Математики Петербургской стороны0

Главы из новой книги

Предисловие

Галина Синкевич

К Петербургской стороне тяготели многие математики нашего города: первые годы своего существования Академия наук располагалась на Петербургском острове в домах Шафирова и Строева на Петровской набережной. В XVIII в. семьи Эйлера, Бернулли, Фусса и других академиков снимали на Островах дачные домики. К началу XX в. на Петербургской стороне появились высшие учебные заведения. Благодаря развитию транспортной сети и бурной застройке Петербургская сторона постепенно стала удобным местом проживания математиков, которые преподавали не только в университете, но и в других вузах города. Дома, улицы и набережные хранят память о них.

Монография содержит биографии, адреса и фотографии домов, где проживали известные математики, родившиеся или поселившиеся на Петербургской стороне до 1914 г.: отец и сын Вулихи, К.А. Поссе, А.Н. Крылов, В.А. Стеклов, Г.В. Колосов, Н.М. Гюнтер, Б.Г. Галёркин, С.А. Богомолов, Н.Н. Гернет, С.П. Тимошенко, А.Я. Билибин, С.Н. Бернштейн, cупруги Эренфесты, Я.И. Перельман, О.А. Полосухина, Я.В. Успенский, Г.М. Мюнц, А.Я. Шохат, В.И. Смирнов, А.Ф. Гаврилов, Г.М. Фихтенгольц, Я.Д. Тамаркин, братья Безиковичи, Н.С. Кошляков, С.Л. Соболев, Г.Р. Лоренц, Л.В. Канторович, С.М. Лозинский.

Вторая часть книги посвящена подробному описанию жизни и творчества Н.М. Гюнтера, более 30 лет прожившего на Петербургской / Петроградской стороне и сыгравшего значительную роль в математической жизни нашего города.

Для меня, как автора, было интересно разыскивать эти дома, ощущать шаги прошлого на улицах современной Петроградской стороны. Можно воспринимать историю города как палимпсест, снимать столетние слои и видеть XX, XIX, XVIII вв. История такого восприятия Петербурга давняя и богатая, мы ощущаем литературное прошлое домов и улиц нашего города:

Давно стихами говорит Нева.
Страницей Гоголя ложится Невский.
Весь Летний сад — Онегина глава.
О Блоке вспоминают Острова,
А по Разъезжей бродит Достоевский[1].

Я бы хотела, чтобы, подобно этому, читатель почувствовал историю математического сообщества сквозь историю Петербургской стороны.

Часть I. МАТЕМАТИКИ НА ПЕТЕРБУРГСКОЙ СТОРОНЕ

«Был поздний холодный вечер…
Питеряне в этот час ужинали,
петербуржцы сидели в театрах,
жители Санкт-Петербурга
собирались на балы и рауты».
Леонид Борисов [9, с. 72]

1.1. Петербургская сторона в XVIII в.
Семьи Эйлера, Бернулли, Фусса

Петр Первый основал Санкт-Петербург в 1703 г. в дельте реки Невы. Город стоит на многочисленных островах. Петербургская (с 1914 г. — Петроградская) сторона состоит из семи островов[2]. Петропавловская крепость была заложена на Заячьем острове, на ее территории — Монетный двор. На Петербургском острове построили дом Петра I, его придворных, полковые казармы, возникли ремесленные слободы — Зелейная, Гребецкáя, Монетная, Рыбацкая, Оружейная и Пушкарская. Здесь же находились первая типография, первый рынок и первая книжная лавка. В доме вице-канцлера Шафирова на Петровской набережной поначалу располагалась Петербургская академия наук (1725).

Рис. 1. Карта Санкт-Петербурга 1737 г.

Рис. 2. Карта Санкт-Петербурга 1799 г.

Рис. 3. Карта Санкт-Петербурга 1913 г.

Рис. 4. Карта Петроградской стороны 1925 г.

Острова Васильевский, Петербургский и другие соединялись с материковой частью города пять теплых месяцев наплавными мостами и перевозами, зимой — по льду Невы. Два месяца в году — во время ледостава и во время ледохода — острова были изолированы. Летом в распоряжение академиков предоставлялся баркас с гребцами. Леонард Эйлер любил отправиться с семьей на целый день на заросший лесом Каменный остров, где прогуливался в сопровождении своего старшего сына Иоганна Альбрехта и своего секретаря Николая Фусса [38, с. 200]. О любви Эйлера к прогулкам по мостам и островам напоминает также одна из самых известных его задач.

На соседнем Заячьем острове стоит Петропавловская крепость, образ которой вдохновил братьев Николая II Бернулли (1695–1726) и Даниила Бернулли (1700–1782) на формулировку «Петербургского парадокса» — знаменитой задачи о бесконечном математическом ожидании. Идея этой игры возникла в Базеле у Николая I Бернулли (1687–1759), их двоюродного брата, что подтверждается его перепиской с Пьером Монмором. Даниил представил эту задачу в Петербургской академии в 1730 г. и опубликовал статью о ней в Записках Петербургской академии наук (1738), дав персонажам петербургские имена (Петр и Павел играют в орлянку… — ведь Петр и Павел могут играть бесконечно).

Поселившись на Васильевском острове, академики охотно снимали на лето деревенские домики на Островах[3]. Как писал Н. Фусс, в ижорской деревне[4] на Крестовском острове

«… уже не первое лето проводят многие из моих знакомых, по большей части ученые, из-за чего шутники называют это место академическим островом или латинской колонией» [38, с. 175].

Летом 1789 г., семьи двух друзей-академиков из Швейцарии — Николая Фусса и Якоба II Бернулли — снимали сельский домик на Аптекарском острове. Их жены были сестрами, внучками Л. Эйлера и дочерями Иоганна Альберта Эйлера.

