Четверг, торжественное открытие фестиваля «Киевские лавры» в «Диване», вход по пригласительным и бейджам участников. Ни пригласительного, ни бейджа у меня нет. Появляется Наташа Бельченко. «Пропустите Олю, она же тоже поэт», – просит Наташа. «Наташенька, только ради вас», – говорят мужчины на входе, и мы попадаем в зал. В зале буквально все, кто имеет отношение к поэзии, а стихов не слышно. Лучше всего слышно в туалете, еще там есть мягкие диваны и цитаты из классиков. «Я украла цитату Маркеса, вот посмотрите», – показывает мне листочек с цитатой какая-то девушка. «Что будет через двадцать лет? Многие сопьются, а я получу Нобелевскую премию», – говорит Аня Леонарду. – «Оля, Леонард – настоящий джентльмен, он лучший мужчина здесь, поверь моему опыту». «А у вас какие желания?» - спрашивает у меня Леонард. «Нууу» – тушуюсь я. «Ну какие? Чтобы семья, шестеро детей, всегда светило солнце и не убивали зайчиков?». – «Нет, у Оли совсем другие амбиции, она поэт и журналист, пишет про нас таких, какие мы есть – иногда пьяные, иногда смешные, безо всего этого надоевшего официоза. Тебе не нравится Леонард? Выбирай любого в этом зале, и мы с ним познакомимся. Посмотри, вот какие мужчины. Вот это Семен из Польши». «Хочу познакомить вас со своей женой», – говорит Семен. «Мы абсолютно не догадывались, что Семен женат. Мы увидели двоих одиноких мужчин в этом океане поэзии. У вас чудесный муж», – говорит Аня. Я иду вглубь зала на поиски вина. «Оля, у нас есть такой поэт – Варел Лозовой, однажды он шел по улице и нёс катану, его остановили менты, тогда он взял катану и разрубил лежавший на асфальте талончик, и высек искру», - говорит Саша Моцар. Потом меня окликает Ксения, и я сажусь за их стол. Появляется Кабанов, спрашивает: «Ну как вы тут, друзья, всё нормально?», и чокается со всеми, у меня только винный осадок на дне бокала, приходится чокаться им. Потом я возвращаюсь в бар к Ане. Аня говорит: «Я не очень хорошо вижу твои желания, мне легче понять желания мужчин. Ты во всех ищешь зеркало и не можешь найти. Ну, подумай, ты, правда, ведь талантливая». – «А почему М. меня не любит?» – «Значит, ты его тоже на самом деле не любишь, любовь бывает только взаимной». – «Ну а чего хотят мужчины?» - «Любви, понимания, полного принятия. Я обрела гармонию только после тридцати пяти, когда пришла к Богу. Но это же так здорово, что мы все здесь и мы встретились». Появляется Юрий и спрашивает: «Почему это Брагина расстроилась?». «Нам всем нужно иногда побыть наедине с собой. Правда, Оля талантливая?» – говорит Аня. «Ну мы все тут неплохие», – говорит Юрий. «Только лишь бы меня не похвалить», – шлепаю я его. «Приди в объятия Белой Богини», – говорит Аня. «Где ты такого набралась, чудь белоглазая», – говорит Юрий, расстегивает Анину белую рубашку, сдвигает красный лифчик и целует грудь. «Ну только не в «Диване» же», – говорит Аня, Юрию становится скучно, и он уходит. «Пойду искать мужчину на сегодня», – говорит Аня и тоже уходит. Я иду в зал, почти все поэты разошлись и после полуночи их места заняли обычные люди. Несколько поэтов еще в зале, к одному из них, малоизвестному, начинает приставать с личными целями кто-то вовсе мне неизвестный. «Это же здорово!» - радуется первый. - «Я так надеялся, что дело закончится мордобоем». Через некоторое время снова появляется Аня, которая провела всё это время не в поисках мужчин, а в туалете, где застряла. «Я пообещала, что напишу мемуары, когда все их участники умрут. Человек, который взял с меня это обещание, почему-то был уверен, что я всех переживу», – говорит Аня. – «Мне, конечно, легче, потому что я с ними не спала, но представляешь, как было бы здорово сейчас почитать мемуары любовниц Пушкина или Есенина. Только эти ведь все поэты на тебя обидятся, так что возьми псевдоним, и пусть гадают, кто это. У меня вот три псевдонима. Я написала шесть книжек и только после этого поняла, как писать книги. Главное – это просто рассказать историю, и чтобы она цепляла. Конечно, я пишу для себя, но надо, чтобы читателей тоже цепляло. Зачем тебе деньги? Чтобы путешествовать? Ну, приедешь ты в гостиницу, пойдешь на экскурсию в Колизей, вывесишь фотографии в ЖЖ, и что дальше? Нет, я очень люблю ездить, но я нахожу в поездках персонажей своих новых книг, новые детали и фразы. Вообще у нас такая природа, озеро. Я дружу с мэром нашего района, она редактор нашей газеты и по совместительству мэр района бесплатно. Молодой человек, как вы управляетесь с этими коктейлями. У нас двенадцать баров, и во всех пьют только водку, каждый день выводят кого-нибудь в лес и бьют. Это тоже запишите на счет Владимира. Если мы видим эту чашку, нужно научиться представлять дырку, возникающую после исчезновения чашки». «Но чашка не просто стоит здесь, она делает тебя видящей ее», – сказал Владимир. – «Оля, спасибо вам за книжку и за такое вдохновенное молчание».
