Черная дыра в пространстве русской литературы0

(в рамках проекта «Урания»)

«Нас мало избранных, счастливцев праздных,
Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов».
А. Пушкин, «Моцарт и Сальери»

Есть загадки и проблемы, которые давно обозначены научным или художественным гением, но терпеливо ждут своего решения многие годы. Почти 100 лет назад в 1926 г. академик В.И. Вернадский, автор концепции биосферы, прочёл в АН доклад «Мысли о современном значении истории знаний». Развивая свои заветные идеи о творческой энергии как геологической силе, преобразующей лик земли, он постулировал феномен, названный им «пульсация талантливости»:

«Всегда и всюду в истории всех наук мы видим, как на протяжении одного, двух, трёх поколений одновременно появляются талантливые люди, поднимают на огромную высоту данную область духовной жизни человечества и затем не имеют себе заместителей… Мы не знаем пока, почему, как и отчего происходит такое нарождение талантливых людей…Их скопление в близких поколениях, отсутствие их в других. Мы должны принимать их за свойство нашей расы, проявление его природы. Это такой же природный процесс, подлежащий научному исследованию натуралиста, каким является воздействие научной мысли на окружающую живую и мёртвую природу, изменение ею энергетики биосферы» [1].

Среди примеров подобных вспышек творческой активности Вернадский назвал скопление величайших гениев эллинской жизни в эпоху Перикла, плеяду французских математиков в конце 18-го и начале 19-го века. Он отметил также характерную особенность духовных проявлений человечества, когда вслед за скачками следуют лакуны. «Мы видим такие пустые промежутки, например, в XVIII в. во французской изящной литературе после расцветов XVI-XVII и XIX столетий; видим скопление великих французских математиков в конце XVIII и в начале XIX столетия и перерыв поколения раньше и позже».

В подобном ряду пульсаций Вернадский назвал «создание великой русской литературы одновременным появлением первоклассных писателей». «Золотой век» русской литературы хорошо известен Действительно, творцы русской литературы, от Пушкина до Льва Толстого, могли быть рождены одной женщиной-матерью (генетическая метафора).

Гораздо менее известен другой парадокс. А именно: появление вслед за пульсацией рождения литературных талантов явной лакуны, провала в четверть века и более. Мне всегда интересно обращать внимание на годы рождения и жизни деятелей науки и культуры. Яснее представляешь время, в котором они жили и творили. В 1980-е годы я заметил этот странный провал. В 1988 г. сделал краткое сообщение на эту тему на симпозиуме к 125 -летию рождения Вернадского, затем популярный вариант статьи [2, 3].

В те годы я не знал, что на этот провал впервые указал филолог, поэт, литературовед Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (далее С-М) в книге «История русской литературы». Она вышла в Англии в 1926 г. Была переведена на многие европейские языки. По оценке Владимира Набокова — это «лучшая история русской литературы на любом языке, включая русский». Судьба автора драматична. С-М происходил из родовитой семьи. Он окончил восточный факультет Петербургского университета. Увлекался поэзией, был близок к символистам и акмеистам, стал членом «Цеха поэтов». После активного участия в мировой войне примкнул к белому движению Деникина, затем эмигрировал в Англию. С 1921 по 1932 гг. читал курс лекций по русской литературе в Королевском колледже Лондонского университета. Но в 1932 г. он вернулся в СССР, в 1937 г. был арестован и погиб в гулаге.

В России книга Святополка-Мирского вышла сначала в Новосибирске в 2005 г., а затем в 2008 г. в Москве в хорошем полиграфическом исполнении [4]. Первоклассный перевод этого огромного сочинения выполнила филолог и писатель Руфь Александровна Зернова.

Книгу приятно держать в руках, перелистывать и читать. Там я нашел поразительное заключение, к которому спустя годы пришел независимо:

«Поколение, родившееся между 1825 и 1850 гг. оказалось поэтически самым бесплодным из всех в истории России. С 1860 г. и до конца семидесятых не появилось ни одного хотя бы средне одаренного поэта. Враги поэзии… могли торжествовать победу своей антиэстетической кампании».