Рис. 5. Николай Фусс

Николай Фусс (1755–1826) приехал в Петербург в 1772 г. по рекомендации Даниила Бернулли, которого Леонард Эйлер, теряющий зрение, просил прислать ему помощника. Фусс стал не только секретарем и редактором, но во многом и соавтором Л. Эйлера, разрабатывая его идеи, а впоследствии — автором самостоятельных работ по сферической геометрии, тригонометрии, теории рядов, геометрии кривых, дифференциальным уравнениям, картографии, страхованию, а также работ по физике, механике, астрономии и значительного числа учебников. С 1775 г. Фусс — адъюнкт; с 1883 г. — академик, замещавший секретаря Академии И.А. Эйлера во время его отъездов. В 1810–1818 гг. исполнял обязанности руководителя Академии. В 1784 г. Фусс женился на Альбертине, второй дочери И.А. Эйлера, внучке Леонарда Эйлера.

Якоб II Бернулли (1759–1789), внук математика Иоганна Бернулли, сын физика Иоганна II Бернулли и племянник математика и механика Даниила Бернулли, приехал в Россию в 1786 г. Он был рекомендован Н. Фуссом и приглашен княгиней Екатериной Дашковой, директором Императорской Петербургской академии наук. С 1787 г. — ординарный академик. Он успел опубликовать многообещающие работы по различным вопросам механики, теории упругости, гидростатики, баллистики, вращательному движению тела, укрепленного на растяжимой нити, течению воды в трубах, гидравлическим машинам, в том числе в Записках Петербургской академии наук опубликовал восемь трактатов. Вывел дифференциальное уравнение колебания пластины.

Рис. 6. Якоб II. Бернулли

Приехав в Петербург, Якоб поселился неподалеку от И.А. Эйлера, столовался у них и покорил всех своим веселым характером. Якоб Бернулли сблизился и с семьей Фуссов, став в 1788 г. крестным отцом их второй дочери [38, с. 156].

Якоб влюбился в дочь Иоганна Альбрехта Эйлера, юную Шарлотту (Лотту). Она отвечала ему взаимностью, и с позволения ее родителей они ждали ее конфирмации, чтобы сыграть свадьбу. Свадьбу назначили на 16 апреля 1789 г., хотя пришлось перенести ее на 29 апреля из-за позднего ледохода, так как дядя невесты, Христофор Эйлер, командир Оружейного завода, должен был добираться из Сестрорецка, а лед был уже слишком тонок для перехода [38, с. 156]. Молодые поселились на Первой линии, в квартире Кадетского корпуса[5], где преподавал Я. Бернулли.

На лето молодые вместе с супругами Фусс и их детьми сняли за 10 рублей деревенский домик на Аптекарском острове[6]. Якоб каждое утро ходил купаться на Малую Невку, хотя течение там сильное, а вода холодная даже в середине лета.

Рис. 7. Иоганн Вильгельм Барт[7]. Панорама Малой Невки; 1810-е (слева — Аптекарский остров, справа — Каменный остров)

Далее приведем фрагмент письма Фусса к отцу:

«Он [Якоб Бернулли] был страстным любителем купаний, и это было одной из главных причин, почему он с пылом поддержал и осуществил высказанную в конце зимы идею совместно снять на лето дачу. Часто уже в 5 часов утра, когда все еще спали, он в шлафроке отправлялся к расположенному примерно в версте от нашего дома очень удобному для купания месту и возвращался к завтраку с мокрыми волосами. Напрасно жена просила его не купаться в одиночестве и в такую рань; если погода позволяла, он купался два раза в день, вечерами я иногда составлял ему компанию.

3 июля родители наших жен и еще несколько общих друзей собирались провести у нас вечер и насладиться совместным ужином на природе. Даже то обстоятельство, что некоторые гости приехали уже днем, не помешало ему отправиться купаться, а поскольку день выдался очень жаркий, то я пошел вместе с ним. Я остановился на привычном месте, а он отошел на 20 шагов вверх по течению и быстро нырнул в воду, но уже при втором нырке он показался мне очень утомленным. Поэтому я попросил его выйти из воды и пойти домой, тем более что нас ждали к чаю. С этим я вышел на берег и больше не обращал на него внимания. Одеваясь, я услышал тяжелое дыхание, привлекшее мое внимание, и поскольку звуки, производимые плавающим человеком, неожиданно прекратились, а кустарник закрывал от меня реку, то я поспешил вниз к воде и с ужасом, парализовавшим мои нервы, увидел, что он тонет и остекленевшими глазами смотрит на меня. Я бросился в воду, но в тот момент, когда уже, казалось, добрался до него, запутался в густых водорослях, достигавших в этом месте 1,5 саженей в длину. Уже под водой огромным усилием мне удалось вырваться из них, и я с большим трудом и на пределе сил вытащил утопающего на берег…

…день, который мы предвкушали как день встречи с друзьями, превратился в день кошмара и скорби. Милая Лотта, ставшая вдовой после 9 недель супружеской жизни, с разметавшимися волосами, с отчаянием в глазах и сердце бросалась на тело супруга и напрасно пыталась вернуть его к жизни самыми нежными словами — нет, я никогда не смогу забыть эту сцену. Пять дней я чувствовал себя совершенно разбитым, отчасти из-за пережитого волнения, отчасти из-за сильного перенапряжения во время попытки спасти утопающего и последующей гонки в город в один самых жарких дней лета. Но это были всего лишь физические страдания; какие душевные муки принесла мне потеря моего близкого доброго друга, описать просто невозможно.

Два прибывших врача сразу заявили, что никакой надежды больше нет, что у несчастного случился удар, вероятно потому, что он купался в сильную жару сразу после еды» [38, с. 9–10].

Это злополучное место находится рядом с Международным математическим институтом им. Леонарда Эйлера, основанным в 1988 г.

