математические способности мальчик был послан в Берлин, где окончил среднею школу и там же поступил в университет, который не окончил. Он предпочёл учёбе сионистскую деятельность, участвовал в работе 1-го Сионистского конгресса в Базеле, перед 2-м был направлен Герцлем в Палестину для выяснения ситуации с еврейскими поселениями, которой, ситуацией, остался не доволен. В годы Первой мировой войны Моцкин возглавил копенгагенское отделение Сионистской организации. Скончался в 1933 году в Париже.
«Моцкин был одаренным математиком, и его способности привлекли к себе внимание киевского профессора Мандельштама. Тот отправил Моцкина в Берлин, надеясь, что он сделает блестящую академическую карьеру. Увы, этого не случилось. Моцкин был ярым сионистом, он совершенно не знал меры в распределении своих сил. Он мог бы принести гораздо большую пользу движению, если бы не пожертвовал своим образованием ради общественной деятельности. Он почти сразу же стал типичным студенческим активистом, который растрачивает дни и ночи на бесчисленных сходках, где с невероятной серьезностью обсуждаются самые ничтожные события студенческой жизни. Трудно сказать, чего бы он достиг, если бы дал своим замечательным дарованиям развиться. Но он превратился в так называемого ’’приват-гелерера”, то есть человека, который учится частным образом, от случая к случаю. Он так никогда и не достиг полной независимости, и это мешало его сионистской деятельности», — написал о нём Вейцман.
В первые годы Моцкин был для него старшим товарищем по сионистскому движению, что хорошо видно из этого письма, написанного в 1901 году:
«Дорогой Лео!
Почему ты не пишешь? Твой ответ ободрит и воодушевит меня. Ты это хорошо знаешь, почему же тогда не делаешь этого? О, как тяжело что-нибудь сделать! Сталкиваешься только с молчанием или ничего не значащими фразами!»[17]
В дальнейшем в их отношениях случалось всякое (немного об этом в следующей главе), что видно и из приведённой характеристики, данной Вейцманом, так отличающейся от восторженных слов в адрес Ахад ха’Ама.
***
Во второй берлинский год Вейцмана, как он выразился, «на ясном небе прогремел гром» — малоизвестный венский журналист и фельетонист Герцль опубликовал брошюру под названием «Еврейское государство» (Der Judenstaat).
Вейцман пишет:
«…эффект, произведенный ‘Еврейским государством’, был огромен. Нас увлекли не столько идеи, сколько стоявшая за ними личность. Она казалась воплощением мужества, ясности ума и решимости. Привлекало то, что этот западный еврей обращался к нам, свободный от наших собственных предрассудков. …Сама по себе эта брошюра была бы недолговечной сенсацией. Великим имя Герцля сделала его деятельность как создателя Сионистского конгресса и человека, преподавшего своим соратникам образец мужества и преданности делу».
Но была и критика:
«В принципе, в этой брошюре не было ни одной идеи, которая была бы для нас открытием; то, что так напугало еврейскую буржуазию и вызвало негодование раввинов на Западе, давно уже было само собой разумеющимся в нашей сионистской концепции. Мы обратили также внимание на то, что Герцль в этой брошюре ни разу не сослался на своих предшественников — Мозеса Гесса[18], Леона Пинскера[19] и Натана Бирнбаума[20] — автора термина ’’сионизм”. Судя по всему, Герцль не знал о существовании движения Хиббат-Цион (Ховавей Цион); он не упоминал о Палестине[21]; он игнорировал значение иврита.»
Вейцман был избран делегатом исторического Первого Сионистского конгресса 1987 года от Пинска, но вместо Базеля поехал в Москву, пытаясь продать своё изобретение в области красителей. Продать не удалось (он продал его через много лет во Франции), но на конгресс в Базеле он не успел. В течении следующего полувека Вейцман участвовал во всех Конгрессах (За исключением одного. Но об этом во II части статьи.).
По окончании 3-го года учёбы Вейцман, вслед за своим профессором польского происхождения Быстрицким, переехал в швейцарский Фрейбург, чтобы окончить там докторат.
I-04. В Швейцарии
Берн, борьба с революционерами, общество Хашахар, Доктор Вейцман, Женева
«Во Фрейбурге было очень мало студентов-евреев, но в соседнем Берне (в трех четвертях часа пути) находилась очень большая русско-еврейская студенческая колония. Положение там было нисколько не похоже на берлинское. В конце века Берн и Женева стали перекрестком европейских революционных течений: Ленин и Плеханов основали здесь свой центр, Троцкий (который был несколькими годами моложе меня) тоже часто там бывал», — вспоминал Вейцман.
Революционеры, прошедшие ссылки, Сибирь, владели еврейскими умами студенческой «русскоговорящей» молодёжи. Сионистов же было не больше дюжины, революционеры смотрели на них с презрением, не понимая, как можно выделять еврейские проблемы из общемировых.
Впрочем, это относилось не только к сионистам, Плеханов съязвил: «Бундовец, это сионист, боящийся морской болезни»[22].
Вейцман вспоминал:
«Мое неприятие Ленина, Плеханова и высокомерного Троцкого было вызвано тем презрением, с каким они смотрели на любого еврея, которого волновала судьба его народа и воодушевляла еврейская история и традиции. Они не могли понять, как это русскому еврею может хотеться быть евреем, а не русским. Они считали недостойным, интеллектуально отсталым, шовинистическим и аморальным желание еврея посвятить себя решению еврейской проблемы.»
