(1988-1996)
Звёзды
Григорий Лозовик
Я был тогда безмерно мал
В раздольном буйстве южной ночи.
Я слышал зов и замирал,
Но я не знал, что сердце хочет.
Качался месяц надо мной,
И звёздный мир мерцал тревожно,
А я искал в дали ночной
Свой знак — таинственный и сложный.
Теперь я стар. Но прежний мир
Грёз юности не забываю.
Как кропотливый ювелир
Венец из звёзд я собираю.
*****
Тот мир, в котором я живу —
Вне времени и измерений.
Там все предметы наяву,
Без теней и без полутеней.
Там звуки бродят по кривой
В плену мгновений и столетий;
Всё блещет радугой живой
В колеблющемся многоцветьи.
Там верх и низ — два близнеца,
Не отличишь их друг от друга.
Там нет начала, ни конца;
Любая точка — точка круга.
Ноктюрн
Вздохнув устало, парк уснул.
Влюблённых вечный добрый гений —
Луна — разводит караул
Задумчивых, неровных теней.
Сверкая холодом штыков,
Скользят её лучи, бледнея.
Посеребрив ночной покров,
Тревожат мрак пустой аллеи.
Проходит ночь, таинств полна,
Ночь грусти и воспоминаний.
Проходит жизнь на грани сна,
Как облако, как дым преданий.
Ночь в Кишинёве
Ночь ложится на кроны каштанов,
Синий плащ звездочёта надев,
И бормочет в бреду полупьяном
Колдовские стихи нараспев.
Нет ни времени, нет ни пространства.
Мир в нирвану давно погружён.
Сонм пришельцев неведомых странствий
Озаряет на миг небосклон.
И приходит, как благословенье,
Сквозь хаос, всколыхнув темноту,
Всё, что думано до исступленья,
Передумано невмоготу.
Ночь в Евпатории
Погас последний шёпот взморья
Под одинокою луной.
Уснули мёртвым сном подворья
В прозрачной синеве ночной.
На рейде, лебединой стаей,
Качаясь, дремлют катера.
По водной глади убегая,
Искрится лента серебра.
Вдали, вздохнув, затрепетала
Гитары страстная струна.
К опорам мёртвого причала
Прильнула сонная волна.
Ответь
Ты — Бог? Богиня? Кто ты,
Из пламени создавший нас
В минуту радостного взлёта
На перекрёстке звёздных трасс?
Ответь! Я ждать не в силах боле.
Вот я стою перед тобой —
Сплетенье дум, страстей и воли —
Один, с непонятой судьбой,
С надеждой руки простираю
Во мглу, где бродит тень твоя,
И — безоружный — вопрошаю:
Ответь! Ты — есть? Кто ты? Кто я?
Все бездны надо мной зависли,
А я — их стих, я — их глагол,
Экстракт непостижимой мысли.
Зачем я в этот мир пришёл?
Любить? Какая несуразность!
Зачем тогда мне смерть дана?
Искать? Забыть, что значит праздность,
Не знать ни отдыха, ни сна…
И верить! Что ж, я верил в чудо,
А вместо чуда вышел пшик.
Так где ж мне веру взять? Откуда?
Ответь, и я поверю вмиг.
Но так ответь, чтоб я поверил.
Пусть я не знаю, кто ты есть,
Но ты скажи, по крайней мере,
Что не забыты долг и честь,
Что в этом неуютном мире
Людская кровь ещё в цене,
Хоть есть вожди и есть кумиры,
И глухо зреет гнев на дне.
За слово — самое простое —
Готов пожертвовать я всем.
Так ты скажи мне — кто ты? Кто я?
А я уж сам скажу — зачем.
Творчество
Когда приходит ночь и где-то в комнате
За мигом медленно крадётся миг,
Всё то, что помнится и что не помнится,
Встаёт меж полок запылённых книг.