Рис. 8. Международный математический институт им. Леонарда Эйлера. Песочная набережная, д. 10

16-летняя Шарлотта, ставшая вдовой после недолгого замужества, более года оплакивала своего супруга. Впоследствии она вышла замуж за протестантского пастора Иоанна Коллинза. Их сын, Эдуард Коллинз[8] (1791–1840), в детстве проявил математические способности, на что обратил внимание его дядя Николай Фусс, и начал заниматься с ним математикой. В 16 лет Эдуард изучал алгебру Эйлера с примечаниями Лагранжа. Он стал математиком, адъюнктом (1814) и академиком (1826). Большой его заслугой считается привлечение в Академию М.В. Остроградского и В.Я. Буняковского. Э. Коллинз опубликовал около 40 работ по математике, большей частью по геометрии, теории чисел, теории рядов, комбинаторному анализу и его приложениям. В течение 10 лет был придворным преподавателем математики, учителем будущего императора Александра II. Преподавал в Петришуле[9], а с 1833 г. стал ее директором. Это была старейшая школа Петербурга, основанная в 1709 г. При Коллинзе в 1836 г. школа получила название «Главное немецкое училище при Санкт-Петербургской лютеранско-евангелической церкви святого Петра» и была уравнена в правах с гимназиями. В 1853–1856 гг. в этой школе учился Георг Кантор.

На берегу реки Ждановки с середины XVIII в. находилась Артиллерийская и инженерная шляхетская (дворянская) школа (впоследствии Второй кадетский корпус, ныне Военно-космическая академия имени А.Ф. Можайского). В 1789 г. был возведен замечательной красоты Князь-Владимирский собор. По северной границе города проходил ров, потом по нему проложили Большую гарнизонную дорогу, на ее месте впоследствии возник Большой проспект Петербургской стороны[10].

1.2. Петербургская сторона на рубеже XIX–XX веков

1.2.1. Транспорт, жилье и быт

До середины XIX в. на Петербургской стороне не было каменных жилых домов, это была одноэтажная окраина с садами, огородами и коровьими выпасами. На Выборгскую сторону с 1784 г. вел Выборгский мост, затем Сампсониевский (с 1806); на Каменный остров с 1760 г. вел мост, получивший в 1802 г. современное название Каменноостровский. С Васильевским островом Петербургская сторона соединялась Биржевым мостом (1894), а с левым берегом — переправой через Неву (зимой — по льду, летом на лодках, с 1847 г. от Летнего сада стали ходить пароходики). С 1870-х зимой по льду Невы прокладывали рельсовую дорогу для конки — запряженных лошадьми вагончиков. С 1830 г. с левого берега на Петербургскую сторону летом ходил омнибус, но основным видом транспорта были извозчики[11]. В XIX в. на Петербургской стороне селились небогатые люди — отставные военные и чиновники, ремесленники, работавшие на Петербургской стороне.

Статус Петербургской стороны вырос, когда был построен Троицкий (1903) мост и перестроен Сампсониевский (1908) мост, по ним пошли трамваи (1908 и 1909), кончилась «бестрамвайная глушь». О.Э. Мандельштам, сам живший на Каменноостровском пр. в 1916–1917 гг., называл его

«… одной из самых легких и безответственных улиц Петербурга». В семнадцатом же году, после февральских дней, эта улица еще более полегчала, с ее паровыми прачешными, грузинскими лавочками, продающими исчезающее какао, и шалыми автомобилями Временного правительства.

Ни вправо, ни влево не подавайся: там чепуха, бестрамвайная глушь. Трамваи же на Каменноостровском развивают неслыханную скорость. Каменноостровский — это легкомысленный красавец, накрахмаливший свои две единственные каменные рубашки, и ветер с моря свистит в его трамвайной голове. Это молодой и безработный хлыщ, несущий под мышкой свои дома, как бедный щеголь свой воздушный пакет от прачки» [34, гл. 2].

Трамваи связали Петербургскую сторону с левым берегом Невы и Выборгской стороной (1908 и 1909) и с Васильевским островом (1913). Застройка Петербургской стороны оживилась. Разбогатевшее купечество предоставило архитекторам широкие возможности для смелых решений, было построено много красивых домов в стилях неоклассицизм и модерн. Возник прибыльный вид дохода от сдачи квартир внаем. Например, отец Л.В. Канторовича, врач Хаим Моисеевич Канторович, приехав в Петербург в 1906 г., становится домовладельцем: в 1913 г. он купил один доходный дом на Левашовском пр., д. 6, а также заказал архитектору Я.З. Блувштейну перестройку дома на Гатчинской ул., д. 18; в 1914 г. имел уже три дома (Левашовский пр., д. 6; Малый пр. П. С., д. 18–58[12]; Ораниенбаумская ул., д. 58–18); в 1915 г. — семь домов (Левашовский пр., д. 6; Малый пр. П. С., д. 18–58; Широкая ул., д. 59–17; д. 61–16 — его же (рынок); Ораниенбаумская ул., д. 58–18; Геслеровский пер., левая сторона, д. 16–61; Широкая ул., правая сторона, д. 17–59); в 1916 г. — три дома (Левашовский пр., д. 6; Малый пр. П. С., д. 18–58; Ораниенбаумская ул., д. 58–18); в 1917 — три дома (Левашовский пр., д. 6; Малый пр. П. С., д. 18–58; Ораниенбаумская ул., д. 58–18) [2]. В одном из домов у него была клиника, занимавшая три этажа [25].

В доходных домах предлагалось жилье на любой кошелек: от роскошной квартиры до комнаты или угла. Наряду с домовладением и съемным жильем появляется новый вид проживания — собственная квартира. Стали строиться дома Товариществ собственников постоянных квартир. В таких домах жили А.Ф. Гаврилов, Г.М. Фихтенгольц, С.М. Лозинский.