Началась в начале неравная борьба между студентами-сионистами, организовавшими общество «Хашаар» (Рассвет) и «революционерами». Организационное собрание сионистов в русской библиотеке прошло стоя — «революционеры» вынесли все стулья из комнаты. Новое общество организовало митинг, прошедшей в пивной и продолжавшийся три ночи и два дня. В результате в общество записалось 180 человек.
Вейцман вспоминал:
«Плеханов был особенно взбешен нашим успехом. После митинга он подошел ко мне и с яростью спросил: “Ну, и чего вы добиваетесь этим расколом?” Я ответил: “Месье Плеханов, вы, кажется, еще не царь?”».
Вейцман ничего не написал о встречах с Лениным, но рассказал об анекдотическом случае в Генуе в 1922 году: Он с приятелем прогуливался по району, где проходила Генуэзская конференция, когда они заметили, что их начал сопровождать полицейский. На вопрос приятеля, в чём дело, тот ответил, что им приказано сопровождать членов российской делегации, а ведь «Ваш спутник, это господин Ленин!» Вейцман был выше Ленина сантиметров на десять, но ведь Ленина знали в Европе только по фотографиям.
И ведь действительно какое-то сходство есть!
***
В январе 1899 года Вейцман с отличием защитил докторскую диссертацию по исследованию красителей, получил должность приват-доцента в Женевском университете и работал в лаборатории. В 1901 году он продал свой первый, из 109[23] патентов, что обеспечило ему на несколько лет материальное благополучие.
1902 год. В женевской лаборатории
I-05. Верочка
Студенка из Ростова, свадьба в сопотской синагоге, София Гецов, увлечения, сыновья
«Я сидела в студенческой компании за обеденным столом, когда вошёл высокий человек, произведший большое впечатление, с красивым и привлекающим внимание лицом, почти совсем лысый, несмотря на свою молодость — ему было тогда 27 лет[24] — и, поставив одну ногу на стул, начал с кем-то разговаривать. Он был бледнолицым, уверенным, страстным, очень тощим, но спокойным, в его глазах был слабый иронический блеск, смешанный с глубокой трогательной грустью, и все бремя еврейского мира, казалось, покоилось на его плечах. …Его внешний вид и аура призвания и преданности, которая его окружала, пробудили мое сердце. Я спросила одного из своих друзей, кто это был ‘Ах, просто еврейский интеллигент’, — пробормотали в ответ.»
Так вспоминала Вера Хацман, приехавшая в Женеву из Ростова изучать медицину, свою первую встречу в ноябре 1900 года с Вейцманом в женевском еврейском клубе, куда пришла, чтобы пообедать со скидкой.
Вера Хацман
Вера была точно на 7 лет младше Хаима, она родилась 27 ноября 1881 года в Ростове-на-Дону. Её отец, Исаак, ростом 1.80 метра, родом из Вильнюса, был взят в кантонисты, но остался евреем, прослужил 25 лет в царской армии, участвовал в Крымской войне. Когда Вера рассказала об этом своему родившемуся в Англии внуку, тот воскликнул: «Но ведь он сражался на неправильной стороне!». По окончании армейской службы Исаак поселился в Ростове-на-Дону и стал купцом, торгующим одеждой. Её мама, Феодосия была родом из Воронежа, вышла замуж пятнадцатилетней, Исаак был старше её на 25 лет.
Родители Веры
Двое сыновей, в отличие от своих сестёр, получили еврейское образование, а пять девочек не знали ни слова на иврите или идише, не говоря уже о Земле Израиля. В пятилетнем возрасте Веру отправили во французский детский сад, в девять лет она начала учиться в русской гимназии — через много-много лет она, вдова Первого Президента Израиля, написала, что её любимые поэты Пушкин, Лермонтов и Некрасов — и в Ростовской консерватории. Ещё подростком Вера решила изучать медицину и в 18 лет родители согласились на её поступление в медицинскую школу в Женеве, обучение в которой финансировала старшая сестра.
В 1900 году в канун нового учебного года три еврейские девушки-ростовчанки приехали в Женеву. Присылаемых сестрой денег едва хватало, приходилось экономить, собственно благодаря этому Вера и увидела впервые Хаима. А вот как он вспоминает своё знакомство с Верой:
Группа ростовских девушек, к которой принадлежала Вера Хацман, значительно отличалась от обычных студенток-евреек швейцарских университетов того времени по внешности, манерам, взглядам. Они были гораздо привлекательнее, чем их ровесницы из черты оседлости… Вера Хацман обладала особенно спокойным, созерцательным характером, была склонна к меланхолии, почти печали — поэтому она выделялась даже среди своих подруг.
***
…Вера и Хаим отложили свадьбу до завершения Вериной учёбы, и в 1906 году, через 6 лет после начала их отношений, скромная церемония прошла в синагоге Сопоты, приехали только отец, мать и старшие сестра и брат Хаима.
Верины родные приехать не смогли — билеты из Ростова были слишком дороги.
В день свадьбы
Медовый месяц молодые провели в Кёльне, где проходила Сионистская конференция. Вейцман вспоминал:
«…однажды утром вернулся в пять часов с большим букетом цветов и корзиной, полной персиков в качестве мирного предложения. В этом не было необходимости, но на сердце стало легче, ведь это был наш медовый месяц.»
