(продолжение. Начало в №6/2022)
В 1503 году великая княгиня София Палеолог умерла, тоже, по сути, отстранённая от власти. Она никогда не была затворницей. У неё была своя «приёмная» рядом с Грановитой палатой, своя казна и собственный «штат» сотрудников и придворных кавалеров с роскошными саблями и в шапках набекрень. Однако после свержения Елены Волошанки умирающий Иван Третий заметно поубавил её полномочия. Прежде всего, Софья Палеолог лишилась некоторой части полагавшегося ей содержания. С воцарением сына ей было позволено принимать участие в придворных мероприятиях и даже составлять «регламент» этих мероприятий, и вокруг неё по-прежнему бодро шагали ближние её боярыни предпенсионного возраста, но политическая «партия» Софьи была ликвидирована сторонниками нового великого князя, её сына. Многие «лихие» бабы-советницы из «лагеря» бывшей византийской принцессы были схвачены неизвестными и злодейски утоплены в Москве-реке.
И снова «Служи Риму!» — Третьему Риму.
Впрочем, в одной из летописей есть маловразумительный рассказ о том, как какие-то граждане (тоже, видать, не представились!) внезапно напали на конвой великого князя Василия Ивановича, направлявшегося с какими-то делами в Смоленск. Было это на некоем Свинском поле возле Самсониевского бора (это примерно возле города Рославля Смоленской области). И великому князю «с воями и боярами» пришлось тикать от этих свиней, как можно скорее. Что там случилось, мы не знаем. Может, это были просто разбойники? Однако вся эта невообразимо свинская история подозрительно совпадает по времени с «отставкой» Софии и со свержением Елены Волошанки. Кем была Елена? Елена Волошанка была не только дочерью весьма влиятельного на Востоке Европы молдавского господаря Стефана. Она была из древнего рода Мушаты и была отлично знакома с самим графом Дракулой — с этим потомком Чингисхана! — то есть с «самим» валашским господарем князем Владом Цепишем из рода Бесараб. Тот был двоюродным братом молдавского господаря и даже командовал его войсками.
«Dracul» — то есть «дракон» в почти точном переводе с латинского — это было целое подпольное сообщество, некогда основанное не без участия венгерского принца Эммерихта, в честь которого в последствии получил название Новый свет — Америка — и состояли в нём в основном балканские аристократы — современные сербы, хорваты и румыны. Но были и немцы, и австрийцы и даже итальянцы…
Основной целью существования подпольного сообщества было противостояние турецкой экспансии на Балканах, а главным символом — зелёная звезда с шестью лучами. Она же помещается на гербе Валахии — возле головы геральдического врана. А вы помните единственное достоверное изображение графа Дракулы? У него на головном уборе помещается точно тот же самый тайный символ, прямо сообщающий о принадлежности к этому тайному сообществу. И Влад Третий действительно боролся с турками всеми силами, как только мог — он даже пытался убить султана своими руками! — и погиб в бою с янычарами (по другой версии он был одет в турецкий костюм и даже нёс «лиру» на тюрбане, поэтому его убили свои же воины-румыны, приняв в потёмках за янычара). Почему Влад Третий был признал вампиром? Во-первых, вампиры были очень популярны на Балканах — почти как бабёжки на Руси! — а во-вторых, могила господаря в Снаговом монастыре в 40 километрах от Бухареста оказалась на проверку пустой. В общем, этот загадочный деятель загадочного сообщества остался загадочным даже после смерти.
Любопытно, не правда ли?
Кстати, графа нередко называли «Зелёным драконом», отсюда и название многих подпольных масонских обществ XVIII, XIX и даже XX века. Примерно в таком сообществе состоял Генрих Гиммлер.
Об участии международного сообщества «драконов» во внутренних русских делах мы ничего не знаем. Зато мы знаем, что любителей международной политики в непосредственном окружении великой княжны Елены Стефановны было числом поболее, чем возле нового великого князя Василия Ивановича. Возможно, это её и сгубило, в конце концов. Что же касается прообраза литературного графа Дракулы, то он был человек весьма известный не только в Западной Европе, но и у нас тоже. Есть даже книга «Сказание о Дракуле-Воеводе», написанная примерно в то же время и авторство которой весьма спорно приписывается дьяку Фёдору Курицыну, крупному дипломату в правление Ивана Третьего. Три года провёл дипломат при дворе венгерского короля Матиаса Корвина — там и наслушался ужасных баек о «мунтьянском воеводе», страшном, как нечисть… А что было на самом деле?
Нам известно, что Влад Третий был далеко не первым в роду, кто носил прозвание Дракул (его отец был основателем отдельной ветви — Дракулешти), и не первый в роду, кто был тем или иным образом связан с Московией, а все братья и потомки братьев Влада Третьего официально именовались князьями Дракуловичами. Правили они не в городе Брашов, как это рассказывают румынские гиды-дракуловеды, а из самого града Бухареста. В Брашове, принадлежавшем венгерской короне, граф Дракула бывал нечасто. Каким он был человеком? Весьма замечательным и с очень тонким чувством юмора! И — человеколюбивый был, как ангел. Например, однажды он объявил, что в его государстве не должно быть бедных и голодных. Он пригласил всех нищих и калек на пир, а когда они наелись, он с дурным хохотом поджег здание. Короче, хорошо повеселился «дракончик»! А иностранного посла он мог посадить на кол, сказав ему: «Если государь твой, зная, что неумён ты и неопытен, прислал тебя ко мне, многомудрому государю, то твой государь и убил тебя. Ежели ты сам вызвался идти, то сам себя убил». Но больше всего он любил сажать на кол женщин неправедного поведения — интересно ведь посмотреть!
