Утро было туманное, но спокойное. Не выли сирены, не включались динамики предупреждения. Ещё не было девяти, значит, не все маячки были расставлены и не всюду восстановлены ограждения. Двигаться на машинах было запрещено, да и пешеходам требовались спецразрешения для выхода из дома. Александр бы ещё полежал, но прилетали партнеры из Голландии, встреча была назначена давно и не переносилась. Он ткнул в планшет, посмотрел актуальную дорожную карту и прогноз. Вроде, спокойно — нигде по дороге красных зон не отмечено. Проверил пропуск, радар и щуп, перекрестился и сошёл с крыльца. Из мансардного окошка жена с дочкой тоже перекрестили его и помахали руками. Он послал им воздушный поцелуй.
Видимость была приличной. Метрах в десяти дорога хорошо просматривалась. В случае чего можно было успеть отпрыгнуть. Он пошёл на Юг, далеко вперёд выбрасывая щуп, прощупывая асфальт. Впереди на углу Сущёвки у креста в память о конном полицейском, первой жертве трещины, угадывалась фигура соседа, вышедшего чуть раньше. Он догнал его, вдвоём идти было спокойнее. Перекинулись приветствиями и замолчали, не принято было сейчас разговаривать в пути, во-первых, всё время следовало прислушиваться к трескам асфальта, во-вторых, правила осторожности не позволяли отвлекать внимание на лишнее. Через некоторые метры свернули к бывшему театру бывшей армии и быстро зашагали к центру. Поскольку машин ещё не было, шли прямо по проезжей, прямо по оси, залитой красным бетоном. Серых недавних заплат было немного. На некоторых прямо по покрытию были процарапаны фамилии жертв и даты. Некоторые фамилии были знакомы, даты свежие. Забибикал телефон. Он остановился, махнул спутнику чтоб тот шел дальше, не ждал, склонился к воротнику с микрофоном.
— Да? Говорите быстро, я в дороге.
— Дорожная служба! Предупреждение — не сворачивайте на Кольцо. Там дрожь второго уровня. Для вашего маршрута есть группа с сопровождением. Собираются у Центрального рынка. Отправление через 10 минут. Вас ждать?
Он посмотрел на часы — успевает. И шагу чуть прибавил. Перебежал Кольцо и свернул к рынку. Ударило по ушам — мелькнула над ним тень спасателя, очевидно где-то уже тряхануло. На навигаторе — на самом краю Бутово мигала багровая толстая линия. Что-то там зачастило. Он вызвал дом и предупредил жену — из дома сегодня не выходить. И лучше переберитесь в капсулу. Буду на месте, перезвоню. Целую!
Впереди уже толпилось с десяток пешеходов, среди них семья с двумя малолетками.
— Хорошо, сказал, проводник в желтой безрукавке, подняв над собой маячок, — мы вас ждали, пойдёте замыкающим.
Цепочка тронулась по тротуару вдоль мощных столбов, несущих массивные стальные цепи. За последние пару лет столбы сильно укрепили — глубже забили, забетонировали в основании подушки особым вязким и крепким составом, протянули по всей длине улицы цепи, закрепили через каждые пару метров автоматические браслеты, которые мгновенно обвивали руку и защелкивались при малейшем прикосновении. Важно было допрыгнуть, а уж вся конструкция выдержит. Несколько раз над головами проносились спасатели. Все в одну сторону. Там что-то произошло, но на карте отметин о катастрофах ещё не появилось.
Через примерно полчаса он дошел до конторы. Кивком поблагодарил проводника, помахал группе, идущей дальше, особо улыбнулся малолеткам и поднялся в офис.
В кабинете уже хозяйничала Аня, разложила бумаги, приготовила кофе. Ещё никто не звонил. Включили новости. Обычная чуть помятая физиономия диктора, явно только пришедшего и не успевшего загримироваться, была спокойной. Особых новостей не было — курс рубля, извержение в Финляндии, погром в Харькове. Прогноз тоже не особенно страшный. К вечеру ожидается две волны, в районе шести из дома лучше не выходить.
Просмотрел почту, ответил на пару запросов, подремал, закинув ноги на стол, ни посетителей, ни звонков. Зря так рано приперся.