Математики, преподававшие в нескольких учебных заведениях, охотно селились на Петербургской стороне, откуда удобно было добираться на левый и правый берега и на Васильевский остров. Преподавать в разных вузах приходилось из-за того, что жалованье было невелико. В семье, как правило, был только один кормилец, и даже жалованья ординарного (штатного) профессора хватало только на содержание семьи. Согласно университетскому уставу, во всех университетах Российской империи (кроме Томского и Варшавского) профессорское жалованье было одинаковым. Предреволюционное жалование профессора составляло 250-400 руб. в месяц (3–5 тыс. руб. в год), не считая почасового совместительства и гонораров за научные публикации, а также около 750 руб. столовых и квартирных (в случае найма квартиры). Средняя недельная нагрузка профессора не превышала восемь часов. Также действовала дополнительная гонорарная система оплаты — по 1 руб. за недельный час (из средств, вносимых студентами за право сдавать тот или иной курс); размер ее зависел в основном от количества студентов и на практике чаще всего не превышал 300 руб. в год[13]. Адъюнкт-профессора в год получали 3000 руб., штатные преподаватели — 2100 руб., старшие ассистенты и лаборанты — 1500 руб., младшие ассистенты и лаборанты — 1200 руб. Ректор дополнительно получал 1500 руб., а декан факультета — 600 руб. в год. В докладе профессора Г.Ф. Вороного «Об окладах и пенсиях профессоров университета» приводились данные о материальном состоянии семьи некоего профессора Харьковского университета за период 1892–1896 гг. Профессорская семья в составе четырех человек (профессор, его жена, двое детей — мальчик 13 лет и девочка 11 лет) только на неотложные нужды тратила примерно 350 руб. в месяц. За год набиралась сумма в пределах 4200 руб. Наибольшие расходы за месяц приходились на продукты — более 94 руб., наем жилья — свыше 58 руб., случайные расходы (ремонт, стирка, раздача «на водку» и т. д.) — около 45 руб., одежда и обувь — 40 руб., оплата прислуги — 35 руб. На обучение детей и покупку книг тратилось примерно 23 руб. в месяц. Отметим, что с 1908 г. профессорские дети, обучавшиеся в университете, были освобождены от платы за обучение [54].

Вот, например, воспоминания тогда еще магистра прикладной математики В.А. Стеклова о его материальном положении:

«Первые годы после женитьбы, с 1890-го до 1894-го, наше материальное положение было весьма затруднительным. До 1901 г. я получал стипендию 600 руб. в год[14], а жена, оставаясь учительницей музыки, зарабатывала не более 300 руб. С 1901 г. я получил звание приват-доцента и стал читать лекции по поручению факультета… Вознаграждение тогда выдавалось не регулярно, а сразу за полугодие… Одно полугодие я даже не получил никакого вознаграждения, вследствие чего принужден был взять уроки по дополнительным отделам математики в Харьковском реальном училище (в последнем классе) с вознаграждением 50 руб. в месяц… В 1892 г. А.М. Ляпунов оставил преподавание математики в Харьковском технологическом институте, и я занял его место, сейчас же отказавшись от уроков в реальном училище. Это давало мне в год 700 руб. Из университета я получал тогда (до 1896 г.) в среднем также рублей 700 в год, так что в общем набегало до 1500 руб. в год… С 1906 г. начался третий период моей жизни — петербургский… Здесь я занялся исключительно преподаванием в университете и научной работой. Предлагали мне кроме профессуры в университете профессуру и в других высших учебных заведениях, например, в Электротехническом институте: прельщая всякими благами вроде казенной квартиры со всеми удобствами и т. п. Но я, видя, что петербургские ученые в погоне за этими благами растрачивают зря часто незаурядные силы и губят свои таланты из-за материальных выгод, наотрез отказался от всякого совместительства» [53, с. 267–269].

Петербург считался дорогим городом. Средняя профессорская квартира занимала площадь около 25 квадратных саженей (примерно 114 кв. м), семья из пяти человек тратила на эту квартиру около 1500 руб. в год. Среднемесячная потребительская корзина на 1913 г. составляла 17 руб. 57 коп. Проезд в трамвае стоил 5 коп., килограмм хлеба — 12 коп., картофеля — 2 коп., мяса — 50 коп., сливочного масла — около рубля, билеты в театр на галерку — 30 коп., визит к врачу — 20 коп., обед в ресторане — в среднем 1 руб. 25 коп., стакан французского вина — 30 коп. В дешевых трактирах можно было пообедать за 10 коп. (щи, каша и рюмка водки) [29, с. 84], [61].

1.2.2. Условия жизни математиков после 1913 г.

Первая мировая война привела к удорожанию жизни, в 1916 г. университетами были произведены годовые доплаты в размере 2000 руб. Тогда же были установлены новые оклады: ординарный профессор — 4500 руб., экстраординарный профессор — 3000 руб. Предусматривалась и прибавка за выслугу лет [16]. Но инфляция делала эти доплаты ничтожными.

Как правило, преподаватели не имели ни накоплений, ни недвижимости. Единственным источником их доходов было жалованье, и если семья профессора могла вести образ жизни среднего зажиточного горожанина, то преподаватели младших рангов должны были работать в трех-четырех местах, чтобы содержать престарелых родителей и / или жену с детьми. Поэтому для проживания они выбирали такое оптимальное место, из которого все места работы достигаются за кратчайшее время. Этим требованиям вполне отвечала Петербургская сторона.

Первая мировая война 1914–1918 гг., революция 1917 г., Гражданская война 1917–1922 гг. и эпидемии сократили население Петрограда[15] с 2,5 млн до 600–700 тыс. В 1918–1920 гг. фронт находился совсем рядом, не хватало продовольствия, топлива, плохо работал транспорт. Самым тяжелым для голодающего и замерзающего города было наступление Юденича осенью 1919 г. Умирали от истощения не только пожилые и ослабленные, как, например, Е.С. Федоров (1853–1919), но и молодые, в их числе очень талантливые ученики Стеклова Василий Васильевич Булыгин[16] (1888–1918) и Михаил Федорович Петелин[17] (1886–1921).