Однако самым знаменитым «дракончиком» был, между прочим, не любопытный граф Влад Дракула и не его дураки-племянники, а сербский «воевода Лазарев» князь Милош Обилич (серб. Милош Обилић) — это он был основателем Ордена Дракона святого Георгия, той самой весьма загадочной организации, с которой, по-видимому, и начинается существование всех Дракул в подлунном мире. А завершая этот «вампирический» рассказ, скажу следующее: фамилия Дракулович и сейчас встречается в Румынии и Сербии, притом довольно часто. Что она означает? Уже ничего.
Каковы были первые шаги нового великого князя (в смысле, после того как он утопил в реке маминых советниц)? А по существу, никакими. Если в начале правления его отца Ивана Москва была небольшим городком, состоявшим из множества бань и усадеб деревенского типа, то в конце правления это был сравнительно чистенький город из множества посадов, монастырей и небольших промышленных объектов — неплохо, правда? На Москве научились ковать пищали и лить пушки. Именно они и помогли выстоять противу татар на реке Угре — «и придоша татарове и начаше стреляти москвичь, и начаше на них же стреляти и пищали пущати москвичи и многих побили татар», как это изображается в Лицевом летописном своде. Государство тоже как-то образовалось ещё до нового государя — ещё при старом. Если в самом начале правления на монетах чеканили изображение князя с мечом, то в конце правления на монетах Московского государства появляется византийский орёл. И масштабы влияния государства расширились до пределов бывшей Золотой Орды — в конце своего правления великий князь Иван попробовал даже стать казанским ханом, но со временем стало понятно, что, хоть общая ситуация была и не в пользу Орды, однако этой задумке пока-мест было совсем не время. Оставалось получать удовольствие от того, что в 1502 году крымский хан Менгли-Гирей «орду взял» и пленил и зарезал последнего золотоордынского хана. Хорошие новости, не правда ли? Но они казались ещё более хорошими от того, что корона «царей», как у нас называли властителей Орды, так никому в конечном итоге и не досталась, и впоследствии внук Ивана Третьего сможет надеть на себя эту самую «казанскую шапку», дававшую столько власти на просторах Азии — до самого Байкала!
Ах, святость! Ах, власть!
И общероссийский Государев «Судебник» уже готов. Об этом тоже можно не беспокоиться. Его разработали и ввели в повсеместное обращение советники Елены Волошанки и Зои Углеокой — совместно! — и название относительно новой для Западной Европы страны тоже вполне определилось: вместо Руси мы стали писаться на греческий лад — Россией, и раздери чёрт того, кто станет над этим смеяться! Тут некие бабы-«советницы» Зои Углеокой попробовали величать Россию как-то не по уставу, так их всех под лёд сунули на Москве-реке — пущай, дуры, поплавают! И «титл» нового правителя на Москве тоже вполне сформировался. Ещё великий князь Иван Калита стал называться государем — по аналогии с молдавским, сербским и болгарским «господарь», или с чешско-польским «hospodars» — а полный «титл» Ивана Третьего звучал уже так: «Иоанн, Божьей милостью, един правый государь всея Руси, отчич и дедич и иным многим землям восточным и северным князь»… Неплохо, правда?
Великий князь Василий Иванович пробовал даже императором написаться, но вот тут уж никто его не понял, а многие даже застыли в недоумении — как-так император?!? Мать византийская принцесса — это не совсем достаточный аргумент для таких претензий, пока живы её братья, один из которых вернулся в Константинополь, принял ислам и стал привратником в дурдоме. А есть ещё родной племянник Константин, сын Андрея Палеолога, шеф папской гвардии в Ватикане, парень умный, красивый и достойный. Вот Константин-то Палеолог и есть номинальный император Византии, а не его московский дядя-государь, которого он, к слову говоря, никогда не видел воочию. Да и вообще! Не такие уж там и престижные титулы носили эти Палеологи. Происхождение у них азиатское, а фамилия переводится как «старьёвщик» — чего тут престижного-то?!? И ничем они не славились, кроме внешней красоты и ограниченных умственных способностей. Ну, ещё были коварными и жестокими. Сын Ивана Грозного. царь Фёдор Иоаннович. жестоким, конечно, не был, но во во всём остальном он очень напоминал истинного представителя рода Палеологов. Короче говоря, ничего интересного у них там не имеется. Лучше построить свою империю, чем претендовать на чужую, — к тому же, не существующую. А с дураками связываться — себе навредить!
Хорошее наследство получил великий князь Василий Иванович, ну просто замечательное! И правда «кубышку нашёл». Теперь лишь оставалось ничего не потерять по дороге. А дорога предстояла длинная.
Великий князь и Государь Московский, Василий Третий Иванович, родился 26 марта, под знаком Овна. Согласно астрологической характеристике, люди, рождённые в этот день, относительно наивны, зато деликатны и респектабельны, и находятся под сильным влиянием родственников — особенно мужчин старшего возраста. Но они долгожители и способны «пересидеть» кого угодно. К сожалению, подходящих примеров среди великих людей мы почти не знаем.