Насколько я знаю, этот удивительный провал систематически не анализировался. Моя статья имеет следующие цели. 1) Визуализировать феномен пульсации талантливости в русской литературы на протяжении 125 лет ее развития, представить его в удобном для естественно-научного анализа виде. 2) На этой основе показать реальность метафорической «черной дыры» в рождении талантов с конца 1820-х и до конца 1850-х гг. 3) Рассмотреть этот феномен с позиции «триады таланта», концепции, которую развивал выдающийся генетик Владимир Павлович Эфроимсон [5-8].

Пульсация талантливости в период 1769-1894 гг. Визуализация.

Для изучения причин «черной дыры» в пространстве русской литературы приходится поверить алгеброй гармонию. Литература в России зародилась в последней трети ХVIII века. Николай Карамзин (1766-1826), по словам Белинского, первым в России заменил мертвый книжный язык живым языком общества и «заохотил публику к чтению русских книг». Появились литературные журналы, устойчивый круг любителей изящной словесности. Возникла социальная среда, благоприятная для развития литературных способностей. В русском обществе после победы 1812 г. происходил духовный и общественный подъем.

Любой вид творчества подобен горному ландшафту. Есть высочайшие горные хребты, пики и заметные холмы. В данном контексте нас интересуют таланты первой величины, сияние которых не померкло со временем. Имена выбраны на основе экспертных оценок: монография Святополка-Мирского; двухтомник «Русская поэзия XIX века 1974 г.»

Черная дыра в рождении классиков русской литературы за период в 125 лет (серия Всемирная литература) и Краткая литературная энциклопедия в 9-ти томах, 1962-1978 гг. В выборе имен классиков не избежать субъективности, но главный итог остается.

Тридцать шесть классиков русской литературы, родившиеся за период в 125 лет, с 1769-1894 гг., хронологически распределены по годам рождения в таблице. Начнем таблицу с рождения И.А Крылова (1769-1844), он был лишь на три года моложе Карамзина. Крылов, пишет С-М, великий мастер слова, «его место в русской литературе неколебимо». Концовки многих его басен стали частью русского языка. Ныне уже мало кто задумывается, откуда они взялись.

Даты рождения классиков литературы сгруппированы мной по семилетиям, образуя за 125 лет 18 интервалов. Это сделано в рамках традиции, где семь лет — важная веха в духовной жизни. По семилетиям отделены у Льва Толстого детство, отрочество и юность. Число семь было сакральным и для Томаса Манна, определяя структуру ряда его романов [8]. Семерка часто встречается в мифах, пословицах. Звуковой и цветовой ряд подразделены на семь интервалов. 7 свободных искусств — цикл обучения в древнем Риме.

Конечно, можно выбрать и другой интервал. Так или иначе, но результат таблицы поразителен. До 1830-х и начала 1860-гг. природа регулярно дарила миру поэтических талантов. Особый всплеск пришелся на семилетие с 1817 по 1824. На это (как я узнал лишь в 1980-е гг.) обратил внимание поэт и критик, друг Блока Владимир Пяст (1885-1940) в предисловии к своей книге «Встречи» в 1929 г. [9]:

«Поэты в ХIХ столетии рождались, начинали своё земное существование, так сказать, “кустами”… “Серебряный век” характеризуется поэтами с датами рождения от 1817 до 1824 г. Перед нами имена почти ровесников: А. К. Толстого, Я. П. Полонского, А. Н. Майкова, А. Фета, Л. А. Мея, Н. Ф. Щербины, А.А. Григорьева, Н. А. Некрасова. И к этой блестящей плеяде присоединяются имена творцов современной русской прозы, из которых некоторые были не меньшими величинами и как поэты в широком смысле этого слова: И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин и др. Потом пробел на дважды двадцать лет».

Действительно, в это семилетие подряд родились А.К. Толстой (1817), Тургенев (1818), Фет (1820), Достоевский (1821), Некрасов (1821), А. Островский (1823). И в эти же годы их ровесники, поэты и писатели «второго ряда»: Я. Полонский (1819), А. Майков (1821), А. Писемский (1821), Дм. Григорович (1822), А. Григорьев (1822), И. Аксаков (1823).

Но затем нива как бы заглохла. В чем же возможные причины? Начну издалека.

