Река была совсем крошечная, начиналась водопадиком высотой в человеческий рост, но невнушительной толщины, шла метров пятьсот по ущелью и заныривала под землю. Все течение можно было отследить внимательным взглядом, если встать у водопада. Но дело не в этом.
Местные люди рассказывали о реке Гау разные гадости под видом легенд, но сами туда не ходили.
Даже спьяну не ходили — так они и сказали трем туристам из далекой Москвы, что забрели в их село купить хлеба и разузнать тропы дальше, к Черному морю.
Это случилось в начале июля 196… года.
Ущелье выглядело так, словно гигантский и глупый зверь с когтями как штихель процарапал извилистую канаву шириной в десять метров, а глубиной около трех, и уполз размышлять, зачем он это сделал. Вокруг ущелья ровной шевелюрой рос буковый лес и судя по звукам, водились дикие вепри. Склоны ущелья были крутые и почти что отвесные, спускаться в этот темноватый карман пришлось на веревке. На одном берегу речки были навалены глыбы, на другом имелись хлипкие кустики, раскинувшиеся прямо на щебне с песком.
На самом деле один из туристов была туристка, по имени Майка, подвижная, вечно подпрыгивающая на ходу, с гигантским рюкзаком разновидности «колобок» на спине, и сама немножко похожая на колобок: полногрудая, низкорослая и короткорукая, однако с прекрасным лицом. Даже пальцы у нее были толстенькие и короткие, что для будущего музыканта могло стать трагедией. Но она не унывала. «Так я играю на арфе, — говорила она, — что неплохо. Будь у меня длинные пальцы, пришлось бы играть на баяне! «
Подойдя к самой воде, Майка решительно сбросила на сероватый песок и рюкзак, и панаму, и кеды, и с задумчивым видом вступила по самую щиколотку. Потом простодушно взвизгнула, выскочила на берег и заявила:
— Лед, а не вода, товарищи аспиранты и студенты.
Математик Паша, который был единственным среди них аспирантом, сказал:
— Это разные агрегатные состояния одного и того же.
И посмотрел на Майку одновременно снисходительно и восхищенно.
Студент-физик Саша в подтверждение вышесказанного достал самодельную трубку и закурил.
Паша был пижон и богатырь. ВМК и несколько других факультетов дивились неистощимости его запасов рубашек в крупную клетку с короткими рукавами, а для тех, кто сомневался в мужественности таких увлечений, всегда наготове имелись пашины пудовые кулаки и фотография Хемингуэя. Саша, напротив, был хил, малоросл и вечно расхристан, но он занимался оптикой, наукой блаженных, даже больше того — оптикой лазеров, и всем завистникам этого хватало. Кроме того, у него в карманах всегда можно было найти комок переплетенных проводов, клемму или транзистор.
— Зря мы сюда залезли, — сказала Майка. — Пошли бы сразу к морю. Там нас Грузия ждет, Колхида и артефакты.
— Пошло-поехало… — сказал Саша с видимым равнодушием.
Майка была помешана на археологии. Загадочный город-храм Вани, о раскопках которого экспедицией Отара Лорткипанидзе недавно сообщили практически разом все столичные газеты, был конечной целью ее путешествия. Она даже с собой, в рюкзаке, носила уменьшенную копию сванской прямоугольной арфы «чанги», утверждая, что это «инструмент для печали» и типично женский, но главное — придуманный ровно четыре тысячи лет назад.
— Пойду на камушки посмотрю, — сказала Майка озабоченно. — Вообще предлагаю разбить лагерь здесь. Не лезть же обратно. Кстати, вот и дрова…
Это значило: разбивайте лагерь, разводите костер, делайте ужин, а я возьму на себя тяжелые камни.
Дрова действительно были кстати: перспектива лезть за ними в лес по веревке, рубить, собирать, стаскивать вниз — звучала довольно хлопотной. А так — кем-то сложены аккуратной кучкой на песчаной стороне, явно чей-то запас. Немного посовещавшись, ребята решили немного все-таки позаимствовать. Зажгли костер, набрали воды в котелки. Тут вернулась с разведки Майка.
