С Т А Р О С Т Ь
ОЧАРОВАНИЕ
Они шли, оживленно беседуя, по аллее городского парка. У него была аккуратная седая бородка, длинный старомодный плащ и три ноги. Крайней служила сучковатая деревянная палка с большим овальным набалдашником. На него опиралась его левая рука, а правая сжимала ладонь спутницы, одетой в двубортный джерсовый костюм и широкополую шляпку с франтоватым красным цветком.
Быстрым шагом, придерживая сумку на длинном ремешке, к ним сзади приблизилась молодая женщина, стучавшая по асфальту тонкими высокими каблучками. Осторожно обойдя пожилых людей, она вдруг перед ними остановилась, обернулась, и ее лицо вспыхнуло широкой улыбкой.
- Ой, как же вы очаровательно смотритесь, - воскликнула она. - Какие молодцы. Простите за нескромный вопрос, сколько лет вы вместе?
Он скосил взгляд на ее пышный бюст и глубокий вырез блузки, намекавший на отсутствие лифчика. Потом задумчиво сдвинул к носу развесистые щетки седых бровей и, помолчав немного, ответил:
- Сколько, сколько... так долго, что я и не помню сколько.
А его спутница зажгла глаза-фонарики, растянула губы в кокетливой улыбке и нарочито капризным голосом проворчала:
- Ну, как же ты не помнишь, забыл, что уже полтора года прошло, как мы золотую свадьбу открутили.
Прохожая еще больше разулыбалась и в восторженном жесте подняла вверх большие пальцы обеих рук.
- Вот здорово, вот молодцы, - воскликнула она. - Дай вам Бог доброго здоровья и успехов во всем еще на долгие лета.
Она послала воздушный поцелуй и, помахав рукой, убежала.
А старики перебросились веселыми взглядами, крепко прижались друг к другу и, подождав пока прохожая скроется за деревьями, громко и радостно засмеялись.
Чему? А тому, что были счастливы. Хотя и познакомились совсем недавно - на танцевальном вечере в клубе "Тех, кому 50+". Впрочем, какая разница где? Существенно то, что каждому из них было далеко за 70, причем, с бо-о-льшим плюсом.
РАЗОЧАРОВАНИЕ
Они познакомились по интернету, немного поимейлили, потом обменялись телефонами. Через несколько дней он как-то невзначай ей позвонил. Но услышал такой приятный молодой голос, что захотелось поговорить подольше. На следующий день он снова набрал ее номер. Потом стал звонить каждый вечер, и она ровно в 10 тут же оказывалась у телефона - было ясно, что ждет его звонка.
Они болтали обо всем – новом кино Голливуда, теракте в Египте, концерте Мадонны. И не могли оторваться друг от друга, говорили, говорили. Рассказывали, как провели день, что делали, куда ходили. Если он где-то задерживался, то волновался, что не успеет вовремя ей позвонить. С утра думал, что скажет вечером, о чем спросит, о чем расскажет, и уже не мог заснуть, не пожелав ей спокойной ночи.
Наконец договорились о встрече. Он тщательно побрился, надел выходной костюм, белую сорочку, галстук, причесал остатки волос. И, поглядев на себя в зеркало, с беспокойством подумал, как она воспримет сушеную грушу его старой физии со впалыми щеками, покрытыми вязью морщин, и с крючком-носом, висящим вялым укропом.
Он приехал незадолго до назначенного срока и еще на дальнем подходе к кафе, где они договорились встретиться, ее увидел.
То, что это она, он понял сразу.
Но и то, что, конечно, это была не она, ему тоже сразу стало ясно.
Подперев стену спиной, у дома стояла седая старушка с бесформенной сутулой фигурой и крупными чертами лица, неловко покрытым неуместно яркой косметикой. Она тоже его заметила и сначала порывисто к нему направилась. Но, сделав несколько шагов, неожиданно остановилась.
Они встретились глазами и замерли в смятении и нерешительности.
Он потоптался на месте, помедлил, а потом, может быть, сам того не сознавая, вдруг круто повернулся и зашагал обратно.
К своей неустроенности, к своему одиночеству.