Годы Гражданской войны обернулись почти непрерывной чередой эпидемий. Самыми массовыми были сыпной и брюшной тиф (весна 1918, осень 1919 — весна 1920). Ненамного отставали от них холера (1918), грипп-испанка, разнесенный по всей Европе после окончания Первой мировой войны, оспа (весна 1918 и 1919), цинга (1918–1919), дизентерия (лето — осень 1920) [41, с. 28], [4]. От тифа умерли И.Г. Бубнов (1872–1919) и А.А. Фридман (1888–1925).

Преподаватели искали возможность уехать в провинцию, найти работу в старых и вновь открываемых учебных заведениях. Например, К.А. Поссе с 1917 по 1918 гг. преподавал в Хвалынске; в Таврическом университете работали В.И. Смирнов (1918–1921) и Н.С. Кошляков (1919–1925). В 1916 г. было образовано Пермское отделение Петроградского университета, которое в июле 1917 г. стало самостоятельным университетом. Там по нескольку лет работали командированные преподаватели Петербургского университета: А.Я. Безикович (1917–1920, в 1919 г. — ректор, затем декан), Г.Г. Вейхардт (1917–1919), А.А. Фридман (1918–1920), И.М. Виноградов (1918–1920), Р.О. Кузьмин (1918–1922), Н.С. Кошляков (до 1919), Я.Д. Тамаркин (1919–1920, в 1920 г. — декан).

После революции был провозглашен приоритет физического труда над умственным, и это повлекло катастрофическое снижение уровня жизни интеллигенции. К профессорам относились как к «буржуазным агентам». Ленин писал в 1922 г. о позоре, когда

«… почти пять лет спустя после завоевания политической власти пролетариатом в его, пролетариата, государственных школах и институтах учат (вернее развращают) молодежь старые буржуазные ученые старому буржуазному хламу» [31, с. 52].

Преподаватели и профессора подвергались арестам, реквизициям (обыски с «выемкой», фактически — грабеж), уплотнениям, выселениям, высылке из страны. Насилие, мародерство, самосуды, грабежи привели к снижению ценности человеческой жизни, лишали людей чувства безопасности в собственном доме, уверенности в будущем. Кризис повседневности приводил в отчаяние, не давал возможности вести научные исследования.

К 1919 г. служащие научных учреждений и преподаватели стали получать меньше рабочих и чиновников как в деньгах, так и по карточным пайкам. В 1920 г. заведующий отделом в Петроградском отделе народного образования получал в месяц 6075 руб. и 10 % надбавки, курьер и уборщица — по 2310 руб., машинистка 3450 руб. в месяц. Труд профессора и преподавателя оценивался значительно скромнее: К.А. Поссе, будучи штатным профессором III Петроградского университета (бывших Высших Женских курсов), получал в месяц 1980 руб., Ю.В. Сохоцкий, работая в I Петроградском университете — 1560 руб. в месяц. Ректор Петроградского университета, ходатайствуя об улучшении быта преподавателей, писал весной 1919 г.:

«… фунт хлеба стоит 30 руб., да и то его не всегда можно достать, а количество отпускаемого хлеба I и II категории ничтожно». [49, с. 57].

С 1916 по 1921 гг. и с 1929 по 1935 гг. продукты выдавались по карточкам. В 1919 г. на все научные заведения и вузы Петрограда было выделено лишь 100 пайков [28], а на Академию наук — 30 пайков.

В 1919–1920 гг. в усиленный продовольственный месячный паек, который получали некоторые профессора университета, входило 1,5 кг воблы, 0,5 кг меда, 200 г шоколада, около 25 г чая, 150 г масла и 2 кг картофеля. Во введенный позднее академический паек входило 16 кг хлеба в месяц, 1,6 кг масла, 6 кг селедки, 5 кг крупы, 2,5 кг гороха или фасоли, 1 кг сахара, 800 г соли и 100 г чая. [28, с. 187].

Только к 1931 г. профессора и доценты вузов стали снабжаться по нормам индустриальных рабочих. Профессора, прикрепленные к закрытым столовым, стали получать академический паек — 5 кг мяса, 7,5 кг рыбы, 600 г. коровьего масла, 5 яиц на человека в месяц [61].

В марте 1918 г. было принято постановление о максимуме жилплощади — одна комната на одного взрослого или двух детей. Домовые комитеты бедноты контролировали занимаемую площадь, подселяли жильцов, отбирали комнаты для общественных организаций. В результате такого уплотнения преподаватели лишались своих кабинетов, были вынуждены распродавать мебель, отдавать в учебные заведения свои библиотеки, приборы, музыкальные инструменты.

Несмотря на то что в городе были пустующие квартиры[18], заселение нередко производилось стихийно. 31 августа 1919 г. «Петроградская правда» писала:

«Рабочие выбирают какой-либо хороший дом, выселяют оттуда всех жильцов и вселяются сами» [4, гл. «Жилищный вопрос»].

В январе 1920 г. был принят декрет «О порядке всеобщей трудовой повинности», предусматривавший привлечение населения независимо от наличия постоянной работы к единовременному или периодическому выполнению различных трудовых повинностей — очистке улиц и дворов, заготовке и доставке топлива и продовольствия и т. д. Например, Н.Е. Кочин в 1918 г. работал огородником в артели, А.С. Безикович и Я.Д. Тамаркин — грузчиками в порту [26].

