МЕЖДУ ЛАВКРАФТОМ И ЛЕВИНАСОМ
Лучше всего мы пишем из пустоты.
Звуки идут с неведомой частоты,
с подводной базы, потерянной в темном море,
звуки идут из города за хребтом,
и даже маньяк не посмеет жалеть о том,
что он не знает героев его историй.
Голос чужой свободы, чужих имен,
голос, который ухом твоим пленен
и отражен, а значит – опять отброшен.
Слушай по радио сумерек и пустот
голос пещер, островов и пчелиных сот.
Может ли быть этот странный пейзаж хорошим?
Слушай Другого. Голос всегда далек,
всегда искажен, пройдя через твердый лед,
неузнаваем. И по коротким фразам
нельзя опознать, увы, ни господ, ни слуг.
Но ты понимаешь, когда обратишься в слух:
лишь на дистанции и возникает разум.
Разум не терпит встреч, он всегда один.
Скалится в небо каменный крокодил,
может послушать, но вряд ли поймет хоть слово.
Бывают преграды круче железных стен,
и это – всего лишь границы умов и тел.
Голос – всегда не ты. Этот мир основан
на невозможности подлинных чистых встреч,
хотя существуют мысли, язык и речь,
и можно желать этой встречи предельно остро.
Голос – всегда не ты. И его надрыв
будет смешон и страшен, пока ты жив.
Голос Другого чужд, словно шепот монстра.
Каждый, кто жив – до последнего дня изгой,
но щупальца тянет, тянет к тебе Другой.
Хочет играть, ищет тепла объятий.
Им говорят и власть, и любовь, и страх,
он одинок в своих ледяных горах,
призрак возможной встречи ему приятен.
как и тебе. И каждый из вас, прозрев,
приоткрывает жалобный львиный зев,
и снова кричит о чем-то, ища контакта.
В этом желании виден Его концепт.
Мир озаряет светом простая цель –
отблески Встречи, отложенной на когда-то.
Лишь с расстоянья возможен свободный шаг.
Лишь одиночество учит тебя решать.
Воля идти за пределы родится в клетке.
И только так ты станешь чуть-чуть готов,
в темной пустыне воздух хватая ртом,
к возможной встрече –
смертельной, как выстрел меткий.
CODE BINAIRE DE SAINT-BERTRAND
Весь мир ложится в двоичный код,
“есть сигнал” и “сигнала нет”.
Вся музыка – в паузах между нот,
Все смыслы – в воздухе между строк,
Каждый оранжевый наш рассвет –
Это Божьи часы говорят тик-так.
В дымке несчастий и катастроф
Ты неизбежно увидишь знак.
Весь мир ложится в двоичный код,
Внизу за годом проходит год,
Но в небе время идет не так.
Священник молод для этих мест,
В глазах ни строгости, ни суда,
Но это скоро ему простят.
На нежной щеке небольшой порез,
Он брился небрежно, спешил сюда
Для первой мессы среди крестьян.
В первый день своего труда
В деревне Сен-Бертран-де-Комманж.
Его зовут Анри или Анж.
Кто стиснут миром со всех сторон,
Однажды увидит дорожку вбок,
Путь отступления в тихий край.
Здесь, в департаменте От-Гаронн,
Стены почтительно смотрят вверх,
Помнят задачу, что дал им Бог,
Помнят тринадцатый, скажем, век.
Помнят готический, скажем, май.
Помнят, как раненых защищать,
Помнят о разных простых вещах.
В центре клуатра растут цветы,
привыкшие к звукам воскресных месс.
Скамьи в соборе еще пусты,
Резное дерево помнит вес
Давно погребенных, истлевших тел.
И там, где епископ всегда сидел,
Лежит экземпляр “L’Histoire Francaise”.
Верно, для тех, чья душа жива,
Каждый сюжет будет свеж и нов.
Священник ищет в себе слова
Для утешенья старух и вдов,
и всех, кто послушать его готов.
Скользит по твоим волосам рукав
Черной сутаны; а он не знал,
Насколько быстро идет сигнал,
Какая сила в его руках
На самом деле. Среди колонн,
Готических окон, горгулий, роз –
Сияющий мальчик на твой вопрос
Ответил, что существует Бог,
И все мы сидим за его столом.
И ты улыбки сдержать не смог.
Да, по условиям нам дано:
“есть сигнал” и “сигнала нет”
Но там, где ты видишь, что есть Одно,
Ты видишь его непрерывный свет.
Весь мир ложится в двоичный код,
Сигнал идет по рельефу лиц.
Священник выключит свой айпод
И будет слушать молитвы птиц.
FALLOUT
Кому и как ты говорила: “здравствуй”
В пространствах, где заборы высоки
В болоте у светящейся реки
Обочины тупого государства
Где дремлют оружейные ларьки
Кому и как ты говорила: “хватит”
Просила, чтобы кончилась игра
Рыдала в пол-четвертого утра
Валяясь поперек чужой кровати
Подушка от соплей была мокра
Какой ценой заплачено за годы
Что мы прожили в башнях из костей
Фильтруя все: от снов до новостей
Нас сторожат наемники-уроды
Опасно приглашать сюда гостей
Когда выходишь, ветер щиплет за нос
И думаешь: холодное пальто
И что-то в этом воздухе не то
Сбежать нельзя. И все же оказалось
Дырявым их стальное решето
Все боги спят. На свалке пахнет розой
Что ни крути, получишь автомат
Все ржавое, никто не виноват
Остался блеф, когда потрачен козырь
Иди вперед, одна, почти солдат
А вот теперь и сил своих не жалко
Легко вставать из грязи в кружевах
И говорить, опасность прожевав,
Самой себе с улыбкою сержанта:
Stand up and fight, пока еще жива.
CRASH TEST DUMMIES
Радость моя, ты станешь моим краш-тестом.
Стартуем завтра, рутинно, с того же места,
с той же скоростью, к той же стальной стене.
Удар. Манекен, повисающий на ремне.
Не о такой надежности мы мечтали.
Крошится пластик, мерзкая дрожь в металле,
глупая электроника верещит.
Но любую конструкцию можно улучшить, если
не думать, что все совершается силой мысли.
Когда мы поймем, куда и зачем мы влезли,
Мы сможем усилить системы своих защит.
Сначала все сыплется, как китайские джипы,
и шансов нет, что куклы остались живы.
Но после механики что-нибудь там внедрят,
чтоб этот трип стал мягок и безопасен.
Трехмерная рама славно удары гасит,
и даже лампочки треснувшие – горят.
Травматический опыт треплет любые нервы.
Мне каждый раз страшнее, чем в самый первый.
Но манекены готовы пуститься в путь.
Давай же. Эксперты ждут, павильон оплачен.
Сегодня все разлетелось к чертям собачьим,
но завтра механики сделают что-нибудь.
Анна Федорова родилась в Москве в 1981 году. Окончила РГГУ по специальности “политология”. Живет в Москве.
