Предисловие Григория Яблонского
Суд над антисемитами в позднем СССР …Необычно, не правда ли?. Родившись в Советском Союзе за год до войны с Германией и прожив в нём более полувека — до самой его смерти, я ни о чём подобном не слыхивал. Так мне казалось… В прошлом году я написал текст о «поздней оттепели» в Новосибирском Академгородке 60-х годов, «ЖИЗНЬ В РАЮ» (Часть 1, Часть 2)
Я писал о 1964-1968 гг., но «Суд над антисемитами» 1966 года я не упомянул, поскольку моя память его не содержала. После «Жизни в раю» мне стали приходить письма, и Евгения Свердлик — при благожелательном посредничестве профессора Алексанлра Горбаня — написала мне об этом событии. Тогда-то патина, покрывавшая мою память, стала удаляться, и я припомнил слух, ходивший в Городке. Но лучше предоставить слово непосредственному свидетелю «Суда», Евгении Свердлик.
Письмо первое
Здравствуйте, Гриша Яблонский! Мы с Вами не были знакомы в городке, но у нас много общих знакомых, от которых я слышала Ваше имя, в частности, Света Рожнова1 и Гера Безносов2. А я Женя Свердлик, училась в НГУ (Новосибирский Государственный университет) на мехмате с 1962 по 1967. Ваша книжка «Жизнь в раю» навеяла мне много воспоминаний! Захотелось не только поблагодарить Вас, но и поделиться одним важным событием в НГУ, которое произошло в 1966 г., а именно — суд над антисемитами! Видимо, Вы о нём не слышали, а я была тогда членом комитета комсомола НГУ и непосредственно принимала участие. Ну, нам повезло, что секретарем парткома универа тогда был Александров Александр Данилович,3 а наш комитет ВЛКСМ курировала Борисова Людмила Глебовна4, жена Борисова Юрия Фёдоровича5, ученика А.Д. Без их поддержки ничего бы не вышло у нас, потому что секретарём комитета был Коля Соловых6, а он очень осторожный, вернее трусливый и расчётливый! Я уже несколько месяцев собиралась Вам написать, но ждала, когда мой сын найдёт скан той фотоплёнки, где я запечатлела это историческое событие, но он не нашёл, увы!? А потому сделал сканирование трёх фоток из БХА (Большой Химической аудитории), где происходил процесс. Качество не очень, но я надеюсь, что когда-нибудь найдётся тот скан!
Не всё помню, но кое-что так хорошо запомнилось, что хочу поделиться! Напишу во втором письме!
Продолжение следует!
Письмо второе
В президиуме суда сидел второй секретарь райкома партии городка Яновский7, зав. кафедрой философии Шерешевский8, а также ещё Александр Данилович Александров и Людмила Глебовна Борисова, остальных не помню! Помню выступление моего друга Саши Хуторецкого9. Он сказал всего одну фразу: «Интеллигентному человеку объяснять, что антисемитизм — это гнусность, — унизительно для интеллигентного человека!» И аудитория бурно реагировала!!! Но услышали его слова только сидевшие на нижних ярусах, а потому на верхних потребовали повторить. И Саше пришлось повторять эту фразу ещё два раза!
А из выступления Александрова запомнилась фраза: «Мы здесь судим не антисемитов, а пьянство и невежество, на почве которых в России произрастал антисемитизм!»
А дело было так. Несколько студентов гумфака выпивали, им захотелось добавить, но уже негде было купить! Тогда они решили, что во всём виноваты евреи! Подошли к черному входу в общежитие 3 (это то, которое ближе всего к зданию универа было), стали в две шеренги, т.е. образовали как бы коридор, и стали спрашивать всех входящих: «Ты еврей?» Ну, кто-то ответил: «Да!». И они начали его бить!!! Но к чести физиков (а это было общежитие физфака), нашлись ребята, которые побежали звать на помощь старшекурсников (они у нас всегда жили на самом верхнем этаже). И вот могучие старшекурсники, прошедшие стройотряды на севере и помощь колхозникам в НСО (Новосибирский строительный отряд), спустились вниз, организовались в цепь, выдавили этих хулиганов наружу, т.е. в лес, а потом пришли в комитет ВЛКСМ и потребовали устроить суд, чтобы не марали честь НГУ!
И Данилыч сказал нам: «Валяйте, я вас прикрою!»
Вот, собственно, всё!
Правда, потом было «продолжение», причём именно я тогда дежурила в комитете комсомола
Продолжение следует.
Письмо третье
Позвонил какой-то тип из обкома партии Н-ска, спросил, закончилось ли это дело, при этом он начал тянуть…э…э…э, а я просто уточнила: «Какое дело? Суд над антисемитами?» И тут он начал так орать, что у меня перепонки заложило! А я же не издевалась, просто уточняла?! Орал он одно и тоже: «Немедленно прекратить!!!»