В самом начале их совместной жизни, в своём первом письме в 1901 году Хаим, вспоминала Вера, написал ей: «Личная жизнь не должна мешать исполнению общественного долга«. Всего же Хаим написал Вере около 1200 писем, он обращался к ней: Верочка, она к нему: Хаимчек.
Позже Хаим и Вера в Англии оформили гражданский брак, манчестерский раввин определил, что религиозный брак не может быть до гражданского, и они поженились в третий раз.
Когда Вера познакомилась с Хаимом, она не знала иврита, ничего не слышала об основах сионизма, и он призвал её изучить и то и другое. Вера написала ему:
«Ты первый, кто заставил меня серьезно задуматься об еврейских проблемах. Ты был моим первым учителем, и поэтому я так тебя люблю».
Благодарный Вейцман ответил ей:
«Верочка, с того момента, как ты тоже присоединилась к нашему движению, с того момента, как ты сказала мне, что ты сионистка, с этого момента Верочка, выросло наше духовное единение.» [25]
«Часто она предохраняла меня от всевозможных ловушек, которые она со своей спокойной рассудительностью обнаруживала раньше меня. Я же был более азартен, в каком-то смысле более поверхностен, более беспечен, чем она, так что я думаю, что мы вместе стали удачным сочетанием», — написал Вейцман.
***
В мемуарах ни Веры, ни самого Вейцмана нет имени Софии Гецов, студентки-медика, хорошей подруги и невесты Моцкина. В 1897 году Хаим познакомился с ней в Берне, и они объявили о своей помолвке. Софья была старше Хаима на два года, активно участвовала в сионистской деятельности, на Второй Сионистский конгресс в следующем году они поехали вместе.
Его друзья не понимали, как можно отказаться от уважаемого и лояльного члена движения в пользу ассимилированной, только что окончившей школу девушки, и потребовали от него в своеобразном «товарищеском суде» во главе с Моцкиным, жениться на Софье, а потом развестись с ней, чтобы сохранить честь той, кто прожила с ним четыре года как жена с мужем. Вейцман отказался, и это стало еще одной причиной напряженности между ним и Моцкиным.
Софья так и не вышла замуж, на V Cионистском конгрессе в 1901 году она потеряла сознание, когда Вейцман вошел в зал, сопровождаемый Верой. В 1925 году она совершила алию и стала профессором патологической анатомии в Еврейском университете. Первая женщина-профессор в Палестине.
Софья Гецов в Палестине
Вера правильно характеризовала своего будущего мужа — «страстный». Главной его страстью был, конечно же сионизм, но и однолюбом он не был. Историки Моти Голани מוטי גולני и Иегуда Рейнхарц יהודה ריינהרץ в книге «Отец-основатель» (האב המייסד) написали:
«Страсть Вейцмана была частью его силы. Он был страстным человеком и не только в политике. Страстность, которая отчаянно выражалась в отношении общества, женщин и любви. Он был хронически влюблен, но старался с большим уважением относиться к каждой знакомой женщине. Не относился ни к кому как к объекту. Фактически, он был подобен пчеле, которая летает с цветка на цветок, но умеет тщательно выбирать свои цветы и дарит им много уважения. Его любовь к жене Вере была очень велика, но его образ жизни и публичные роли не облегчили им жизнь»[26].
Самым его известным увлечением стала знаменитая актриса театра «Габима» Хана Ровина, которая была моложе его на четырнадцать лет, и которую он впервые увидел на сцене в Нью Йорке. После спектакля Вейцман отправился в отель, вытащил из чемодана коробку с цитрусовыми из Палестины, которую вез через океан, чтобы подарить родственникам, и… отправил эту коробку Ровиной, приложив записку с предложением встретиться через два дня[27].
Хана Ровина
А это письмо от 7 января 1927 г. (Нью-Йорк)[28]
На прямой вопрос интервьюёра о характере их отношений, историк Моти Голани ответил: «Совершенно ясно я могу сказать, что не знаю. Мы намеренно оставили двусмысленность, но нет сомнений, что он был готов»[29].
***
В 1925 году Вере надоело его поведение, и они расстались. В конце концов Хаим извинился и пообещал изменить свой образ жизни, и они вернулись к совместной жизни. Кое-что об их отношениях можно узнать из его письма, отправленного в том году:
«Моя дорогая Верочка, … ты не должна ни на минуту сомневаться в том, что я тебя безмерно люблю, уважаю и ценю. Я спрашиваю себя, много ли сейчас пар, которые наслаждаются такой гармонией, пониманием и признательностью. Недавно из-за причин от нас не зависящих мы оба оказались в трудном положении, и я признаю, что в особенности я, поддались этим обстоятельствам, и в результате в нашу жизнь вошел тот фактор, о котором ты правильно писала в своем письме. Поэтому я решил прийти в себя, позаботься об улучшении моего здоровья, и ты увидишь, родная, что опять все будет хорошо, и я снова осчастливлю свою Верочку. Через 20 дней исполняется 19 лет с момента нашего брака, и прошло почти 25 лет с тех пор, как мы впервые встретились. Мы отметим этот день вместе, и это положит конец печального интермеццо, и все будет как было.»
У них родилось два сына, в 1907 году в Манчестере первенец Бенджамин (Бенджи) и через 7 лет, в 1916 году в Лондоне Михаэль Эзер (Майкл), но Вейцман чувствовал, что не был им хорошим отцом.
