ДОБРЫЕ ЧУВСТВА
Несколько слов о добрых чувствах. Какие они? Чувство радости, чувство сострадания, нежной любви… Это добрые чувства. Ещё и потому добрые, что все их можно и должно в первую очередь обращать к другому живому существу: радоваться за другого, гордиться им, сострадать ему, любить его. Обратите внимание: не себя, а другого (или другую).
И писать следует о добрых чувствах к другим, к миру, если вы хотите, чтобы написанное вами было им интересно. Если же вы любите только себя, испытываете добрые чувства только к себе, говорите и пишете только о себе, то не удивляйтесь тому, что однажды вас перестанут слышать. Не зря великий Пушкин писал когда-то:
«И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал…»
Поэту была известна тропинка к народному сердцу – добрые чувства.
В КАКОМ ЧИНЕ И В КАКОМ ЗВАНИИ БЫЛ ПУШКИН?
Чины в Российской империи в соответствии с табелем о рангах повышались в зависимости от выслуги лет. Так, к примеру, срок выслуги для получения следующего чина титулярного советника для коллежского секретаря составлял 3 года. Для получения чина (должности) коллежского асессора титулярному советнику также нужно было отслужить в своей должности 3 года. Коллежскому асессору, дабы стать надворным советником, нужны были уже 4 года службы. Надворному советнику для получения должности (чина) коллежского советника – ещё 4 года. И, наконец, коллежский советник становился статским советником тоже через 4 года. Итого, коллежскому секретарю для того, чтобы стать статским советником необходимо было проработать в соответствующих должностях 3+3+4+4+4=18 лет. Это при обычном продвижении по службе. Не стоит забывать и о таких обстоятельствах, когда кандидату на повышение чина, удостоившемуся именного разрешения императора (или, как было принято тогда писать «Высочайшего благоволения»), один год из установленного срока убавлялся. То есть, срок получения коллежским секретарём чина статского советника мог уменьшаться с 18 до 17, 16, 15, 14 и даже до 13 лет, если «благоволение свыше» присутствовало.
Обратим внимание на то, что Пушкин состоял на службе с 1817 по 1824 годы. И он помнил об этом очень хорошо. И не только помнил, но и другим напоминал. 21 июля 1831 года Пушкин пишет Александру Xристофоровичу Бенкендорфу: «Заботливость истинно отеческая государя императора глубоко меня трогает. Осыпанному уже благодеяниями его величества, мне давно было тягостно моё бездействие. Мой настоящий чин (тот самый, с которым выпущен я был из Лицея), к несчастию, представляет мне препятствие на поприще службы. Я считался в Иностранной коллегии от 1817-го до 1824-го года; мне следовали за выслугу лет ещё два чина, т.е. титулярного и коллежского асессора; но бывшие мои начальники забывали о моём представлении. Не знаю, можно ли мне будет получить то, что мне следовало…».
В связи с имевшимся у Пушкина вопросом выслуги лет обратим внимание на, говоря современным языком, его общий «трудовой стаж». С 1817 по 1824 годы – 7 лет. Это ясно. А вот дальше в связи с увольнением с работы и заключением в псковскую ссылку (Михайловское) стаж прерывается. Возобновляется он по версии официальных историографов в ноябре 1831 года. Однако вот на что я хотел бы обратить внимание: официальный стаж и официальная должность. А мы уже убедились, насколько в данном случае официальная должность отличается от официальной зарплаты. В июне 1829 года Пушкин был в Турции в составе русской армии. Известно, что на обратном пути из Тифлиса в Санкт-Петербург Пушкин предъявлял подорожную такого содержания: «Господину чиновнику 10 класса Александру Сергеевичу Пушкину, едущему от Санкт-Петербурга до Тифлиса и обратно, предписано Почтовым местам и Станционным смотрителям давать означенное в подорожной число почтовых лошадей без задержания, и к приезду оказывать всякое содействие». Напоминаю, что 10 класс – коллежский секретарь. Выше уже упоминалось о том, что в 1828 году Бенкендорф предлагал Пушкину работу в своём ведомстве. Об итогах их переговоров нам в точности неизвестно, однако получить такую подорожную без ведома Бенкендорфа и абы кому – было не реально. Подорожная – документ официальный. В нём Пушкин называется не бывшим чиновником, а просто чиновником, то есть, гражданским служащим в своей должности. Таким образом, возникает повод для сомнения в том, что Пушкин был принят на работу в 1831 году, а не как минимум в 1829-ом или даже в апреле 1828 года, когда от Бенкендорфа поступило известное предложение. Если же это так, то реальный стаж Пушкина к 1837 году составлял 24 – 17 + 3 +6 = 16 лет, срок, которого с учётом «Высочайшего благоволения» в последние годы более чем достаточно для вступления Пушкина в должность статского советника, а, следовательно, и для присуждения ему придворного звания камергера Его Императорского Величества.
Итак, из вышеизложенного ясно, что фактического трудового стажа (выслуги лет) Пушкина по законам российской империи было вполне достаточно для обретения должности статского советника. И при благоволении со стороны императора юридически вполне обосновано со второй половины 1836 года. Иное дело, что в бумажном исполнении этот статус не был вовремя зафиксирован. А такое вполне могло произойти. Об этом – отдельный рассказ.
КАК РОЖДАЛИСЬ УКАЗЫ НИКОЛАЯ I
Предлагаю вам ознакомиться с текстом Указа Николая I в том виде, в каком он был зарегистрирован в 1836 году: «9336. Июня 23. Именный, объявленный Министру Императорского Двора Управляющим делами Комитета Министров. О непредставлении к пожалованию в звание Камер-Юнкеров чиновников ниже Титулярного Советника, а в Камергеры ниже Статского Советника. Государь Император по статье журнала Комитета Министров 9 сего Июня о том, что Ваша Светлость изволили сообщить г. Председателю Комитета, что Его Императорскому Величеству не благоугодно впредь жаловать в звание Камер-Юнкеров чиновников ниже Титулярного Советника, – в 20 день текущего месяца собственноручно отметить изволил: „в Камергеры не ниже Статского Советника“. О сем Высочайшем повелении Комитет поручил сообщить всем Министрам и Главноуправляющим отдельными частями, от коих поступают представления к наградам чрез Комитет Министров».
Что следует из этой записи? Из этой записи следует, что монарх прекрасно разбирался в отличиях между чинами и званиями. Ещё из него следует, что император свои указы не высиживал за столом, а мог просто высказать на ходу, как идею, которую другие специальные чиновники оформляли через какое-то время в виде указа.
Ещё из него следует, что звание камер-юнкера Пушкин мог иметь по своей должности титулярного советника, а для того, чтобы получить звание камергера, ему надо было дослужиться до чина статского советника! Именно на это ключевое обстоятельство регулярно ссылаются все противники версии того, что Пушкин на момент своей смерти находился в ином, более высоком придворном звании, нежели звание камер-юнкера.
Прежде чем перейти к возражениям к этой глубоко ошибочной, но крайне распространённой версии, отметим ещё раз и запомним два момента:
1. Пушкин к моменту появления указа 1836 года о порядке присвоения званий камер-юнкера и камергера имел официальное право на получение звания камергера по выслуге лет и имел право на чин статского советника.
2. Указы императора оформлялись теми официальными лицами, которым император поручал фиксацию высказанных им устно идей.
Однако любой читатель может заметить мне, что об указе или распоряжении императора касательно повышения чина Пушкина истории ничего не известно. Я соглашусь с этим возражением, но с одним весьма существенным примечанием: это не отменяет того факта, что подобное распоряжение и поручение могли быть сделаны императором в устной форме, точно так же, как и в случае с упомянутым выше Указом о присвоении звания камергера. Возможно ли было такое в пору абсолютной монархии? Вполне. Причем, именно по Пушкину, у которого имелись весьма влиятельные высокопоставленные недруги. Кто?