Талант и наследственность

Некоторые общие сведения. Одно из первых исследований, с которых ведет начало генетика, как раз посвящено генетике таланта. В 1869 г. вышла в свет книга Фрэнсиса Гальтона (1822-1911) «Наследственный гений: исследование его законов и следствий». Гальтон, кузен Чарльза Дарвина, был выдающимся многогранным исследователем. Статистика, метеорология, психометрия, дактилоскопия и разные области наследственности человека, — генеалогия, близнецовый метод, евгеника. Гальтон, наряду с Грегором Менделем по праву считается основоположником генетики [10]. Любопытно, что они родились в один и тот же 1822-ой год.

Гальтон впервые аргументировал, что одаренность, способности человека наследуются по тем же принципам, что и другие количественные признаки. Новизна подхода состояла в применении статистики для классификации людей по степени одаренности и анализе их родословных. Первый отклик на книгу Гальтона поступил от его кузена Дарвина: «Я не думаю, чтобы в течение всей моей жизни мне пришлось читать что-либо более интересное и оригинальное… Вы создали, в чем я уверен, незабываемое произведение».

С переоткрытием законов Менделя в начале 20-го века появилась возможность генетического подхода к изучению разных психических черт. В 1922 г. глава московских генетиков профессор Н.К. Кольцов (1872-1940) основал «Русский евгенический журнал» и опубликовал в нем замечательную программную статью «Генетический анализ психических особенностей человека». Кольцов выделил три сферы психики: познавательную (разум), эмоции (аффекты) и воля, влечения. Он привел доводы о широком полиморфизме в проявлении этих сфер и рассмотрел, как можно изучать изменчивость и наследование их поведенческих элементов.

Физиологическая (материальная) основа познавательной сферы лежит в нервно-психических реакциях и отличается специфичностью (межполушарная асимметрия) и определенной локализацией («центры») в областях мозга. Левое полушарие ответственно за способность к речи, абстрактному мышлению, логике. Правое полушарие связано с интуицией, творческим воображением, целостностью смыслового содержания на основе чувственных представлений. При аномалиях правого полушария возникают сложности с улавливанием смысла, с пониманием метафор и юмора.

Так, центр Брока в задненижней лобной части левого полушария делится на две зоны. Одна из них контролирует воспроизведение речи, а другая связана с запоминанием и решением математических задач. Центр Вернике в верхней части левой височной области отвечает за процесс усвоения и понимания письменной и устной речи. Уже сами вариации размеров таких центров могут быть коррелированы с развитием высоких вербальных способностей. Например, посмертный анализ мозга знаменитого оратора и политика Франции республиканца Леона Гамбетты (1838-1882) обнаружил в его мозгу объем центра Брока в два раза больше обычного [11].

Основу эмоций и влечений составляют нейро-гуморальные процессы. Здесь важную роль играют молекулы-нейромедиаторы с противоположным действием. Поискам в этой области посвящена книга «Жизнь с нашими генами» [12]. Плеяда поведенческих признаков, называемых психологами «поиск нового», в значительной степени зависят от двух типов молекул, ответственных за проведение сигналов между нервными клетками. Это дофамин и серотонин, производные аминокислот тирозина и триптофана.

Молекулы-нейромедиаторы вырабатываются в определенных скоплениях мозговых нейронов, проходят по нейронным сетям к специфическим рецепторам клеток из других областей мозга, регулируя их функцию. Плеяда признаков «поиск нового» сопряжена с активностью дофаминовой системы. Функции же серотониновой системы связаны с возникновением страха, тревожности, депрессии. Гены, вовлеченные в обе нейромедиаторные сети разнообразны по своей структуре и силе действия, вызывая врожденный полиморфизм в психологическом профиле личностей.

Триада таланта с позиции генетики

Историк и методолог науки Имре Лакатос (после советского вторжения в Венгрию в 1956 году он бежал в Англию и стал профессором Лондонской школы экономики и политических наук) пришел к выводу: «История науки есть история событий, выбранных и интерпретированных каким-то нормативным образом» [13]. Я разделяю данный подход. Он помог разобраться в сложной истории идей и понятий за 100 лет развития генетики [14].

Занятно в этом смысле эссе А. Битова «Зачатки астрологии русской литературы» или «игра в классики» (1993). Идея сопоставить годы рождения классиков литературы с годами двенадцатигодичного восточного календаря, которые им соответствуют. Согласно астрологам, каждая ячейка цикла персонифицирована с определенным животным и связана с местом, которое человек занимает в обществе и какой след после себя оставит. В золотом круге русских писателей начала 19-го века в одну ячейку (Змея) попадают Гоголь (1809) и Достоевский, родился ровно через 12 лет в 1821 г.