Но вузы продолжали работать, хотя студентов стало существенно меньше. Культурная жизнь была интенсивной: издавались журналы, проводились диспуты, концерты, митинги-концерты, возникали и распадались различные общества, появилось множество литературно-художественных группировок. Работали Александринский и Мариинский театры, фарсовые театры, кинематограф, кабаре. Ставил спектакли В.Э. Мейерхольд, шли немые фильмы с участием В. Холодной и В. Максимова. Выступал Ф. Шаляпин. В 1921 г. в городе еще было много частных издательств, многочисленных союзов интеллигенции, было активно движение за независимость высшей школы.

Однако расцвет петербургской и петроградской культуры Серебряного века к 1917 г. сменился люмпенизированной питерской культурой. Борьбу за разрушение старой дворянской культуры и создание новой пролетарской возглавил Пролеткульт.

В 1918 г. был разрешен прием в вузы без экзаменов, что резко снизило уровень подготовленности студентов. В 1919 г. были созданы «рабфаки» — рабочие факультеты, которые за семь месяцев готовили рабочих к учебе в вузе. Некоторую либерализацию общественной жизни 1921 г. (деятельность большого числа частных издательств, периодические издания, образование профессиональных союзов интеллигенции, движение за независимость высшей школы) сменил жесткий контроль за культурой и наукой. В сентябре и ноябре 1922 г. 225 инакомыслящих ученых были высланы из страны двумя рейсами на «философском пароходе», среди них — математик Д.Ф. Селиванов, философы Н.А. Бердяев, П.А. Сорокин, С.Н. Булгаков, Н.О. Лосский. Были национализированы учреждения культуры, новые кадры управления которой готовили в Коммунистической академии и Институте красной профессуры. Национализированы и объединены в единую библиотечную систему крупные частные книжные собрания, одновременно проводилась их «чистка» от книг, «чуждых пролетарскому сознанию». Ликвидировались независимость университетов и вузов, свобода преподавания, выборность профессоров и ректоров, введено обязательное изучение в вузах марксистских дисциплин, взяты под контроль учебные программы и лекции. Высшая школа полностью вошла в подчинение Наркомпросу[19].

1.3. Учебные заведения Петербургской стороны

На Петербургской стороне располагались Александровский лицей, Электротехнический институт[20], Женский Педагогический институт[21], Третий педагогический институт[22]. При строительстве учебных заведений предусматривались квартиры для преподавателей. В 1922 г. существовал еще Петроградский губернский институт народного образования (бывшая Земская губернская учительская школа) — Петроградская сторона, Петровский пр., д. 2, «городок Сан-Галли»[23].

1.3.1. Императорский Александровский лицей

Рис. 9. Императорский Александровский лицей, Каменноостровский пр., 21

Императорский Александровский лицей, высшее учебное заведение с гимназией, с 1843 г. располагался на Каменноостровском пр., д. 21. Дворянских детей обучали в нем камеральным наукам, т. е. административно-хозяйственному управлению. Младшие классы учились по гимназическому курсу, старшие — по программе юридического факультета. Рядом с учебным зданием, в д. 23, находился флигель для воспитателей.

Рис. 10. Воспитательский флигель Императорского Александровского лицея, Каменноостровский пр., д. 23

С 1870 по 1900 гг. здесь жил законоучитель и протоиерей лицейской церкви Святой мученицы царицы Александры [62], [51] Иоанн Николаевич Смирнов (1844–1911)[24] с женой Елизаветой Алексеевной и десятью детьми[25]. Младшим сыном был Владимир, будущий математик.

Рис. 11. Владимир Иванович Смирнов (1887–1974)

В 1900 г. семья переехала на наб. Мойки, д. 26, в дом служащих Министерства иностранных дел, где Иоанн Николаевич стал настоятелем церкви Святого благоверного князя Александра Невского при Министерстве иностранных дел.

В Александровском лицее пять последних лет своей жизни работал и жил с семьей Захар Борисович Вулих (1844–1897) — действительный тайный советник, инспектор Александровского лицея, преподаватель Женских Педагогических курсов и I Мариинского Женского училища. Там же до 1897 г. жил его сын Захар Захарович Вулих (1869–1941), известный педагог-математик.

Сейчас в здании лицея находится колледж управления и экономики, а в преподавательском флигеле с 1922 г. — Радиевый институт им. В.Г. Хлопина.

1.3.2. Женский Педагогический институт

Рис. 12. Женский Педагогический институт, Малая Посадская ул., д. 26

Женский Педагогический институт начинался в 1864 г. с Женских Педагогических курсов на Гороховой ул., д. 20. С 1903 г. он назывался Высшим Женским Педагогическим институтом (с 1904 г. располагался в собственном здании на Малой Посадской ул., д. 26); с 1912 г. — Императорским Женским Педагогическим институтом, с 1922 г. — Петроградским Первым государственным высшим педагогическим институтом [2 (1922)], с 1923 г. — Петроградским государственным педагогическим институтом им. А.И. Герцена. В 1933 г. по этому адресу располагался Ленинградский областной педагогический институт (ЛОПИ), с 1934 по 1937 гг. он носил имя А.С. Бубнова. С 1935 г. в том же здании находился Ленинградский учительский институт (ЛУИ) [2 (1935)]. С 1957 г. он вошел в состав Государственного педагогического института им. А.И. Герцена. Сейчас в этом здании находятся гуманитарные факультеты Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена (название с 1991 г.).

В институте на Малой Посадской ул. преподавали А.С. Безикович (1924–1925), С.А. Богомолов (1911, 1915–1931), З.Б. Вулих (1892–1897), З.З. Вулих (1911–1941, по кафедре методики математики), Н.Н. Гернет (1904–1913, 1915–1918, 1924–1931), Н.М. Гюнтер (1901–1908, 1922–1930), Б.М. Коялович (1911–1917), Н.С. Михельсон (1906–1917), О.А. Полосухина (1927–1930), К.А. Поссе (1905), С.Е. Савич (1904–1905), Я.В. Успенский (1909–1912, 1924–1925), Г.М. Фихтенгольц (1924–1925, декан)[26].