Например, прямой начальник Пушкина граф Нессельроде, кстати, глава российского МИДа и будущий канцлер Российской империи. О его отношении к Пушкину красноречиво свидетельствует следующая история, о которой подробно повествуется в книге Р.Г. Скринникова «Пушкин. Тайна гибели»: в беловом варианте письма Пушкина Бенкендорфу сказано: «Не смею и не желаю взять на себя звание Историографа после незабвенного Карамзина; но могу со временем исполнить давнишнее моё желание написать историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III». Далее Скринников пишет: «Предложение Пушкина пришлось кстати. На письме Пушкина Бенкендорфу монарх пометил: „Написать г-фу Нессельроду, что государь велел принять его в Иностранную Коллегию… для написания Истории Петра Первого“»…
26 сентября 1831 г. А.И. Тургенев сообщил в письме брату важную новость: «Александр Пушкин точно сделан биографом Петра I и с хорошим окладом». Вскоре же и сам поэт известил приятелей о свалившейся на его голову милости: государь «записал меня недавно в какую-то коллегию и дал уже мне (сказывают) 6000 годового дохода». «Царь взял меня на службу, – писал поэт Плетнёву, – но не в канцелярскую, или придворную, или военную – нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы…».
Цитирую Скринникова далее: «В июле 1831 г. царь распорядился, чтобы поэту было положено жалование. Но прошёл почти год, прежде чем дело сдвинулось с мёртвой точки. Назначение Пушкина историографом привело к межведомственной тяжбе.
Граф Нессельроде долго отказывался платить деньги коллежскому секретарю Пушкину. Министр внутренних дел Блудов при встрече с поэтом по-дружески сообщил, что говорил с государем и «просил ему жалования, которое давно назначено, а никто выдавать не хочет». Николай I приказал Блудову обсудить дело с Нессельроде. «Я желал бы, чтобы жалование выдавалось от Бенкендорфа», – отвечал тот.
АРГУМЕНТЫ В ПОЛЬЗУ КАМЕРГЕРА
Более года граф и министр Карл Роберт фон Нессельроде-Эресховен находил возможности для неисполнения воли государя, прозвучавшей ясно, чётко и недвусмысленно. При этом заметьте, что он – прямой начальник Пушкину по ведомству, в котором тот числился! Вот та причина, по которой мне позволительно предполагать, что распоряжение императора по поводу должности Пушкина в устной форме всё же имелось (и о нём знали очень многие! Даже Дантес и Геккерен!), но письменно Нессельроде его не исполнил. Причина? Застарелая личная ненависть к поэту. Именно он был управляющим иностранной коллегией, начиная с 1816 года, и именно он причастен к тому, что за семь лет службы юного Пушкина с 1817 по 1824 годы ни разу вопреки выслуге лет не изменил Пушкину чина, о чём упоминает сам поэт в письме к Бенкендорфу 21 июля 1831 года: «Мой настоящий чин (тот самый, с которым выпущен я был из Лицея), к несчастию, представляет мне препятствие на поприще службы. Я считался в Иностранной коллегии от 1817-го до 1824-го года; мне следовали за выслугу лет ещё два чина, т.е. титулярного и коллежского асессора; но бывшие мои начальники забывали о моём представлении». Напоминаю ещё раз: управляющий иностранной коллегией, который «забыл» о выслуге Пушкина – это именно тот же самый министр иностранных дел России граф Нессельроде, которому, как я полагаю, и было поручено государем бумажное оформление нового звания Пушкину в 1836 году. Нисколько не удивительно, что оно оказалось не только не исполненным, но и «случайно» забытым на два столетия.
Какие подтверждения моей версии можно обнаружить в архивах? Первым, кто прямо и недвусмысленно подтверждает мои предположения, является сам император!
Как известно, после гибели Пушкина царь распорядился о зачислении обоих сыновей покойного в самое привилегированное военное учебное заведение России – Пажеский корпус. Каждому из сыновей его была установлена пенсия в размере 1200 рублей в год.
Следует заметить, что с 1829 года согласно высочайше утверждённым правилам о порядке зачисления в пажи и определения в Пажеский корпус, право зачисления малолетних сыновей в пажи было предоставлено исключительно родителям, относящимся к первым четырём классам табели о рангах. Так вот, четвёртым классом, имевшим такое право, являлись лица в звании камергера. Николай не мог об этом не знать, поскольку Устав Пажеского корпуса и условия приёма в него разрабатывал, подписывал и утверждал лично он, император Николай I, а это, в свою очередь, означает, что правила приёма в Пажеский корпус не нарушались и в этом случае. Своим действием император подтвердил: Пушкин ушёл из жизни в звании камергера, соответствующем по табели о рангах званию генерал-майора.
Второй широко известный факт: во время следствия по делу о поединке Пушкина и Дантеса в суде выступило множество официальных лиц, каждое из которых назвало покойного камергером. Перечислим этих людей: камергером именовали Пушкина и поручик Дантес, и посол Нидерландов барон Луи-Якоб-Теодор ван Геккерн де Беверваард, и секундант покойного подполковник Данзас, и командир кавалергардского полка генерал-майор Гринвальд, и начальник гвардейской кирасирской дивизии генерал-адъютант Апраксин. Тот же чин камергера фигурирует в секретном рапорте штаба Отдельного гвардейского корпуса генералу Кноррингу от 30 января 1837. И не только 30 января и 19 февраля, но и 11 марта 1837 года командующий отдельным гвардейским корпусом генерал-адъютант Бистром и начальник штаба корпуса генерал-адъютант Веймарн в письме аудиторскому департаменту военного министерства по-прежнему именуют Пушкина камергером.
Итак, зафиксировано официальными документами, что пять генералов, один подполковник, один поручик и посол европейской державы именовали Александра Сергеевича Пушкина камергером, не будучи между собой ни в особой дружбе, ни в сговоре и находясь в здравом уме. Вы понимаете, надеюсь, что такое на пустом месте абсолютно невозможно?! Даже если нет подтверждающего документа! Боевые генералы, такие же педанты, как император, немцы по происхождению и образу мыслей… вдруг коллективно сошли с ума и стали камер-юнкера хором называть камергером? На пустом месте? Даже то, что в официальном приговоре комиссии военного суда от 19 февраля 1837 года Пушкин так же именуется камергером, тоже учитывать не будем? Судьи тоже не разбирались в чинах Пушкина? Я скорее поверю в то, что рехнулись наши доблестные архивисты-пушкиноведы, чем армейские генералы и судьи, современники поэта, для которых чин – не то, что не пустой звук, а едва ли не самая дорогая и важная цель службы!
Ещё один аргумент, который невозможно не заметить: сумасшедшая зарплата простого титулярного советника и камер-юнкера Пушкина. Через 8 месяцев с начала службы Пушкина в МИДе К.В. Нессельроде неожиданно получает указание А.Х. Бенкендорфа о многократном повышении оклада А.С. Пушкина до …5000 рублей в год. Сумма этого оклада семикратно превышала ставку чиновника ранга, по которому официально числился Александр Сергеевич, и соответствовала в те времена окладу заместителя директора департамента.
Напомню о том, как, намекая на бедность Пушкина, зачастую упоминают вот такой отрывок: «В одном из своих писем в 1822 году Пушкин писал: „Правительству угодно вознаграждать некоторым образом мои утраты, я принимаю эти 700 рублей не так, как жалование чиновника, но как паек ссылочного невольника“. 700 рублей в год ассигнациями – таков был оклад Пушкина-чиновника».
Упоминание, конечно, верное, но ведь оно относится не ко всей жизни гения, а только к его молодости, когда он числился кем? Коллежским секретарём. С соответствующим окладом. У генерал-майора тоже есть оклад, но он немножко другой.