1922 год
В 1937 году Вейцман написал Вере письмо, в котором выразил глубокое разочарование в себе и в своей жизни:
«Дорогая Верочка, не думай, даже на мгновение, что мои отношения с тобой как-то изменились; ни капли моей любви, привязанности и чувства чести не уменьшилось, но я знаю, что никто и ничто не может освободить меня от моих мучений, только конец, которого я жажду. Я не знаю, что случилось. Что-то пошло не так со мной, и весь механизм вышел из строя. Может быть, я нес слишком большую ношу.
И теперь я плачу неизбежную цену. Возможно, так получилось, что я пренебрегал своей маленькой семьей ради большой семьи, что я старался так преданно ей служить. Бенджи и Майкл, каждый по-своему, стали свидетелями моего поражения. Я пытался как-то неуклюже поправить кое-где, но тщетно. Мы говорим на разных языках и придерживаемся разных ценностей. Мы незнакомы друг с другом. Они не только принадлежат к другому поколению, они почти другого типа. Я одинокий человек, достигший конца пути через мучения. У меня больше нет смелости противостоять чему-либо — и от меня многого ждут…»[30].
Оба сына не стали сионистами, старший в результате поселился в Ирландии и стал молочным фермером, младший во время войны стал военным лётчиком RAF[31] и погиб где-то над Бискайским заливом в феврале 1942 года.
I-06. Сионизм синтеза Хаима Вейцмана
Демократическая фракция, Мизрахи, минская конференция, университет в Иерусалиме, план Уганды, кончина Герцля, синтез сионизма, первая поездка в Палестину
«Герцль полагался на дипломатию, с помощью которой евреи получат Палестину… Герцль говорил о глобальном видении, о международном признании, о чартере[32] для Палестины, о массовом переезде. Но впечатления с годами ослабевало, кроме слов ничего не оставалось. Герцль встречался с Султаном, с Кайзером, с британским Министром иностранных дела, он намеревался встретиться со многими важными людьми. А результата не было.»
Так объясняет Вейцман создание в 1901 году накануне V Сионистского конгресса Демократической фракции, которую Вейцман назвал «Оппозицией Его Величеству». И создали её молодые выходцы из Восточной Европы, в основном из Российской империи[33].
Начало было положено инициативной группой мюнхенских студентов, которые послали обращения ко всем видным сионистам с предложением, чтобы Конгрессу предшествовала молодёжная конференция, на которой молодое поколение изложит свои взгляды на направление, по которому движется сионистское движение. Вейцман приехал в Мюнхен, где обсуждалась необходимость, с одной стороны уделять, следуя идеям Аха ха’Ама, большое внимание развитию еврейского образования и культуры в Европе, но одновременно усилить практическую деятельность в Палестине. Вейцман, избранный президентом группы, занялся подготовкой конференции, которая должна была состояться в декабре. Так началась политическая карьера Вейцмана, которая продолжалась следующие 50 лет.
Для Герцля главным было переговоры с султаном и к предложениям «демократов» он серьёзно не отнёсся, но раскола не хотел и попросил Вейцмана не выносить сейчас эти предложения на обсуждение. Вейцман, проявивший свои дипломатические способности, которые так помогут ему в будущем, заверил Герцля, что нет намерения расколоть Сионистскую организацию, что эти предложения можно включить в её программу и что различия мнений внутри семьи приносят только пользу.
Члены Демократической фракции. Единственное совместное фото Герцля и Вейцмана. Между ними сидит Моцкин
На V Конгрессе было подтверждено принятое ещё на Первом решение о создании Еврейского университета, при этом создание в Иерусалиме! В университете должны будут учиться те еврейские юноши и девушки, для которых закрыты университеты Восточной Европы. Вейцман со всей страстью начал сбор денег на создание университета. Он написал в письме: «Моя жизнь состоит из коротких перерывов между долгими путешествиями»[34]. Этот университет стал делом всей жизни Вейцмана, в 1918 году он был на церемонии закладки первого камня, в 1925 — на церемонии открытия университета. И он придавал колоссальное значение развитию современной науки в Земле Обетованной (об этом во II части статьи).
***
Евреи не могут все вместе дружно идти в ногу. Противовесом идей Демократической фракции возникло движение религиозных сионистов Мизрахи[35]. В отличии от распавшейся вскоре Демократической фракции, движение Мизрахи живо и сегодня, его продолжателями можно считать партии религиозных сионистов.
В 1902 году в Минске прошла конференция российских сионистов[36], на которой разгорелась отчаянная борьба между фракциями по вопросам культуры и образования.
Минск, 1902 год. Съезд российских сионистов
(Съезд назван первым, потому что он был первым легальным съездом. В 1898 году в Варшаве с участием около 160 представителей из 93 городов и местечек[37] состоялся нелегальный съезд)
У Вейцмана перед конференцией были все основания для тревоги: из 526 делегатов 160 были от Мизрахи и только 60 — от Демократической фракции. В результате между руководителем «Мизрахи» раввином Рейнсом и Ахад ха’Амом был достигнут компромисс: каждая сторона будет нести ответственность за образование и культурную жизнь своих приверженцев. Так была заложена система раздельных систем образования, существующая и сегодня в Израиле.
***
В 1903 году Вейцман поехал в Россию, это оказалось его последним посещением России, пропагандировать идею Еврейского университета и собирать деньги на его строительство. Заодно Вейцман заехал и в Ростов познакомиться с Вериными родителями. В том же году в Кишинёве разразился погром и собранные деньги пошли на помощь его жертвам, проект создания университета застопорился.