Битов уверен, что в деидеологизации нашего тоталитарного режима мода на астрологию сработала как никто. Недаром астрология была так долго запрещена. «Все-таки думать, что вами управляют светила, куда здоровее, чем полагать, что всем заправляет КГБ или масоны». В конце эссе Битов приводит годы рождения и места рождения и смерти 144-х русских писателей и с иронией рекомендует свою игру в классики Министерству просвещения России.

Есть все основания попытаться исследовать загадку «черной дыры» с позиций генетики.

Здесь, прежде всего, важны исследования генетика Владимира Павловича Эфроимсона.

Отступление о Владимире Павловиче Эфроимсоне. Владимир Павлович (далее В.П.) относится к плеяде старшего поколения советских генетиков (1908-1989). Им пришлось противостоять монополии Лысенко в биологии и претерпеть преследования режима. Три ярко выраженные черты отличали характер Эфроимсона: страсть к знаниям, стремление к личной свободе и любовь к справедливости. Как биолог В.П. сложился в знаменитой Московской школе эволюционной генетики. Ее основатели — профессора Н.К. Кольцов С. С. Четвериков. Когда в 1929 г. в МГУ по ложному доносу арестовали Четверикова, В.П. открыто выступил в защиту учителя, несмотря на свое «непролетарское» происхождение.

Вынужденно оставив университет, В.П., минуя период ученичества, вступил в большую науку. Он изучал действие облучения на мутационный процесс. Он также сформулировал принцип равновесия между частотами возникновения вредных мутаций и их отбором из популяций. Эти работы были высоко оценены основоположником радиационной генетики Германом Меллером, будущим нобелевским лауреатом.

Но в 1932 г. век-волкодав настиг Эфроимсона. В.П. был арестован по абсурдному обвинению «за участие в антисоветской организации». Припомнили посещение в годы студенчества кружка «вольных философов». Следователь просил дать показания на его учителя, проф. Кольцова. За отказ последовал изнурительный 3-х летний концлагерь в Горной Шории. После лагеря В.П. смог получить работу в 1935 г. лишь в области селекции тутового шелкопряда. Сначала в Ташкенте, затем на Всесоюзной станции шелководства под Харьковым (стране и армии нужен был шелк для парашютов).

В.П. жадно погрузился в селекционные опыты, проводя по 16-18 ч. в лаборатории и нередко тут же ночуя. На основе этих, казалось бы, чисто прикладных исследований В.П. сформулировал общегенетический принцип коррелированного ответа на отбор. Оказалось, серия самых разных признаков, включая характер размножения, скорость развития, жизнеспособность находится под контролем единой гормональной системы. Поэтому отбор по любому из этих признаков приводит к быстрому изменению всей их плеяды. Полученный вывод В.П. затем применил для истолкования быстрых и направленных изменений в ходе эволюции человека.

Всю войну ученый провел на фронте, совмещая работу в санбате и переводчика во фронтовой разведке (немецкий знал блестяще). После войны В.П. — доцент кафедры дарвинизма и генетики Харьковского университета. В 1947 г. он блестяще защитил докторскую диссертацию. Но наступила «борьба с космополитизмом» — прикрытие культурной и научной изоляции от Запада и государственного антисемитизма. На биологию надвигалась всеохватная тень Лысенко. В 1947 г. В.П. перевел статью известного эволюциониста и генетика Ф. Добжанского с критикой Лысенко и распространял ее среди харьковских биологов. После этого последовал приказ об его увольнении из университета «за деятельность, порочащую звание советского педагога».

Оказавшись вновь без работы, В.П. проводит документальный анализ вреда «новаций» Лысенко и посылает свой трактат в ЦК партии. Но события пошли по иному руслу. В августе 1948 г. после сессии ВАСХНИЛ по сценарию Сталина происходят полное воцарение Лысенко в биологии и погром классической генетики на всех уровнях науки и образования. В 1949 г. Эфроимсон был вновь арестован — приговор 10 лет. Формально ему вменяли «клевету на советскую армию». В конце войны 1945 г. В.П. совершил поступок, типичный для его этических принципов. Став невольным очевидцем массовых насилий женщин после вступления советских войск в Германию, В.П. написал рапорт командованию. Он предупреждал, что такие действия усилят сопротивление врага и приведут к ненужным потерям (так и вышло). В.П. полагал, что поводом ареста явилась и его критика Лысенко.