Кто родился 26 марта? По существу, только Дайана Росс да Тинто Брасс, режиссёр фильма «Калигула», коронную фразу из которого мы уже процитировали, — «Служи Риму, Калигула!» Ну ещё в этот день родились Роберт Фрост, Тенесси Уильямс и Кира Найтли. Всё! Как известно, в мире не так уж и много людей, рождённых под знаком Овна. Во всяком случае, их явно меньше, чем людей, родившихся зимой или летом. Зато каждого Овна ждёт неповторимая судьба-дорога — долгое путешествие во времени, конечная цель которого никому не известна. Может, как раз поэтому все Овны немножко мистики и никогда не выбирают лёгких путей?!? Вспомним хотя бы Гитлера!
Василий Иванович правил с 27 октября 1505 года по 4 декабря 1533 года. За это время он окончательно присоединил Пермский край и установил русскую юрисдикцию над Поморским Севером, поставил Соловецкий и Печенгский монастыри и приступил к освоению Кольского полуострова, где с ним соревновались шведы; он ликвидировал Псковскую республику и положил начало процессу возврата в состав страны коренных русских земель, отторгнутых Литвой и Польшей, и он же впервые в русской истории столкнулся с полным неприятием западными державами. И дело не в русско-литовских княжествах, ныне именуемых Украиной и Белоруссией. В тогдашних Вене и в Берлине градом Киевом особо никогда не интересовались. Им куда важнее был Стамбул-Константинополь, в котором с 1520 года правил Сулейман Великолепный. Нет, тут же дело в принципе!
Россия — страна по своему умная и богатая, но не всегда гостеприимная. Иностранцы сразу это замечали и гордо обижались на московитов, чтивших своё православие больше любых международных связей, — типа, пошёл к чёрту, если тебе наша религия не нравится! А православная религия очень не нравилось папским властям в Ватикане, имперским властям в Вене, орденским магистрам Пруссии и Прибалтики, а ещё соседям — полякам-католикам и ещё литовцам, только что принявшим от поляков католичество. Примерно тогда же появилось мнение о России, как о дикой стране Мордор, полной льда и холода и по просторам которой гуляют медведи с балалайками. Особенно иностранцы восхищались тем, что весёлые московиты используют замёрзшие реки как некие автомагистрали — то есть ездят по льду на санях! Разве это возможно, не понимали иностранцы? «А то нет!?!» — отвечали русские, садились в сани и гнали по реке десятки вёрст — туда, куда им надобно. Что же касается огромного богатства русских земель, то иностранцы уподобляли их богатству Индии и Америки — вам намёк понятен? В то время начиналась колониальная эпоха, и некоторые стервятники только и делали, что искали каких-нибудь придурошных дикарей — типа, а давайте мы их колонизируем, ферштейн?! В конце концов, в 1515 году был заключён первый договор «асьепо» о поставке негров в Америку и с этого момента началось активное освоение новых земель старыми средствами — плен, грабёж, рабство, насилие, трудовая и сексуальная эксплуатация. И поляки тоже были не против кого-нибудь поэксплуатировать — например, православных.
Но их колониальным амбициям мешали «три большие разницы» — во-первых, христианская религия, во-вторых, наличие современного по тем временам госаппарата, и, разумеется, умение русских «дикарей» крепко держать в руках оружие. Что сделали католики-поляки (они-то и были главными зачинщиками «переполоха»)? Сперва они потянули Россию в свою «унию», тем самым предлагая принять иной христианский обряд, ну а когда Россия законно отказалась, в ход было пущено очернительство в стиле «вы все рабы!», плавно переходящее в международный шантаж и публичные обиды. Но в этой непростой ситуации великий князь Василий Иванович оказался выше похвал — он провёл успешную Смоленскую кампанию, заставив поляков и прочих «европейцев» усомниться в возможности колонизации Московии на манер Индии или Америки.
Вот здесь следует вспомнить князя Михаила Глинского, Михаила Львовича по прозванию «Дородный». Человек он был не только крепкого телосложения, но и яркий, талантливый, образованный; он объездил почти всю Европу, а у литовского короля Александра Ягеллончика состоял в советниках по тайным делам. В Москве его знали ничуть не хуже, чем в Вильнюсе: он был женат на княжне Елене Троекуровой-Оболенской, дядя которой, князь Иван Фёдорович Телепнёв-Оболенский, впоследствии станет фаворитом и фактическим мужем матери Ивана Грозного — тоже Елены! От этого брака у них был сын, в будущем — московский воевода. Короче, связи такие, что нИ разорвёшь!
В 1507 году в результате международного скандала князю Глинскому пришлось объявить «рокош» — неповиновение! — королю Польши и «сделать ноги» сначала в свой удел, город Туров, а потом и ещё дальше — в Москву, к великому князю, которому он предложил проект завоевания восточно-литовских городов — и прежде всего Смоленска! Вообще же, среди его планов было создание некоей «Киевской монархии» — православной, без ляхов и католиков. Что было дальше? Великий князь принял его с уважением и наделил двумя городами — Ярославлем и Медынью. А до этого Глинский с двумя братьями навёл в Литве столько «шороху», что его чуть не проклял римский папа, — один брат Иван по прозванию «Мамай» держал в осаде Минск и занял Мозырь, Кричев, Бобруйск, Пинск и Гомель, а другой — по прозванию «Слепой» — успешно командовал войсками под Киевом. Впрочем, «успешно»-то успешно, однако из-под Киева пришлось ему всё-таки отступить — силы совсем не те.