При этом грозил всякими карами… И голос стал металлическим, как будто кричал в рупор?! И вот почему то тогда я вдруг вспомнила все, что читала про 37-ой год?! Короче, когда в комитет зашла Людмила Глебовна, то я ревела! А она дала мне хороший совет: «Надо было сказать, что это не телефонный разговор и положить трубку!» Я потом пользовалась этим советом.
На суде были аспиранты из Института математики и других институтов. Вообще БХА была набита до отказа, сидели на подоконниках, на ступеньках…
Кстати, в выступлениях многие рассказывали про свои столкновения с антисемитами, в частности, приехавшие учиться из Украины. Кстати, я тоже до 8-го класса жила в Черкассах и могла бы рассказать, но постеснялась. А ещё одна деталь запомнилась: после окончания процесса, как обычно, у выхода из аудитории пробка, и меня толпа прижала к Шерешевскому, рядом с ним был Яновский и он сказал: «Этот студент Хуторецкий, кажется, собирается в аспирантуру? Вы уж проверьте его как следует по истории КПСС!» И Шерешевский, виляя задом, поспешно ответил: «Сделаем!» Вот почти всё, что вспомнилось! Буду рада получить от вас ответ! Извините за плохое качество снимков. Кстати, Колю Соловых там видно около доски справа. К сожалению, на этом история не закончилась. В комитет пришли ребята из общежития 7 и рассказали, что в общежитии есть группа студентов, которые пишут листовки антисемитского содержания, составляют списки евреев, т.е. поклонники нацистской идеологии.
И Коля срочно собрал заседание комитета, причём меня не уведомил?! На заседании были заслушаны рассказы этих ребят под протокол! А потом Коля обязал всех присутствующих хранить это в тайне и уничтожил протокол?! Я узнав об этом, пошла в комитет и …увидела только следы вырванного листа с протоколом! Как видите, закончилось не так сказочно, как должно было!
Примечания Г. Яблонского и Е. Свердлик
1Рожнова, Светлана Павловна (1935), общественюный деятель Акадегородка. В 1966 г. была вторым секретарём райкома комсомола Академгородка. Один из лидеров клуба «Под Интегралом». В 1968 г. подписала «Письмо 46». (См. отдельное примечание10) Была иск.лючена из рядов КПСС «за политическую близорукость». Работала учителем в средней школе (1968-1976), а затем в Oбъединённом институте истории, филологии и философии Сибирского отделения АН СССР, стала специалистом в области фольклора. Лауреат Государственной премии Российской Федерации 2001 г. за цикл работ »Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока». Жена Германа Петровича Безносова.
См. о Рожновой — Яблонский «ЖИЗНЬ В РАЮ» в журнале «7 искусств» ч.1, ч.2
2Безносов, Герман Петрович (1939-2007), учёный, преподаватель, общественный деятель Академгородка. Один из премьер-министров кафе-клуба «Под Интегралом». Победитель Первого конкурса «Мисс Интеграл». Автор Устава клуба «Под Интегралом». Муж Светланы Павловны Рожновой.
См. о Безносове — Яблонский, «ЖИЗНЬ В РАЮ» в журнале «7 искусств» ч. 1, ч. 2
3Александров, Алекса́ндр Дани́лович (1912 — 1999) — советский и российский математик, физик, философ; альпинист. Организатор образования и науки в системе высшей школы. Ректор Ленинградского государственного университета (1952—1964). Сотрудник Института математики Сибирского отделения АН СССР (1964-1986). Академик АН СССР и РАН. Заслуженный деятель науки и техники РСФСР. Лауреат Сталинской премии. Мастер спорта СССР. Жил в Новосибирском Академгородке с 1964 г по 1986 г. В 1966 г. был секретарём парткома Новосибирского университета. Демократичный и обаятельный, Александров был всегда популярен среди студентов. Будучи ректором Ленинградского университета в период хрущёвского «лысенкизма», твёрдо поддерживал генетику, способствовал изданию учебника по генетике, первого на русском языке после разгрома генетики в 1948 году.
А.Д. был марксист. «В марксизм-ленинизм я не верю, я в нём убеждён», — таково было его кредо. Тем не менее любимым учеником А.Д. был Револьт Иванович Пименов, диссидент и политзаключённый. В 1967-м году Александров дал прибежище гонимому поэту, юноше Вадиму Делоне, который жил в его коттедже. Летом 1968-го года Делоне был одним из немногих вышедших на Красную площадь с протестом против вторжения в Чехословакию.
Об А.Д. Александрове — «Александр Данилович Александров. Воспоминания. Публикации. Материалы», ответственные редакторы Г.М. Идлис, О.А. Ладыженская, «Наука», Москва, 2002
Документальный фильм «РЕКТОР»
4Бори́сова, Людмила Глебовна (1931— 2004) — общественный деятель Академгородка. До Академгородка жила в Ленинграде, где была членом «Коммуны юных фрунзенцев».