Пол-одиннадцатого закачалась люстра. На всякий он пересел подальше от окна и переложил во внутренний карман деньги и документы. Пару раз тряхануло очень сильно. По потолку пробежала трещина, до окна. Там замерла. Он набрал коменданта, его успокоили — все стягивающие пружины включены, опасности никакой.
Внезапно заорал телевизор — Всем уйти с улиц, большая трещина прорывается со стороны Троицка, на всей территории Новой Москвы объявляется тревога. Закрывается Внуково. Дружинники вызываются к местам сбора.
Плохо, гости как раз во Внуково и должны были прилететь. Попросил Аню найти водителя машины, которую послали встретить, узнать, что там. Она дозвониться не смогла, телефон молчал.
Еще часа полтора прошло в тягостном ожидании. За окном полная тишина — ни сирен, ни машин. Иногда секундный гром, это проносились над крышами спасатели.
Еще через час новости посыпались лавиной — трещина убыстрилась и свернула к северу, провалились несколько машин и рейсовый автобус. Много жертв. Несколько человек спасено. В центре исчезла группа пешеходов во главе с проводником, в группе два ребенка. На юго-западе разорвало поезд метро. К счастью, несколько пассажиров успели перепрыгнуть в удержавшуюся на рельсах часть вагона. Список опубликуют к вечеру. Трещина пытается расколоть надстройку МИДа на Смоленской. Откололся герб. Бригада спасателей держит оборону. Позвонила жена — пропал сосед, с которым он утром ушел на работу. Где он последний раз его видел? Раскололась ваза в коридоре. Больших трещин в районе нет. Дочка спит. По возможности не задерживайся. Дома ждёт праздничный ужин.
К полудню затрясло сильно. Посыпалась штукатурка. Аня несколько раз падала. Разбила колено.
Позвонил наконец водитель встречающей машины. В аэропорту паника — приземлявшийся из Амстердама борт угодил шасси в трещину. Есть жертвы. Гости не выходили. Что с ними узнать не получается. Аэропорт закрыт, выехать будет нельзя. Что делать?
— Ждать, держать нас в курсе
В полдень на навигаторе весь север и особенно Марьина Роща покрылась красными штрихами. Трясло непрерывно. Домашний телефон не отвечал. Он выскочил на улицу. Пара пустых такси торчали в небольших трещинах Кольца. Он подбежал к одному. Колесо застряло в обломках бетона, сдвинуть машину не реально. Он побежал в сторону Маяковки. Фигура поэта наклонилась и почти висела над разломом под постаментом и несколько спасателей обматывали памятник цепью, укрепленной к огромной бетонной плите у Макдональдса. Вся площадь ходила ходуном.
Рядом с концертным залом можно было по бетонному поребрику перебраться на ту сторону длиннющей и дрожащей трещины. Через неё прыгали редкие пешеходы. Перед переходом на ту сторону прямо в трещину свешивалась красивая женщина в дорогой шубе. Ей в ноги вцепилась белокурая малютка, кричащая — Мама, мама! Женщина правой рукой отталкивалась от волн асфальта, а левой тянула из бездны молодого мужчину с залитым кровью лицом. Саша бросился на помощь. Не успел. Руки несчастных расцепились и в оглушающем женском вопле парень полетел вниз. Женщина рванулась за ним, резким движением бедра сбросив малышку, вцепившуюся ей в ногу. Малышка покатилась к трещине и сорвалась в неё. Женщина даже не успела сообразить, что случилось. Крик девочки перекрыл все другие крики и женщина оцепенела, его услышав. До конца, до удара. Саша схватил ее сзади и удерживал изо всех сил, пока не подоспели спасатели.
Его довезли до третьего кольца. Шереметьевская полностью провалилась, трещина шла прямо через КВН по стене Райкинского центра. Спасатели перекинули его на тросе на другую сторону улицы, прямо к началу Третьей Марьиной, в конце которой виднелся его дом. Вроде, целый. Бежать он уже не мог. Пополз на четвереньках. Входная дверь висела на одной петле. Через холл извивался узкий чёрный пролом, который на глазах крошился и обваливался. Никто не отзывался. Он взбежал на второй этаж. Дом был пустой. И пустой была капсула.