Увы, польский командующий из дома Рюриковичей, князь Константин Острожский, оказался намного сильнее трёх братьев Глинских и многочисленных родственников этой фамилии. У тех было до 5000 солдат и шляхтичей, а у князя Острожского до 15000… В конце концов, великий князь Московский предложил Глинскому стать у него воеводой, после чего направил неуёмного литовца — знамо вместе с братьями! — штурмовать Смоленск, принадлежавший в то время полякам и находившийся под управлением варшавского воеводы графа Сологуба — знакомая фамилия, не так ли? 1 августа 1514 года Смоленск был почти без боя взят русскими войсками, а весь вражеский гарнизон был отправлен домой на родину, притом каждому польскому жолнёру воеводы выдали на дорогу рубль. С русским населением Смоленска поступили по-другому.
«Государь, Князь великий, немало крови христианской лили…, и не погуби город, прими город наш с тихастью», — попросили «смольчане», и князь-государь так и порешил! Специальной Жалованной грамотой он предоставлял жителям Смоленска льготы в торговле, налоговом обложении и право «управляться по старине»; им разрешалось по желанию «отъехать к королю» или же переселиться в Москву. Связи с Москвой у смолян были давние, поэтому мало кто из них «отъехал» (тем более, все знали, как поступили поляки с воеводой Сологубом и его ротмистрами). Таким образом, государю Василию удалось не только занять город, издавна принадлежавший московской короне, но и значительно оттолкнуть поляков от столицы Московского государства, почти не испортив при этом отношения с местным русским населением.
В тот момент другой Василий, младший из братьев Михаила Львовича, который был близорук и носил прозвание «Слепой», положил, тем временем, начало упорной многолетней борьбе православного населения Литвы и Киевщины с католиками — поляками и литовцами. Ляхи отлично запомнили рейды его казаков-украинцев. Впоследствии отношения между князем Глинским и великим князем Московским ещё много раз претерпевали осложнения — в том числе очень тяжёлые, вплоть до подозрений в измене, — но в тот момент беглый литовский князь и его братья были сильны и практически незаменимы. Они были главными патриотами земли русской, борцами с католичеством!
И ещё!
Ведь именно с участием князя Михаила Львовича московский государь повторно женился. На ком женился? Да на дочери того же самого Василия Львовича, что шевелил народ православный в киевских предместьях. Звали её Елена. Как он с ней познакомился? Он увидев ее в Успенском соборе на одном из церковных праздников и не смог позабыть — красивая была девушка, рыжая, кудрявая и с очень обаятельной улыбкой. По материной линии княгиня Елена происходила из сербской королевской династии Бранковичей и приходилась праправнучкой самому князю Лазарю, человеку героическому. А супругой Лазаря (и, само собой, прабабушкой Елены Глинской) была Елена (Илона) Палеолог, родная сестра принцессы Зои Углеокой. Одним словом — дальняя родня! А в отцовской семье Глинских за предка почитали татарского хана Мамая из рода Киятов — по легенде он считался основателем княжеского рода Глинских: якобы сын Мамая, Мансур-Кият, оставил сыновей Скидыра и Лекса, которые якобы уехали в Литву и там стали большими магнатами. Интересно, что думали об этом факте предки казанских дворян Мамаевых, на гербе которых дерево прорастало через тело поверженного татарского витязя?
Вообще, первый сколько-нибудь известный нам Глинский, это был князь Богдан Фёдорович по кличке «Мамай», черкасский воевода Великого княжества Литовского, устроивший в самом конце 1400-х годов победоносный поход на Очаков — первый в истории этой «многострадальной» турецкой крепости. А происходили князья Глинские откуда-то из Слободской Украины — из окрестностей современного Харькова, бывшего некогда кипчакской столицей — городом Шаруханью. От этого странного слова — Шарухань — происходит название современного Харькова… Может, хан Мамай был харьковчанином? А кто знает? Если татарского хана Батыя многие историки считают христианином, то чем хуже Мамай?! В конце концов, у майданных историков может появиться ещё один «герой Украины» — свидомый и незалежный, как Степан Бандера.
Война с поляками продолжалась ещё довольно долго и закончилась поражением под Оршей 8 сентября 1514 года, после чего началась другая война, которую русские вели на свои деньги руками и оружием Тевтонского ордена. Об этом между собой договорились послы Москвы и Кёнингсберга — граф Дитрих фон Шомберг и боярин Дмитрий Иванович Загряжский. В дальнейшем, посовещавшись с небезызвестным Мартином Лютером, имевшим некоторое отношение к этой военной авантюре, великий орденский гроссмейстер герцог Альфред фон Гогенцоллерн полез отбирать у польской короны город Гданьск, а оплачивал все его действия главный держатель «кубышки» Московского государства дьяк Елизар Сергеев. Он же находился в «действующей армии» в качестве наблюдателя со стороны «инвестора» и писал оттуда обиженные письма — немцы-де казну нашу постоянно грабят, а война им пофигу! Надо, дескать, прислать нового посла для переговоров, а не этого Загряжского! Де, Загряжский — не справляется! А Загряжский писал в ответ: деньги надобно только показывать дуракам этим тевтонским, а не выплачивать! А ты всю «кубышку» отдал…
В общем, поругались бояре! Зато великий князь Василий Иванович с удовольствием потирал руки, видя тройную выгоду от этой войны, какой бы дурацкой она ни казалась (а финал этой войны был, и правда, дурацкий!). Государя Московского заботило немного другое: в его покоях начиналась большая династическая драма, растянувшаяся на целых 10 лет. Жену свою Соломонию он и любил, и ценил, как человека неглупого, но детей у них не было. Оставалось только одно — развод. Ну, развод! Да! Ну, и что?! И крестьяне разводятся, и дворяне, и даже цыгане. Медведи в лесу, небось, тоже разводятся. И собаки на псарне. Но может ли развестись великий князь и Государь всея Руси? Раньше-то такого не было.
