***
Старение меняет внешний вид
И замедляет внутреннюю прыть.
И лишь душа по-прежнему болит
О том, что ты не в силах изменить.
Её всё так же раны глубоки,
Хоть к ним она привыкшая давно.
Уж седина окрасила виски,
А до сих пор не всё ещё равно.
Пора, пора, остынь, забудь, усни,
Не повернуть течение реки.
Но, словно от горящей головни,
В груди печёт от боли и тоски.
Заледенеть, коростой обрасти,
Закрыть уже болючий этот счёт!
Но там, где боль, – там новые пути,
Которые не пройдены ещё.
***
Стоит ветру с моря дунуть –
Мысль нейдёт из головы:
Я умею только думать,
А придумывать – увы.
Что болит, о том и слово,
Боль на сцену шлёт раба.
Я в уловках бестолкова,
В сочинительстве слаба.
Но чем время безысходней,
Чем скорей влечёт во тьму,
Тем душа моя свободней
Отзывается ему.
С ним, блажным и оголтелым,
Речь веду как на духу.
Как Левше, что странным делом
Подковать сумел блоху,
Так и мне порой даётся,
Ускоряя кровоток,
Той, из Божьего колодца,
Влаги солнечной глоток.
Дуй же, ветер, вой жестоко,
Мысли сонные буди!
А найдётся лежебока –
И её разбереди.
Чтоб в земной увидеть смуте
Духа тайные пути
И успеть дойти до сути
Прежде, чем навек уйти.
***
Докучливые мысли при луне
Наутро отражаются в напеве.
Богема оказалась не по мне:
Сладка на вкус, горчит она во чреве.
Семейный быт остался за бортом
Любовной лодки, лодка затонула…
Так, думая об этом и о том,
Смотрю в окно. От уличного гула
Меня его прозрачное стекло
Своей бесстрастной твердью защищает.
Я в крепости. Со мною ремесло
И Божий Сын, что любит и прощает.
***
Этот дождик моросящий,
Тихий свет осенних нег,
По ковру листвы шуршащей
Проходящий человек, –
Всё то жизнь, земное чудо,
Заповедные пути.
Настоящая покуда,
Первозданная почти.
Дышит, чувствует, хлопочет, –
Всё бы радовала глаз,
Только бес её морочит,
За указом шлёт указ:
Сшить костюм по меркам модным
На её живую стать,
Как на пса, надеть намордник,
Цепью к будке приковать.
Знать, вопросом нам задаться
Час приходит роковой:
Долго ль ей ещё рождаться,
Настоящей и живой?
***
Пусто, страшно душе
в перевёрнутом мире:
будто держат её
в нехорошей квартире,
где на каждом шагу
упыри и засады,
где в воде и в еде
смертоносные яды.
Отравить, уморить –
вот и нет её больше.
Но бессмертна душа,
страстотерпица Божья.
Сколь её ни дави
этой меркою тесной,
в ней всё больше любви
и свободы небесной.
***
А всё-таки лето, и ты постарайся дышать
Душистым цветеньем его и ночною прохладой.
И птичьему хору сумеешь тогда подпевать,
И с ближним делиться душевной своею отрадой.
Откуда ей взяться, не спрашивай – просто дыши.
Отдайся природе, забыв про дела человечьи.
И может быть, силы найдутся ещё у души,
Над тленом поднявшись, стать голосом, звуком и речью.
А если не будет на то изволенья богов,
То ты и тогда о свободном дыхании помни.
Пройди сто дорог, если надо, отдай сто долгов
И, часа дождавшись, задуманный номер исполни.
***
Так случается со мною,
Что душа болеет.
Вдруг тяжёлое, земное
Чувство одолеет.
И к земле меня придавит
Так, что не подняться,
И седых волос прибавит.
Мне бы посмеяться
Над его постылой властью,
Но пока владеет,
Распадаюсь я на части,
Голос мой слабеет
И, как птах, попавший в сети,
Тихо повторяет:
– Как же тяжко жить на свете
Тем, кто не летает!
***
О, как захотелось
опять о любви!
Чтоб сердце согрелось,
явись, оживи,
весенняя муза,
стань снова судьбой.
Пропой как Карузо,
как Калласс пропой!
О вечном и чудном,
что движет вперёд.
О бренном и трудном
настанет черёд.
О страшном и горьком
успеем ещё…
С зелёных пригорков,
дыша горячо,
беги, моё сердце,
унынье долой!
Весеннее скерцо
звучит над землёй,
и бабочка-полька
нейдёт из души.
Ты реквием только
играть не спеши.
***
С кем радостью мне поделиться?
Не горем, а радостью, – вдруг
Влетела, как дивная птица,
В награду за муку и труд.
А может быть, так, не в награду,
А даром, как солнце встаёт.
Я рада сегодня, я рада
Той песне, что в сердце живёт,
Той жизни, что рядом творится.
Постой, не спеши улетать!
Позволь мне, о милая птица,
Стихами тебя описать.
Чтоб после, под гнётом печали,
Когда охладеешь ко мне,
Как Слово, что было в начале,
Твой образ не гас в глубине.
***
Ах, всё уже было –
свиданье, разлука,
бессонницы мука,
рождение звука.
Знакомы приметы,
известны ответы.
Но музыка эта,
но блики рассвета, –
они всякий раз
как впервые даются.
И солнце всё светит,
и звуки всё льются.
Ах, ночью уснуть бы
и утром проснуться!
И снова родиться,
и к жизни вернуться.
Вот небо, вот птицы,
вот лица родные.
И всё повторится,
и всё как впервые.
***
И грусть пройдёт, и радость бытия.
Проходит всё, мгновенье и столетье.
И только то, неведомое, третье,
что буквой ни одной, от А до Я,
не можешь ты назвать,
но мысль твоя
всегда о нём, – оно вовек пребудет.
Не называй!
Пусть тайна губы студит,
когда невольно шепчут на ветру.
В ночи уснёшь, проснёшься поутру,
увидишь небо, солнце, листьев дрожь,
услышишь птичий свист, людские речи,
и всё поймёшь, и, может быть, придёшь
к тому, чтоб этот мир, пока живёшь,
любить как Тот, Кого не назовёшь,
но с Кем не миновать грядущей встречи.
***
Пусть все будут живы, пусть все будут живы,
Пусть все будут души светлы.
Пусть будет молитва твоя терпелива
Среди обступающей мглы.
Пусть будет она ежедневна, упряма,
Пусть губы, привыкшие к ней,
Без умолку шепчут средь шума и гама,
Чтоб шёпот был крика слышней.
Пусть верные други вздохнут молчаливо,
А ты в одиночку шепчи:
– Пусть все будут живы, пусть все будут живы,
Пусть теплится пламя свечи.
Молись, даже если иссякли порывы
И всюду глухие углы:
– Пусть все будут живы, пусть все будут живы,
Пусть слабнут объятия мглы.