К вечеру трещины поползли из столицы в сторону Петербурга. Говорили, что сильно пострадал Клин. Ему сообщили, что голландские гости погибли во время посадки самолета и что все действия по контракту остановлены. Пока не наступил комендантский час, он бродил по всему району в поисках своих. Или их следов. Их не видел никто.
У телецентра формировали отряд добровольцев для спуска в провалы. Для поиска живых. Он записался. Его группа спускалась в районе ракеты у ВДНХ. За нее и зацепили тросы. Сначала попытались пробиться через метро, но там все было завалено искореженными поездами. Посчитали, что проще и быстрее спуститься прямо в расщелину и по ней попытаться пройти к центру прямо под проспектом Мира.
Спускали по несколько человек в строительной люльке. Телецентр расставил по краям щели мощные прожектора. Много света и аккумуляторов погрузили и в люльку.
Пробный спуск назначили на полночь. Очень торопились все наладить. Подгоняли слухи, что слышали кое-где из-под асфальта крики.
Он попросился в группу с направлением на юго-запад. Там могли быть ходы к Шереметьевской. Спускались связками по трое. В связке с ним оказалась и жена соседа. Впрочем, она его не узнала. Осунувшаяся старая женщина ни на что не смотрела, никого не видела, не мигала и не произносила ни звука. Он подумал, что безопаснее будет от нее на глубине отвязаться.
Первым спустили какого-то военного. Долго от него не было никакого сообщения. Уже подумали, что его потеряли. Наконец позвонил, сообщил, что грунт плотный, дышать можно и световых отблесков хватает. Спускайтесь, только не пускайте сюда женщин. Жену соседа отвязали. Она никак не отреагировала, просто сразу подошла к трещине и не останавливаясь на краю бросилась вниз. Беззвучно.
Его люльку спускали минут пять, пока она не уперлась в какой-то бетонный купол. Разлом шел и вниз, но старший решил выгружаться тут. Разгрузили необходимое — веревки, свет, запас воды, аптечку, на плоской площадке с люком в центре и лестницей уходящей в абсолютную черноту.
Осмотрелись вокруг радаром. Живых не обнаруживалось. С левой стороны висел вагон метро, весь забитый телами. О стекло ближайших к ним дверей было расплющено лицо очень знаменитой артистки. Сразу узнаваемой в таком плоском формате. Он сглотнул слюну, подавляя тошноту. Высветился на экране радара ход в сторону. Определили, что в сторону Звездного бульвара. Это входило в их район поисков. Двинулись друг за другом, распределив световые лучи нашлемных фонарей по сторонам и под ноги. Звезды довольно ярко горели над головами, значит трещина еще не осыпалась, не затянулась. Через полчаса наткнулись на автомобиль с тремя телами внутри. Радар показал, что температуры нет ни в одном. Не стали терять время, пошли дальше.
Они добрались уже до «Нечаянной радости», когда трещина вдруг задрожала и стала стремительно схлопываться. Посыпалась сверху глина, куски арматуры, деревья, звенья церковной ограды. Группа бросилась назад, преследуемая валом камней. Он споткнулся и кубарем скатился в канализационный туннель слева от провала. Несколько стволов деревьев, застрявших в перехлёст в створе туннеля, спасли его.
Лавина земли и грязи покатилась дальше вслед убегающей группе.
Он полежал на земле. Хватило ума выключить из экономии фонарь и просто лежать в бетонной пыли, прислушиваясь к перекатам грохота и скрежета за стенками туннеля. Глаза свыклись с темнотой и через некоторое время обнаружили где-то слева слабый свет. Он пополз. В темноте наткнулся на битое стекло, порезал руки. Судя по теплу, разлившемуся по кисти, порезал сильно. Нащупал в кармане бумажную салфетку и обернул ею пальцы. Включил фонарь. Вся одежда была в крови. Из бетона слева торчали чьи-то ноги в солдатских ботинках. Кто-то по пояс застрял в ответвлении трубы. Он подергал тело, никакой реакции. Пополз было дальше, но остановился, вывернулся назад и стащил с ног трупа армейские ботинки. Они были куда лучше его кроссовок. И по размеру подходили.
Откуда-то сбоку донесся тихий голос. Кажется, женский. Он крикнул в ответ. Короткая пауза взорвалась женским визгом — Сюда-сюда, я здесь.