Тогда напевом каждый стих слагается
Из звуков, чувств и сокровенных слов,
А мир вокруг неслышно замыкается
В сплетеньи яви, волшебства и снов.
Восьмое чудо света
Со страниц томов старинных,
Словно с лестницы времён,
Сходят поступью былинной
Тени вымерших племён.
Исчезает в лёгкой дымке
Мёртвой древности покров,
Будто шапку-невидимку
Сняли мы с вершин веков.
Вновь сады Семирамиды
Расцветают меж руин,
Оживают пирамиды
Средь заброшенных пустынь.
От пустынь до Гелеспонта,
Рассекая ночь и мрак,
Озаряет горизонты
Удивительный маяк.
Беломраморный красавец —
Повелитель темноты —
Он до туч взлетел, чтоб славить
Дерзновенные мечты.
В позолоченной гробнице
Просыпается Мавзол.
Торжествует и резвится
И поёт ему Эол.
У морского горизонта
Возвышается колосс.
Это Гелиос — бого Солнца —
Он ногами в скалы врос.
На горе, заворожённый,
Спорит с Солнцем по утрам
Красотой непревзойдённой
Артемиды чудный храм.
А с чертогов мирозданья,
Выше храмов и божеств,
Через дали-расстоянья
Мечет громы грозный Зевс.
Семь чудес я здесь представил,
Мира древнего эскиз.
Выше всех чудес и правил
Есть восьмое. Это — Жизнь.
Ищите, и найдёте
(Евангелие от Матфея, 7)
Где-то в мире параллелей
Заблудился капитан.
Шёл сквозь штормы и метели,
Чтоб найти свой меридиан.
…На просторах океана
Воцарилась тишина.
Гладь недвижна, как саванна,
Утомлённо спит волна.
В час великого покоя
Слышно, как зовёт земля,
Как, грустя, с немой тоскою,
Ждут родные тополя.
— почему же вы грустите,
Юности моей друзья?
— Годы — призрачные птицы —
В дальние летят края.
В мир, откуда нет возврата,
Где и грусти даже нет,
Где не плещутся закаты,
Не рождается рассвет.
А над нами в беспорядке
Тают тучи, как мечты.
Злятся бури… Где разгадка
Этой вечной суеты?
— пусть за годом год уходит
Молчаливой чередой,
Пусть все бесы бури водят
Над истерзанной землёй.
Есть зато у вас просторы,
Где гуляет вольный бриз.
Вам дана земля, в которой
Притаилось чудо. Жизнь.
В Ней разгадка. Вы ищите.
Сердцем, сущностью своей
В ней истоки находите.
Торжество открытий — в ней.
…Где-то в мире параллелей
Есть заветный меридиан.
Доберётся ли до цели
Наш отважный капитан?
Атлант
Давно умолк последний бой курантов.
Повисла ночь над спящею Москвой.
Лишь говор звёзд кружит над головой,
Как тихий шелест древних фолиантов.
Кромешной тьмы незримый часовой
Меж мёртвых зданий города-гиганта
Блуждает призрак скорбного Атланта
И полк испытанный сзывает свой.
«Из ледяного царства вечных теней
Восстаньте, войны огненных сражений.
Былая слава ваша увядает».
Но город нем, как мрамор Парфенона,
И только призрак бродит неуклонно,
Тревожит ночь, соратников сзывает.
Песня дорог
От душных вокзалов по рельсам горячим
Уходят, теряясь во мгле, поезда.
Навстречу надеждам, навстречу удаче,
Туда, где синеют, дымясь, города.
Стучат монотонно на стыках колёса,
Слагая привольную песню дорог,
И словно пронзительный крик альбатроса
Несётся вслед эхо минувших тревог.
Ту песню нам пели степные кочевья
И рокот пожарищ военной поры,
И шелестом ей отвечали деревья
В холодном безбрежьи вечерней зари.
И нынче она на просторах гуляет,
Пропитанных запахом рельсов и шпал,
И странник, услышав её, вспоминает
Дороги скитаний, случайный привал.