Только в 1955 г. Эфроимсон по амнистии был освобожден из казахстанского Степлага под Джезказганом (труд кайлом на шахтах). Надо было вновь искать работу. В 1956 г. ему на помощь пришла основатель и директор Библиотеки иностранной литературы Маргарита Ивановна Рудомино (1900-1990). «Имя этой женщины должно остаться в людской памяти», — говорил В.П. Он был зачислен на должность старшего библиографа и смог вернуться к науке.

С фантастической страстью и быстротой В.П. подготавливает монографию «Введение в медицинскую генетику», суммировав накопленные за четверть века в мировой науке знания в области генетики человека. Эта была первая в СССР книга о медицинской генетике. В.П. написал её 25 лет спустя после 1938 года, когда по приказу Сталина был разгромлен первоклассный Медико-генетический институт, а его директора С. Г. Левита расстреляли. Опубликовать монографию было чрезвычайно трудно до падения Лысенко в ноябре 1964 г. В борьбу за ее издание включились многие генетики и члены медицинской академии. Вышедшая в 1964 г. книга Эфроимсона сыграла выдающуюся роль в возрождении медицинской генетики в Советском Союзе.

С 1971 г . В.П. приступает к работе в области генетики психических болезней. А затем готовит книгу по генетике талантливости и гениальности. Этот труд стал возможным благодаря высокой биологической эрудиции Эфроимсона в сочетании с его давним интересом и знаниями всеобщей истории. Однако, подготовленные книги в этой области удалось издать [5-7] только после ухода в небытие КПСС и ее идеологии.

Исследования Эфроимсона. В.П. подошел к истолкованию феномена талантов и гениев с позиции теории индивидуального развития и генетики поведения. Талант можно рассматривать как проявляемое в обществе свойство индивида, которое (а) потенциально зависит от определенной генетической конституции, (б) требует для своего становления благоприятных условий развития и (в) полностью реализуется в стимулирующей социокультурной среде. Иными словами, рождение потенциального таланта — аспект генетический; его развитие и становление — аспект биосоциальный; его полное воплощение в социуме — аспект социобиологический. Три грани , «триада таланта» — концепция, которую развил и аргументировал Эфроимсон.

Нередко возникает неясность, почему биосоциальные и социобиологические аспекты относятся к генетике. Дело вот в чём. Понятие наследственности включает две связанных сферы. Первая — материальные носители наследственной информации (гены), их кодирование, хранение и передача в ряду поколений. Вторая сфера — индивидуальное развитие организма, сложный и во многом неясный процесс. Он происходит в такой динамической цепи событий: наследственная программа — активация генов — чувствительные периоды — раннее определение путей развития — растянутая во времени дифференциация признаков. В ходе взаимодействий «генотип — среда» формируются и сложные поведенческие признаки.

По примерным оценкам Эфроимсона, шанс рождения потенциальных высокоодаренных талантов — один на несколько тысяч. Шанс тех, которые смогли полностью развить свои дарования — примерно один на миллион. А шанс тех, кто в полной мере реализовали в обществе свои потенции — всего около 1 на 10 миллионов. Пользуясь принципом «триады», можно раздельно оценивать позитивные и негативные факторы в рождении, развитии и воплощении таланта.

В Афинах времен Перикла (495-429 до н.э.) «за столом» могли собраться до десяти гениев, известных и ныне. Никакие генетические данные не позволяют считать, акцентуировал В.П., что афиняне наследственно превосходили окружающие их народы. Дело в совпадении условий — гениальной личности Перикла, в созданной им стимулируюшей социальной среде и «спросе на гениев» [6, 7].

Таланты и гении отличаются своей неповторимостью, оригинальностью. Они трудно уложимы в прокрустово ложе физиологических схем и определений. Но все же

Эфроимсон смог выделить ряд генетико-психологических особенностей, которые отличают большинство известных в истории выдающихся талантов, независимо от сферы их деятельности. Они состоят в способности к непрерывному труду и самообучению, в напряжении всех сил для достижения поставленной цели.