1.3.3. Государственный Третий педагогический институт

Государственный Третий Педагогический институт[27] образован в 1918 г., в 1920 г. получил имя А.И. Герцена. Располагался на ул. Красных Зорь (Каменноостровский пр.), д. 66 [2 (1922)].

Рис. 13. Здание бывшего Государственного Третьего Педагогического института, Каменноостровский пр., д. 66

В этом здании до 1926 г. жил и работал Г.М. Фихтенгольц, с 1924 г. — декан физико-математического факультета. В этом же здании в 1918 г. преподавал С.А. Богомолов; до 1923 г. работал Н.В. Липин[28]. В 1923 г. институт был соединен с Первым Педагогическим институтом, получив название Государственного педагогического института имени А.И. Герцена. С 1926 г. находится по адресу ул. Плеханова (бывшая ул. Казанская), д. 3 и наб. Мойки, д. 48–52[29].

1.3.4. Электротехнический институт

Рис. 14. Главное здание Электротехнического института, ул. Профессора Попова, д. 5

Электротехнический институт, основанный в 1891 г. на базе Технического училища Почтово-телеграфного ведомства, в 1903 г. занял специально построенные для него корпуса на Песочной ул., д. 5, Аптекарского острова (ныне ул. Профессора Попова). Это было первое в Европе высшее учебное заведение, специализировавшееся в области электротехники. С 1899 по 1918 гг. он назывался Электротехническим институтом Императора Александра III; с 1918 г. — Электротехническим институтом им. В.И. Ульянова (Ленина); с 1929 г. — ЛЭТИ; с 1992 г. называется Санкт-Петербургским государственным электротехническим университетом «ЛЭТИ» им. В. И. Ульянова (Ленина).

В корпусах института был предусмотрен дом с квартирами для преподавателей:

«Одновременно со строительством учебного корпуса… возведено жилое четырехэтажное здание для профессорско-преподавательского состава[30]. Оно планировалось для устройства двадцати квартир для преподавателей и одной квартиры для библиотекаря института. Сотруднику института в зависимости от должности предназначалась квартира соответствующей площади: директору — 300 кв. м, инспектору — 200 кв. м, профессору (а их шесть человек) — по 200 кв. м, лаборантам и библиотекарю — по 100 кв. м» [48, гл. «Улица Профессора Попова»].

Рис. 15. Профессорский дом Электротехнического института, ул. Профессора Попова, д. 5-Щ

С 1913 по 1935 гг. в институте на кафедре теоретической механики работал доктор прикладной математики, ординарный профессор (1914), заслуженный ординарный профессор (1917), член-корреспондент АН (1931) Г.В. Колосов. С 1915 г. он проживал в преподавательском доме института[31]. С 1926 по 1941 гг. в институте преподавал Н. С. Кошляков; с 1933 г. — заведующий кафедрой математики. С 1926 г. он жил на пр. Карла Либкнехта[32], д. 98.

В Электротехническом институте в 1899–1905 гг. также преподавал К.А. Поссе, входивший в Совет института.

Рис. 16. Совет Электротехнического института в 1904 г. Сидят (слева направо): проф. химии А.А. Кракау, проф. математики К.А. Поссе, директор Н.Н. Качалов, преп. телеграфии Н.Н. Кормилев, проф. теоретической механики Н.Л. Кирпичев. Стоят: проф. сопромата Н.Н. Митинский, проф. теплотехники Н.А. Быков, проф. электромеханики А.А. Воронов, проф. теоретической электротехники И.И. Боргман, проф. телеграфии П.С. Осадчий, проф. физики А.С. Попов

Профессором Электротехнического института с 1912 по 1917 гг. был С.П. Тимошенко, с 1913 по 1917 гг. проживавший в преподавательском доме института[33] и читавший курс сопротивления материалов.

Другие математики, работавшие в институте: С.А. Богомолов (1911–1918), Я.Д. Тамаркин (1915–1917, 1923–1925), Н.И. Мусхелишвили (1916), А. Ф. Гаврилов (1923–1931), А.С. Безикович (1924), С.Е. Савич (1900–1902, 1906–1908). После ухода К.А. Поссе в 1905 г. ординарным профессором по кафедре высшей математики стал С.Е. Савич (1864–1946), известный актуарий. После его ухода кафедра пустовала с 1909 по 1917 гг. (по кафедре объявлялась вакансия). Заметим, что, вопреки упоминаниям в литературе, в списках профессоров, преподавателей и лаборантов Электротехнического института мы не нашли ни В.И. Смирнова, ни Г.М. Фихтенгольца, хотя последний в 1916 г. указал Электротехнический институт как место работы.

(продолжение следует)

Примечания

[1] С.Я. Маршак

[2] Петроградский (он же Городской, Петербургский), Заячий, Аптекарский, Петровский (сейчас отнесен к Приморскому району), Каменный, Крестовский и Елагин.

[3] Историческое название группы из трех островов (Крестовского, Елагина и Каменного), находящихся на севере Невской дельты и омывающихся Финским заливом и рукавами Невы — Большой и Малой Невками.

[4] Деревня располагалась приблизительно на месте современного гребного клуба «Знамя», Вязовая ул., д. 4.

[5] Императорский сухопутный шляхетный кадетский корпус располагался в Меншиковском дворце. Усадьба светлейшего князя с цветником и садом протянулась через весь Васильевский остров от Большой до Малой Невы. В 1727 г. князь Меншиков был обвинен в государственной измене и казнокрадстве и сослан в Березов. Его дворец поступил в казну. В 1731 г. архитектор Доменико Трезини перестроил здание для Сухопутного шляхетного (с 1800 г. Кадетский) корпуса, на территории был выстроен комплекс новых зданий (дома 1, 3, 5 по Кадетской линии), где были квартиры преподавателей.