Колёсной мелодией чудной охвачен,
Он смотрит безмолвно в размытую даль,
Как будто он чем-то давно озадачен,
Как будто свою не поймёт он печаль.
…По рельсам, по рельсам несутся составы,
В гравийную пыль рассыпая года,
А песня дорог — через годы, заставы
Приходит, чтоб жить в нашем сердце всегда.
*****
Протопало утро по гулким ступеням,
Встревожив безмолвие сонных кварти,
И только за окнами, как на арене,
Беснуется зимний мальчишеский мир.
Один в тишине полумёртвых строений
Сижу я во власти нахлынувших дум,
И из вереницы оживших видений
Пустые обрывки ловлю наобум.
В шеренги воздушные строясь поспешно,
Неведомый мне соблюдая завет,
Они, как положено теням нездешним,
Куда-то бредут, заметая свой след.
И я вслед за ними легко уплываю
За дальний, невидимый глазу предел,
Туда, где, клубясь, облака исчезают,
И в дымке теряется водораздел.
И кажется мне, что я был там когда-то,
Давно, в незапамятные времена,
Любил и грустил, восхищался закатом,
А лодку мою не бросала волна.
Но что-то недавно во мне раскололось,
И лодку несёт беспрепятственно вспять.
И лодочник, хрипло пропев баркаролу,
Не знает, что песней он хочет сказать.
Осенний этюд
На жёлтом фоне дрогнувшей листвы
Зажглась холодным пламенем рябина.
Вверху — глазурь, внизу — покров травы,
По сторонам — бескрайняя равнина.
Огонь и синь, и одурь желтизны —
Всё вырвалось застрявшим в горле криком,
Как взмах смычков во власти тишины,
Застывший вдруг в смущении великом.
От этой тишины я будто пьян.
И только где-то в недрах подсознанья
Неистово бушует ураган
Осеннего немого увяданья.
Жёлтые листья
Нас было двое — я да ты.
Нам мир казался детской сказкой,
Где бродят милые мечты,
Где всё заполнили цветы,
Согретые весенней лаской.
Гремел, искрясь, морской прибой,
Кипела юность наша гулко.
Тогда мы думали с тобой,
Что жизнь не каждодневный бой,
А безмятежная прогулка.
Прошло безмерно много лет
С тех пор, как мы расстались.
Нет больше грёз. И сказки нет.
Стелила осень жёлтый цвет,
Когда мы вновь встречались.
Мы вслух не стали вспоминать
Давным-давно сгоревшей страсти.
К чему друг друга упрекать,
К чему о пройденном роптать,
Когда над пройденным нет власти.
Шутя коснувшись старины,
Мы, балагуря, полные задора,
Старались не заметить седины,
Морщин упрямой глубины
И грустную усталость взора.
Нас было двое — я да ты.
Ты помнишь? Будто в старой сказке:
Прибой… Объятия… Мечты…
И, кажется, цветы, цветы
Какой-то неземной окраски.
Когда цветёт подснежник
Я прихожу, когда цветёт подснежник,
А лес в дыму весенних испарений,
Когда рассвет в немом оцепененьи,
И снегом пахнет вековой валежник.
Тогда в безумстве самоотреченья
Вскипает вновь твой дух мятежный,
И мы уходим в океан безбрежный
Страстей, восставших из пучин забвения.
Над нами лес в кружении бредовом
Вплетает в синь зелёную обнову.
Он полон шорохов и вздохов нежных.
Но исчезает чудное виденье,
И лишь весны торжественное пенье
Меня пьянит, когда цветёт подснежник.
Улыбнись, Роза
Старая Роза, толстая Роза,
Вот ведь какой сюрприз:
Жизнь раздвоилась,
Жизнь прокатилась,
Вновь наши стёжки сошлись.
Старая Роза, толстая Роза,
Как ты была хороша!
Стан — как тростинка,
Носик — былинка,
А в голове — ни шиша.