Я не призываю верить мне на слово, я приглашаю к совместному размышлению. Мог ли Нессельроде затормозить камергерство Пушкина? Мог, мало того, он именно это и делал ранее как минимум 7 лет подряд. Мог ли государь вопреки Уставу Пажеского корпуса, составленному и утверждённому им, принять в Пажеский корпус детей Пушкина, если это противоречило разработанному им же Уставу? Не мог. Николай был абсолютным педантом в вопросах следования положениям уставов и инструкций, особенно тех, которые были разработаны и утверждены им лично. Могли ли семеро взрослых серьёзных господ, из которых пятеро – генералы, просто так по своему взбалмошному желанию называть Пушкина камергером? Нет, не могли, для военных чины и звания – та «священная корова», которую ни при каких обстоятельствах нельзя трактовать вольно. Часто ли камер-юнкерам платят зарплату камергеров? Никогда не платят. Выводы делайте сами. Моё предположение: во второй половине 1836 года, возможно, во время ноябрьской секретной встречи государя с поэтом в присутствии Бенкендорфа было принято устное решение о возведении Пушкина в звание камергера (а выслуга лет по службе, как мы это выяснили, такое позволяла) в обмен на некоторые условия. Например, на взятие с него клятвенного обязательства не участвовать в дуэлях и не делать никому вызовов. Кстати, поэт выполнил это условие в полной мере: на дуэль он больше никого не вызвал.
Ещё один аргумент, основанный на элементарной логике: мог ли посол иностранной державы бросить вызов простому камер-юнкеру в чине девятого класса по табели о рангах? Ну, конечно, королевские послы в Санкт-Петербурге только тем и занимались, что вызывали на дуэли кого угодно, особенно дворников. Моё предположение: ни в коем случае ни один посол никакой страны не стал бы вызывать на дуэль лицо, находящееся в отношении него на несопоставимо низкой общественной и чиновной ступени. Чтобы посол иностранной державы вызвал вас на дуэль, вы должны быть как минимум генералом! Хотя, конечно, за всех послов в мире ручаться нельзя.
Ещё один аргумент в пользу гипотезы о фактическом звании Пушкина на момент его ухода из жизни – посмертные почести, оказанные императором: вдове Пушкина сроком до её повторного замужества и дочерям так же до замужества были учреждены пенсии. За счёт казны была погашена ссуда А. Пушкина в размере 45000 рублей. Для того, чтобы напечатать сочинения поэта, его вдове было выдано единовременное пособие в размере 50000 рублей, с условием направления прибыли от продажи на учреждение капитала покойного. О Пажеском корпусе и сыновьях Александра Сергеевича я уже упоминал. Плюс: все долги Пушкина были погашены государственной казной и единовременно семье покойного выплачено 10000 рублей…
За что?! Просто из любви императора к русской литературе и сочувствия к покойному??? Извините, но это – детский лепет, а не реальный ответ на вопрос. Никакой сверхлюбовью к русской литературе никто из династии Романовых за все 300 с небольшим лет их правления не отличался. Тем более – такой абсолютно приземлённый прагматик, как Николай Павлович!
Наш современник Анатолий Клепов в своей работе «Смерть А.С. Пушкина. Мифы и реальность» так комментирует эту ситуацию: «…государственная служба А. Пушкина составляла меньше 10 лет. И ему вообще не полагалась никакая пенсия. Это могло произойти только в одном случае. Если государственный чиновник погиб на служебном посту, выполняя особое задание самого императора! Только тогда вне зависимости от срока прохождения государственной службы полагалось начисление пенсии в размере последнего оклада погибшего чиновника, а также денежная компенсация вдове и ближайшим родственникам погибшего. В принципе, и в настоящее время происходят аналогичные выплаты в случае внезапной гибели государственного служащего.
И в настоящее время если государственный чиновник, занимающий крупные государственные должности, погибает во время выполнения своих служебных обязанностей, то его семье государство выплачивает крупные единовременные пособия в зависимости от его оклада.
Могла ли быть выдана такая высокая пенсия государственному служащему, который осмелился нарушить законы российского государства путём участия в запрещённой законом дуэли? А потом после дуэли фактически был осуждён судом! Конечно, нет. Строгие законы российской империи полностью исключали это. И только вмешательство Николая I, который знал об истинных целях дуэли А. Пушкина… позволило законодательно приравнять гибель А. Пушкина на дуэли к гибели государственного служащего, выполняющего особые поручения императора». Об истинных целях дуэли! То есть истинная цель поединка не имела абсолютно никакого отношения к выдуманной для публики якобы любовной истории.
РЕЗЮМЕ
Итак, подытоживаю аргументы, указывающие на то, что в посмертной справке о звании Пушкина не всё так стройно и красиво, как в головах множества официальных пушкиноведов:
– право зачисления малолетних сыновей в пажи предоставлялось исключительно родителям, относящимся к первым четырём классам табели о рангах; низшим четвёртым классом, имевшим такое право, являлись лица в звании камергера; правила разрабатывал и утверждал лично император, абсолютный педант и перфекционист… безоговорочно принявший в Пажеский корпус обоих сыновей Пушкина;
– русский генералитет, ни в какие времена не страдавший массовым помутнением сознания, секундант поэта и даже его откровенные враги Дантес и барон Геккерен на суде по поводу поединка и письменно, и устно, не сговариваясь, называли покойного камергером;
– мог ли прямой высший руководитель Пушкина министр иностранных дел Нессельроде вопреки устному указанию императора тормозить письменное оформление указа о назначении Пушкина камергером? Не только мог, но и проделывал подобное раньше на протяжении семи лет (!!!), о чём есть свидетельство от самого Пушкина в письме Бенкендорфу;
– аномально высокая зарплата простого титулярного советника и камер-юнкера Пушкина в сравнении с обычными титулярными советниками и камер-юнкерами;
– вызов на дуэль со стороны посланника королевского двора Нидерландов якобы простому камер-юнкеру, несопоставимый с точки зрения логики посольской должности;
– посмертные почести покойному и выплаты его семье, соразмерные только с почестями государственному служащему, погибшему на служебном посту.
В целом, совокупность подобных противоречащих официальной версии многочисленных эпизодов лично у меня вызывает недоверие к укоренившейся в пушкиноведении точке зрения. Если вам вопреки любой логике на основании канцелярской отписки двухсотлетней давности упорно навязывают мысль о том, что Пушкин был камер-юнкером, вероятно, это до сих пор кому-нибудь нужно? Или просто так легче жить, когда головой думать не надо, достаточно сослаться на явную отписку?
СКОЛЬКО ДУЭЛЕЙ БЫЛО В ЖИЗНИ ПУШКИНА?
В бесчисленном количестве произведений и статей, посвящённых Александру Сергеевичу Пушкину, упоминается о том, что Пушкин был изрядным дуэлянтом, устраивавшим дуэли по любому пустячному поводу. Этакая вздорная агрессивная личность. Количество дуэлей Пушкина сосчитано – 29. Двадцать девять дуэлей в жизни человека, прожившего всего 37 лет!
Получается, в среднем по одной дуэли в год, начиная с восьмилетнего возраста? Ой ли? Нет ли здесь перебора в подсчёте? Конечно, есть! Начинаю выяснять, в чём дело: 24 так называемые «дуэли» были назначены, но отменены. По моему глубокому убеждению, называть дуэлью то, чего не было, некрасиво и пахнет дешёвым желанием сенсации со стороны биографов. Итак, констатируем – то, чего не было, называть дуэлью нельзя. Вычеркиваем из якобы «послужного» списка «дуэлянта» Пушкина 24 дуэли из 29. Остаётся пять, четыре из них случились в 1819 (одна) и в 1822 (три) годах. То есть, когда поэт был ещё очень молод и горяч.
В двух из них Пушкин стрелять отказался, а в двух других дуэлянты намеренно стреляли мимо. Оно и понятно: решения о дуэли принимались в состоянии алкогольного опьянения по поводам, не стоившим, честно говоря, и выеденного яйца. К моменту проведения дуэли обе стороны уже трезвели и начинали осознавать вздорность и нелепость ситуации в сравнении с реальной ценностью своей и чужой жизни.
Фактически во всех четырёх случаях дуэли были лишь условно обозначены и… дуэлями тоже не являлись. Остаётся единственная дуэль – с Дантесом. Но. Юридически поединок может называться дуэлью только в том случае, если был вызов на дуэль. Однако Пушкин Дантеса на дуэль не вызывал, и Дантес Пушкина – тоже. Следовательно, между ними состоялся вооружённый поединок, который называть дуэлью юридически невозможно, ибо сражались стороны, не вызывавшие друг друга на поединок.