Звук шел слева из-за стены. Очевидно, туда и пробирался владелец роскошных ботинок. Он пополз дальше, стараясь не слышать криков и стонов из-за стены. Над головой вновь появились звезды. Он присмотрелся — ковш медведицы. Посветил фонарем вверх — очень глубоко и стена отвесная, тут не выбраться. Но хоть можно было подняться и идти дальше во весь рост. Переобулся, затянул платком порезы, достал из штанин бутылку с водой и сделал несколько глотков.
Никаких идей не было. Он почти смирился со смертью своих. Ничего не хотел, ничего не ждал. Просто двигаться было проще, чем лежать. Хоть чем-то занята голова. Через несколько шагов он споткнулся о сидящую под стеной фигуру.
— Ты кто? — просила фигура спокойным усталым голосом. — Один?
— Не знаю, ответил он и присел рядом. — Была группа, но я потерялся. А ты кто? Кто-нибудь еще есть?
— Жена там за стеной, но ее не достать. Сын полез и застрял.
— Подожди, у меня телефон, позовем на помощь.
— Попробуй, но у меня не получилось, слишком глубоко.
Он достал телефон, связи не было. Попробовал светить вверх, луч до края трещины не доставал.
— Надо идти, там станция, может пробьемся. Вернемся с помощью.
— Нет, она не дождется. Я с ней останусь. Там впереди наш младший, не споткнись.
Сердце у него сжалось, он резко поднялся и почти побежал. Мальчик торчал головой в бетонной крошке, зацепившись ногами за торчащую в стене балку. Падал, очевидно, вниз головой. Он снял его с балки. Подумал отнести к отцу, передумал и положил у стены. Перешагнул и двинулся дальше.
Трещина резко расширилась и пошла вниз под уклон. Луна заглянула в нее. Все стало ярким и холодным. Все дно было усыпано торговыми тележками. Он понял, что над ним Ашан. Может и продукты посыпались? Он стал раскидывать искореженные тележки и действительно нашел под ними горы упаковок картошки, лука, разбитых яиц. Коробки сигарет перегородили трещину, бутылок минералки, рулонов бумаги, какие-то тряпки. Он поднял с земли зажигалку и поджег упаковку туалетной бумаги. Густой дым повалил вверх. В нем даже какая-то надежда шевельнулась.
Он вернулся к сидящему, принес тому луку, картошки, сигарет. Фигура сидела неподвижно, не шевельнулась. Он прислушался, за стеной тихо-тихо пел женский голос, почти скулил. Он даже песню узнал.
Вновь вернулся к Ашану. Пришло в голову построить из тележек горку и попробовать по ней выбраться на Шереметьевскую. Минут двадцать громоздил шаткую конструкцию. Понял ее безнадежность, но хоть согрелся. Небо над ним посветлело. Он решил тут до утра и остаться. Найти в коробках тряпьё потолще, накидать подстилку, уснуть. Этим и занялся. Быстро уснул.
К утру там наверху пошел дождь. Часть струй попало на него. Ему приснилось, что жена и дочь присели перед ним на корточки и развернули над ним два зонта — один большой синий, привезенный им из Англии, и маленький детский, очень пёстрый. Проснулся почти сухой.
Рядом, привалившись к стене, с закрытыми глазами сидел тот мужик из канализационной трубы. Он промок насквозь.
— Замолчала, теперь можем идти вместе, — не открывая глаз, сказал мужик. —Спасибо за сына. Его Сашей звали. Александром Дмитриевичем. А тебя как?
— И меня Саша. И дочь у меня — Саша.
— Её ищешь?
— Её и жену. Не видел? — он достал из бумажника фото. Мужик взял в руки, вытащил из кармана очки, внимательно посмотрел, отдал, покачав головой. — Если тут упали, то шансов почти нет, там за железной дорогой сплошной провал.
— Не знаю, дом был ближе к Сущёвке. Там, вроде, без особых разрушений. Может в магазин выходили.
Радар еще работал, показал впереди разветвление. Решили пробираться влево к Белорусской. Оттуда прорывались какие-то звуки, что-то трещало. Возможно, работали спасатели. Связи по-прежнему не было. Да и телефоны у обоих сели окончательно.