[6] Приблизительно на том месте, где сейчас находится аккумуляторный завод.

[7] Барт Иоганн Вильгельм (Barth Johann Wilhelm Gottfried, 1779–1852).

[8] Edward Albert Christopher (Eduard Albert Christoph) Ludwig von Collins.

[9] Невский проспект, д. 22–24.

[10] Не путать с Большим пр. Васильевского острова.

[11] Были также и паровые, и ледовые трамваи. Электрификация транспортной сети начиналась в 1880-х. История транспорта в Петербурге гораздо богаче нашего краткого обзора.

[12] Названы номера участков по обеим улицам. Два последних дома примыкают к территории бывшего Дерябкина рынка. «П.С.» означает «Петербургская сторона», чтобы отличать от соответствующих проспектов Васильевского острова (В.О.)

[13] Эти доплаты были значительны только на юридическом факультете.

[14] С 1893 по 1901 гг. Стеклов работал в Харьковском университете и имел степень магистра прикладной математики. В 1901 г. он получил степень доктора прикладной математики.

[15] Это название город носил с 1914 по 1924 гг.

[16] Окончил Петербургский университет в 1910 г. и тогда же был оставлен Стекловым при кафедре для подготовки к научной и преподавательской работе. По словам проф. А.М. Журавского, он был одним из любимых учеников Стеклова. Булыгин сначала занимался теорией дифференциальных уравнений, теорией эллиптических функций и другими вопросами математического анализа, а под конец своей краткой жизни с помощью теории эллиптических функций он нашел точную формулу для числа представлений целого числа N в виде суммы r квадратов. Оформить диссертацию не успел.

[17] Окончил математическое отделение Петербургского университета в 1911 г. и был оставлен Стекловым при университете для подготовки к профессорскому званию. Участвовал в работах по военной метеорологии, подавал большие надежды. Также выполнил ряд исследований, одно из них — в соавторстве с Фридманом («Об одной гидродинамической задаче Беркнесса»).

[18] В середине 1918 г. на 100 квартир приходилось в среднем 530 чел. вместо прежних 880 [4, с. 10].

[19] Народный комиссариат просвещения (1918–1946) — орган государственной власти, заменивший Министерство народного просвещения и контролировавший в 1920–1930-х практически все культурно-гуманитарные сферы.

[20] С 1903 г., Песочная ул. (ныне ул. Профессора Попова), д. 5/3.

[21] С 1903 г., Малая Посадская ул., д. 26.

[22] С 1918 г., Каменноостровский пр., д. 66.

[23] Франц Карлович Сан-Галли (1824–1908), российский фабрикант прусского происхождения, в 1870-х построил на Петровском острове для рабочих 17 вилл-домов с электричеством, водопроводом и канализацией и здание Земской учительской школы. До наших дней сохранилась только кирпичная водонапорная башня с надписью «Городок Сан-Галли». В 1907 г. 14 двухэтажных коттеджей со служебными постройками были арендованы новой Петербургской земской учительской школой для постепенного размещения в них классов и учебных кабинетов, интерната и квартир воспитателей. Сан-Галльские коттеджи были спланированы как жилые дома, по четыре пятикомнатных квартиры в каждом доме. Одна из квартир предназначалась воспитателю-преподавателю с его семьей, в остальных квартирах размещались его воспитанники. Программа школы была составлена на основе передовых педагогических идей К. Д. Ушинского. Бывшие воспитанники этой школы называли себя «сангалльцами». Математику преподавали лучший методист Петербурга Б. Б. Пиотровский (1876–1929), профессор методики математики П. А. Компанийц (1888–1977) [59, 55].

[24] http://lavraspb.ru/ru/nekropol/view/item/id/325/catid/3

[25] До взрослого возраста дожили шестеро. Константин и Арсений умерли в Ленинграде во время блокады. Был еще брат Борис, брат Николай (1871–1912), военврач, а также брат Александр, окончивший Александровский лицей, расстрелянный в 1924 г. за панихиду по Николаю II [13, с. 231].

[26] Здесь и далее приведены только те сведения, которые подтверждены адресными книгами до 1935 г. Деятельность Фихтенгольца в Педагогическом институте продолжалась до 1949 г., см. [43].

[27] Не путать с Третьим Петроградским университетом, в 1918 г. образованным из Высших женских (Бестужевских) курсов. Тогда же на основе Императорского Петербургского университета был образован Первый Петроградский университет, из Психоневрологического института был образован Второй Петроградский университет. В 1919 г. все они были объединены в Единый Петроградский университет.

[28] Николай Вячеславович Липин (1886–1955), окончил университет в 1910 г., учился у Стеклова, был оставлен при университете, работал под руководством И. Л. Пташицкого. Преподавал в Горном институте, университете и других вузах; http://www.kmay.ru/sample_pers.phtml?n=1854

[29] Заметим, что на Выборгской стороне в здании бывшего Санкт-Петербургского учительского института им. Императора Александра II на Сампсониевском пр., д. 84-В (ныне д. 86) с 1922 г. находился Второй Петроградский высший педагогический институт им. Н. А. Некрасова, с 1933 г. — Ленинградский педагогический институт им. М. Н. Покровского [2 (1933) ].

[30] Песочная ул., д. 5-Д, ныне ул. Профессора Попова, д. 5-Щ.

[31] В 1914 г. Колосов жил в доходном доме на Песочной ул., д. 7.

[32] Ныне Большой пр. П.С.

[33] В 1912 г. Тимошенко жил на Аптекарском проспекте, в доме 10-а.

 

Оригинал: https://7i.7iskusstv.com/y2022/nomer7/sinkevich/