Вывод: в жизни Пушкина не было ни одной реальной дуэли. Вообще ни одной.
А БЫЛА ЛИ ДУЭЛЬ С ДАНТЕСОМ?
Никакой дуэли между Пушкиным и Дантесом ни в 1837 году, ни раньше не было. Возможно, кто-то удивится моему утверждению, но оно – чистая правда. Что такое дуэль? Обратимся к самым уважаемым словарям, определяющим понятие слова «дуэль».
Толковый словарь Даля: «Дуэль – единоборство, поединок; вообще принято называть дуэлью условный поединок, с известными уже обрядами, по вызову». Толковый словарь русского языка под редакцией Д.Н. Ушакова (1935-1940): «Дуэль, и, ж. [фр. duel]. Поединок, происходящий по определенным правилам, сражение между двумя противниками по вызову одного из них». Большая советская энциклопедия. – М.: Советская энциклопедия (1969-1978): «Дуэль (франц. duel, от лат. duellum – война) – поединок, бой (с применением оружия) между двумя лицами по вызову одного из них. Условия Д. заранее устанавливались противниками или их представителями (секундантами) с соблюдением обычаев. Наиболее распространена была в средние века, хотя формально запрещалась и была наказуема». Во всех вышеперечисленных уважаемых словарях указано одно и то же неизменное условие, делающее поединок между двумя сторонами, между обидчиком и обиженным именно дуэлью: вызов. Дуэль – это поединок, на который одна сторона вызывает другую и (непременное условие!) сама лично участвует в поединке.
Как известно, Пушкин в январе 1837 года никуда Дантеса не вызывал, ни на какую дуэль. Более того, он вообще никого на дуэль не вызывал. Никого! Дантес Пушкина тоже не вызывал на дуэль. Ни в 1837 году, ни раньше. Вообще никогда. Дуэльный вызов исходил от голландского посланника барона Геккерна. Но сам Геккерн никакого личного участия в поединке не принимал. Он вообще сидел дома. Следовательно, ни о какой дуэли речи идти не может. Состоялся поединок, на который ни одна из противоборствующих сторон другую не вызывала!
«Погодите, – тут же заявит кто-нибудь, – но Жорж Дантес как бы заменил собой престарелого приёмного отца – барона». Однако совсем не зря в словарях неоднократно упоминается о том, что дуэль – это очень специфический поединок, исполняемый в точном соответствии с известными установленными обычаями, то есть абы как она проводиться не может и абы что дуэлью называть нельзя.
О правилах, позволяющих именовать поединок сторон дуэлью, было хорошо известно всему светскому обществу пушкинской эпохи. Замена одного участника дуэли на другого возможна лишь в исключительных специальных случаях, оговоренных кодексом. Никакого своеволия в таких случаях быть не может. Правила эти легли в основу многократно опубликованного «Дуэльного кодекса» и были хорошо известны дуэлянтам восемнадцатого и девятнадцатого веков. Обратимся к некоторым его статьям. Итак, о чём гласит кодекс по поводу обоснованности замены дуэлянтов перед поединком?
«Личный характер оскорблений и случаи замены»
«Статья 58. Оскорбления имеют личный характер и отомщаются лично.
59. Замена оскорблённого лица другим допускается только в случае недееспособности оскорблённого лица, при оскорблении женщин и при оскорблении памяти умершего лица.
60. Заменяющее лицо всегда отождествляется с личностью заменяемого, пользуется всеми его преимуществами, принимает на себя все его обязанности, имеет законное право совершать все те действия, которые совершил бы заменяемый в случае своей дееспособности.
61. Недееспособность для права замены определяется следующими положениями:
1) заменяемый должен иметь более 60 лет, причём разница в возрасте с противником должна быть не менее 10 лет. Если физическое состояние заменяемого даёт ему возможность лично отомстить за полученное оскорбление, и если он на то изъявляет своё согласие, то он имеет право не пользоваться правом замены;
2) заменяемый должен иметь менее 18 лет:
3) заменяемый должен иметь какой-нибудь физический недостаток, не позволяющий ему драться как на пистолетах, так и на шпагах и саблях;
4) неумение пользоваться оружием ни в коем случае не может служить поводом для замены или отказа от дуэли».
Обратили внимание на то, в каких случаях на дуэли возможна замена одного бойца другим? Барону явно больше 18 лет, поэтому пункт 2 отпадает. У барона не было физических недостатков, не позволявших ему драться на пистолетах. Посол Нидерландского королевства дееспособен, иначе он не занимал бы такую должность. «Неумение пользоваться оружием ни в коем случае не может служить поводом для замены или отказа от дуэли». Что остаётся? «Заменяемый должен иметь более 60 лет, причём разница в возрасте с противником должна быть не менее 10 лет». Однако Луи-Якоб-Теодор ван Геккерн де Беверваард родился 28 ноября 1792 г. На момент вызова им Пушкина на дуэль барону было чуть больше 44 лет. До 60 не хватает 16 лет. Пушкину 37,5 лет. Разница в годах с бароном – явно меньше 10 лет. Кстати, сторонникам версии о том, что барон Геккерн не мог стреляться с Пушкиным по причине большой разницы в возрасте – 7 лет, мне бы хотелось задать вопрос: а разница в возрасте между Пушкиным и Дантесом в 13 лет вас никак не смущает?
Таким образом, поскольку вызывавший на дуэль не имел ни одного повода для неявки на неё, и всё же – не явился, формально – никакой дуэли не было! А что было? То, что называется и называлось всегда подлостью, трусостью и подставой. Вызвал на дуэль? Будь любезен – стреляйся. Не стреляешься? Заменяешь себя другим? Да, Вы, батюшка – подлец! И подлец изрядный! Совершено убийство – сознательно спланированное уголовно наказуемое преступление.
Ниже перед вами условия поединка между Пушкиным и Дантесом, на которых он состоялся. Обратите внимание на то, что в нём нигде не упоминается слово «дуэль». Его там нет. Условия поединка составлял виконт де Аршиак, и, похоже, что Пушкин согласился с ними, не ознакомившись толком с содержанием текста…
«1. Противники ставятся на расстоянии 20 шагов друг от друга и 10 шагов от барьеров, расстояние между которыми равняется 10 шагам.
2. Вооружённые пистолетами противники, по данному знаку идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут стрелять.
3. Сверх того принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место, для того чтобы выстреливший первым подвергся огню своего противника на том же самом расстоянии.
4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы в первый раз, противники ставятся на то же расстояние в 20 шагов, сохраняются те же барьеры и те же правила.
5. Секунданты являются непосредственными посредниками во всяком отношении между противниками на месте.
6. Секунданты, нижеподписавшиеся и облечённые всеми полномочиями, обеспечивают, каждый свою сторону, своей честью строгое соблюдение изложенных здесь условий».
Вызов Пушкину делает барон Геккерн, поскольку именно он обращается с письмом к Пушкину, а не Дантес. Но вместо себя барон отправляет на поединок Дантеса. Вот как об этом сказано в письме: «Мне остаётся только предупредить вас, что г. виконт д’Аршиак отправляется к вам, чтобы условиться относительно места, где вы встретитесь с бароном Жоржем Геккерном, и предупредить вас, что эта встреча не терпит никакой отсрочки». В конце письма расписка Дантеса о том, что он прочитал и одобряет содержание письма. Это означало лишь то, что он согласен исполнить миссию, порученную ему Геккерном. Никакого вызова лично от Дантеса Пушкину в этом по сути нет.