Набрали из тележек морковь и яблок, рассовали по карманам, несколько маленьких бутылок с водой положил в ранец. Минералкой Саша заполнил и свою плоскую флягу, засунул во внутренний карман. Подняли с земли несколько зажигалок. Первым пошел Саша.
Трещина опять повела вниз, схлопнулась наверху, образовав невысокий свод. Грунт стал суше и твёрже. Стали попадаться трупы. Они сначала осматривали каждый, пытались услышать дыхание, потом стали просто отмечать на радаре каждое тело и двигаться дальше. Живых не было вообще.
Путь преградил проходческий щит, застрявший в перекошенном туннеле. Обойти его не представлялось возможным. Радар показывал сплошной массив породы за ним. Слева же обнаружился спуск, крутой, довольно широкий и проходимый. Но куда он ведёт было непонятно. Из глубины дуло прохладным ветерком. Решили спускаться, все равно сзади было все завалено. Очень скоро спуск оборвался вертикальным колодцем. Массивная крышка с него была сорвана движением почвы. Скобы на стене колодца вели в глубь, там далеко-далеко внизу, на черте какой глубине, что-то светилось.
— Ну что, Дима, как я понял, тебя так зовут? Полезем вниз? Деваться, все равно, некуда.
Дмитрий молча протиснулся в колодец и стал спускаться первым, перебирая руками и ногами ржавые, покрытые коростой и грязью, и почему-то влажные, скобы. Саша полез за ним.
Они все спускались и спускались. Останавливались, переводили дух, пару раз перекусили. Решились было плюнуть и возвращаться, но представили себе бесконечное карабканье по ржавым скобам наверх и поняли, что путь один — вниз. Шахта становилась все уже, усилился встречный поток воздуха, из глубины поднимался гул каких-то работающих устройств. Но конца и края этого бесконечного спуска не было.
Они ползли вниз уже несколько часов. Ползли на «автомате», в почти полной темноте, не разговаривая и не включая радар. Нечего было обсуждать, вариантов все равно не было, только вниз. Обратный путь становился всё более немыслимым.
Наконец ноги уперлись в грунт уходящего вбок коридора со слабо горящими по стенам фонарями. На метро было не похоже. Слишком узкий и высокий. По сторонам в стенах множество стальных дверей. Все оказались наглухо закрытыми. На стук отзывались долгим звонким эхом, без какой-либо реакции. На одной из дверей угадывалась прорезь почтового ящика с табличкой над ней — «для служебного пользования». Под потолком висели огромные вентиляторы с маркировкой «СССР» на красных боках. Их пропеллеры медленно вращались. Тихий низкий гул шел от этих мастодонтов. В туннеле было свежо и прохладно. На стене перед одной из дверей висел допотопный телефонный аппарат. Вертушка. Он снял ржавую трубку. Тишина. Под вертушкой стоял стол с толстой канцелярской книгой, за которой на стуле сидел скелет в какой-то странной милицейской форме. Похоже, довоенной. Саша вытащил книгу из его пальцев, которые сразу же обломились. Ветхие страницы разламывались, когда он попытался их перевернуть. Записи посещений. Фамилия, час, день, месяц… но все без года.
Трещина разрезала туннель и уходила дальше вглубь узким и темным каньоном. Метров через двести она уперлась в сваи и обвалившуюся между ними породу. Проходу дальше не было. Вернулись к скелету. Идти было некуда.
Дмитрий сразу лег на кафельный пол и отвернулся к стене. Александр еще побродил, еще раз подёргал все двери, поискал электрические провода, выключатели или розетки. Ничего, чтобы подключить зарядку, не нашёл. До фонарей под потолком было не добраться. Выбрал место у одной из дверей, там меньше сквозило. Долго не решался, но выдернул из-под скелета стул, милиционер почти беззвучно осел на пол небольшим синим холмиком. Разломал стул на дрова. Потом стол. Поджёг ветошь, в изобилии валявшуюся вокруг. Потом вытряхнул содержимое ветхой милицейской шинели, кости с глухим стуком из неё вывалились, и шинель тоже бросил в костёр. Огонь затрещал, черный дымок потянулся к сводам. Резко запахло горелым тряпьём, но и довольно быстро потеплело. Положил рядом про запас книгу, предварительно выдрав из нее клочья бумаги. Выгреб из своих карманов и из ранцев всё съестное. Пару дней можно было продержаться. Про дальнейшее думать сил не было. Лёг у костра. Было терпимо.