Сохранился поразительный документ — «дело» о Неплодстве, которое содержит показания неких лиц, бывших свидетелями похождений великой княгини по всяким знахаркам да ворожеям.
Брат государыни, Иван Юрьевич Собуров, свидетельствовал:
«Лета 7034 (1524 год) ноября 23 дня, сказывал Иван: говорила мне великая княгиня: «есть деи жонка Стефанидою зовут резанка, а ныне на Москве, и ты се добуди да ко мне пришли»; и яз Стефаниды допытался да и к себе есми во двор позвал, а послал есми се на двор к великой княгине с своею жонкою с Настею, а та Стефанида и была у великие княгини; и сказывала мне Настя, что Стефанида воду наговаривала и смачивала ею великую княгиню да и смотрела ее на брюхе и сказывала, что у великой княгини детям не быти, а после того пришел яз к великой княгине и она мне сказала «посылал ты ко мне Стефаниду и она у меня смотрила, а сказала, что у меня детям не быти; а наговаривала мне воду Стефанида и смачиватися велела от того чтоб князь великий меня любил, а наговаривала мне Стефанида воду в рукомойнике, а велела мне тою водою смачиватись, а коли понесут к великому князю сорочку и порты и чехол, и она мне велела из рукомойника тою водою смочив руку, да охватывать сорочку и порты и чехол и иное которое платье белое»; и мы хаживали есмя к великой княгине по сорочку и по чехол и по иное по что по платье, и великая княгиня развернув сорочку или чехол, или иное что платье великого князя, да из того рукомойника и смачивала то платье. Да Иван же сказывал: говорила, господине, мне великая княгиня: «Сказали мне черницу, что она дети знает (а сама безноса) и ты ту черницу добуди» и яз тое черницы посылал добывати Горяинком звали детина (а ныне от меня побежал), и он ту черницу привел ко мне на подворье; и та черница наговаривала не помню масло, не помню мед пресной, да и посылала к великой княгине с Настею, а велела ей тем тертися от того ж чтоб ее князь великий любил, да и детей деля, а опосле того и сам яз к великой княгине пришел, и великая княгиня мне сказывала: «приносила ко мне от черницы Настя, и яз тем терлася».
К сей памяти яз Иван руку приложил».
И на обороте приписка:
«Да Иван же говорил: а что ми господине говорити, того мне не испамятовати, сколько ко мне о тех делех жонок и мужиков прихаживало».
Тут, как говорится, комментарии излишни. «Дело» хранилось в собственном архиве великого князя Василия — «Ящик 44-ый. А в нем списки — сказка Юрья Малого Собурова, и Стефаниды резанки, и Ивана Юрьева сына Сабурова, и Машки кореленки, и иных про немочь великие княгини Соломаниды». Практически — top secret!
Но есть там и ещё одна пометка — «7074 (1566 года) августа в 7 день взял государь к себе». Что за государь? Царь Иван Грозный. И, несомненно, он ознакомился с содержимым ящика. И что он там вычитал? Домашнюю сплетню о первой жене своего отца? Нет, конечно же, он знал эти сплетни лучше всех на свете. Он даже знал, что, уже будучи сосланной в Покровский монастырь, Соломония Собурова «вдруг» родила сына — в апреле 1526 года — вот только что это за сын, и откуда он взялся на почти пятидесятом году жизни, великому князю было уже не интересно: он был занят приготовлениями к новой свадьбе — с княгиней Еленой Глинской. А сейчас мы знаем, что никакого сына будто бы и не было. Есть в Покровском монастыре одинокая сиротская могилка, в которой был будто бы похоронен сын Соломонии, Юрий, но при вскрытии в ней нашли только детскую рубашку примерно на пятилетнего мальчика и большую кучу земли.
Странно, не правда ли?
Общим остаётся лишь происхождение атамана — он царский брат!
Нет, всё же самое главное из этой «памяти» великого князя Василия — это слово «безноса» — «а сама безноса»! Ведь это ж означает — сифилитичка, а в те годы сифилиса на Руси почти не знали и боялись пуще любого атамана, хоть князя, хоть принца, хоть разбойника! Уж не с этого ли обстоятельства начинается умопомешательство Ивана Грозного? Уж не тогда ли этот злой и мнительный человек начал пить ртуть пополам с водкой и, быстро сходить с ума и свирепствовать, «аки тать» на большой дороге?!? А, с другой стороны, ему-то какое дело до Соломонии Собуровой и её безносых приятельниц из Рязани? Он же не сын её, от которого осталась одна рубашка, и не мифический атаман Кудияр и казаками-разбойниками не командовал. Зачем? Это непонятно. Но какие-то подспудные страхи терзали его всю жизнь.