В пятницу идем в «Бабуин» слушать Шульпякова. Он рассказывает историю о том, как его возили в закрытый город, в котором есть три атомных реактора в скале, люди попадают туда на поезде, а снаружи ничего не видно, просто сопки. Шульпякова привели в актовый зал, где было человек двести, в зале плакат и стенд с его книгами, зачитанными. Шульпяков собирается читать стихи, но женщина с указкой говорит: «Подождите, сейчас не ваша очередь», и начинает рассказывать об этапах творческого пути Глеба Юрьевича Шульпякова. Потом наконец-то настает черед стихов. Люди внимательно слушают и час, и полтора, а Шульпяков уже готов упасть под стол. Такая история. Потом я подарила Шульпякову свою книжку, а он сказал, что его книжку издательство хотело продавать, но ладно, поменяемся. Книгу я читала по дороге в «Диван», где послушала стихи лауреатов премии «Московский счет» и группу «Калекція». На остановке Беляков рассказал, как они тащили во Львове тяжелого поэта и иногда клали его на землю, потому что надоедало нести. Вдруг появились менты и начали учить их отвечать «так», потому что они отвечали «да», хоть и говорили по-украински. Вдруг поэт протянул с асфальта удостоверение и закричал: «Телебачення!». Менты сказали, что его нужно срочно посадить на такси, и ушли. К счастью, такси во Львове дешевое.
В субботу прихожу в «Бабуин» слушать Коровина. Потом начинается следующий вечер, в «Бабуине» тесно, и я остаюсь на улице. Дана Пинчевская говорит: «Куда же вы уходите, прелестное дитя. Сейчас эта трещотка закончит говорить, и начнутся стихи». Потом стихи заканчиваются, и мы едем в ресторан «Улей», но он оказывается не круглосуточным, и мы идем в расположенный по соседству «Мураками» – суши, пиво и футбол, у некоторых зеленый чай и тортик. «Чем современная музыка отличается от современной литературы – это способностью к самоуглублению», – говорит Дмитрий. – «Один раз мы договорились устроить вечер в психиатрической больнице, у них там студия была. Но в последний момент они всё отменили, и мы провели выступление у ворот больницы. На протяжении всей игры нам показывали грустное лицо этого юноши, почему же сейчас нам не показали его счастливое лицо».
Потом все поехали смотреть дом с химерами и кераимскую кенасу – Дом актера. «Оказывается, я здесь когда-то выступал», – сказал Дмитрий. Композитор, который написал музыку для завтрашнего вечера, садился возле каждой из достопримечательностей и продолжал сочинять фугу. Потом заехали в магазин за вином, к водителю подошел какой-то мужчина, сказал, что увидел российские номера и хочет спросить, за сколько можно взять такую машину б/у. «Ну что делать, здесь так принято», – сказал Кирилл. «А мне это нравится, это очень по-европейски», – сказала Наталья. Потом мы поехали дальше, нас остановили гаишники, девочкам пришлось спрятаться, потому что было нас в машине больше, чем положено, но гаишники не проявляли излишней бдительности, и мы поехали дальше – в «Пролісок». Дверь была закрыта, в вестибюле темно. Потом нас всё-таки впустили, по всем номерам были собраны стаканы, и началось распитие вин. Композитор выбросил с балкона стакан и собрался бежать за его осколками. «Ну да, у тебя в интересах написано «стекло», но не надо», – сказала Ксения, достала конверт и начала делать самокрутку. «Что это?» – спросила я. «Просто табак», – ответила Ксения. «В Питере думают так: «Пусть оно десять лет отлежится – вот тогда это вещь». Куда спешить, если впереди вечность. Они до сих пор не издали Пумпянского, при том, что круг Бахтина достаточно хорошо изучен. Я узнал о нем из примечаний к произведениям Вагинова». – «Я разговаривал с Кабановым перед открытием, и он сказал, что вообще не понимает, зачем нужен этот фестиваль, и лучше поехать на рыбалку». – «Понятно, что это маска, но не понятно, насколько она приросла. Он никаких поэтов не читает, наверное, лет десять». – «Ну почему же, он как-то говорил, что знает, что есть такой поэт Воденников». – «Ну, Воденников в 2002-м уже был таким, что он его мог и знать. Ну ладно, лет семь». Потом я замерзла и пошла в номер марать бумагу, кто-то поинтересовался, куда я делась, и им ответили: «Где там спит – пишет отчет о сегодняшней поездке».
В воскресенье люди еще что-то читали в «Диване», а мы пили горькое пиво, потом пошли в гастроном и купили еще горького пива. «Спасибо за книжку – это действительно щедрый дар. Пользуетесь этой торговой маркой?» – спросил философ Александр. «Это огурцы?» – «Нет, подсолнечное масло. Вам ведь, конечно, известна фраза о том, что в одну реку нельзя войти дважды, Гераклит, скептическая софистика, там дальше «и даже единожды нельзя войти в реку, ибо все воды текут».