— Ничего интересного, — заявила она. — Камни и камни. Только сложены они как-то смешно.
Саша скорчил недовольную физиономию. Ничего смешного в любом, каком бы то ни было порядке расположения глыб он заранее не признавал.
— Да! — упрямо сказала Майка. — Резвился там кто-то. Сначала одна глыба, потом две, потом три, потом пять, потом…
— Семь, — угадал богатырь-математик.
— Ага. Потом — представляешь! — одиннадцать. Ну, дальше я не считала. Но лежат так, знаешь, как будто выложены на обмен. Каким-то туземцам. Тоже мне, сокровища!
— Простые числа, — со значением сказал Саша. — Потом должно быть семнадцать, девятнадцать… такие, которые ни на что, кроме себя самих, не делятся. Урок математики.
— Представляю себе, — ревниво встрял Паша-физик. — Каждый камень килограмм по пятьдесят, а то и по центнеру. Значит, их было двое: учитель и ученик. Принесли в кармашках по сотне камушков и давай раскладывать на бережку. А геометрических фигур, уравнений, там не было? Соответствующего масштаба.
Майка поморщилась:
— Представь себе, было. Полоски, треугольнички. Уравнений я не заметила.
И она села помешивать в котелке пустую воду, видимо, чтобы успокоится.
Паша, воровато поглядывая по сторонам, сорвался с места и сбегал посмотреть на глыбы. Вернулся он с еще более уважительным видом.
— Золотое сечение, теорема Пифагора, — сообщил он. — Фильм, наверное, снимают, фантастический. Даже не знаю, чем они их ворочали. Ряд простых чисел, между прочем, до тридцати семи. И никаких следов трактора. Да и как его сюда спустишь? Разве что краном.
Паша покачал головой и присвистнул:
— Трудились люди, трудились, а мы дрова их тут жжем.
Майка всыпала в закипевшую воду пшено.
Спали в одной палатке, Майка в середине, потому что «мы люди взрослые и никаких глупостей себе не позволим». Именно поэтому Саша и Паша откатились от нее как можно дальше, и каждый вжался носом в свою стенку.
— У меня оцепенели обе ноги и затылок, — сообщила Майка на следующее утро, — а вот все остальное, что в промежутке, совершенно нормально себя чувствует.
Оба ее спутника, не сговариваясь, уставились на пару таких промежуточных мест и тут же смущенно опустили глаза.
Она первая выскочила из палатки и побежала якобы умываться, а на самом деле, раздираемая любопытством. И буквально завопила от радости, обнаружив произошедшие перемены: чутье ее не подвело!
Камни исчезли. Причем все до единого. Зато редкой цепочкой на обоих берегах были аккуратно выложены артефакты. Именно артефакты, то есть предметы, сотворенные человеком. В основном, как выяснилось, барахло. Куклячьи ручки и ножки, какие-то радиодетали, резиновые подошвы от обуви, огрызки карандашей, неопознаваемые железки и стекляшки, проволока, куски мебели. В общем, обыкновенный набор островитянина-робинзона, ничуть не лучше содержимого Сашиных карманов. Но были и вещи, представляющие несомненную ценность.
— Колхидки… — бормотала Майка, зачарованно перебирая маленькие, серебристые монетки, на одной стороне у которых было схематичное изображение важного толстенького бычка. — А вот эта керамика, я даже не знаю… Смотрите, геометрические рисунки. Тут — безусловно скребки первобытного человека, вот наконечник стрелы, удивительно… Это же клад!
Саша кивнул:
— Колхидки — это ведь в честь Колхиды? Видишь, все как хотела. Не так уж мы далеко.
Паша возмутился:
— Голова садовая! Кавказ пред тобою, но Грузия-то где, а?
Сашу, на самом деле, больше всего волновало, что кто-то был рядом с их лагерем ночью, раскладывал весь этот клад, к радости Майки, и куда-то утаскивал огромные глыбы. По отвесным склонам, в темноте, и каждая — по пол-центнера или даже по целому. Представились улыбчивые гигантские жонглеры, почему то гладкие, как тюлени.