Итак, летом 1525 года Соломонию Собурову вывезли из Кремля и постригли в монахини под именем София. Теперь московский государь был абсолютно свободен, и у него уже была на примете невеста, и не старая какая-нибудь боярыня, а молоденькая дальше некуда! Основываясь на экспертизе останков Елены Глинской, можно предположить, что она родилась примерно в 1510 году, и на момент вступления в законный брак ей было примерно 16 лет (или даже 13?). Желая на ней жениться, великий князь, чтобы казаться моложе — а ему было 47 лет — даже бороду сбрил, чем произвёл ужасное впечатление на весь московский двор, уже тогда патриархально бородатый. Благодаря реконструкции внешности, мы знаем, что она была весьма привлекательна, стройна и довольно высока ростом, у неё были рыжие вьющиеся волосы и ярко выраженный славянский тип лица. В летописи так и написано — «лепоты ради лица и благообразна возраста, наипаче ж целомудрия ради» взята она была в жёны. Что ещё известно о ней? Елена отличалась довольно хрупким телосложением — длинные ноги, узковатые плечи — и … кривыми зубами. В наше время ей в любой стоматологии могли бы поставить на зубы «скобку», тем самым решив половину проблем с внешним видом. Но в те годы на всю Москву, Литву и Польшу был всего один стоматолог, да и тот — атаман Кудеяр, который бьёт морды на большой дороге! Он же, кстати, и проктолог, и гинеколог… А в спине у княжны Елены обнаружился один лишний позвонок. «Вот уж эти аристократы с их тонкой селекцией и родственными браками!» — таки и хочется сказать, однако великий князь Василий Иванович ничего об этом не знал, как, впрочем, и все остальные современники: наличие лишнего позвонка было выявлено в наше время при изучении её останков.
Хорошо ли это — лишний позвонок? Ну, не совсем хорошо, хотя на жизненные циклы это никак не влияет, и даже остеохондрозом не заканчивается. Остеохондроз — да ещё в непростой форме! — был у византийки Софии Палеолог, матери жениха, но невеста об этом тоже ничего не ведала. А ей-то было какое дело? Она выходила замуж всё-таки не за врача-астролога, а за великого князя — такого, какой он есть.
Венчание государя Василия Ивановича и княгини Елены Глинской состоялась 21 января 1527 года в одном из кремлёвских соборов.
Это произошло всего через 4 месяца после развода с Собуровой.
Елена родилась в Москве — это следует из польских летописей — или была привезена туда во младенчестве, однако подданство у ней было княжества Литовского. Я не берусь предполагать, что о ней думают в современном Литовском государстве, «члене» НАТО, но в тогдашней Литве на неё взирали почти с любовью — её готовы были обожествить и вознести на все олимпы мира! Ей даже с удовольствием простили тот факт, что её отец и его братья свалили на Русь, уведя с собой множество дворян-литовцев, а многие литовские фамилии после этого присягнули Москве — это и князья Бельские, и Озерецкие, княжеский клан Друцких (прежде всего Друцкие-Соколинские) и т.д. Они составили при московском дворе особый клан под названием «литва дворовая», и ещё много лет выступали с «критикой официального Вильнюса». Это ей тоже простили, как и «патриотическое» отношение к своей жизненной миссии — быть матерью великого князя «дикой Московии»! — а Елена не хотела быть чужой на Руси, понятно? И Смоленск она не вернула, и отношения с Берлином и Кёнингсбергом не были подвержены ревизии, и с Речью Посполитой она дружбы искать не стала, хоть от неё и ожидали чего-то подобного. Она, наоборот, устроила польскому крулю Сигизмунду из шведского рода Ваза большую войну и чуть было в ней не победила. Нет, ей всё простили за то, что она — литвинка! Этого оказалось вполне достаточно для поддержания национальной гордости Великого княжества Литовского, во всём зависевшего от мнения Варшавы.
Но какого вероисповедания была новая великая княгиня? Самого обыкновенного — русского православного. А на каком языке она говорила? На русском. Других языков в тогдашней Литве почти не знали, а то весьма архаичное звукопостроение, которое почему-то называется «литовским языком», в XV-XVI веках существовало только на территории Восточной Пруссии и называлось «языком балтов» — короче, на этом языке «балтали» всякие немецкие «недочеловеки». Первый польско-латинско-литовский словарь (он так назывался) был создан только в 1620 году, а современный литовский язык стал входить в употребление только в веке XIX — одновременно с, так называемым, украинским. Современные литовские патриоты готовы до истеричного визга доказывать, что государственным языком Великого княжества Литовского всегда был литовский, да только, представьте себе, нет на свете ни одного исторического документа, который был бы составлен на этом языке — их вообще нет.
В 1919 году новорожденные литовские власти потребовали от Ленина вернуть хранящиеся в Санкт-Петербурге исторические архивы Великого княжества Литовского, однако большевики предъявили литовцам интересное предложение: мы можем вернуть только то, что написано на литовском языке, вы согласны? Литовцы оказались гражданами малограмотными, поэтому они с радостью согласились принять «дар» нового русского правительства. А никакого дара, в конечном итоге, не оказалось: среди почти 600 томов архивного хранения вообще не нашлось документов, составленных на языке современных литовцев. Все официальные бумаги Великого княжества Литовского были составлены на немецком, польском, латинском и… старо-русском языке — то есть на современном белорусском, являющимся, по существу, и старолитовским языком тоже! И на этом же языке, кстати, был составлен договор о вхождении Украины в состав России.
А чего вы хотите?! Две трети территории Великого княжества — это были бывшие земли Киевской Руси, и две трети литовской знати — это были самые натуральные русские и русскоговорящие люди, предки которых служили великим князьям киевским, а то и московским. Вот и княгиня Глинская тоже не была каким-то исключением, хоть их княжеский род и не был в «той» Литве по-настоящему древним.