Саша проснулся первым. Не сразу сообразил, где он. Темные своды, тусклые фонари, отблески огня на металле дверей. Поднял голову и спутник.
— Не помер? Очень стонал. Замёрз? Перебирайся к огню.
— Где мы? Что будем делать?
— Вариант один, — вернуться и подняться к Ашану, там и еда и вода и…
— Подняться! Думаешь, сможешь? Возвращайся сам, — хрипло перебил Дмитрий. — Я не смогу.
— Но там развилка, можно попробовать уйти на запад к Динамо.
— Иди, я останусь тут, — пробормотал Дима и отвернулся к стене.
Саша с трудом поднялся, болело все тело, особенно бёдра и спина. Обтер о куртку морковь, сжевал ее, глотнул воды из фляги. Рядом раздался голос — Дядя, дайте и мне воды. Голос был тонкий, мальчишеский.
Александр вздрогнул и испуганно оглянулся. На ближайшей двери приподнялась крышка над почтовой щелью и из неё глядело на него два глаза. Он подошёл.
— А как же я тебе ее дам? Ты можешь открыть дверь?
— Нет не могу, дайте глотнуть.
Он поднял флягу и наклонил, засунув горлышко в щель. Послышалось частое глотание.
— Ты кто? Как туда забрался?
Мальчик за дверью, судя по звукам, сделал ещё несколько глотков и помолчав ответил — я заблудился. А Вы кто?
— И мы ищем выход. Попробуй открыть дверь, там есть какие-нибудь ручки, рычаги, запоры? пощупай.
— Эти двери нельзя открывать. Строго-настрого запрещено. Спасибо, я пойду.
— Стой, — закричал Саша, — а взрослые там есть? Позови сюда кого-нибудь, нам нужна помощь, мы не можем выбраться наверх.
— Наверх! Как это? Зачем вам наверх?
— А ты как там оказался? Ты москвич?
— Я пришёл снизу. Но, у меня разбился фонарь, не могу найти лестницу домой. У вас нет фонарика?
— Подожди, — быстро решился Саша, — сейчас я посмотрю куда тебе идти.
Он достал планшет, экран ещё светился, хотя зарядка стояла почти на нуле. Включил максимальный объемный обзор, метрах в трехстах слева обозначилась пустота, вертикально идущая вниз. Он поставил режим «путь», нанёс метку цели и с трудом просунул планшет в дверную щель.
— Синий треугольник это ты, иди к красному кружку, там спуск. Следи, чтоб все время твой значок находился на этой желтой линией. Поворачивай вместе с ней. Приведи к нам кого-нибудь из взрослых. Мы тут будем ждать.
— Как тебя зовут?
— Даниил, — сказал мальчик и его глаза отодвинулись от щели и растворились в темноте за дверьми.
Еды оставалось на пару-тройку дней. Воды тоже. Дмитрий иногда поднимался, отходил в глубину коридора, справлял там нужду и вновь ложился, отворачиваясь к стене и, не шевелясь так лежал часами. Александр несколько раз подходил к дверям, прислушивался, бил ногами, звал. Конечно, надо было на что-то решаться, куда-то двигаться, но даже представить себе бесконечный подъем к Шереметьевской по ржавым, местами шатающимся, местами мокрым, скобам было немыслимо. Они спускались столько часов, а подниматься! Да и Дмитрий не пойдёт наверх точно.
Часы показывали утро, когда вдруг их сильно тряхануло, по бетонному полу и потолку расползлись трещины, грохот и скрежет оглушил их и придавил к полу.
Лампы враз погасли и в полной темноте они стали задыхаться от плотной пыли, забивавшей им носоглотку. Трясло и громыхало с полчаса. Потом постепенно стихло, но фонари так и не зажглись.
— Ну что, похоже, финита, — сказал голос Димы, — думаю, наш колодец завалило. Ты мудро отдал радар, теперь нам разломы не найти.
Саша промолчал, было всё равно. Дмитрий откашлялся, отплевался, прочистил горло и чиркнул зажигалкой — Ты тут? Ещё шевелишься? Пойду осмотрю размеры катастрофы. Может, какие сюрпризы насыпались.
