(В братстве зажжённой искры. Альманах. Выпуск 8. Сост. И. Горич. – М., Водолей, 2022. – 284 с.)
При огромном многообразии выходящих ежегодно поэтических антологий «Братство зажжённой искры» стоит, пожалуй, особняком. Хотя бы потому, что это издание не является корпоративным и отличается некоторой «первобытностью». Здесь можно увидеть под одной обложкой таких разных поэтов, как Евгений Витковский, Дмитрий Артис, Александр Воловик, Саша Ирбе, Бахыт Кенжеев, Андрей Коровин, Лада Пузыревская, Илья Будницкий, Ярослав Пичугин, Амирам Григоров, Тейт Эш. А объединяет этих и других авторов – любовь к их творчеству составителя антологии Игоря Горича (Чернова). Горич, известный шахматист и стихотворец, издаёт эту антологию за свой счёт. Это его посильный вклад в нашу культуру. В одном из своих стихотворений он говорит о «времени чистых». Так вот, его авторский альманах и представляется мне развёрнутым на бумажных страницах «временем чистых».
Помимо просветительских задач и популяризации творчества участников, в альманахе неизменно присутствует мемориальная страничка. Из ушедших поэтов, представленных в новом издании, многих я знал лично – Евгения Витковского, Вячеслава Михайлина, Алексея Ефимова и, конечно же, Вилли Мельникова, с которым постоянно пересекался на различных московских мероприятиях. В этом году Вилли исполнилось бы 60 лет. Публикаций о нём очень мало: его «квантовая лингвистика» трудна для восприятия и не всякому рецензенту-аналитику «по зубам». А в «Братстве искры» о нём, с подачи Елены Коро – обширный, с любовью написанный материал: Дмитрий Макаров рассказывает о нескольких приездах Вилли Мельникова в родной город Сергея Есенина – Рязань. Вот что говорит о нём Макаров: «Все, кто с ним общался, сразу же ощущали его открытость, и не сказать – наивность, но какую-то беззащитность, что ли. Никакой звёздности, и какая-то простота в общении и обхождении. Уверенность, но простота. О нём абсолютно честно можно сказать – уникальный, незазвездившийся феномен». Ценное мнение!
Важно, что авторы «Братства искры» охотно вовлекаются в мемориальную деятельность альманаха. Издание полезно бывает просмотреть от корки до корки, хотя бы бегло. Стоит ограничиться друзьями и знакомыми – непременно пропустишь что-то важное. Благодаря «Братству» я познакомился с творчеством Юрия Грунина, включённого Евгением Евтушенко в «Строфы века». Я был, можно сказать, шокирован биографией поэта и качеством его стихов. Даже если бы в «Братстве искры» больше ничего не было, кроме очерка Владимира Мощенко о Грунине, полагаю, издание себя бы оправдало. Мне доводилось бывать в Джезказгане, где провёл большую часть своей жизни Юрий Грунин. Это дыра, откуда сложно бывает выбраться. Поэт отбывал там наказание за немецкий плен, да так и остался в Казахстане до конца своих дней. Трудно поверить, но великий и ужасный Дмитрий Быков лично навестил Грунина в этом богом забытом городе. Позже он написал о жизни поэта очерк «Непрощённый». Фрагменты из поэмы Юрия Грунина «Фантасмагория бытия» представлены в «Братстве зажжённой искры»:
…Вы меня поймите, не осмейте,
я юрок-вьюрок из дальних мест –
верещу о жизни, не о смерти,
лишь в себе самом несу свой крест.
Не погиб меж Сциллой и Харибдой,
столько повидав смертей одних!
Не поник меж Правдою и Кривдой, –
уцелел, чтобы страдать от них.
Ах, война и плен, мой ад кромешный.
В море – тишь. Но где же в мире тишь?..
Жизнь моя – крест четырёхконечный,
мне судьбой навязанный фетиш.
Поэма большая, она требует внимательного чтения. Строк такой силы и убедительности о плене и ГУЛАГе в русской поэзии немного. Автор после трёх лет немецких лагерей десять провёл в сталинских (Соликамск, Джезказган). Свои строки Юрий запоминал наизусть, потому что писать было не на чем, да и могли отобрать рукопись. Поэзия тоже была компроматом. Такие наши корифеи, как Межиров, Твардовский, Сельвинский высоко оценили мастерство поэта, но помочь ему с публикациями никто из них не сумел. Только Евгению Евтушенко удалось опубликовать одно стихотворение в «Строфах века». Дмитрий Быков пишет: «Его место – пусть не рядом с богами вроде Маяковского или Мандельштама, но с титанами – Слуцким, Твардовским, Окуджавой, Самойловым». А вот ещё одно лирическое стихотворение Грунина:
Я шёл на войне сквозь кусты
чужими глухими местами,
чтоб к счастью разведать мосты.
А счастье лежит за мостами.
Копал я породы пласты,
чертил я листы за листами,
чтоб к счастью построить мосты.
А счастье лежит за мостами.
Но слева и справа, пусты,
застыли погосты с крестами,
и взорваны кем-то мосты.
А счастье лежит за мостами.
И я не твержу про мечты
потрескавшимися устами –
в душе сожжены все мосты.
Да было ли что за мостами?
Быков, по аналогии с французской литературой 19-го века, записывает Грунина в «проклятые» поэты. И это сущая правда: его творчество нам ещё только предстоит для себя открыть. Вернёмся, однако, к нашему альманаху. Важным представляется мне то, что даже очень известные поэты представлены в сборнике одним-двумя стихотворениями, не больше. Это укрупняет оптику их творчества и улучшает качество альманаха.
К недостаткам «Братства зажжённой искры» я бы отнёс отсутствие электронной версии альманаха. В результате некоторые тексты приходится набирать для комментирования вручную. У меня сложилось впечатление, что весь альманах – не только материалы об ушедших поэтах – пронизан нотой грусти. Время такое сейчас – пасмурное. Но на бумаге оно, как мне кажется, успешно конвертируется в творчество, во «время чистых». И стихотворение Бахыта Кенжеева, представленное в альманахе, как нельзя лучше вписывается в эту эмоциональную гамму.
Не говори, что нем могильный холм,
любая жизнь закончится стихом,
любую смерть за трёшку воспоёт
кладбищенский весёлый доброхот.
А мастер эту надпись поместит
на твой цемент, а может, на гранит,
и две надломленных гвоздики на
него положит скорбная жена…
Не уверяй, что скучен путь земной, –
дай руку мне, поговори со мной,
как Аполлон Григорьев у цыган
угар страстей цветастых постигал,
солдатскую гитару допоздна
терзая в плеске хлебного вина, –
и Фет рыдал, и ничего не ждал,
и хриплый хор его сопровождал.
О если б смог когда-нибудь и я,
в трёхмерный храм украдкою пройдя,
всю утварь мира перепрятать – так,
чтоб лишь в узоре окон тайный знак
просвечивал – не пеной, не волной,
паучьей сетью, бабочкой ночной,
и всякий век, куда бы он ни вёл,
заклятием и: заговором цвёл!
То сердце барахлит, то возле рта
морщина, будто жирная: черта
под уравненьем – только давний звук,
бескровным рокотом взрываясь из-под рук,
снует, как стон, в просторе мировом…
Ворочаться и слышать перед сном:
очнись – засни – прости за всё – терпи,
струной в тумане, голосом в степи…