Помнишь ли, Роза, милая Роза,
Славные те времена?
Небо сияло,
Солнце пылало,
Нам улыбалась весна.
Ты хохотуньей бегала, Роза,
Вечно «хи-хи» да «ха-ха».
Розой росла ты,
Розой цвела ты,
Жизнь ведь была так легка.
Как ты любила, добрая Роза,
Моды, веселье и джаз!
Старые моды,
Давние годы,
Где они, Роза, сейчас?
Где твои песни, где твои чары?
Всё безвозвратно ушло.
Юность заветную,
Даль несусветную
Дымкою заволокло.
Время настало снова расстаться.
Выпьем же, раз нам пора.
За всё былое,
За всё земное,
За всё, что было вчера.
В час расставанья перед дорогой
Грусть свою глубже запрячь.
Не горюй, Роза!
Улыбнись, Роза!
Милая Роза, не плачь.
*****
Напиши увяданье осенней листвы
И хрустальную звонкость тропинок пустынных,
Эту жёлтую скорбь безответной любви,
Эту чёрную зыбкость ветвей тополиных.
Напиши этот сон, где когда-то прошла
Наша молодость неподражаемым чудом,
И где нынче струится — тиха и светла,
Затаённая грусть неизвестно откуда.
Напиши тишину и прохладу озёр,
Сохранивших всю девственность первых
признаний.
Напиши тот немой, незабытый укор
За немыслимый груз причинённых страданий.
Не забудь. Напиши. И пусть каждый мазок
Будит в сердце твоём — одиноком и старом —
Словно в скоепе глухом замурованный слог,
Загораясь последним осенним пожаром.
Возвращение
Я вновь вернулся к вам, низовья Кишинёва,
Сквозь терпкий дым и чад десятилетий,
И прошлое сегодня оживает снова
Немым парадом теней на рассвете.
Я перед вами низко голову склоняю!
Пред вами, стены ветхие, кривые,
И улочки, которые я с детства знаю,
И древние — в ухабах — мостовые.
Вы всё такие ж! В немощи своей вы стойки.
Чуть только посерели, потускнели.
Ни бури века и ни гомон новостройки
Вас разбудить из дрёмы не сумели.
О вас мне напевали степи Казахстана,
Где я скитался пасынком-изгоем.
Я вас встречал не раз на сопках Туркестана,
Обугленных немилосердным зноем.
Я вспоминал о вас в бою, когда окопы
Фонтанами взлетали к небосводу,
Когда горел металл в развалинах Европы
И шли к концу военные походы.
Минули годы, годы веры и сомнений.
Я отдал им всю дань без колебаний.
И вот я здесь. Как тень среди воскресших теней,
Стою один в бреду воспоминаний.
… Я к сейфу времени хочу найти отмычку,
Чтобы извлечь из прошлого мгновенье.
Всё вздор, всё вздор. Не существует перемычки
Меж небытьём и чудом сотворенья.
*****
Я полон был смятения.
От призраков былых
Искал я край забвения
В просторах неземных.
Но там, где всё кончалось и
Не властен даже Рок,
Меня без всякой жалости
Преследовал Упрёк.
Тогда — ожесточённый — я
Направился туда,
Где в зареве бессонные
Гудели города.
Но в каждом гулком городе,
Где корчился порок,
Кричал надрывно, с горечью
Недремлющий Упрёк.
У озера
Гладь озёрная в парке старинном.
Тишина. Лишь листва шелестит.
На заре, на аллее пустынной,
Одинокий прохожий грустит.
Слабый ветер осенний капризный
Чуть коснулся его седины.
Человек размышляет о жизни.
Ведь что жизнь? Всплеск озёрной волны.
Феерия огней маскарада.
Глаз лукавых пленительный блеск.
Ни намёка открытого взгляда.
Всюду маски. Бал масок. Бал — всплеск…
Небосвод постепенно светлеет.