Погром в Кишинёве, первый в ХХ столетии еврейский погром, разразился 6-7 (19-20 по новому стилю) апреля 1903 года. Мир был потрясён, евреи пришли в ужас, погибло 49 евреев, больше 500 ранены, разрушено более 700 домов[38]. До того, как счёт пошёл на миллионы, оставалось четыре десятка лет.
***
К 1903 году Герцль понял, что попытки договориться с султаном провалились и он повернулся к другой, много более могущественной империи — Британской, чтобы на её просторах, на которых никогда не заходило солнце, найти место для временного прибежища евреев, где они смогут дождаться «открытия» ворот Палестины. Желательно вблизи её[39]. Были варианты Кипра и Эль Ариша на Синае. Джозеф Чемберлен Joseph Chamberlain, тогдашний всесильный Министр колоний и отец британского империализма (и отец будущего премьер-министра Невилла), отверг кипрский вариант, согласившись поддержать проект Эль Ариша, но на это не согласилось правительство Египта. Взамен Чемберлен, при поддержке тогдашнего ПМ Бальфура, предложил Герцлю территорию в 13,000 кв.км. в Уганде. (Сегодня — территория Кении.) Это предложение, за 14 лет до Декларации Бальфура, стало первым официальным обращением какого-либо правительства к сионистскому движению.
23 августа 1903 года в Базеле открылся VI Всемирный сионистский конгресс и Герцль объявил о предложении Чемберлена. Незадолго до этого он посетил Петербург, где у него состоялись две тёплые встречи с Плеве[40], вызвавшие возмущение российских сионистов.
Макс Нордау[41], ближайший сподвижник Герцля, назвал проект Уганды «Nachtasyl» — «ночлежка», подчёркивая временный характер плана. Через несколько месяцев в Париже российский студент на празднике Ханука выстрелил в него с криком: «Смерть восточноафриканцам», но Нордау выжил. На голосование был поставлен не сам план, а предложение послать в Уганду делегацию на разведку, за что и проголосовало большинство. Вейцман вместе с большинством делегатов из России, включая кишинёвцев, для которых, собственно, и готовилась «ночлежка», проголосовал против. «За» были отец Вейцмана и большинство «мизраховцев». После объявления результатов, многие делегаты из России покинули зал заседаний, некоторые в знак траура сели на пол. Герцль заметил: «У этих людей петля на шее, а они всё равно отказываются».
Через два с половиной года Вейцман скажет Бальфуру: «Моисей бы снова разбил скрижали, если бы узнал о результатах голосования по плану Уганды».
***
3 июля 1904 года в возрасте 44 лет скончался Герцль. Вейцман написал Верочке:
«У меня перед глазами стоит образ великого творца. На сердце своём я ощущаю большую тяжесть, усиливавшуюся, потому что ты не рядом со мной, и глубокую скорбь. Он оставил нам пугающее наследие… Скорби, Верочка. Мы все скорбим. Меня ждут тяжёлые времена. Я чувствую тяжёлая ноша легла на мои слабые и усталые плечи»[42].
Через год, на VII конгрессе в Базеле план Уганды был окончательно отвергнут и произошёл первый раскол в Сионистской организации (СО) — из неё вышел английский сионист Исраэль Зангвил[43], основавший «Еврейское территориальное общество»[44].
Конфликт между «угандистами» и их противниками сменился конфликтом между «политическими» и «практическими» сионистами. Вейцман так характеризовал этот конфликт:
«Политические сионисты утверждали: ‘Палестина принадлежит Турции. Скупка земель запрещена законом. Нам остается добиваться политической декларации своих прав и использовать великие державы, чтобы добиться этого’.
Второе, практическое, направление придерживалось того, что я постоянно называл более органическим взглядом на сионизм и политический процесс. На практике ‘культурники’ и ‘практики’ вовсе не возражали против сионистской деятельности как таковой, они только пытались доказать, что сама по себе эта деятельность — еще не все. Она непременно должна сопровождаться внушительными достижениями, реальным освоением земель в Эрец Исраэль. А это, в свою очередь, повлечет за собой упрочение еврейского самосознания, возрождение языка иврит, рост интереса к еврейской истории и углубление привязанности к вечным ценностям иудаизма».
Преемник Герцля на посту Президента СО, немецкий коммерсант Давид Вольфсон, как и большинство «западников», был адептом «политического сионизма», и не хотел тратиться на поселенческую деятельность до того, как будет предоставлен долгожданный чартер.
Вейцман написал про него:
«Вольфсон был страстным сионистом, имел самые лучшие намерения, много и самоотверженно работал, но ему не хватало широты кругозора и индивидуальности. Он изо всех сил старался копировать Герцля, который был его кумиром, но у него не было ни личной привлекательности Герцля, ни организационных способностей последнего. В глубине души Вольфсон был финансистом, и все его чувства были отданы прежде всего Еврейскому Колониальному Банку. Нас, молодых, он считал отчаянными и безответственными смутьянами. Позже нам удалось сместить его и вместо единоличного руководства установить коллективное во главе с профессором Отто Варбургом.»
В противоположность этому, лидер российских евреев Менахем Усышкин[45], «практический сионист», считал, что пора покупать землю и заселять страну.