Состоявшиеся таланты нередко имеют в своем генотипе факторы, которые на биохимическом уровне действуют как внутренние допинги. К ним относится врожденный повышенный уровень мочевой кислоты, молекулярная структура которой весьма сходна с кофеином, известным стимулятором активности мозга. Однако, избыточное отложение солей мочевой кислоты (гиперурекимия) в виде кристаллов приводит к подагре. Вот почему среди талантов и гениев наблюдается повышенная частота подагриков — побочная цена стимуляции мозговой активности [6].

Другой допинг-фактор — циклотимия, проявляется в периодическом повышении творческой и жизненной активности с их последующим падением. Подобная особенность психики явно наблюдалась у Пушкина. «Весной я болен, кровь бродит, чувства, ум тоскою стеснены». Но «с каждой осенью я расцветаю вновь». Циклотимией с приступами «черной меланхолии» страдал и Гоголь.

Поэтический талант и наследственность

Евгений Онегин не обладал высокой страстью «для звуков жизни не щадить». В этих словах передано краткое и целостное описание поэтического (в широком смысле) дара. Страсть, которая подчиняет себе жизнь. Именно в этом смысле говорят: поэтами рождаются. Страсть как внутреннее, идущее от генотипа влечение и потребность извлекать из хаоса гармонию звуков и слов. Таковы признания полного пленения музыкой у пушкинского Сальери:

Родился я с любовию к искусству;
Ребенком будучи, когда высоко
Звучал орган в старинной церкви нашей,
Я слушал и заслушивался —
Слезы невольные и сладкие текли.

Влечение и способности к художественному творчеству обычно проявляются очень рано.

«С шестилетнего возраста я начал марать бумагу и писать стихи — настолько поразили моё воображение некоторые произведения наших лучших поэтов. Я всегда испытывал непреодолимое влечение к искусству вообще, во всех его проявлениях. Та или иная картина или статуя, равно как и хорошая музыка, производили на меня такое сильное впечатление, что волосы буквально подымались на голове».

Эти биографическое признания Алексея Константиновича Толстого удивительным образом напоминает слова пушкинского Сальери.

Возникает вопрос: не может ли быть, что четвертьвековая лакуна в годах рождения вершин российской словесности ХIХ в. вызвана нехваткой генов, от которых зависит тяга к писательству? Не связано ли это с неравномерностью темпа мутационного процесса, его взлётами и отливами?

Будучи генетиком, мне приходилось долгие годы исследовать вспышки мутаций в природных популяциях на модельном генетическом объекте. Нет оснований думать, что популяции человека свободны от подобных пульсаций в частоте возникновения и распространения наследственных изменений. В том числе и тех, которые определяют характер, темперамент, психологические особенности личности и таланты. Историк и географ Лев Гумилёв связывал вспышки в этнической истории с повышением частоты рождения пассионариев, людей с врожденной повышенной жизненной активностью. Не привела ли в данном случае неравномерность мутационного темпа к рождению литературных гениев в одни периоды и к лакуне — в другие?

Против такой возможности есть возражения. Что происходило за эти же годы на ниве французской и английской словесности? Легко убедиться, что там нет лакуны в рождении известных писателей. В самом деле, как раз на середину «чёрной дыры» 1839-1845 гг. во французской словесности приходятся рождения А. Сюлли-Прюдома и А. Франса (нобелевские лауреаты), а также Э. Золя, С. Малларме, А. Доде, П. Верлена. А вслед за тем идут Г. Мопассан, А. Рембо. В Англии примерно на эти же годы падают рождения А. Суинберна, Р. Стивенсона, а затем О. Уайльда, Б. Шоу.

Есть и другой довод против временной нехватки «литературных» генов». Я рассмотрел распределение по годам рождения литераторов второго ряда, которые оставили след в российской литературе. Подобный список можно составить на основе биобиблиографического словаря «Русские писатели» (М. 1971 г.). За сто лет, с 1769 по 1866 гг., литераторов «второй когорты» в словаре числится около 250. Оказывается, что на период с 1832 по 1859 гг. приходятся рождение более 70 писателей и поэтов второго ряда, почти столько же родились в предыдущие четыре семилетия. То есть гены, определяющие способность к словотворчеству, не исчезали из популяции.