Первый луч уж листву золотит.
Проходя по пустынной аллее,
Не тревожьте его. Пусть грустит.
Память
Мне казалось, я будто уснул,
А вокруг было душно и тихо.
И по мраку внезапно хлестнул
Белоснежный сверкающий вихорь.
Вот за ним разогнался второй.
За вторым стал и третий вращаться.
Просто чудо, как в бездне порой
Могут белые вихри рождаться.
Из бушующей той белизны
Всплыла чёрная армия точек.
Будто в белую плоскость стены
Кто-то вбил миллионы гвоздочков.
И запрыгали точки кругом
В беспорядочной, призрачной пляске.
Копошились меж явью и сном
Муравьи антрацитной окраски.
Вот опять всё исчезло. И там,
Где мурашки бесшумно метались,
Вырос лес, грохнул взрыв, по ветвям
Вихри чёрные дружно промчались…
Отголоски кровавой войны —
Чёрно-белые призраки-вихри.
До безумья бредовые сны…
Их не раз посылал мне Антихрист.
Я очнусь. Дам чуть сердцу остыть
От звериного запаха крови.
Дам и памяти цепкой забыть
Гул пожарищ, рыдания вдовьи.
Но теперь… Я, похоже, уснул.
Почему здесь так душно и тихо?
Вот опять где-то рядом блеснул
В полумраке раздвоенный вихорь.
Перед эмиграцией
Пройдись со мной сквозь гром и гарь
автобусных армад,
сквозь духоту, срессованную зноем
и тяжестью бетонных наштампованных громад,
туда, где шепчутся развалины запоем,
где каждый камень бредит стариной,
в дремоте плесневея беспробудной,
где тротуары проросли травой,
а улицы безлюдны.
Пройдись, о память, эти камни оживи,
утеряную даль, где, кажется, совсем недавно
звучали первые слова любви
и первый смех — раскатистый и славный.
В последний раз из груды лет,
перед большой дорогой,
ты извлеки на божий свет
далёкие и милые чертоги,
расставь их так на прежние места,
за гранью осязанья,
чтоб неподвластная годам мечта
сложилась тихой песней расставанья.
Ностальгия
Жене
То ли лёгкая грусть, то ль печаль
Бродят здесь по холодной чужбине.
То ль тревожно ожившая даль
В моей грусти нежданной повинна.
Я вдруг вспомнил наш парк и наш клён,
И скамью наших первых свиданий,
И немыслимо сладостный сон
Поры милых надежд и мечтаний.
Потому ли я словно в бреду?
До тех мест ведь года и границы,
А в заброшенном этом саду
Голова вечерами кружится.
Дай мне руку, родная. Вдвоём
В эту светлую ночь звездопада
Не спеша мы с тобою пройдём
По аллеям уснувшего сада,
И вновь вспомним… года, что прошли
На одном раскалённом дыханьи,
Запах лип незабытой земли,
И всё то, что уж стало преданьем.
Сумерки
Всё потонуло в мерцающем мареве:
Древняя улица, горы, снега…
Как по дорожке невидимой гаревой
Годы затеяли гонки-бега.
Было ли? Снилось ли? Память усталая
Вслед за узором выводит узор:
Древнюю улицу — в зареве алую,
Трепет далёких заснеженных гор.
Память, уйми мою боль-наказание,
Пусть не тревожит так часто меня.
Или верни мне ту даль несказанну. —
Древнюю улицу из небытья.
Зимнее слово
Казалось, я сошёл неспешно
Со сказочного корабля.
Мир улыбнулся мне безгрешно,
Меня встречала мать-Земля.
Всё было трогательно-ново.
Снегами пахли тополя.
Вставал рассвет. Рождалось «Слово».
И пели белые поля.
Как прихожанин перед храмом,
Стоял я, слушая поля.
Но вдруг crescendo зимней гаммы
Оборвалось на ноте «ля».
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2022/nomer5_7/lozovik/