Целых три дня гремела невиданная по размаху великокняжеская свадьба. На стол поставили всё золото из богатого чашками-кружками приданого Софьи Палеолог, а половину Кремля. по такому случаю. застелили индийскими коврами. Жених и невеста сидели так, чтобы одно крыло большого двуглавого орла с рубиновыми глазами простиралось над одной головой в венце, а другое — над другой. Этим как бы предполагалось, что посередине должен быть младенец — наследник престола. Государь Московский был в лисьей шубе и в шапке Мономаха, Елена — в венчальном венце Софьи, привезённом некогда из Византии. По причине большой сосредоточенности разного придворного люда 24 охранника обеспечивали безопасность великой княгини — можно предположить, что это были «её» литовцы, — а ещё 24 гридней и челединцев следили за вносом-выносом блюд. Настороже стояли боярыни из назначенных в свиту Елене Глинской. Здесь же торчали при оружии три опытных оглоеда во главе с государевым братом Юрием Дмитровским — тот был в очень высокой шапке из лисы-чернобурки и смотрелся, как истинный покоритель Сибири, на две головы возвышаясь надо всем боярским-княжеским-думным сообществом. А дело-то серьёзное — вдруг сушёная квакушка найдётся в блюде?!? Или кто мышей пустит в пиршественную залу?
Бывали тут такие шуточки при Софье, государевой матушке.
Невеста поразила всех, кто раньше её не видел, а великий князь поразил всех, кто видел его каждый день, — под шубой он был одет польским паном! Ну а как же?! На литвинке ж женился! А, коли женился б он на татарке, то и по-татарски оделся бы… Однако все искренно радовались вместе с великим князем — от первоначальной церемониальной строгости вскоре и тени не осталось! Пили и жрали, не соблюдая особого приличия. Народ с удовольствием накачивался алкоголем и бешено орал «ура!» в честь новобрачных. Недовольных — не наблюдалось. Нет, всё же несколько кривились придворные бояре — им поручили нести впереди процессии огромные свечи, каждая была в два пуда весом, да ещё обёрнутые соболями. Короче, они чуть брюхо не надорвали. Но и бояре вскоре замолчали, взявшись за кубки с вермутом и романьей. Водка в то время была только у немцев, да и ту пили напёрстками. Но тут же лихо глотали густую гданьскую старку литовцы из свиты её самого старшего дяди Ивана (князь Михаил Глинский в тот момент сидел в тюряге по подозрению в попытке бегства за границу). Великая княгиня хорошо знала немецкий и польский и свободно разговаривала с «литвинами» — а среди них были и те, которые родом из Варшавы, и другие, родом ливонские рыцари, или же уроженцы Пруссии. Они же на двух языках (и по-русски тоже) в голос просили выпустить князя Михаила Львовича и утверждали, что он-де не собирался бежать к австрийскому императору — да вовсе нет! Это его воеводы оговорили, гады! Знали ведь, что у него есть специальная дипломатическая грамота, обещающая защиту венского кесаря. А — куда в Европе без такой грамоты?! Да никуда! С такой грамотой можно в любую столицу скакать — хоть в Лиссабон! Она, поди, у каждого второго дьяка имеется, что за границу по делам ездит!
И в чём же, таким образом, виноват пан Глинский, бывший советник вельможного пана литовского гетмана? Нет, в чём?
Здесь же, за столом, великий князь очень вежливо пообещал, что обязательно рассмотрит это сильно затянувшееся «дело». Смешно ведь жениться на девушке, которая была протеже и в добавок родной племянницей человека, которого ты держишь за решёткой по плохо обоснованному обвинению, так ведь? А ведь у князя Глинского есть четыре брата-акробата, с которыми тоже надо было бы считаться. И они тебе — не кто-нибудь и не где-нибудь! Они все — здесь, за столом, и уже с большим удовольствием «нализались» за счастье новобрачных. Тут того и гляди. и правда. мыши побегут из-под стола — ну просто в «знак протеста»! И кого потом винить, кроме себя самого?
21 год великий князь оставался бездетным и с горя спрашивал себя: «Кому править по мне во всех городах моих и пределах?» Правильно. А кому? С такой политикой того и гляди помрёшь бездетным, как евнух в гареме. А там престол уйдёт к одному из братьев, и, скорее всего, к князю Дмитровскому с его потрясающей лисьей шапкой. И всё из-за собственного ослиного упрямства — ты понял? Нет, лучше — шапка, чем уши! А, тем временем, Соломония, бывшая супруга великого князя, медленно обживалась и устраивалась на новом месте — в монастыре. Ей очень сочувствовали великокняжеские братья. Её уже и называли, как святую, — София Суздальская, почти мученица, а в перспективе она — наверняка местночтимая святая! Конечно, ценность этого титулования невелика, однако кое-что означает. А означает это, что новый брак великого князя не вполне одобрен русской общественностью.
Ведь получается буквально по Франсуа Вийону:
Сквернит свой род барон или граф,
Простую девку в жёны взяв.
Неужто им и невдомёк,
что честь менять на кошелёк
и счёт вести чужим деньгам —
не выгода, а стыд и срам!
— конечно, с той лишь разницей, что не в «кубышке» было дело.