З Р Е Л О С Т Ь
СТАГНАЦИЯ
Раньше все было иначе. Придешь с работы домой, а жена, минуту назад замарашкой, стоявшая у кухонной плиты, вдруг нырнет в зеркало, пошерудит там чего-то и выйдет оттуда прекрасной венерой из пены морской. Щечки, губки - античные коринфы, платье - барокко, прическа - рококо, а глазки светятся так, что бра тускнеет на стене.
Прошли годы, и вот теперь она выходит к тебе в замызганном халате, на лице белый мел и черный грифель под глазами. Несет тебе вчерашнюю котлету с позавчерашней гречкой, жалуется, что Сенька опять двойку получил, что свет в ванной перегорел и стиральная машина не фурычит.
И придется, как всегда, проверять арифметику у потомка, лезть на табуретку лампочки вкручивать, возиться со шлангом у стиралки. А тут уж и спать пора. В туалет сходишь, зубы почистишь и, скинув шлепанцы, усталый повалишься на кровать, бывшую когда-то семейным сексодромом.
Жена тоже сюда вскарабкается, угнездится рядом, по привычке ночнушку с коленок сдернет, и ты без особого энтузиазма спросишь: "Ну, что, будем?" Она посмотрит на тебя сонным взглядом и также лениво ответит: "Ну, давай". И ты начнешь старательно трудиться, одновременно прислушиваясь к котлете в животе, вдруг вздумавшей затеять громогласное бурление. А она запрокинет назад голову, примнет затылком подушку, плотно закроет глаза и задышит глубже, реже, ровнее.
Продолжая усердствовать и на мгновение отвлекшись от котлетной бормотухи, ты подумаешь, что надо бы и супруге уделить внимание. Посмотришь на нее, прислушаешься - и (о, какой прикол!) тут же остановишься, замрешь, увянешь.
Что такое, что случилось?
А ничего особенного - просто она заснула...
СМОЛЬНЫЙ
Они встречались в той съемной однокоечной комнатенке не так уж часто - тогда, когда удавалось перехватить ключ у таких же, как они, узников запретной свободной любви. Но однажды (такая удача) им прифартило вместе поехать в командировку в Ленинград. Вот уж когда они оторвались по полной, страсть бушевала целую неделю, и главное - где (!)
В знаменитом здании Смольного, который в 17-м году служил штабом для большевиков, а до революции был «Институтом благородных девиц». В хрущевские времена там находилось ведомственное общежитие для приезжих, и в святых стенах, слышавших когда-то шуршание бальных туфелек, топот солдатских сапог и картавый говор Ленина, наши любовники в штормовом экстазе бесстыдно скрипели видавшей виды пружинной сеткой узкой односпальной казенной койки.
...Но, увы, даже выкипающее от стоградусной температуры молоко в кастрюле остывает со временем. А уж любовь...
После той жаркой ленинградской командировки что-то в их бурной страсти перегорело, казавшаяся раньше такой крепкой связь как-то сама собой ослабла, пошла на убыль, потускнела, завяла, а потом и совсем прервалась.
Через пару лет они случайно встретились на улице. Зашли в ближайшую кафушку, посидели, поцедили чай из бумажных стаканчиков, погрызли присоленных орешков, помолчали, погрустили и снова ощутили печальную ненужность друг другу. Не говоря лишних слов, они поднялись из-за стола и пошли к выходу. У дверей прощально коснулись плечами, потом она тронула сухими губами его щеку и, опустив низко голову, ушла в темноту вечера.
Ничего не поделаешь. Большая страсть - это редкий счастливый случай, а он, как звезда эстрады, не любит выходить на бис по нескольку раз.
ОН, ОНА И ЧЕМОДАН
Они познакомились в московском Доме ученых, где он читал лекцию по археологии Дагестана, а она водила дочку в детскую секцию рисования. Весна скатывалась к лету, и он так же, как в прошлые годы, собрался ехать в экспедицию на Каспийское море. Там был пляж, солнце, мандарины, арбузы, мушмула. Договорились, что она тоже к нему приедет.
