НОСТАЛЬГИЧЕСКОЕ
кажется, я застряла, снова застряла тут –
дело нескольких жизней (суток, часов, минут) –
тело не успевает – а никого не ждут –
снова застряла
кнут кнут кнут
(когда же бывает пряник?!)
и снова кнут
вот же стерпелось, слюбилось,
можно считать, сбылось:
вера моя и сила – в чём-то всего лишь злость
(спортивная, не абы как выпендрёж –
входишь красиво, уходишь красиво –
может, и был хорош?) –
может, и не застряла?
может, она ко всем
ласкова, avenue des Champs-Élysées..?
и тихонько мурлыкает Joe Dassin:
Aux Champs-Élysées…
ОПРЕДЕЛЁННОЕ
глаза закрыла – и тебя не стало,
а всё вокруг замедлилось, застыло –
и разглядела солнце, как впервые.
прости мне, солнце, я теперь из стали,
лечу, впиваюсь в собственный затылок,
а всё живая, и вокруг живые,
но сердце, хоть убей, уже не бьётся,
а тикает –
и что мне остаётся? –
и тикает
а все вокруг уснули
и вижу сон – а что мне остаётся
вот пасечник окуривает улей
(глаза закрыла – и тебя не стало)
вот пчёлы, одурманены, уснули,
и почему-то очень важно было
не упуская ни одной детали
быть пулей – и спасением от пули –
(глаза закрыла – а тебя не стало,
глаза открыла – так и не вернули)
всего пчелой в пыльце и звёздной пыли
пчелой весенней и водою талой
СТОРОЖЕВОЕ
ни сна, ни покоя,
спать хочется так, что в глазах двоятся
закроешь – овцы, откроешь – агнцы
несчётно, несметно – боже, да что ж такое,
нужного не узнать, разве что обознаться
день – или час – или сию минуту
жизнь происходит –
то есть пока мы живы,
кто-то зачем-то нужен ещё кому-то –
много людей, много смешных ошибок
хочется просто спать –
не выспаться даже, а лишь проснуться
утром от яркого солнца,
потянуться, как ни в чём не бывало
чтоб ни овец, ни пастырей –
только облака хвостик куцый,
солнечные червонцы,
сонное покрывало
НЕРАЗДЕЛЁННОЕ
…и сердце повернулось как зверёк
во сне во тьме но так и не проснулось
хотя теперь не вдоль а поперёк
во сне во тьме чужих знакомых улиц
и всё равно куда когда зачем
во сне во тьме а наяву едва ли
за что тебе на что тебе вообще
во сне во тьме такого надавали
и шарик и флажок и божий свет
во сне во тьме всё ярче всё свободно
и сердце просыпается в листве
и в зайцах солнечных щекотных
ПЕРЕПАДЫ
я ухожу в свой синий, как ты в безразличный серый
«вспомни», «вообрази» – жалкие консервы:
вскроешь – и сыт на время, и пьян, но вокруг всё стрельбы:
эдакий вдруг-транзит, тянется век – скорей бы,
тянется жизнь – узнать бы, а нет – и чёрт бы,
это у сказок свадьбы, а в жизни чёрствой
стаптываешь железные сапоги, гложешь хлеб железный –
попадаешь в силки некоей вечной песни:
ой да гой еси – ой отмучалси
гуси-лебеди пролетят – и швах
умер – воскреси ой да гой еси
слава небеси
ах!
АПРЕЛЬСКОЕ
на весёлую улицу выйти
и смотреть сквозь высокий забор
как обшаривает белый китель
абрикоса карманник и вор
как звенящую птицу-синицу
достаёт и подносит к лицу
разглядеть разгадать восхититься
и вернуть на лету на весу
как брегет музыкальный с портретом
как лимонку уже без чеки
ветер свистнет
рассыплется цветом
белый китель
и пёрышко следом
век стоять и смотреть бы на это
нет же вечно беги да беги
ЛЕГЕНДА ТРОЛЛЕЙ
я хочу рассказать,
как меж света и тьмы,
неожиданно,
нежные,
встретились мы:
свет и тьма подались
будто, в стороны – и
сбли-зи-лись –
и слились,
долгожданные,
мы
но не хватит ума (или чувства?)
одной
разглядеть этот путь,
посейчас ледяной,
чтобы снова
сви-де-тель-ство-вать,
что всегда,
ты и был – моя твердь,
я была – ах, вода! –
ах, вода, невода, не победа – беда,
что ни рыба – ведёт в никуда, в никуда,
что ни парус, то алый, русалочья блажь:
так надеялась –
сбыться
мне,
нежити,
дашь
ПОЗДНЕЕ
к острову яблок пристала моя ладья,
яблони выступают из забытья
в ореоле света, цвета – со свитой пчёл:
вечное «скоро лето», пасмурно, ветрено, горячо!
холодно-горячо:
ветер дует, море внизу шумит,
собака во сне бежит, улыбается иногда.
что я здесь делаю? сно-видение, вид
золотой рыбки, трижды попавшейся в невода:
собака во сне бежит и бежит ко мне,
яблони светятся, воинство пчёл гудит;
ты вышел навстречу, но не спешишь и не
осознаёшь, что проросло в груди:
яблоня, яблочко, хвостик с огрызком и
семечко – симиренко, рихард, ранет, дичок?
облака проплывают медленно, низко и
холодно как же холодно
о, солнышко
на солнышке горячо
собака у ног снова бежит – куда?
от себя можно ли убежать
вышел встречать – сердце, держи удар –
мну мной мне
не вспомнить нужного падежа
ЛИЧНО В РУКИ
скажи, а сквозь волшебное стекло
всё так же время медленно текло:
не детство, и не юность, и не зрелость,
но что-то столь же важное и столь
же без-раз-лич-ное –
что вдоль,
что поперёк? –
не ум, не честь, не смелость –
такое, что и вброд не перейти,
а только переплыть, перелететь бы,
как ангельские тайные пути
сквозь адские внеплановые стрельбы:
не в лоб, так по лбу,
и не в бровь, так в глаз
(стрелки матёры и поднаторели
(свинья не съест – так бог и не предаст)
садить точь в точь
в копейку
мимо цели)
как в белый свет
и ты в его тени
по-прежнему так уязвим, так стоек,
солдатик оловянный
не тяни
яви себя
ведь ничего не стоит
да, кроме трусости
как за пустышку ты
так держишься её, что и пускай бы –
судьба, распущена на лоскуты,
всего царапина
и заживёт до свадьбы
ВНЕВРЕМЕННОЕ
полуденная лодка уплыла,
неразличима в мареве бессонном –
один из многих невесомых снов.
и тут прибой – а там ровней стола
до поплавка звезды у горизонта
(ещё звезда оборванной блесной).
а дальше вспоминай – не вспоминай,
всё только недалёкое и только
покачиванье мерное во сне.
вот за пределом будничного сна
и встретимся когда-нибудь надолго
в субботней и воскресной белизне.
***
Много в жизни смешных потерь…
С. Есенин
ничего
тайного или запретного
секретного
тебе не хочу сказать
вообще разговаривать не хочу
соответствовать и касаться
нет нет нет
ни в коем случае
просто подую в ухо
летний зефир
бабочка на щеке
на кончике носа