Но и в «кубышке» — тоже. Московская-то «кубышка» пустеть не должна. Придворные готовы были внести за князя большой залог в 5000 рублей — что не изменит, не убежит к австрийцам — а это очень хорошо. Или вы — святы и вам денег не надо? И всякая «литва» недовольна, замечал великий князь, мельком поглядывая на пьяное панство. Надо бы им услужить. А русские? Только что, вон, бояре ворчали в бороду, что им пришлось огромные свечи таскать, — надорвались! Да ладно, если только свечи! В глазах у бояр что-то недоброе светится! И даже у самых ближних… значит, одни деньги несут за него, целых 5000 рублей, а другие филинами смотрят? У великого князя появился один простой закономерный вопрос: а вообще нужен ли Глинский за этим столом или не нужен? Может, всё-таки — нет?
Ась? У кого бы спросить.
Великий государь смотрит на ближнюю боярыню Тулупову.
Та всё знает…
Нет, пускай лучше мыши бегают. А кот Васька у нас имеются!
Жених не должен был много пить за свадебным столом — это такое правило! — но взрослая привычка к алкоголю всё-таки взяла своё, и он молча поставил стакан перед вторым дружкой, Михаилом Юрьевичем Захарьиным-Юрьевым, — налей, дескать! Только что назначенная первая боярыня Елены Васильевны, княгиня Дарья Тулупова, на это дело посмотрела, но промолчала. Ну а чего тут возмущаться?.. Кстати, главным дружкой на свадьбе был воевода Дмитрий Фёдорович Бельский, её любовник. Самым поздно вечером, когда литовское воинство стало брёвнами ложиться под стол, а русское только за третьим штофом потянулось, боярин Бельский по традиции взял со стола жареную курицу (сам был тоже «не очень», и государь сказал ему: «Не урони!»), рядом с «курём» положил печёный калач, литовского сыра побольше (кстати, боярин весь вечер просидел с ножом возле новобрачной и нарезал ей сыры и печенье, а также «присматривал», чтоб вино для её кубка соответствовало «этикету», было правильно разведено клюквенным соком и не было отравлено), после чего провозгласил «отход ко сну». Потом Захарьин-Юрьев вместе с пьяненькой супругой московского тысяцкого Бутурлина — знатной московской свахой, между прочим! — долго отводили государя и государыню в опочивальню. По пути государь «сдал» тысяцкому шапку Мономаха — обратно на хранение, — а государыня Елена не без сожаления избавилась от красивенького алмазного венца — уж не этот ли венец был на Марине Мнишек после её замечательного бракосочетания с «царевичем Дмитрием»? Потом съедали по дороге курицу и весело кидались костями, а жена тысяцкого согласно традиции ещё и семенами их осыпала сверх меры. На этом все официальные мероприятия закончились. Темно. Очень тихо. Только слышно, что где-то мышки шуршат. Готово широкое брачное ложе под балдахином, а в каждый угол опочивальни была воткнута стрела с сорока соболями на ней. На столе — всякая всячина в серебряных ковшиках и кастрюльках на случай, если кушать захочется, а все лавки были заставлены жбанчиками с медовухой.
Пить, конечно, не хотелось. Василий и так слегка поднабрался и собрался спать. Какие тут брачные обязанности? Неудобно как-то… Василий-то Иванович был мужчина, вообще-то, непьющий. Но и уснуть не получилось тоже — внезапно на всех московских колокольнях одновременно ударили в колокола, да так звонко, что государь подскочил, как укушенный, — что случилось? Таким образом московский люд узнал об окончании официальной церемонии. С этого момента Василий Иванович был официально женат во второй раз. А под окнами его дворца лежал снег — чистый, абсолютно нетронутый и ровный, как белая ткань. И вдоль этой полосы, ездил на коне да «поглядывал» суровый князь Фёдор Васильевич Телепнёв-Оболенский по прозвищу Лопата, прекрасный воин в сияющих итальянских доспехах и со старинным мечом на изготовку. Князь был человек известный. Он десятки раз ходил с «судовой ратью», за несколько лет до этих событий побывал он, будучи воеводой в Кашире, в плену у крымских татар Муххамеда-Гирея, из которого его выкупил у Рязани воевода князь Хабаров-Сицкий за 700 рублей, и вообще считался солдатом с большой буквы. Сейчас он охранял свою «контрольно-следовую полосу» — прямо под окнами терема. Чтоб никто тут не ходил!
Чтоб даже вороны не каркали!
Что было дальше-то? А дальше звонили колокола по всей Руси. Это великий князь с молодой супругой совершал вояжи то в один монастырь или провинциальный город, то в другой. Он строил там церкви, вносил вклады, расточал деньги на общественные нужды, и так продолжалось почти три года кряду. Вот только детей у него по-прежнему не было! Раньше-то всё можно было свалить на Соломонию Собурову — она-де виновата! А теперь кто виноват?
Можно, конечно, и церковных мышек объявить виноватыми, вот только кот Васька обхохочется. У него-то «там» полный порядок.
«Неужели же со мной что-то не в порядке?» — спрашивал себя великий князь и понимал, что теперь «виноват» только он. «Но неужели я буду во всём виновата?» — опасалась молодая княжна и понимала, что виноватой объявят только её. Притом с радостью.
Та же Тулупова и заорёт громче всех.
Однако Господь Бог над ними обоими смилостивился.
Итак…
(продолжение следует)
Оригинал: https://7i.7iskusstv.com/y2022/nomer7/garsia/