Отправить вместо себя на поединок другого – бесчестно, поскольку означает нарушение дуэльного кодекса, что равносильно отказу от дуэли. Что если бы в ответ Пушкин отправил на дуэль просто какого-нибудь очень меткого стрелка? Ему же и в голову такое не пришло. Он почему-то сам поехал на Чёрную речку… Обратите внимание на то, что пишет барон: «…эта встреча не терпит никакой отсрочки». Он торопит свою жертву, давит на его благородство, не оставляя времени на размышление о том, что вместо себя можно противопоставить Дантесу такого же снайпера, как тот.
Мы уже имели возможность убедиться в том, что у Пушкина никакого дуэльного опыта на самом деле не было. 24 раза не состоявшиеся отменённые пушкинские дуэли считать опытом – несерьёзно. Из остальных четырёх случаев, произошедших в пору юности (15 и 18 лет назад) в двух случаях Пушкин отказался стрелять, а в двух других сознательно выстрелил мимо, и дуэлянты помирились…
А что его противник Дантес?
Любовник барона Геккерна, усыновлённый за мзду в возрасте 24 лет при живом отце ради утех старого развратника, Жорж Дантес, исполнил роль убийцы Пушкина, вернулся во Францию, внезапно разбогател и сделался сенатором. О подробностях интимных отношений «папули» и «сыночка» свидетельствует их красноречивая и недвусмысленная переписка. Я не буду её здесь цитировать, мне это противно: те читатели, которым приятны пикантные подробности из жизни педерастов, легко могут найти их в интернете.
Отмечу другое, ко времени появления в России за плечами Дантеса была специальная подготовка в знаменитом военном училище Сен-Сир, где он стал чемпионом Франции в стрельбе по движущимся летящим мишеням – по голубям. Выстрелить сходу, не останавливаясь, навскидку и попасть в цель для Дантеса как для первоклассного снайпера не составляло никаких особых проблем…
Мало того, дабы не оставлять поэту даже теоретических случайных шансов на успех, он выстрелил первым, не дойдя до барьера.
Ответный выстрел. Попробуйте прицелиться и попасть в противника из пистолета весом около килограмма, если вы лежите на снегу, истекая кровью, с раздробленным пулей позвоночником и вспоротыми кишками. При этом противник стоит к вам боком, прикрывая грудь пистолетом, а пороха в вашем пистолете так мало, что ваш выстрел заведомо не способен нанести сколько-нибудь серьёзный урон. Так и случилось. По свидетельству Данзаса поручик Дантес «стоял боком, и пуля, только контузив ему грудь, попала в руку». В.А. Жуковский уточняет: «…пуля пробила руку и ударилась в одну из металлических пуговиц мундира». Пулю остановила пуговица!
По свидетельству Данзаса, «Пушкин был ранен в правую сторону живота: пуля, раздробив кость верхней части бедра у соединения с тазом, срикошетила, глубоко войдя в живот и остановившись в брюшной полости…».
Если бы Пушкин стоял перед Дантесом прямо, то такое попадание в правую сторону тела поэта могло означать одно: Дантес стреляет левой рукой, однако Дантес левшой не был. В таком случае, это означает, что Пушкин стоял к Дантесу не прямо, а выставив вперёд правую ногу и целясь в противника. Именно поэтому пуля Дантеса вошла в правую сторону его визави.
Напоследок ещё раз обращаю ваше внимание на двуличие барона Геккерна. Перед вами начало подлинного письма Геккерна Пушкину (из книги Павла Елисеевича Щеголева «История последней дуэли Пушкина»): «Милостивый государь! – писал барон Геккерн. – Не зная ни Вашего почерка, ни Вашей подписи, я обратился к виконту д’Аршиаку, который передаст Вам это письмо, с просьбой удостовериться, точно ли письмо, на которое я отвечаю, от Вас».
Явная ложь! Геккерн пишет, что не знает ни подписи, ни почерка Пушкина, а тремя строками ниже, упоминая о письме с отказом от вызова, он говорит, что это письмо, писанное рукою Пушкина, налицо: значит, почерки подпись Пушкина были ему знакомы, и удостоверяться в подлинности письма Пушкина от 26 января было делом лишним.
«Содержание письма, – продолжал Геккерн, – до такой степени переходит всякие границы возможного, что я отказываюсь отвечать на подробности этого послания». – Но менее всего Пушкин хотел бы объяснений Геккерна! – «Мне кажется, вы забыли, милостивый государь, что вы сами отказались от вызова, сделанного барону Жоржу Геккерну, принявшему его. Доказательство того, что я говорю, писанное вашей рукой, налицо и находится в руках секундантов. Мне остается только сказать, что виконт д’Аршиак едет к вам, чтобы условиться о месте встречи с бароном Геккерном; прибавляю при этом, что эта встреча должна состояться без всякой отсрочки. Впоследствии, милостивый государь, я найду средство научить вас уважению к званию, в которое я облечён и которое никакая выходка с вашей стороны оскорбить не может». Под письмом, кроме подписи барона Геккерна, находится ещё надпись Дантеса: «Читано и одобрено мною».
Из письма явно следует, что вызов исходит от барона Геккерна, а не от Дантеса, и что Дантес не делает Пушкину никакого вызова, но одобряет вызов, сделанный его любовником. То же подтверждается и запиской Пушкина д’Аршиаку «Так как г. Геккерн – обиженный, и вызвал меня, то он может сам выбрать для меня секунданта, если увидит в том надобность: я заранее принимаю всякого, если даже это будет его егерь». Из записки Пушкина следует, что он тоже верно понимал ситуацию, что дуэльный вызов исходит от посла Нидерландского королевства, а не от поручика Дантеса.
Если бы на месте Пушкина был иной человек, не с благородным сердцем поэта, то, возможно, он мог бы ответить, что раз вызывающий отправляет на смертельный поединок другого человека, то и он имеет полное право заменить своё присутствие и участие в поединке другим человеком, например, любым искусным снайпером – добровольцем, который гарантированно пристрелил бы Дантеса. Но в том-то и дело, что Пушкин не мог поступить так же подло, как Геккерн… хотя, если честно, после поступка барона имел на это полное моральное право.
Ещё два слова по поводу морального облика условно «старого» (в 44 года) Геккерна. Задайте сами себе вопрос: если вы любящий отец, отправите ли вы вместо себя (!!!) на смертельно опасный поединок своего сына? Однозначно нет. Ни один отец этого не сделает. Отправляющий вместо себя на смерть своего сына – не отец ему. Для меня как отца двух сыновей и двух дочерей подобное невозможно ни по какой причине! Я полагаю, что не только для меня, но и для любого любящего родителя.
И последнее. Можно ли доверять утверждениям барона Геккерна, если 11 февраля 1837 года он сообщает барону Верстолку: «Жоржу (Дантесу) не в чем себя упрекнуть; его противником был безумец, вызвавший его без всякого разумного повода; ему просто жизнь надоела, и он решился на самоубийство, избрав руку Жоржа орудием для своего переселения в другой мир»?
Мы только что читали письмо-вызов Геккерна Пушкину, а теперь читаем, как он лжёт другим о том, что вызов на дуэль делал не он, а Пушкин, и вызывал не его, а Дантеса. Выводы о цене словам этого мерзавца делайте сами.
КОГО ЛЮБИЛА ЖЕНА ПУШКИНА?
Ни у кого из пушкинских современников ни на йоту не возникало и тени сомнения в искренней ненависти поэта к голландскому послу Геккерну и его приёмному сыну Дантесу. Причём, к послу – в не меньшей степени, чем к его взрослому «приёмышу».
По самой распространённой версии причиной тому были распространяемые ими слухи о якобы весьма лёгком поведении супруги поэта. То, что этим пакостным делом промышляют именно они, у Александра Сергеевича не вызывало ни малейших сомнений. Почему? Перечислим аргументы, повлиявшие на мнение поэта.
1. Адресаты пасквиля.