***
В 1907 году в Гааге состоялся VIII конгресс СО, на котором Вейцман выступил с блестящей речью, заявив себя одним из самых многообещающих лидеров молодого поколения. Он выдвинул идею «сионизм синтеза»[46]:
«Надо заниматься как политической, так и практической деятельностью: практичность сионизма была тезисом, политический сионизм был антитезисом, а сионизм должен стать их синтезом: «Если правительства выдадут нам в один прекрасный день чартер, мы не будем иметь ничего, кроме клочка бумаги. Но если мы будем работать в Земле Израиля, эта бумага будет написана потом и кровью и будет укреплена цементом, хватка которого никогда не ослабнет»[47].
***
Из Гааги Вейцман не вернулся домой в Манчестер (о переезде в Англию в следующей главе), к жене и полуторамесячному сыну, а впервые, через 10 лет после начала своей сионистской деятельности, поехал в Палестину.
Австрийский еврей, промышленник, занимающийся производством электрических ламп, сторонник «политического сионизма» Йохан Кременецкий призвал Вейцмана доказать, что в Эрец Исраэль может быть создано промышленное предприятие. Он профинансировал поездку Вейцмана и даже был готов профинансировать создание там завода по производству парфюмерии или экстрактов цитрусовых если окажется, что проект реален.
Осуществить проект не получилось, но как написал Вейцман:
«…как и многие другие замыслы того времени, эта идея положила начало поискам практических возможностей и в этом смысле сыграла важную роль.»
Тогдашняя Палестина произвела на Вейцмана грустное впечатление:
«Пустынная то была в общем страна — один из самых заброшенных уголков захолустной и убогой Оттоманской империи. Все население Палестины не превосходило тогда шестисот тысяч человек, из которых около восьмидесяти тысяч составляли евреи, жившие, в основном, в Иерусалиме, где их было большинство, а также в Хевроне, Тверии, Цфате, Яффе и Хайфе. Земледельческих поселений насчитывалось всего двадцать пять.»
Основанные олимами Первой алии[48] поселения не понравились Вейцману:
«Поселения, за исключением немногих, находились в плачевном состоянии. Еще мальчиком в Мотоле и Пинске я слышал, что первая волна поселенцев — билуйцев[49], как они себя называли, — двинулась в Палестину по призыву членов палестинофильского движения Хиббат-Цион. То были пылкие, романтические, самоотверженные люди с благородными стремлениями и возвышенными идеалами. Но они не имели ни опыта, ни практической сметки. Они тоже попали в силки особой системы милостыни, только им ее подавали не общины, а неистощимо щедрый барон Ротшильд.
…Рабочая сила была в основном арабская, евреи же выступали в роли управляющих. Во всем этом не было ни капли пионерского духа, к тому же эти немногочисленные поселения были разбросаны по всей стране, далеко друг от друга. Это особенно относилось к Петах-Тикве, Ришон леЦиону и Нес Ционе, находившимся на юге, и к Рош-Пине, Мишмар хаЯрдену и Метулле, расположенным на севере.»
Но тогда уже начиналась Вторая алия[50], алия молодых сионистов.
Впрочем, не все было так мрачно. В нескольких местах — Мерхавии, Бен Шемене и Хулде — можно было встретить поселения сионистского типа. Юноши и девушки, прибывшие в последние годы из России, обосновались на земле и, будучи куда более образованными и организованными, чем арабы, успешно конкурировали с дешевой арабской рабочей силой.
Вейцман написал Вере:
«Палестина — замечательная страна, в которой уже много достигнуто (Вера заметила: как он позже признался, это было выдачей желаемого за действительное), если мы не создадим в Палестине своё государство, это будет исключительно по нашей вине».
Вера вспоминала, что после возвращения Вейцман ответил на её вопрос про Палестину:
— Замечательно!
— Что замечательного?
— Воздух кристальной чистоты, такой, что можно посмотреть назад через 3000 лет истории.
Основные источники
1. Trial and Error: The Autobiography of Chaim Weizmann».
2. Хаим Вейцман. В ПОИСКАХ ПУТИ (перевод с английского Р. Нудельмана).
3. The impossible takes longer: the memoirs of Vera Weizmann, wife of Israel’s first President, as told to David Tutaev.
4. חיים ויצמן — המנהיג שבחר בדרך הסינתזה .04 עליזה גרינבאוםחבר.
5. NICK REYNOLD The War of the Zionist Giants David Ben-Gurion and Chaim Weizmann |
6. The Letters and Papers of Chaim Weizmann 1885-1952
7.לכינונה של מדינת ישראל מבלי ליהנות ממנה כמו משה רבינו, חיים ויצמן תרם מרדכי חיימוביץ,
8. Michael J. Cohen Truman and Israel.
9. Давид Ллойд Джордж «Военные мемуары томы 1-2». Перевод с английского И. Звавича Государственное социально-экономическое издательство Москва – 1934
10. Барбара Такман Библия и меч: Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура
11. The Letters and Papers of Chaim Weizmann 1885-1952
12. ЛИГА НАЦИЙ МАНДАТ ДЛЯ ПАЛЕСТИНЫ
13. Леонид Александрович Ашкинази, Первый президент (Хаим Вейцман).
14. Юрий Ноткин Штрихи к портретам
15. Игорь Юдович: Забытые герои и антигерои 1945-48 годов в борьбе за признание государства Израиль
16. Сёма Давидович: Почему и зачем мистер Бальфур отправил письмо лорду Ротшильду.
17. Сёма Давидович: БЕЛОЕ И ЧЁРНОЕ Тридцать лет правления Британии в Палестине
Примечания
[1] Ясельда, приток Припяти.