В ландшафте русской литературы в период 1832-1858 гг мы находим и холмы, и горы.

Но горные пики исчезли! Они были либо раньше, либо позже периода. 1830-1850-х гг.

Очевидно, потенциальные литературные таланты рождались, но почему-то не смогли полностью состояться и достигнуть высот.

Интересно, что как раз на середину поэтической «чёрной дыры» 1839-1845 гг. приходится рождение вершин русской музыки: Бородин (1833), Н. Рубинштейн (1835), Мусоргский (1839), Чайковский (1840), Римский-Корсаков (1844). А куда же делись их аналоги в литературе?

Становление таланта. Импрессинг — второй компонент триады

Становление зависимых от генотипа поведенческих признаков это динамический процесс упорядоченного во времени взаимодействия генетической программы с факторами внешней среды. Здесь велика роль чувствительных периодов, самообучения, активной деятельности развивающегося организма и явления, названного этологами «запечатление», или импринтинг.

Нобелевский лауреат биолог Нико Тинберген так изложил суть импринтинга и самообучения. «Птицы, начав петь, совершают три вещи: слушают то, что они поют, замечают разницу между своим пением и идеальной песнью и делают поправки в своём пении при следующем исполнении». Врождённый механизм самообучения позволяет птице усовершенствовать песню в соответствии с записанным в генах образцом. Если, например, птенцу безголосой овсянки, растущему в условиях полной изоляции, в возрасте 10-50 дней (чувствительный период) дать возможность лишь один раз прослушать песню самца своего вида, то спустя 5-6 месяцев он начнёт петь полную видовую песню, да ещё воспроизводить диалект учителя! Происходит запечатление.

Но учитель должен появиться в определённый чувствительный период! Прослушивание песни после пятидесятого дня не эффективно, «поезд ушёл» (похоже на позднее обучение иностранному языку). На хор учителей других видов птенец овсянки не реагирует. Он внимает лишь песне, идеальный образ которой записан в генах.

Благоприятный импрессинг. По отношению к человеку Эфроимсон предложил сходный термин «импрессинг»: детские, очень избирательные, впечатления и восприятия, которые подействовав в чувствительный период, оказываются стойкими и жизнеопределяющими.

Пушкин оставил дивное описание благоприятного импрессинга от встречи с Жуковским:

Могу ль забыть я час, когда перед тобой
Безмолвный я стоял, и молнийной струёй
Душа к возвышенной душе твоей летела
И, тайно съединясь, в восторгах пламенела.

Другой благоприятный импрессинг — отеческое благословение мэтра Державина, однократная встреча в 1815 году: «Державина я видел только раз в жизни, но никогда не забуду… Голос мой отрочески зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом».

Ныне, когда в деталях воссоздана обстановка лицейского и юношеского окружения Пушкина, стало очевидным, какую колоссальную роль в становлении его гения сыграли «эффект лицея», поддержка и признание со стороны Жуковского, Батюшкова, Карамзина. В 1815 г. Жуковский пишет Петру Вяземскому: «Нам всем надобно соединиться, чтобы помочь вырасти этому гиганту, который всех нас перерастёт». И это, к счастью, случилось.

Замечательное описание благоприятного импрессинга оставил Достоевский в «Дневнике писателя» за 1977 год. В мае 1845 г он кончил свою первую повесть «Бедные люди», до тех пор ничего еще не писавши. «Кончив повесть, я не знал, как с ней быть и кому отдать». Его приятель Дм. Григорович, который в это время жил у Некрасова, посоветовал отнести ему прочитать. И вот той же ночью в четыре часа к нему явились Григорович и Некрасов, «бросаются обнимать меня в совершенном восторге, и оба чуть не плачут». Оказывается они вместе решили прочесть на пробу страниц десять повести, но не могли остановиться. Некрасов отнес повесть Белинскому, и через день властительный критик попросил встречи с автором. Белинский «заговорил пламенно, с горящим глазами… Да вы понимаете ль сами-то, что это вы такое написали. Вы только непосредственным чутьем, как художник это могли написать, но осмыслили ли вы сами-то всю эту страшную правду, на которую вы нам указали? Не может быть, чтобы вы в ваши двадцать лет уж это понимали… Вам правда открыта и возвещена как художнику, досталась как дар, цените же ваш дар и оставайтесь верным и будете великим писателем».