Информация о пасквиле в виде диплома рогоносца была распространена не среди всего высшего придворного света, а среди весьма узкого и точно определённого круга лиц. Сколько всего экземпляров пасквиля было составлено? «Я занялся розысками, – писал поэт 21 ноября 1836 года Бенкендорфу. – Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и тот же день по экземпляру того же письма, запечатанного и адресованного на моё имя под двойным конвертом». Время показало, что Пушкин был прав. Многолетние разыскания биографов не прибавили к перечисленным семи адресатам ни одного нового. Кому именно были разосланы пасквили на Пушкина? Его получили сам Пушкин, Вяземские, Карамзины, Виельгорский, В.А. Соллогуб (на имя своей тёти А.И. Васильчиковой, в доме которой он жил), братья Россеты и Е.М. Хитрово. К тому времени, когда Пушкин обратился к Бенкендорфу, он твёрдо знал, что письма были разосланы только по этим адресам.
Почему пасквили попали именно к ним? Нет ли чего-то, что объединяло бы между собой всех этих людей? Есть! Круг адресатов не был случайным. А.И. Тургенев, упомянув об анонимных письмах, тут же отметил, что они были посланы не всем подряд, а «Пушкину и его приятелям». И не просто приятелям, нет! Все, кто получил 4 ноября 1836 года анонимные письма, были завсегдатаями одного дома – дома Карамзиных. Всё это говорит о том, что организатор интриги с анонимными письмами был как-то связан с карамзинским салоном. Ещё Соллогуб заметил это и писал: «…письма были получены всеми членами тесного карамзинского кружка». Почти всеми. Кроме одного. Кого из активно посещавших дом Карамзиных нет в списке получателей пасквиля на Пушкина? В этом списке отсутствует только одно имя: Дантес. Именно он был тем, кто прекрасно знал всех прочих посетителей дома Карамзиных, знал адреса каждого из них и сам постоянно бывал в этом доме. Почему его нет среди получателей пасквиля в таком случае? Уж не потому ли, что автор пасквиля попросту не догадался (или поленился?) ради маскировки своей подлости направить свой пасквиль самому себе?
2. Готовое клише.
Что представлял из себя текст пасквиля? Текст этого шутовского диплома, извещающего о принятии в члены «Ордена рогоносцев», представляет собой своего рода готовое клише, куда могли быть вставлены имена любых неугодных авторам клише персон. Я подчёркиваю ещё раз этот момент: в дипломе на месте фамилии Пушкина могла фигурировать любая неугодная фамилия! Почему? Потому что это – стандартное клише. Единственной конкретизирующим словом в тексте пасквиля является слово «историограф». Более – ничего конкретного нет. Обращаю ваше внимание на уже упомянутый мной фрагмент письма Пушкина Бенкендорфу, в котором поэт писал: «Не смею и не желаю взять на себя звание Историографа после незабвенного Карамзина…». Об этом эпизоде в биографии Пушкина безусловно были хорошо осведомлены все участники «карамзинского кружка» плюс министр иностранных дел Нессельроде, всячески уходивший от обязанности платить жалование Пушкину как историографу семьи Романовых, несмотря на прямое указание императора.
3. Главная цель пасквиля.
А теперь обратим внимание на сам текст «шутовского диплома»: «Полные кавалеры, Командоры и кавалеры Светлейшего Ордена Всех Рогоносцев, собравшихся в Великом Капитуле под председательством достопочтенного Великого Магистра Ордена Его Превосходительства Д.Л. Нарышкина, единодушно избрали господина Александра Пушкина коадъютором Великого магистра Ордена Всех Рогоносцев и историографом Ордена. Непременный секретарь граф И. Борх». Если убрать слова «историографом Ордена», то вместо Александра Пушкина можно свободно вписывать любую фамилию – Иванова, Петрова, Сидорова или Васи Пупкина. Потому что это – стандартное клише. Если дать себе право взвешенно подумать, то любой здравомыслящий человек способен догадаться о том, что основной целью этого клише является вовсе не Пушкин, а фигура, гораздо более ненавидимая и значимая для сочинителей «шутовского диплома» – русский император Николай Первый.
О том, что напрашивается именно такой вывод, понимал и Александр Сергеевич, обратившийся через Бенкендорфа напрямую к царю. И царь принял его. Естественно, он принял поэта вовсе не из-за намёков на поведение супруги Пушкина или из-за их внутренних семейных разборок, которых, кстати, между супругами так и не произошло. В данном случае дело касалось попытки запятнать имя государя! Поэтому встреча поэта и императора, состоявшаяся поздней осенью 1836 года, возможно в присутствии Бенкендорфа, а, может быть, и вовсе тет-а-тет, была настолько секретной, что о ней долгое время не догадывались даже самые ушлые пушкиноведы. Но она была! Она реально состоялась, поскольку некоторые дальнейшие поступки Пушкина без имевшего места факта такой встречи и устных договорённостей между Николаем Павловичем и Александром Сергеевичем… объяснить невозможно.
Почему напрашивается такой вывод? Такой вывод следует из текста пасквиля. Истории Дмитрия Львовича Нарышкина и Иосифа Борха были хорошо известны не только в русском великосветском обществе, но и при всех дворах западноевропейских государств, а уж в дипломатических кругах – в особенности. Жена Дмитрия Львовича Нарышкина, обер-егермейстера двора Александра I, Мария Антоновна, фактически официально 14 лет кряду была фавориткой покойного императора, а потом сбежала с флигель-адъютантом государя в Париж – и от императора, и от мужа-рогоносца. Иосиф Борх – тщеславный, но бедный и лишённый каких бы то ни было талантов мелкий чиновник, женился по расчёту на Любови Голынской – женщине богатой, красивой, но легкомысленной. Двору было угодно, чтобы она украшала балы в Аничковом дворце. Для этого её мужу Борху в апреле 1832 года было присвоено низшее придворное звание камер-юнкера, тогда же его произвели в должность протоколиста. В апреле 1835 года последовало новое повышение Борху – чин титулярного советника. Такая внезапная и ничем не заслуженная карьера была вызвана причинами, хорошо известными всему Петербургу – Любовь Борх сожительствовала с императором, а её муж Иосиф – с министром Уваровым.
Написать подобный пасквиль русскому подданному было бы чревато не безобидной высылкой из страны, как с иностранцами, а ссылкой в Сибирь и содержанием в кандалах. Почему? Да потому, что пасквиль явно порочил семью императора и его лично! В первую очередь его, а не Пушкина! Пушкина тоже, но во вторую или даже в третью – после Борха… Вот о чём император безусловно мог согласиться (и согласился!) выслушать Пушкина.
4. Бумага.
Уже 8 ноября 1836 года вечером, будучи на именинах у своего лицейского товарища М.Л. Яковлева, Пушкин выяснил, что бумага, на которой были написаны анонимные письма, иностранного производства, а так как она облагалась высокой пошлиной, Яковлев уверенно заявил, что она могла быть привезена в Петербург только кем-то из дипломатов. Сведениям, полученным от Яковлева, директора типографии и профессионального знатока бумаги, Пушкин, безусловно, мог доверять.
Из воспоминаний Соллогуба известно, что в 1836 г. кто-то из иностранных дипломатов доставил в Петербург из Вены печатные образцы подобных шутовских «дипломов». Это подтверждает версию о том, что текст пасквиля был сочинен не русскими подданными и не в России. В сочинённое за пределами России стандартное клише можно было вписать любое имя русского человека, неугодного иностранному государству. Кроме того, учитывая имена Нарышкина и Борха, упомянутые в тексте, можно смело утверждать, что главной мишенью пасквилянтов являлась императорская семья, а главной целью – откровенная дискредитация и уничижение репутации российского императора в глазах мирового сообщества.
Таким образом, Пушкину становится ясно, что шутовские «дипломы» были преднамеренно завезены в Россию из Австрии либо вместе с дипломатическим багажом, либо с дипломатической почтой. Уже сами по себе эти действия можно было расценивать как исключительно враждебный акт против Российского государства со стороны «западных партнёров». Не следует забывать и того, что в самом русском правительстве министр иностранных дел Нессельроде, друг Геккернов, всячески поддерживал политику австрийского двора в России. Пушкин мешал им всем своим существованием, хотя бы потому, что безусловно представлял интересы русского народа.
5. Виновники пасквиля.