[2]«Trial and Error: The Autobiography of Chaim Weizmann» («Путём проб и ошибок. Автобиография Хаима Вейцмана», в русском переводе: «В поисках пути») Дальше в статье все цитаты Вейцмана, если нет специального примечания, взяты из этого произведения. (В переводе автора статьи, сверенным с русским текстом «В поисках пути»).
[3] Цитируется по «The impossible takes longer: the memoirs of Vera Weizmann, wife of Israel’s first President, as told to David Tutaev». Далее все цитаты Веры Вейцман (в переводе автора статьи) взяты из этого произведения.
[4] Днепровско-Бугский канал (ранее — Королевский) — судоходный канал на территории Полесья, построен в конце XVIII века, соединяет реки Пина, приток Припяти; бассейн Днепра) и Мухавец (приток Западного Буга; бассейн Вислы)
[5] МАСКИЛИ́М (מַשְׂכִּילִים, ед. число מַשְׂכִּיל, маскил), приверженцы просветительного движения Хаскала.
[6] 2 цитаты поחיים ויצמן — המנהיג שבחר בדרך הסינתזה עליזה גרינבאום.
[7] Там же.
[8] ПРОЦЕНТНАЯ НОРМА
[9] Цитируется по:חיים ויצמן — המנהיג שבחר בדרך הסינתזה עליזה גרינבאום.
[10] Ховеве́й Цио́н (חִבַּת צִיּוֹן, חוֹבְבֵי צִיּוֹן, буквально `любящие Сион; в русской традиции палестинофилы), движение, основанное из разрозненных кружков и групп, возникших в Европе во 2-ой половине XIX века. В 1884 году на съезде в городе Катовице в Польше было принято решение создать единую организацию, которая бы объединила разрозненные до этого еврейские сионистские кружки и группы.
[11] Катови́цкий съезд (6-8 ноября 1884 г.), первый съезд групп Ховевей Цион (в основном из России, но при участии делегатов из Германии, Франции, Англии и Румынии), состоявшийся в городе Катовице, на котором было принято решение создать единую организацию, которая бы объединила разрозненные до этого еврейские сионистские кружки и группы. Инициаторами Катовицого съезда были Пинскер, Лилиенблюм, Могилевер и другие. Председатель съезда Пинскер определил задачи движения — возвращение евреев к сельскохозяйственному труду и создание в Эрец-Исраэль еврейской сельскохозяйственной базы.
[12] Он вспоминал, что по-настоящему обедать у него получалось только в гостях.
[13] Вейцман пишет, что на призывном пункте ему повезло – попался культурный и приличный офицер, которому стало жалко, если юноша прервёт своё обучение…!
[14] Только к концу учёбы в Берлине у Вейцмана появились контакты с местными евреями.
[15] Создано в 1887 году в Берлине еврейскими студентами из России и Галиции, поддержававшими движение Ховевей Цион.
[16] Бней-Моше (,בְּנֵי מֹשֶׁה сыновья Моисея) орден масонского типа, основанный в России в 1889 году, чтобы способствовать духовному возрождению еврейского народа. Практические достижения ордена Бней-Моше выразились в организации учебных заведений, дающих светское образование на иврите, в Палестине и в других странах
[17]Цитируется по: NICK REYNOLD The War of the Zionist Giants David Ben-Gurion and Chaim Weizmann
[18] Мозес Гесс Moses Hess, 1812 Бонн — 1875, Париж — один из первых немецких социалистов, оказавший влияние на Маркса и Энгельса, один из основателей вульгарного коммунизма, немецкий еврейский философ, один из ранних провозвестников социалистического направления сионизма.
[19] Леон Пи́нскер 1821, Томашполь, Волынская губерния — 1891, Одесса, общественный деятель, лидер движения Ховевей Цион, окончил медицинский факультет Московского университета и поселился в Одессе, во время Крымской войны работал военным врачом, автор брошюры «Автоэмансипация», 1882 г.
[20] Натан Би́рнбаум Nathan Birnbaum; 1864, Вена — 1937, Схевенинген, Голландия, писатель и философ, один из основоположников сионистской идеологии, пропагандировал идеи Пинскера, первый ввел в употребление термин «сионизм», впоследствии отошёл от идеологии материалистического светского национализма и начал развивать философскую теорию, основанную на религиозном мировоззрении.
[21] Непонятное замечание. У Герцля есть глава под названием «Палестина или Аргентина».
[22] Бунд был антисионистской партией, выступающей против алии.
[23]חיים ויצמן — המנהיג שבחר בדרך הסינתזה עליזה גרינבאום.
[24] Вейцман родился 27 ноября 1874, значит ему было 26 лет.
[25] Две цитаты по: חיים ויצמן — המנהיג שבחר בדרך הסינתזה עליזה גרינבאום.
[26] Цитируется по: חיים ויצמן — המנהיג שבחר בדרך הסינתזה עליזה גרינבאום
[27] Офер Адерет Первый президент: серийный изменщик, который не терпел Израиль
[28] Владимир Лазарис Президент и актриса: любовные тайны Хаима Вейцмана
[29] לכינונה של מדינת ישראל מבלי ליהנות ממנה כמו משה רבינו, חיים ויצמן תרם מרדכי חיימוביץ,
[30] 2 цитаты по:לכינונה של מדינת ישראל מבלי ליהנות ממנה כמו משה רבינו, חיים ויצמן תרם מרדכי חיימוביץ,
[31] The Royal Air Force, Королевские воздушные силы.
[32] «Правительственная концессия» на заселение евреями Палестины, которую Герцль просил безуспешно у султана.