И вот настал этот день. Он заранее прибыл в аэропорт и примостился к двери таможенного контроля ждать с букетом цветов ее выхода. Наконец, она появилась, красивая, длинноногая, в коротком платье до колен, в золотистых туфлях на высоких каблуках. О, как она была долгожданна, как желанна. После крепких объятий и нежных поцелуев он подцепил пальцами ее большой четырехколесный чемодан и повел к машине.
Возле помятого потертого уазика веселая улыбка исчезла с ее лица, она удивленно скосила на него глаза, но ничего не сказала. Помедлив немного и брезгливо поморщившись, она смахнула ладонью пыль с сиденья и, опершись на его плечо, вскарабкалась на подножку. Всю дорогу молчала, а он без перерыва рассказывал ей о своих раскопках в хвостовой части дербентской крепости Нарын-кале.
Возле палатки-брезентухи образца 60-х годов глаза ее совсем погасли, она остановилась в нерешительности и снова недоуменно на него посмотрела. Потом глубоко вздохнула и, нагнув голову, вошла внутрь вслед за своим чемоданом, сразу заполнившим все помещение, где стояли две односпальные кровати, и канцелярский стол, заваленный бумагами, картами и осколками черно-лаковых арабских кувшинов. Она присела на край единственного в палатке стула и спросила, пытаясь улыбнуться:
- А где же тут у вас руки моют?
Он в смущении зарделся щеками и промямлил извиняющимся тоном:
- Да, конечно, извини, что-то я об этом не подумал. Туалет же у нас только один, общий, вон стоит за кухней у ограды лагеря.
Ночь, как всегда без сумерек на юге, торопливо спустилась с гор, и под пологом палатки тоскливым тусклым светом загорелась лампочка, свисавшая на длинном проводе без абажура. Томясь неуемным желанием, он тут же предложил улечься спать, но, к его огорчению, она ему в близости отказала, сославшись на усталость после трудного перелета. Однако и утром, несмотря на настойчивые упрашивания и уговоры, уже без каких-либо объяснений она снова его к себе не подпустила.
После скороспелого завтрака, состоявшего из поджаренной на электроплитке яичницы и стакана чая из термоса, она вышла наружу, и пока он наводил на столе порядок, недолго о чем-то пошепталась со своим айфоном. Потом, взбодренно расправив плечи, подошла к нему поближе, широко распахнула уже подведенные тушью глаза и виноватым голосом произнесла:
- Ты знаешь, у меня ведь в городе подруга, она очень хочет со мной встретиться. Ты уж не обижайся, мне надо к ней поехать. Проводи меня, пожалуйста, на автобусную остановку.
- Ну, как же так, как же так, - растерянно залепетал он, - мы ведь так хотели...
- Нет, - твердо отрезала она, - в другой раз. Давай, бери чемодан прямо сейчас, и пошли.
В полном недоумении, убитый, поверженный, с низко опущенной головой, он повел ее к автобусу, который, как назло, сразу же подошел. Она чмокнула его в щеку и быстро вскочила на автобусную ступеньку. Дверь за ней закрылась, она уехала.
Так он ничего и не понял...
М О Л О Д О С Т Ь
У НОГ БРОНЗОВОГО ГИГАНТА
Нет, красавицей она не была, да, и просто хорошенькой, пожалуй, тоже. Но от нее исходило нечто такое, что сердце разбивалось о ребра, язык деревенел на нёбе, и мозги перевертывались вверх тормашками. Иногда это излучение по-умному именуют некими флюидами, а чаще валят на стрелы Амура-Купидона.
Конечно, ни о каком сексе речи быть не могло. Хотя он истекал в буквальном и переносном смысле, но даже мысли не допускал, чтобы перенести свои пальцы куда-нибудь за вырез ее кофточки или разрез юбки. Несколько раз делал предложение, но она или отшучивалась или отнекивалась. Это еще больше разжигало его страсть, и он относил ее отказы за счет каких-то соперников, ужасно ревновал и страдал, страдал.
«У нее кто-то есть, - плел он сеть своих терзаний. - Не тот ли мерзкий тип, с которым она в четверг ходила в театр? Или отвратный широкоугольный атлет с плечами-аэродромами, который живет у них на третьем этаже?»