Пушкин давно догадывался об интригах, которые плелись вокруг его супруги семейкой педерастов Геккернов, знал и о несостоявшемся свидании, и об уязвлённом самолюбии Жоржа Дантеса, знал о шантаже и прямых угрозах обоих Геккернов его жене. Кстати, замечу, что пасквиль появился в доме Пушкина не абы когда, а в очень знаменательный момент. На второй день после полного фиаско Дантеса в глазах Натальи Николаевны.
Итак, кто же мог осуществить провокацию с пасквилем на семью императора, на самого императора, а заодно и на семью Пушкина? По всем признакам: иностранец, ненавидящий Россию… Этот человек поимённо и адресно знал всех членов узкого круга близких друзей Пушкина и дома Карамзиных. Человек, воспользовавшийся для пасквиля стандартным клише, завезённым из-за границы. Человек, имеющий в достаточном количестве дорогостоящую бумагу, изготовленную за границей и не имевшуюся на тот момент в России в свободной продаже. Человек, сообщивший Пушкину о том, что он рогоносец, на следующий день после того, как Наталья Николаевна откровенно и однозначно дала понять Дантесу, что его ухаживания, намёки и приставания бесполезны. Вам подсказать имя или сами догадаетесь?.. Кстати, титул барона Геккерну присвоил Наполеон… Да-да!! Тот самый французский агрессор. Вскоре после бурных событий начала 1837 года, когда присутствие Геккернов в России было сочтено неуместным, бывший нидерландский посол переехал в Вену и работал там с июня 1842 года до октября 1875 года полномочным представителем при австрийском императорском дворе. В той самой стране, из которой в 1836 году в Россию прибыли подготовленные и отпечатанные шаблоны пасквилей…
Однажды Александр Сергеевич на вопрос своего друга-лицеиста о том, где он служит, ответил просто и ёмко: «Я числюсь по России». «Числиться по России» в устах поэта означало «беззаветно служить своему Отечеству». Крылатая фраза Евгения Евтушенко «Поэт в России – больше, чем поэт» известна давно.
Кстати, более всего это заметно иностранцам, людям со стороны. Как метко сказала одна итальянская исследовательница пушкинского наследия: «Россия – единственная в мире страна, которая не перестаёт скорбеть по своим поэтам… Только в России убийство Поэта равно Богоубийству».
Яростная ненависть Пушкина по отношению к Дантесу и Луи Геккерну известна, однако, если бы причиной такой ненависти действительно была именно ревность обманутого мужа, то зная африканский характер поэта, можно было бы без труда предположить, что и на Наталье Николаевне ярость мужа так или иначе, но отразилась бы сполна. Однако подобного со стороны поэта к своей жене почему-то не наблюдалось. Ни одного упрёка. И с её стороны – никаких заявлений и утверждений. Получается, что Пушкин не ревновал свою любимую жену ни к кому, поскольку полностью ей доверял!
Существует множество памятников Александру Сергеевичу Пушкину. Воздвигнуты они по всему миру – в разных городах и странах. Образ поэта изображен в них так, как представляют его читатели, а в первую очередь скульпторы. Пушкин – вдохновенный романтик, задумчивый, мечтательный, влюблённый… Но нет среди них одного: Пушкин – любящий муж, защитник и утешитель в печали…
В воскресенье 24 января 1837 года, за считанные дни до трагической гибели поэта, квартиру Пушкиных посетил русский этнограф-фольклорист и палеограф Иван Петрович Сахаров со своим знакомцем Якубовичем. Естественно, что им кто-то открыл дверь, естественно, что хозяев дома предупредили о визитёрах, тем не менее, гости застали хозяев не встречающими их, а находящимися в том положении, в каком они пребывали перед их приходом. То есть для Пушкина и его жены то общение, которое происходило между ними, на этот момент было настолько важным, что они предпочли не прерывать его даже в виду появления сторонних людей.
Вот что вспоминает по этому поводу Иван Петрович Сахаров: «… приходили мы, я и Якубович, к Пушкину. Пушкин сидел на стуле; на полу лежала медвежья шкура; на ней сидела жена Пушкина, положа свою голову на колени к мужу. Это было в воскресенье. А через три дня уже Пушкин стрелялся». Сцена описана так, что не возникает ни малейшего сомнения в её реальности. Именно так и было. И это тот самый случай, когда не нужно никаких речей для того, чтобы любой мыслящий человек мог уяснить для себя некоторые аспекты семейных взаимоотношений Пушкиных в период, непосредственно предшествующий дуэли и смерти поэта.
Первое, это абсолютное доверие между мужем и женой. Только в таких случаях возможна именно такая сцена. Второе, между супругами нет никакого конфликта. Наталья Николаевна сидит на полу, на медвежьей шкуре, голова её – на коленях мужа. Это красноречиво говорит о том, что Александр Сергеевич любил свою супругу далеко не безответно, что и она – явно любила его, именно его, что бы ни утверждали о ней придворные сплетники и сплетницы.
Третье, несмотря на то, что трагическая развязка уже очень близка, в этой семье нет и тени разлада, который можно было бы предполагать, основываясь на досужих слухах. Но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать: такая сцена, явившаяся очам невольных её свидетелей, более чем красноречиво указывает на отсутствие внутренних противоречий в отношениях супругов и подчеркивает их духовное единение. Более того, в данном случае супруга ищет защиты и успокоения у своего мужа. И муж её понимает, любит и гарантирует ей свою защиту от кого угодно и чего угодно. Об этом говорит его поза сидящего на стуле – с головою жены, доверчиво покоящейся на его коленях.
При всём этом следует не забывать о том, что днём раньше произошло свидание Натальи Николаевны и Дантеса. По его настоятельной просьбе, основанной на выдуманной им же якобы грозящей опасности её родной сестре Екатерине. Только тревогой и заботой о судьбе старшей сестры было вызвано вынужденное согласие Пушкиной на тайное рандеву. Однако, едва обман Дантеса стал понятен Наталье Николаевне, она сейчас же прервала свидание, возвратилась домой и обо всем сообщила мужу, от которого и прежде не имела привычки скрывать что-либо, к превеликому огорчению бесчисленных светских сплетников, а в особенности, господина барона Геккерна.
Обязанность любящего мужа – выслушать супругу, утешить её и защитить. Пушкин – защитник и утешитель. Сцена, представшая глазам Сахарова и Якубовича в воскресный день 24 января, на мой взгляд, очевидно, заслуживает того, чтобы увековечить её хотя бы в одном из многочисленных памятников поэту. Как я неоднократно упоминал в прежних своих работах: Пушкин, выйдя на дуэль у Чёрной речки, защищал не только честь своей семьи, но в первую очередь честь России.
Понимала ли Наталья Николаевна истинное величие своего мужа, его значение не только для русской литературы, но и для российской истории? Вероятно, да. Есть одна известная деталь семейной жизни Пушкиных, которая, на мой взгляд, наводит именно на такую мысль. Все жёны (да и все мужья) в личной жизни, как правило, называют друг друга некими ласковыми именами или прозвищами, например, «зайка», «лапушка»… Или же обращают само имя в его уменьшительно-ласкательную форму: Владимир – Володя, Николай – Коля, Светлана – Лана, Анна – Нюша и так далее. Естественно было бы по аналогии предположить, что жена Александра Сергеевича называла его Сашей, Шурой, Саней или ещё как-то примерно так.
Однако, по свидетельствам современников, Наталья Николаевна никогда так не обращалась к супругу, хотя тоже называла его по-особенному, просто и ёмко – «Пушкин». Когда я узнал об этом впервые, меня это возмутило: помилуй Бог, что за казёнщина? Однако со временем моё понимание такого поступка изменилось. Для Натальи именем любимого и самого близкого человека стала его фамилия. То есть его особенностью для неё было то, что он олицетворял собой не просто самого себя – мужа своей жены, а уникальное явление в мире, которого больше нет, и не может быть нигде и ни у кого. Сашек, Санечек и Шурочек – в России много, а вот её Пушкин – один, ни с каким другим никому не спутать.