Александр тоже зажег зажигалку и сразу упёрся взглядом в стену камней перед собой. Камни нависли над коридором, в некоторых местах придавив металлические двери, а дальние и завалив совсем. Вернулся Дмитрий, — Поздравляю, еды больше нет, раздавило. И воду. И никаких лазеек не нашёл. Конец. Надо было мне рядом со своими остаться.
Он захлопнул зажигалку и швырнул ее в камни. Одинокий огонёк в руках Александра вдруг колыхнулся от дуновения воздуха, качнулся пару раз и погас, выскользнув из его рук. Это была последняя зажигалка. Он инстинктивно бросился за ней вперёд и ударился лбом о камни.
Очнулся Александр от скрежета раскрываемых дверей. Прямо ему в лицо бил столб белого света. Он опять потерял сознание.
Дмитрий прохладной салфеткой протирал ему лоб и глаза. Салфетка была красной от крови.
— Выпей, — протянул он ему кружку с темно коричневой жидкостью, — Ты такого давно не пил. — Саша глотнул, не сразу сообразив — что это. Сладкий, чуть вонючий напиток ударил ему в нос, прочистил трахею, закипел пузырьками в мозгу. Пепси, только странного вкуса и с явной примесью водки, быстро вернула его к действительности. Было светло и свежо. Сильно болел висок. Прямо из-под руки Дмитрия на него внимательно смотрело женское лицо, — Можете дышать? Попробуйте поморгать. Глубоко вздохните. Терпите, я сделаю укол. Поехали!
Его качнуло и отбросило назад на спинку довольно мягкого кресла. Стены туннеля набрали скорость и замелькали во все убыстряющемся движении.
Он оглянулся — его кресло стояло в самом начале узкого состава вагонеток, довольно быстро скользящего вниз по металлическому желобу. Сзади, кроме Димитрия, сидело ещё трое, двое с автоматами. Скорость была приличной, но не трясло и не шатало из стороны в сторону. Узкий туннель, по которому они скользили все ниже, освещался зелёными фосфоресцирующими полосками, вкрапленными в стены. Далеко-далеко впереди светилось пятно яркого света. Он опять закрыл глаза. Жена и дочка держали пред его лицом торт с тремя свечками, они сегодня, или вчера, планировали отмечать его тридцатку.
Примерно через полчаса состав вырвался в ярко освещённое пространство. Источник света был непонятен, судя по резким теням он был мощным и светил сверху. Стены и свод резко расширились, а потом и совсем исчезли. Слева от жёлоба вдруг вынырнул из поворота узкий и быстрый поток, густого синего цвета, с веселыми барашками на стремительных водоворотах и порожках. Крупные рыбины выпрыгивали из воды, стремясь опередить несущийся по берегу состав. Зазеленели по сторонам какие-то поля, явно ухоженные, бросилось прочь от вагонеток и загоготало стадо упитанных гусей, промчался состав мимо явной пасеки и пасечника, окуривавшего улей, тот удивлённо поднял на них голову. На повороте впереди стали видны ворота, чем-то похожие на питерские триумфальные на площади Стачек. Завизжали тормоза,
состав замедлился и вкатился под своды грандиозной арки, над которой торчало чугунное — СССР.
— Неделю карантина, а дальше посмотрим, поговорим, — подошла к нему уже знакомая женщина. — Я пришлю врача, пусть осмотрит и рану. Дайте мне все документы, что у вас есть и оружие.
Дмитрий похлопал Сашу по карманам, вытащил удостоверение, банковскую карточку, ещё что-то, добавил свой бумажник и протянул женщине.
— Как хоть вас зовут? Мы ещё увидимся?
— Непременно, я за вас поручилась, я мама Даниила.
Она махнула сопровождающим, те передернули затворы своих автоматов и жестом предложили пленникам следовать вперёд.
Они шли по тропинке, между грядок с овощами и ягодами, мимо каких-то фанерных, но аккуратных построек, мимо ветряков и электрических подстанций. Иногда дорогу им уступали встречные, здоровались, рассматривали с дружелюбным любопытством. Александр шёл с трудом, рана на голове опять закровила, затёк глаз, закружилась голова. Сзади их окликнули и предложили раненному грузовую тележку. Посадили в неё Сашу и довольно бодро двинулись вперёд, убыстрив движение. Наконец добрались до троллейбуса, который как раз разворачивался на пятачке посреди капустного поля. Поднялись в салон, сопровождающие предъявили водителю какие-то ксивы, уселись на диваны и затряслись.