Нет, хватит мучиться, решил он для себя. Пора, наконец, опустить крюки вопросов на ось восклицательного знака.
В праздник 8 марта с букетом гиацинтов он встретил ее на площади у ног городского бронзового гиганта. Она взяла его под руку и защебетала о каких-то своих милых пустяковинках, а он, настраивая себя к серьезному разговору, молчал, застегнув лицо на все застежки-молнии. Как обычно, они пошли гулять по вечерним переулкам, и он глядел по сторонам, выискивая поуютнее и потемнее уголок для интимного объяснения.
Наконец, на скверике у розария он остановился, обнял ее за плечи, близко склонил к ней голову и, глубоко вдохнув аромат ее волос, выдохнул:
- Давай, все же, ответим друг другу «да».
Она сначала небрежно вздернула носик, поиграла туда-сюда глазками, а потом посерьезнела, убрала за зубы улыбку и вдруг решительно оттолкнула его от себя. Ему же показалось, что это там на площади бронзовый гигант топнул ногой.
- Ну, вот опять ты пристаешь, - рубанула она наотмашь, повернувшись в сторону и на него не глядя. - Я тебе уже говорила - нет, нет и нет.
А он еще больше заклеился, замолчал, в голове снова заворочались пудовые мысли-булыжники. Все ясно, она его не любит, и нечего на что-то надеяться, надо гасить свечи. Расстроился, сник, а она прижалась к нему плечом и виновато взглянула ему в глаза.
- Ты что обиделся? Чудной какой-то.
Но он ничего не ответил, жалко улыбнулся краем губ и, проводив ее до дома, с опущенной головой и ссутуленной спиной направился к метро.
Больше они не встречались. А он так и не понял, что ни о каком замужестве она и думать не могла в свои 16 лет.
НЕДОУМЕНИЕ
Они учились вместе в институте, и она как-то попросила его помочь сделать курсовую работу по дифференциальной геометрии. У нее дома никого не было, что очень помогало сосредоточиться на особенностях и разностях асимптот, эволют и эвольвент.
Но после утомительного проникновения в тайны семейств огибающих кривых они каким-то странным образом от письменного стола незаметно переместились на стоявший рядом диван. Там они обхватили друг друга за плечи, тесно обнялись, потом их губы сами собой как-то неожиданно встретились и скрестились в жарком сладком поцелуе. Надо признаться, что у него это было в первый раз. И очень даже понравилось. Он потянулся к ней снова, затем повторил еще, и еще. А она прижалась к нему всем телом, закрыла глаза и с придыханием что-то зашептала невнятно и горячо.
Но затем случилось нечто странное и непонятное. Она вдруг приглушенно застонала, все тело ее задрожало, забилось чуть ли не в конвульсиях, а потом как-то сразу обмякло и затихло. С неровными красными пятнами на щеках, с каплями пота на носу, она резко оттолкнула его от себя и пересела с дивана на стул.
Как же он испугался. В голове пронеслось, не сделал ли что-то не то, не так. Может быть, слишком сильно прижал ее к себе - не сломал ли чего? А, может быть, она вообще какая-то припадочная?
Его богатый сексуальный опыт не позволял предположить что-либо другое.
НЕСООТВЕТСТВИЕ
Они познакомились на концерте классической музыки. Его подивила ее продвинутость - она отличала allegro от andante и могла назвать по номерам сонаты Брамса и симфонии Малера. А потом, когда он пошел ее провожать, читала ему наизусть Жака Превера и Поля Элюара.
В следующий раз он пригласил ее на выставку импрессионистов, где она тоже продемонстрировала классный интеллект. Оказалось, ей известно, что французских художников по имени Моне было два, Клод и Эдвард, что Тулуз-Латрек умер алкоголиком, а Ван Гог отрезал себе ухо.
Приустав от такого напора образованности, он решил все же обратить внимание и на сексуальную составляющую этой всезнающей личности. Подходящим для такой оценки рентгеновским аппаратом ему представлялась одна не раз уже испытанная и удачно обросшая кустами ракитника скамейка в городском парке.