В 1966 г. была аспиранткой Новосибирского университета , по поручению парткома курировала работу комитета комсомола НГУ. В 1968 г. подписала «Письмо 46».
Впоследствии — доктор социологических наук. Лауреат премии Ленинского комсомола.
5Борисов, Юрий Фёдорович (1925-2007) — доктор физико-математических наук, геометр, ученик А.Д. Александрова, сотрудник Института математики Сибирского отделения АН СССР.
6Соловых, Николай Александрович — в 1966 г. секретарь комитета комсомола Новосибирского университета.
7Яновский, Рудольф Григорьевич (1929 — 2010) — партийный и общественный деятель. Член-корреспондент АН СССР, ректор Академии общественных наук при ЦК КПСС (1983—1991)
В 1966 г. был вторым секретарём райкома партии Академгородка (Советского райкома)
8Шерешевский, Борис Михайлович (1923-1978) — доктор исторических наук. В 1966 г. — исполняющий обязанности заведующего кафедрой истории КПСС НГУ, впоследствии — заведующий кафедрой марксистско-ленинской философии НГУ.
9Хуторецкий, Александр Борисович (1945) — в 1966 г. студент математического факультета Новосибирского университета, актёр театров Академгородка. Впоследствии — кандидат физико-математических наук, доктор экономических наук, профессор Новосибирского государственного университета.
10«Письмо 46»(1968). Письмо с протестом против политического процеса по делу Галанскова-Гинзбурга. Оно было подписано 46-ю сотрудниками Сибирского отделения АН СССР и направлено в верховные органы власти СССР. Письмо стало основанием для политических репрессий в Академгородке.
Послесловие Григория Яблонского
СССР — что это было за общество, что за страна? Генсек Андропов утверждал: «Мы не знаем общества, в котором живём». Историки до сих пор спорят. Монархия под маской? Неофеодализм? Социализм? А если социализм, то какой: зрелый, реальный или просто победивший. Для меня нет сомнений: СССР был страной победившего антисемитизма.
Не сразу, конечно, не сразу.
В 1920-х годах в Советском Союзе действительно боролись с антисемитизмом. Были суды, общественные и уголовные. Шутили, что надо говорить «подъевреиваем», а не «поджидаем». Но не только шутили. Поэт Алексей Ганин, друг Сергея Есенина, и его «подельники» были обвинены в создании «Ордена русских фашистов» и антисемитской агитации для освобождения России от «ига еврейского Интернационала». Ганина и ещё шестерых расстреляли. То есть, в 1920-х годах антисемитизм в СССР был. И суды над аитисемитами были, порой жестокие. И во многих случаях — неправедные.
В начале 1930-х годов товарищ Сталин ответил американскому Еврейскому телеграфному агентству, что «в СССР строжайше преследуется законом антисемитизм, как явление, глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью». Но на самом деле, такая практика была уже в прошлом. Павла Васильева, одарённого поэта и антисемита, уничтожили, обвинив его не в антисемитизме, а в организации покушения на товарища Сталина. К концу 1930-х годов государственный антисемитизм в СССР стал системой, не изменявшейся полвека, — до его самого конца. Авторитетный историк антисемитизма в СССР Геннадий Костырченко («Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм», М., «Международные отношения», 2000») считает, что в конце 1930-х годов личный антисемитизм Сталина определил государственную политику, и это была политика антисемитская.
«От Москвы до самых до окраин,
С южных гор до северных морей
Человек проходит как хозяин,
При одном условьи —
Не еврей!»
Антисемитизм то ужесточался, то несколько смягчался, но он был всегда.
А вот суды над антисемитами исчезли.
Что же произошло в Новосибирском Академгородке в 1966 году? Эта была гиганская флуктуация, случившаяся в результате стечения обстоятельств.
Прежде всего, это был Академгородок середины 1960-х годов — на пике своего либерализма, приют «гонимых» и политически неблагонадёжных. В Городке собралось много молодых евреев — студентов и научных работников. Сюда приехали энтузиасты науки, отвергнутые в Европейской части, прежде всего в Украине.
Второе. «Суд над антисемитами» был организован по инициативе возмущённых студентов, и русских, и евреев. Но он был бы невозможен без поддержки академика Александрова. Антисемитизм был ему отвратителен. Его неоспоримый научный авторитет, коммунистический идеализм, византийское умение договариваться с высшими партийными инстанциями и, наконец, обаятельный «демократически-вельможный» стиль — вот чем обладал «Данилыч», и это победило.
Надо сказать, что, прочитав письма Евгении Свердлик, я порылся в Интернете и нашёл ещё один текст о «суде над антисемитами». Это статья (точнее, вторая из двух статей) американо-русского социолога Ирины Жежко-Браун появилась в 2016 г.