Паша уставился в небо, словно ожидая увидеть там летающую тарелку, точнее, улетающую тарелку с грузом глыб в гигантской авоське. Пришельцы с других планет были любимыми персонажами его размышлений о безграничности Вселенной. Книги академика Шкловского и, главное, бывшего математика, а ныне ведущего энтузиаста встреч с внеземными цивилизациями Ф.С. Зигеля не прошли для него даром.
— Ну и откуда здесь это все? — спросил Паша сурово.
Саша неуверенно забормотал про местных шутников, потом сбился. Упомянул снежного человека, так, на всякий случай. Если уж предположить его существование, он может быть гигантского роста, и сильный. Паша презрительно покрутил пальцем у виска. Саша достал трубку и закурил, надеясь, что он хоть немножечко похож на Шерлока Холмса: в шортах, без рубашки, босой, но все-таки Шерлок Холмс.
— Давай рассуждать логически, — предложил Паша и строго взглянул на Майку, заранее отвергая все возможные аргументы.
Майка пошевелила кончиком носа.
— Кинокомедия!
Логических объяснений у них не нашлось.
— Надо устроить дежурства, — сказал тогда Паша. — Посмотрим, кто тут шалит.
Саша вздрогнул, но согласно кивнул. Пока Майка любовалась и заворачивала свои сокровища, а потом, достав из рюкзака копию «чанга», на радостях исполнила что-то женское и простое, Саша с Пашей вылезли из щели наверх, и погуляли по лесу. Был план поймать и зажарить вепря, но, как назло, больше в лесу никто не хрюкал, и даже не шуршал. Один из них все время держался поближе к краю, чтобы не пропустить возможных гостей, и оба чувствовали себя немного неловко. Набрали дров, чтобы не расходовать те, которые оставили неведомые трактористы-крановщики-кинематографисты. Прогулка не затянулась, они вернулись к реке. Саша достал учебники и стал к чему-то готовится, Паша, демонстрируя закалку, искупался в холодной реке, а Майка, решив окончательно поразить мир богатством своей творческой натуры, принялась зарисовывать в блокноте монеты, керамику и окрестности — все довольно умело.
— Кстати говоря, тут ведь карсты сплошные, — сообщил Паша, — возможны пещеры.
— Со стоянкой первобытного человека! — Майка вскочила и отбросила блокнот. — Вот откуда наконечники и скребки!
Они пошли посмотреть. Исследовали все русло. Ни у водопада, ни там, где река скрывалась в земле, никаких пещер не имелось. Паша неуверенно предложил нырнуть.
— Даже если там есть пещера, — поежившись, заявил Саша, — все эти скребки не оттуда. Она же ниже по течению. Ваши скребки, что ли, шли вверх, как лосось на нерест?
Майка настаивала. Ее внутреннему восхищенному взору представлялась пещера культурного доисторического Али-Бабы. Она отважно вступила в воду у самого места ухода реки, пошарила ногами, скоро замерзла, но пещер никаких не нашла. Ребята уныло топтались с ней рядом, закатав штаны, и тоже мерзли.
Так прошел целый день. Вечером разожгли второй костер.
— Чтобы виднее было, — объяснили Майке. — Дежурный будет поддерживать оба. Ходить между ними, и поддерживать. Мало ли…Заодно не заснет.
Майка тоже дежурила. В результате все трое не выспались, но утром встали бодрые. Скоро выяснилось, что ничего не изменилось. Майкины сокровища лежали, надежно разобранные по кулечкам и подписанные, у нее в рюкзаке, никто на них не покусился. Отвергнутый ею хлам лежал на берегу там же, где она его и оставила. Ребята повеселели и пошли умываться. И вот тут маленький Саша издал скорбный крик. Держа в руке кружку с водой, он тыкал в нее зубной щеткой — он не был пижоном, но умывался только с использованием кружки или стакана — и заунывно что-то бормотал, обращаясь к совершенно сбитому с толку математику.
— Ну! — прикрикнула на него Майка, грозно взмахнув ложкой-мешалкой.
— Преломление света, — уныло, но членораздельно сообщил ей грустный физик.