И вот в очередной субботний вечер они встретились на остановке 5-го автобуса. Галантно подав руку, он подсадил ее на высокую ступеньку. Народу ехало много, и они оказались очень кстати довольно плотно прижатыми друг к другу. Развивая наступление, он положил ладонь ей сзади на спину и острожными движениями стал нащупывать пуговки лифчика. Однако желаемого отклика не последовало - она резко дернула лопатками, давая понять, что его пальцам на них делать нечего.
Потом взглянула на него подозрительным взглядом прищуренных глаз и вдруг спохватилась:
- А где билеты, ты их что не взял?
По старой студенческой привычке он обычно этой обременительной процедурой пренебрегал, и сегодня тоже не счел нужным ей изменять.
- Зачем? - махнул он беспечно рукой. - Нам тут ехать-то всего пять минут.
Она посуровела, недовольно покачала головой, щеки ее покрылись розовым накалом.
- Как это зачем? Если не боишься проверки, то разве не стыдно, хотя бы перед людьми? - Она полностью освободилась от его руки и повернулась боком.
Он игриво оглянулся, посмотрел вокруг и недоуменно пожал плечами, потом снова, шутливо повертев головой в разные стороны, растянул губы в веселой улыбке:
- Кто тут что видит, тем более, почти все в темных очках.
Но она шутку не приняла, надулась, поджала губы, затем строгим тоном школьной математички с полной серьезностью произнесла:
- А тебя не озадачивает, что видно все Сверху.
Он с еще большим удивлением посмотрел на нее, опять смешливо поглядел туда-сюда, поднял голову вверх и вонзил взгляд в потолок.
- Нет-нет, ничего не вижу - над нами крыша, кроме того, сегодня пасмурно, сквозь облака Бог нас никак разглядеть не может.
Однако просвещенная особа еще больше посуровела, глаза ее уткнулись в пол и вдруг, когда двери автобуса на остановке открылись, она, даже не оглянувшись, стремительно к ним метнулась и спрыгнула наружу.
"Вот дура", - ругнулся он про себя, поколебался немного, но за ней на выход не пошел и поехал дальше.
Ю Н О С Т Ь
УЛЫБКА
Все дни начинались одинаково. В семь утра под подушкой крикливо и назойливо вопил будильник. Он протирал глаза, зевал, бездумно-задумчиво разглядывал потолок.
Перелом в утреннем ритме дня происходил после того, как у него на шее затягивался галстук, который заводил его, как шнурок лодочный мотор. Движения сразу становились быстрыми, решительными. Он на ходу вливал в себя стакан кофе и зажевывал его омлетом с колбасой.
Потом был спринтерский бег на короткую дистанцию, плохо заводившаяся машина, объезды, перекрестки, светофоры, муторная парковка, и вот он уже, наконец-то, попадал в лифт. А тот, подлюга, с предательской медлительностью бесстыдно сжирал все его сэкономленные минуты.
В офисе на 11-м этаже у него был компьютерный двухтумбовый стол, нутро которого пухло от служебных записок, писем, реклам, кружек, ложек и пингпонговых ракеток.
Тот день складывался нескладно: от патрона получил выволочку за неправильно составленное и не туда отправленное письмо, гугл расстроил хоккейными бездарями, пропустившими восемь шайб в свои ворота, и мама позвонила - пожаловалась на давление за 200.
Несмотря на все это, у него почему-то было приотличнейшее настроение. Он тихонько насвистывал модный мотивчик, притоптывал в ритм пяткой и вытягивал крючком курсора нужные цифры из удачно взломанного им вчера сервера конкурентов.
- Ты чего размузицировался? - укоризненно заметил сидевший рядом сослуживец и приятель Джон. - Не с чего тебе сегодня веселиться.
Он умолк и ссутулился над столом. Действительно, что это он так разрадовался?
И вдруг вспомнил. Утром, когда тот паскудный лифт опустел на 5-м этаже, он остался вдвоем с очень симпатичной голубоглазенькой блондинкой. И она ни с того, ни с сего ему вдруг так мило улыбнулась и обдала такой приятственностью, что у него чуть ширинка на штанах не лопнула.