— Долго ехать? — спросил Дмитрий — может расскажете где это мы, куда попали? Это все под Москвой?
— Москвы больше нет, — помолчав сказал пожилой, — вчера прошла последняя трещина. Даже тут трясло.
— Что это значит? — переглянулись пленники, — откуда вы знаете?
— Придёте в комнату, включите телевизор.
Кончились поля, троллейбус резво бежал по кварталам серых двухэтажных домов. В окнах некоторых горел свет. Картинка до того была знакома, что Саша совершенно потерялся — не мог сообразить, где он, куда едет, почему забинтована и так болит голова. Бросился шарить по карманам в поисках телефона, чтоб позвонить жене и только тут всё вспомнил.
Их поселили в типовой советской гостинице, на выходе из коридора в холл оставили охранника, принесли в номер еды и чая, сказали, что позже придёт врач.
Из окна видна была площадь, похожая на все площади провинциального совка сразу — памятник кому-то в центре, трамвайное кольцо, редкие машины, в основном грузовые, одинокие прохожие. Немного поели — зелёный горошек с довольно вкусной котлетой и печенье к чаю.
Дмитрий вдруг сообразил, что объемная коробка в углу на столе это телевизор, покрытый кружевной салфеткой. Такие они видели в кино и на фотографиях о советской жизни. Бросились включать. На черно-белом экране возник часовой циферблат, показывавший девятый час. Понятное дело — вечера.
— В девять полагаются новости, — сказал Дмитрий и растянулся на кровати, во всем, в чем был. И тут же они уснули.
Проснулись от грохота первых аккордов первого концерта Чайковского. На экране телевизора сменяли друг друга в примитивных микшерных наплывах зимние пейзажи. Потом на их фоне появился диктор в косоворотке и зачесами редких блондинистых волос и звонким взволнованным голосом стал читать по бумажке.
«Сообщается, что очередное обновление Земли закончилось. Верхние цивилизации зачищены. Президиум принял решение закрыть все каналы связи с поверхностью на три года. В приграничных слоях объявляется особое положение. Министерству абсорбции поручено согласовать действия стран Содружества по сохранению артефактов ушедшей цивилизации. Делегации стран срочно собираются в Нью-Дели на экстренное Заседание по выработки следующей стратегии. Сегодня в полночь выступит Генеральный Секретарь Содружества с обращением к землянам об Обнулении календарного летоисчисления. С Новой Эрой, товарищи! С Новым веком, господа и дамы, с Новым Годом друзья!
В ознаменование Великого Перелома сегодня в полночь на дружеских территориях дается новогодний салют из 2 тысяч двадцать одного залпа. Следующая неделя объявляется празднично-нерабочей. Следите за нашими выпусками»
В дверь постучали. Охранники внесли и расставили на столе вполне праздничный ужин. Сказали, что пленникам разрешено сегодня выйти из гостиницы, чтобы посмотреть небывалый салют. Дмитрий к еде не притронулся, Саша чего-то пожевал и хлебнул пару глотков. Их выпустили на площадь, уже заполненную праздничной толпой.
Грохот залпов совсем не отличался от грохота рвавших Москву трещин. Две фигуры застыли на фоне многоцветного дыма, клубящегося по всему огромному пространству. Сполохи фейерверков отражались в их неподвижных и широко раскрытых глазах. Они довольно долго стояли так, не шевельнувшись, не проронив ни слова, потом исчезли. Охранники всполошились только к концу бесконечного салюта.
Их догнали уже в ущелье, почти на границе, у дверей на ту сторону. Двое карабкались наверх, поддерживая друг друга и не реагируя на погоню.
Мать Даниила, командовавшая отрядом преследования, остановила жестом стрелков, взявших беглецов на мушку.
Ещё какое-то время две фигурки виднелись в белых лучах прожекторов, потом скрылись в колодце и долго-долго падали ещё сверху песок и камешки, скатываясь в сторону сияющего внизу города, над которым парили четыре огромных, во все небо, нуля.
Оригинал: https://7i.7iskusstv.com/y2022/nomer3/libin/