Умерла Наталья Николаевна Пушкина-Ланская осенью 1863 года. Её последние слова, произнесённые в предсмертном бреду, были обращены к своему первому мужу: «Пушкин, ты будешь жить!».
ПРОЩАНИЕ С ПУШКИНЫМ
Возможно, будь Пушкин сдержанней, расчетливей, не испытывай он эмоций, то, наверное, смертельный поединок всё-таки не состоялся бы. И Пушкин как человек остался бы жить. Но поэт без эмоций невозможен, поэт, не испытывающий сильных чувств – вообще не поэт. А значит, Александр Сергеевич погиб именно потому, что был поэтом, великим поэтом. Пушкин как обычный человек – погиб, но как поэт, беззащитный и ранимый, остался жить вечно.
Пуля, выпущенная убийцей, попала в живот, раздробив кости позвоночника: подобная рана в те времена не излечивалась. По заключению врача, Владимира Даля: «Вскрытие трупа показало, что рана принадлежала к безусловно смертельным. Раздробления подвздошной, в особенности крестцовой кости неисцелимы». Владимир Иванович Даль (1801-1872), писатель, этнограф, автор «Толкового словаря русского языка», был человеком огромных и разносторонних познаний. Закончив медицинский факультет Дерптского университета в 1829 году, он участвовал в качестве врача в турецкой и польской военных кампаниях. Приехав в Петербург в 1832 году, он поступил ординатором в военно-сухопутный госпиталь, одновременно занимаясь и литературной деятельностью.
Официальные пригласительные на похороны были разосланы всем главам дипломатического корпуса и иностранных миссий. В соответствии с международным этикетом того времени, подобное делалось исключительно в случае смерти достаточно высокопоставленного сотрудника МИДа. Камер-юнкеры в число таковых ни прежде, ни после не входили.
В разосланном от имени Натальи Николаевны Пушкиной извещении о кончине супруга имелось приглашение «к отпеванию тела его в Исаакиевский собор, состоящий при Адмиралтействе, 1-го числа февраля в 11 часов до полудня». Не сомневаюсь в том, что данное извещение и приглашение писала не сама убитая горем Наталья Николаевна с четырьмя детьми на руках, наверняка это сделал от её имени кто-то из близких. Но и здесь есть момент, требующий непременного уточнения.
В приглашении говорится об отпевании в Исаакиевском соборе. Прошло почти 200 лет, нынешнее поколение наверняка сочтёт, что в приглашении имеется в виду тот самый Исаакиевский собор, которым ныне гордятся все жители Санкт-Петербурга! Друзья мои! Предлагаю не торопиться с такими выводами. Несмотря на замечательные изображения Храма в современном художественном фильме о декабристах на Сенатской площади, в реальности ни в 1825, ни в 1837 году Исаакиевский собор ещё не был построен! В 1837 году было завершено строительство основания купола и началась установка 24 верхних колонн. Торжественное освящение собора состоялось уже после смерти Николая Павловича – 30 мая 1858 года! Естественно, ни о каком отпевании в соборе без крыши и тепла не могло быть и речи! Между тем, мне неоднократно доводилось читать о том, что «проклятый царский режим» преследовал поэта и после его кончины, не позволив совершить торжественное прощание поэта с народом в Исаакиевском соборе! Абсолютно безграмотная псевдореволюционная демагогия! Однако мало того, некоторые деятели на основании этой ахинеи, высосанной из содержимого выеденного яйца, пошли ещё дальше, заговорили о каких-то массовых народных волнениях в февральском Петербурге образца 1837 года!
В чём же было действительная причина упоминания Исаакиевского собора в приглашениях, направленных от имени вдовы поэта? А дело в том, что внутри комплекса зданий самого Адмирайтейства 10 мая 1755 года была освящена небольшая домовая церковь во имя праведных Захарии и Елизаветы. А 17 апреля 1821 года в связи с проводимыми строительными работами богослужения в ней были прекращены. Летом 1821 г. по причине кардинальной перестройки Исаакиевского собора было принято решение устроить временный поместительный храм в здании Адмиралтейства, что и было сделано архитектором Монферраном. 12 декабря того же года ко Дню рождения Государя в Адмиралтействе был освящён храм по имя святителя Спиридона. А другой придел был посвящён преподобному Исаакию Далматскому. Так возник очень небольшой скромный временный Исаакиевский собор внутри главного здания Адмиралтейства. Кстати, по завершении строительства Исаакиевского собора, уже в царствование императора Александра II, Адмиралтейский храм святителя Спиридона решили не упразднять. В наше время этот храм является объектом исторического наследия.
Временный, маленький, домашний. Понимаете – разницу? Не могла вдова позволить себе аренду громадного, к тому же ещё и недостроенного храма! Не на что ей было устраивать дорогостоящие помпезные похороны – при долгах, да ещё с четырьмя детьми на руках!
В реальной ситуации вокруг рокового смертельного поединка, судя по его действиям, лучше всего тогда разобрался император Николай I. Пушкину посмертно были оказаны почести, полагавшиеся не взбалмошному дуэлянту, а национальному герою.
По воле императора отпевание поэта стало торжественным, государственным актом, ибо происходило по его согласию и решению в Конюшенной церкви, являвшейся в то время фактически домовой церковью императорской семьи. На отпевании присутствовали в соответствии с международным этикетом того времени главы практически всего дипломатического корпуса и иностранных миссий, находившихся в Санкт-Петербурге. Кстати, даже Жуковский, бывший одним из распорядителей похорон, поначалу писал: «О Конюшенной нельзя было и подумать, она придворная. На отпевание в ней надлежало получить особое позволение». Всё это говорит о понимании императором исключительного значения Пушкина в реальной табели о рангах Российской империи.
Прощаться с Пушкиным помимо родственников, друзей поэта и петербургской интеллигенции, помимо министров и генералов России, явились главы почти всего дипломатического корпуса Санкт-Петербурга за исключением двух – заболевшего прусского посланника и барона Геккерна, которого, разумеется, никто никуда не приглашал…
Удивительно, но история Конюшенной церкви имеет некие духовные пересечения с историей жизни Пушкина. После дуэли ещё живого Пушкина привезли в дом Волконских на Мойке и послали за священником из ближайшей церкви. Им оказался придворный протоирей Пётр Дмитриевич Песоцкий, настоятель именно Конюшенной церкви, который прошёл с русской армией войну 1812 года, был награждён бронзовым крестом на Владимирской ленте, орденом св. Анны 2-й степени, возведён с потомством в дворянское достоинство. Как свидетельствуют очевидцы (княгиня Е.Н. Мещерская, князь П.А. Вяземский), отец Пётр после исповеди Пушкина вышел от умирающего поэта со слезами на глазах и сказал: «Я хотел бы умереть так, как умирает этот человек!».
Именно в Конюшенной церкви долгое время находились привезённые некогда из Константинополя святыни: Образ Спаса Нерукотворного, Плащаница, шитая шелками и жемчугом, и икона Знамение. В 1828 году император Николай I брал Образ и Плащаницу с собой в турецкий поход. Тот самый, в котором участвовал и Пушкин.
По преданию, в 1814 году, Образ Всемилостивейшего Спаса из Конюшенной церкви находился с императором Александром I при взятии союзными войсками Парижа. Молодой Геккерн начал свою карьеру во французском Тулоне – чиновником голландского флота, базировавшегося там. Он верно служил, но не оккупированным Нидерландам, а врагу России и Нидерландов – Наполеону, и дослужился до титула барона его Империи. Когда-то 1812 году юный Александр Пушкин, глядя, как уходят сражаться за Родину русские полки, мечтал быть в их рядах… Он погиб от пули, выпущенной французом по наущению того, кого благословил Наполеон.
Похоронили Пушкина там, где он и хотел быть похороненным, где заранее купил для этого место: в Святогорском Свято-Успенском монастыре рядом с могилой матери.
Я был в том месте в дни моей юности. С возвышенности, на которой находится монастырь, открываются взгляду необъятные дали. Видно всю Россию.
