Niels Hav
Сон
Ступай тихо, говори шепотом,
никогда не буди спящего
без особой причины. Сон
священен!
Прекрасней всего та часть
нашей жизни, которая длится во сне,
там я часто встречаю красивых
женщин. И вот мы уже слились
в гармонии благословенной,
став совершенными существами.
Во сне я успел побывать во всех, какие
бывают, местах, и всегда был самим
собою. Днем - когда бодрствую -
я, случалось, прикинусь кем-то,
но никогда ночью.
Во сне я всегда - это я.
Отец зашел в гости
Мой покойный отец заглянул на чаек,
садится, как прежде, на стул, доставшийся мне,
“Ну-ка, Нильс!” говорит.
Загорелый силач, а прическа блестит черным лаком.
Было дело, могильные плиты стальным прутом
поддевал и грузил на тачку, а я помогал. И вот,
довелось передвинуть свою
самому. “Как оно?” говорит.
Я признаюсь ему: швах,
череда неудачных попыток,
обломы, обвалы планов.
На моей доске объявлений семнадцать счетов.
“Выкинь на… их”, он говорит.
“Как же! Тут же вернутся”.
Смеется.
“Столько лет я не давал себе спуску”,
он говорит, “Лежа без сна, размышлял,
как стать хорошим.
Ведь это так важно!”
Предлагаю ему сигарету,
но, слышу, он бросил курить.
А снаружи закат озаряет пожаром печные трубы и крыши,
вопли и ругань мусорщиков слышны
в переулке. Отец подходит к окну,
глядит на них сверху.
“Эти люди работают”, мне говорит, “молодцы.
Занялся б и ты делом.”
Такой день
Сегодня я выкурил столько-то сигарет,
раздирал себе ногтями кожу,
перелистывал разные книги сегодня,
записал свой голос.
Находился в компании мух,
чье прошлое мне неизвестно,
ел три раза и выпил восемь
обязательных чашек кофе.
Я сегодня не плакал,
не видел крови, и на пути
мне не попадались мертвые тела,
я читал газету,
слышал шорох на лестнице.
Я сегодня касался кожи ребенка
и думал о том, что случилось,
и о том, как все повернется,
вот такой он был, этот день.
Я бы назвал этот день нормальным.
Нормальный, обычный день.
В защиту поэтов
Что нам делать с поэтами?
Жизнь не щадит их,
есть ли кто-либо жальче этих жмуриков в чернoм
с посиневшей от внутренней пурги кожей?
Поэзия - жуткая, злая зараза,
жалобы, стоны на токсичной прогулке,
их вопли отравляют атмосферу, как выхлопы
атомных станций ума. Это психотно.
Поэзия - это тиран,
нагоняет ночью бессонницу, разрушает браки,
среди лютой зимы выгоняет людей в удаленные хатки,
где они корчатся в наушниках и толстых шарфах.
Вам никогда не представить, какое это мучение.
Поэзия - это чума
хуже триппера, гнусь несусветная.
Но представьте себе, каково им нести эту ношу.
Посочувствуйте им.
Они истеричны, будто вот-вот родят двойню,
скрипят зубами во сне, жрут грязь и
траву. Часами стоят под ревущим ветром,
изнывая под градом метафор.
Каждый день для них святки.
О, прошу, пожалейте поэтов
этих слепоглухих,
помогите им, застрявшим в пробке, перейти улицу,
уклоняясь от незримых увечий,
вспоминая всякие ужасы. Вот, один
замирает как вкопанный, услышав сирены крик.
Выкажите им участие.
Поэты как малые, глупые дети,
которых вся семья выгнала из дому.
Помолитесь за них,
они родились несчастными,
их оплакали мамы,
протащив сквозь когорту врачей и юристов,
пока им не пришлось сдаться
от страха спятить самим.
О, оплачьте поэтов!
Все равно их ничто не спасет.
Отравившись поэзией, словно заросши паршой,
они заперты в собственном мире фантазий,
гомерическом гетто, где бес погоняет бесом
и призраки затевают вендетты.
И когда ясным солнечным днем
вы увидите беднягу поэта
бледного, словно трупешник,
- вот он вопя выбегает из многоэтажки,
подойдите, погладьте его.
Завяжите шнурки ему, в парк проводите,
усадите на лавку, где солнышко
греет. Спойте ему колыбельную,
купите морожку, сказочку раскажите,
чтоб он не был так грустен.
Он начисто разрушен поэзией.
Война
К счастью, cлово война в России
сейчас запретили.
Пора запретить и такие слова, как тревога,
стоны и бомбы.
Думать в такое время - глупо.
Слово вторжение уже запретили.
Цифры потерь россиян не существуют.
Плачущих ночью солдат упоминать негоже.
Трупы и дети-калеки - прочь из нашей речи,
прочь леденящий ужас в метро и подвалах.
Есть у нас одна радость - слово смерть запретили,
смерть противозаконна в России.
© Нильс Хав / Niels Hav. Переводы Томаса Чепайтиса/ Tomas Chepaitis.
Кафе «Пушкин»
Мы живем сейчас, как в русском романе в стихах,
Написанном Александром Пушкиным.
Мы меняем дорожные знаки,
Но мы нуждаемся,
Спим в одной постели под ворохом одежды,
Когда трещат морозы.
Москва сейчас —
Снова Москва.
И мы прорываемся. Все ложь,
Так же, как и в реальности.
Ты мечтаешь украсть автомат
У спящего солдата,
Но солдаты не спят
С тобой всю ночь.
И ты танцуешь всю ночь в кафе «Пушкин»,
Пока я стою в гардеробе
И курю русскую сигарету.
Что остается?
Сейчас тебя зовут Наталья,
И я говорю как настоящий безумец,
Безумец, безумец.
А Пушкин действительно был убит
Ее любовью.
© Нильс Хав / Niels Hav. Перевод Елены Мордовиной.
Москва
Больница грязная
Похожа на подземный туалет
В окрестностях ада.
Горькое лекарство из слов:
Мы вежливо приветствуем,
Ты можешь взять свои одежды,
Твоя кожа серая, похожая на гашеную известь.
Псевдоним? Национальность?
Да, да, да, доктор говорит,
Каждый болен.
© Нильс Хав. Перевод: Наталия Григорьева.
Нильс Хав (Niels Hav) - датский поэт и мастер коротких рассказов, получивший награды Датского художественного совета. Автор cеми сборников стихов и трех книг прозы. Его книги переведены на многие языки мира, включая английский, арабский, турецкий, голландский, фарси, сербский, албанский, курдский и китайский. Второй сборник его английских стихов «Мы здесь» издан в Торонто. Его стихи и рассказы были опубликованы в разных странах мира (Бразилии, Албании, Ираке, Иордании, Иране, Турции, Голландии, Ливане, Канаде, Эстонии, Македонии, Исландии, Норвегии, Сербии, Литве и т.д.). Он много путешествовал и участвовал в многочисленных международных поэтических фестивалях в Европе, Азии, Африке, Северной и Южной Америке. Нильс Хав вырос на ферме в западной Дании. Проживает в самой колоритной и многонациональной части Копенгагена.