— Что с ним не так? — уже успокоившись, спросила она.
— У воды другой коэффициент, один тридцать три… Это всем видно… Зубная щетка в воде… должна преломляться!
— Должна, — согласился математик.
— А она нет, — сказал Саша и показал. Майка всмотрелась. Кружка выглядела совершенно нормально, и зубная щетка тоже неплохо. Потом она вспомнила. Да… действительно… обычно как-то не так… Обычно, кажется…
— Ничего себе.
Они постояли. Паша сунул свою щетку в реку. Чтобы что-нибудь разглядеть, ему потребовалось отыскать спокойную заводь, но такой не было. Потом они по очереди совали в кружки и котелок щетки, ложки и разные палочки. Преломления не было.
Саша совершенно отчаялся.
— Это какая-то аномалия, — заявил он, — если я ничего не путаю. Я читал… такие аномальные зоны. Как будто таким колпаком все накрыло.
Некоторое время они с Сашей снова вспоминали разные аномалии: Тунгуски, пришельцы, древнюю магию. К Шкловскому и Ф.С. Зигелю добавился человек с грозной фамилией Ажажа. Потом Саша напрягся и стал проводить с водой физические опыты.
— А ведь мы эту воду третий день уже пьем, — обеспокоенно, но одновременно и мужественно сказал Майке Паша.
Она отмахнулась. На нее эти аномалии впечатления не производили.
Саша проверял все вокруг, постоянно жалуясь на недостаток оборудования и постепенно становясь все более разгоряченным и веселым. Батарейки, клеммы, отвертки и некоторые из отвергнутых Майкой сокровищ возвращали ему уверенность в себе.
Паша и Майка бродили за ним, обмениваясь глубокомысленными замечаниями. Через несколько часов разных проб Саша нашел, что у воды реки Гау другая полярность. На всей Земле полярность одна, а вот у Гау другая.
— Но ведь это невозможно, — твердил он испуганно, — это ведь потому, что молекула воды такая…
— Да? А преломление твое, что, возможно? — презрительно спросил Паша.
Майка стала грустная и задумчивая.
— Вы слишком много себе воображаете, — сказала она.
Кашу, которую она сварила на невозможной воде, почти невозможно было есть.
Третью ночь они все трое не спали, поддерживали опять два костра, и, совершенно одурелые, ходили между ними цепочкой, как лабораторные мелкие грызуны, и не переставая что-то друг другу доказывать.
— А ведь странно, — твердила Майка, — первый день был, Паш, для тебя. Сплошная математика. Второй для меня. Вот этот для Сашки. Интересно, что будет завтра? Что нам устроят?
— Да кто устроит-то? — уныло переспрашивал ее то Саша, то Паша.
— Пока не знаю.
Ближе к утру все трое свалились у костра, и забылись тяжелым, болезненным сном. Проснулись одновременно, но вставать не спешили. Во всем произошедшем была какая-то неизбежность и неотвратимость. Вникать уже не хотелось.
Но встать все-таки пришлось. В совершенном молчании они прошли несколько шагов до воды.
Паша мужественно присвистнул, Саша закурил натощак, хотя мама ему запрещала, а Майка устало присела на бережке, стараясь не глядеть на все то, что появилось там за ночь.
— И птички, и суслики… и жуки, — вяло суммировал Паша.
Весь берег был покрыт трупиками и тушками. Самых разных животных и насекомых, в основном, небольших. Растения тоже были, и совершенно высохшие, и полусгнившие, и даже плоды: яблоки, груши, бананы — последнему никто из них и не подумал изумиться. Запах стоял отвратительный.
Всем троим было жутко. Паша попробовал снова завести речь об аномалиях. Вспомнил ведьмины круги. Почему-то — филиппинских целителей. Потом Майка встала.
— Ажажа! Жажажа! Умники какие. Ей с нами скучно. Ей, вы поняли?
Она провела рукой в воздухе вдоль течения, как будто исполнила глиссандо на пианино.
А река покачнулась.
Оригинал: https://7i.7iskusstv.com/y2022/nomer8/lazarev/