[33] Вейцман, Моцкин, Бернштейн-Коган (ему было за сорок), Бубер. Из них только Мартин Бубер был выходцем из Австро-Венгрии (Львов).
[34] Цитируется по: חיים ויצמן — המנהיג שבחר בדרך הסינתזה עליזה גרינבאום
[35] МИЗРА́ХИ (מִזְרָחִי מֶרְכָּז רוּחָנִי, мерказ рухани — «духовный центр»; слово имеет также значение «восточный»), сионистское религиозное движение, учреждённое в 1902 г. в Вильне по инициативе раввина Рейниса как религиозная фракция Сионистской организации. Девизом Мизрахи стал лозунг «Земля Израиля для народа Израиля, согласно Торе Израиля». Мизрахи возражало против включения в сионистскую программу культурных целей.
[36] МИ́НСКАЯ КОНФЕРЕ́НЦИЯ, первый легальный съезд российских сионистов, состоявшийся 22-28 августа (4-10 сентября нов. ст.) 1902 г. в Минске, собравшийся с разрешения министра внутренних дел. Председателем конференции был избран Иехиэль Членов.
[37] Сионисты — события
[38] פרעות קישינב
[39] Подробнее в моей статье: Почему и зачем мистер Бальфур отправил письмо лорду Ротшильду?
[40] Герцль приехал в Петербург 5 августа 1903 года, и встретился с известнейшим реакционером и антисемитом, министром внутренних дел Плеве, прося помощи в переговорах с султаном, и с либералом, министром финансов Витте, обсуждая с ним деятельность Сионистского банка. Плеве отнёсся благосклонно к сионизму, который сможет отвлечь евреев от революционной деятельности.
[41] Макс Норда́у (Симха Меер Зюдфельд Simon Maximilian Südfeld);1849, Пешт — 1923, Париж — врач, писатель, политик и соучредитель Сионистской организации, родился в семье раввина, получил традиционное еврейское воспитание. В 1874 изменил фамилию на Нордау (Nordau), получил медицинское образование, в 1880 году переехал в Париж, стал известен своими трудами по политическим и экономическим прогнозам развития общества, был полностью ассимилированным европейским евреем, женатым на протестантке, осознавал себя частью немецкой культуры. После дела Дрейфуса познакомился с Герцлем и стал одним из руководителей сионистского движения, автор термина «Мускулистый иудаизм».
[42] Цитируется по: NICK REYNOLD The War of the Zionist Giants David Ben-Gurion and Chaim Weizmann
[43] Исраэл За́нгвил Israel Zangwill 1864-1926, сын бедных эмигрантов из Польши, писавший на английском еврейский писатель, публицист, общественный деятель. После знакомства с Герцлем стал видным английским сионистом, был ярым сторонником Плана Уганды. После отказа от него вышел из СО и основал Еврейское территориальное общество. После Декларации Бальфура вернулся к сионизму.
[44] Еврейское территориальное общество (ЕТО), ставило цель создать еврейское государство в любой части мира, доступной для массового поселения евреев.
[45] Авраа́м Мена́хем Мендл (Михаи́л Моисе́евич) Усы́шкин אברהם מנחם-מנדל אוּסישְקין,1863, Могилёвская губерния — 1941, Иерусалим, сионистский деятель, идеолог еврейского заселения Палестины, один из лидеров движения «Ховевей Цион», на Парижской мирной конференции выступил на иврите, член (с 1935 года председатель) Исполкома СО, 1923-1941 — председатель Еврейского национального фонда.
[46] В литературе на русском языке обычно пишут «синтетический сионизм», но мне кажется, что при этом возникает ассоциация с понятием «искусственный».
[47] Цитируется по: חיים ויצמן — המנהיג שבחר בדרך הסינתזה עליזה גרינבאום
[48] 1-я алия ― это ашкеназы, выходцы из местечек черты оседлости, беженцы от погромов на юге Российской Империи, начавшихся после убийства Александра II 1(13) марта 1881 г., из Царства Польского, из Галиции, входившей в состав Австро-Венгрии, из Румынии. Были также и йеменские евреи. Всего в 1-ю алию приехало около 35 тысяч, половина из них, не выдержав условий жизни, вернулись в страну своего исхода, из оставшихся часть поселилась в городах, в основном в Яффо, выйдя из которого на соседние пески основали в 1909 г. новое поселение Ахузат Байт, ставшее вскоре первым после 2-тысячелетнего перерыва еврейским городом Тель Авивом, и в Хайфе. Другие, где-то 15 тысяч, основали сельскохозяйственные поселения: Ришон леЦион, Зихрон Яков, Реховот, Хедера, Гедера.
[49] Члены ’’Билу” — организации еврейской молодежи в России, возникшая в 1882 году как реакция на погромы 1881 года на юге России и ставившая своей целью переселение евреев в Эрец-Исраэль.
[50] 2-я алия началась после кишиневского погрома 1903 года и прекратилась с началом 1МВ. Ехали из местечек черты оседлости, Царства Польского, Галиции, участвовали молодые евреи, придерживавшиеся социалистических взглядов, приехало в страну около 40 тыс. человек, но также как и в 1-ю алию очень многие уезжали. 2-я алия ― это первые кибуцы, первые отряды еврейской самообороны, первая еврейская гимназия с обучением на иврите, первый кирпич в строительстве 1-го еврейского университета.
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2022/nomer1/sdavidovich/