См. «НГУ: Студенческое движение 1960-х годов. Статья вторая»,
«Идеи и Идеалы. Отечественная культура как предмет исследования», 4(30), т.1, 2016, 109-134
Жежко-Браун — тоже свидетель: и она была студенткой НГУ, и она присутствовала на суде. Её текст — информативен. Дана точная дата «Суда» — 29 марта 1966 гола. Названы фамилии некоторых студентов-активистов, тех, кто инициировал «Суд» — Лубков, Бородихин. Сказано — со ссылкой на академика Александрова, что три студента-антисемита были исключены из Университета. И без всякой ссылки — что их потом в Университете восстановили. Фамилии антисемитов не названы, хотя сказано, что одним из хулиганов-зачинщиков был сын второго секретаря Иркутского обкома КПСС.
Статья Жежко-Браун и письма Свердлик во многом дополняют и подтверждают друг друга. Замечательны высказывания академика Александрова, главного организатора «Суда». Жежко-Браун приводит цитату из его воспоминаний: «Когда приехали представители горкома, где были, по-видимому, поражены нашей реакцией на антисемитизм, я сказал: «Этому надо дать политическую оценку. Здесь не Алабама» Секретарь горкома это съел». А Свердлик цитирует Александрова по памяти, наверное, забыть такое невозможно. «Мы здесь судим не антисемитов, а пьянство и невежество, на почве которых в России произрастал антисемитизм!» Да, только с такими дипломатическими способностями и знанием партийного языка можно было организовать «Суд над антисемитами».
О выступлениях. Они запомнились.
Свердлик вспоминает: Саше Хуторецкому трижды пришлось повторить свою чеканную фразу об антисемитизме и интеллигентности. Почему трижды? В верхних рядах не услышали, микрофонов не было. И потом Яновский, второй секретарь райкома, указывает Шерешевскому как заведующему кафедрой: «Проверьте его, как следует, по истории партии». И Женя Свердлик это сама слышит. (Впоследствии Хуторецкого таки-проверили. Оказалось, что он знает историю партии на тройку.)
А вот Жежко-Браун пишет о выступлении Абрама Ильича Фета (1924-2007), выдающегося математика и философа. Он задал вопрос, по-видимому, риторический:
«Как у высокопоставленного партийного работника может оказаться сын-антисемит?», имея в виду второго секретаря Иркутского обкома партии. На что Вадим (так в тексте) Потапович Можин, первый секретарь райкома Академгородка, ответил: «А Вы сначала своих детей заведите, а потом будете спрашивать». Ответ Можина, конечно, хамский. Я бы заметил: «А почему бы и нет?»*
Тексты Жежко-Браун и Свердлик дополняют и подтверждают друг друга: я уже сказал об этом. Это так, но есть и одна специфическая особенность первого текста. Здесь рассказ о «Суде над антисемитами» глубоко спрятан внутри большой содержательной статьи «НГУ: общественое движение 1960-х годов», напечатанной в хорошем, но малоизвестном журнале «Идеи и Идеалы». Нелегко найти этот рассказ. А ведь это — уникальное событие, о котором рассказывать надо отдельно.
В этом смысле письма Свердлик выгодно отличаются как живые свидетельские показания с печатью потрясения, только что перенесённого.
И когда она заканчивает третье письмо рассказом о том, как было собрано специальное заседание комитета комсомола об антисемитских листовках, и как составили протокол, а потом протокол уничтожили, и она увидела «только следы вырванного листа с протоколом» — это поражает! Поражает как замечательная метафора! Вот что такое история! Следы вырванного протокола…
И я благодарен Евгении Свердлик, что она, опираясь на свою память, смогла восстановить часть записей из этого протокола.
28 июля 2022 года
Примечание к послесловию
-
В пересказе выступления Фета есть несколько неточностей, пожалуй, забавных. Жежко-Браун называет Абрама Ильича Фета потомком поэта (очевидно, Фета).
Ничего подобного. Великий поэт Афанасий Афанасьевич Фет был бездетен, и вообще, никакой генеалогической связи между двумя Фетами нет. Кстати (или некстати), Афанасий Афанасьевич был антисемит. А вот у Абрама Ильича Фета, в отличие от Афанасия Афанасьевича, дети были, двое детей, рождённых до 29 марта 1966 г., дня суда над антисемитами. И личное сообщение «Известно, что у Абрама Ильича не было детей», на которое ссылается Жежко-Браун, — неверно. Тут я опираюсь на своё личное сообщение — от профессора Виктора Фета, биолога и поэта, племянника Абрама Ильича.
Что совсем ужасно, оказался неправ и первый секретарь райкома Владимир (не Вадим!) Потапович Можин.
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2022/nomer8_9/jablonsky/