Неужели это он, узкоплечий хиляга-коротышка, ей понравился? И почему не взял у нее телефончик?
НА ЧАШКУ ЧАЯ
Они с Аллой встречались уже пару месяцев, ходили в кино, театр, в городской парк, где подолгу обнимались и целовались на скамейках. Наконец, в один из вечеров, когда он, как всегда, проводил ее до подъезда, она сказала:
- Может, зайдешь на чашку чая?
Полный приятных предвкушений, он тут же обхватил ее за талию, поднял на руки и ракетой взмыл к небесам.
Но на пороге аллиной квартиры его встретило некоторое разочарование в виде полной дамы с двойным подбородком, пучком седых волос и крупными кольцами на пальцах обеих рук. Сразу становилось ясно, что ждет в будущем ту, с кем он так активно только что целовался.
- Это моя мама, знакомься, - услышал он подтверждение своей догадке.
- Здрасьте, здрасьте, - красиво програссировала мама, - очень приятно. Я много о вас наслышана, Аллочка мне говорила. Сейчас будем пить чай с малиновым вареньем собственного приготовления, из собственного сада. У ваших родителей тоже, наверно, есть загородный дом?
Оказалось, под«чаем», хоть и с вареньем, в этом доме понималось нечто гораздо большее. Стол украсился бутылкой красного вина и большой менажницей с салатом оливье, сельдью под шубой, холодцом, черной икрой, сервелатом, бужениной.
Но еще больше его удивило, что, кроме них троих, ко всей этой вкуснятине припали и две откуда-то вдруг появившиеся пожилые тетки, то ли родственницы, то ли соседки. Они широко, по-свойски разместились за столом и, не произнеся ни слова, стали хорошо выпивать и хорошо закусывать. Аллина мама села рядом с молодыми, близко к ним наклонилась и, направив руку в сторону горки с хрусталем и фарфором, громким шепотом доверительно сообщила:
- Это все мы отсюда уберем, поставим вам широкую софу и комод.
Алла покраснела и потупила взор.
А он, нервно заерзав на стуле, стал нетерпеливо ждать удобного момента, чтобы сказать "уже поздно, мне пора", встать из-за стола и поскорее унести отсюда ноги.
ВООБРАЖАЛА
Он сидел на скамейке, скучал и от нечего делать смотрел по сторонам, отмечая разные несуразности уличного бытия. Его глаза скользнули по треснувшей с края витрине магазина-бутика, по перекошенному навесу над дверью аптеки, по выгоревшей на солнце вывеске булочной. И вдруг его взгляд споткнулся, остановился, замер - с соседней улицы быстрым ровным шагом вышла Она. У нее были густые раскинутые по плечам солнечные волосы, короткое светло-синее пальто и длинный коричневый платок, свисавший с шеи до самых ее колен.
Неожиданно из подворотни углового дома навстречу ей выскочили трое. Один из них, высоченный шмок в надвинутой на глаза кепке, с глумливой улыбкой вразвалочку подваливал прямо к девушке. Два других здоровенных качка подкрадывались сзади и поигрывали зажатыми в огромных кулачищах длинными блестящими финками. Еще мгновение, и все они набросятся на свою беззащитную жертву.
Нет, нет, преступление не должно было произойти, его следовало предотвратить. Подлых бандитов надо было остановить, повалить на землю, обезоружить. Вперед, в бой, в схватку!
Он соскочил со скамейки, бросился наперерез длинному шмоку и с ходу сильным левым хуком сбил его с ног, потом резким коротким ударом ноги в пах поразил одного из шедших сзади качков и одновременно острым правым локтем с размаха врезал другому прямо под дых. Оба, размазывая ладонями под носом кровь и сопли, с грохотом повалились на асфальт.
А оправившаяся от испуга красавица одарила своего героического спасителя благодарной счастливой улыбкой.
...Ему было 11 лет, и среди одноклассников он числился в больших воображалах.
Г.А.Разумов - автор научно-популярных, научно-фантастических, мемуарных, детских книг, изданных на русском, английском, немецком, болгарском, литовском и др. языках. Oпубликовал более 250 статей, эссе в русскоязычных газетах и журналах России, США, Израиля.