Спустя тридцать лет Достоевский припоминает ту минуту в полной ясности. «И никогда я не мог забыть ее. Эта была самая восхитительная минута во всей моей жизни. Я в каторге, вспоминая ее, укреплялся духом» [15]. Такова сила благоприятного импрессинга в начале жизненного пути.

Эффект лицея. Но не только у Пушкина лицей развил и воспитал талант. Первый набор состоял из 30 воспитанников, набранных без особого отбора, разного этнического происхождения и конфессий (18 православных и 12 лютеран или католиков). Итог — известные, кроме Пушкина, выпускники: Горчаков — первый канцлер России, Матюшкин — адмирал, полярный исследователь, Корф — создатель и директор Публичной библиотеки, Сергей Ломоносов — дипломат высокого ранга, сразу после лицея стал секретарем посольства в Вашингтоне, Дельвиг — поэт и первый издатель «Литературной газеты». Важные причины успеха в образовании и воспитании: талантливые наставники, атмосфера братства, индивидуальный подход в зависимости от личных способностей. Пушкина освободили от курса математики, поощряя его поэтический дар [16, 17].

Но, возможно, главное, согласно психологу Вадиму Ротенбергу, подлинное уважение к личности учеников. На 11-12-летних мальчиков смотрели с самого начала как «на надежду России», и они обрели способность уважать себя, независимо от успехов в учебе [18] .

В «Письмах к незнакомке» Андре Моруа метафорично заметил: в той же мере как наше тело и жизненная активность нуждаются в витаминах, наш дух нуждается в регулярной дозе витаминов «ПР» — предпочтение, превознесение, преклонение. Без них желания, воля, творческий поры слабеют. Лицеисты шесть лет в полной мере получали витамины «ПР».

Возможный негативный эффект гения. Обсудим еще одно обстоятельство, которое могло повлиять на возникновение «черной дыры». Поколение, родившееся в 30-50-е годы, вступало в жизнь и проходило чувствительный период в середине 50-70-х годов. Это был период расцвета творчества плеяды гениев, которые родились в 10-20-е годы ХIХ века. В прозе — Тургенев, Гончаров, Достоевский, Толстой, в поэзии — Некрасов, Фет, А. К. Толстой, Тютчев. Нужно было иметь дерзновенную веру в свои силы, чтобы преодолеть влияние моцартов литературы.

Ведь даже зрелый мастер, явный талант при вспышке творчества гения меркнет.

У него может пропасть желание творить — тема терзаний Сальери:

Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты ещё достигнет?
Подымет ли он тем искусство? Нет;
Оно падет опять, как он исчезнет…

Но ведь появились же вослед Пушкину и Лермонтову новые высоты поэзии — Фет, А.К. Толстой, Некрасов, становление которых пришлось на 1840-е годы. А почему вдруг этот процесс приостановился? И Блока пришлось ждать почти полвека?

Смена социальной среды и эстетических доминант после Николая I

Среди множества условий среды, стимулирующих творчество, — понимание и поддержка со стороны читателя, резонанс, сопереживание, сочувствие. Зрелый талант Пушкина страдал не только от цензуры, но и от непонимания публики и критики тех, кого поэт называл «чернью». В сфере науки выдающийся геолог, эволюционист и философ Сергей Мейен выдвинул «принцип сочувствия» как необходимое условие для взаимного понимания и диалога. Если сочувствие необходимо в развитии науки, то без него искусство вообще замирает.

В конце 50-х — начале 60-х годов резко изменилось время, изменился читатель. Последний период правления Николая I называют «мрачным семилетием». После европейских революций 1848 г. ожесточилась цензура, закрылись некоторые журналы, начались репрессии, разгромлены петрашевцы, отправлен на каторгу Достоевский, сослан Салтыков-Щедрин. Журналы и газеты, став верноподданническими, теряли подписку.

Литературовед Александр Никитенко (1805-1877), профессор словесности в Петербургском университете, был ряд лет членом цензурного комитета. Он вел подробный дневник и оставил такую запись: «Действие цензуры превосходит всякое вероятие. Чего этим хотят достигнуть? Остановить деятельность мысли? Но ведь это все равно, что велеть реке плыть обратно». (Звучит современно и ныне в России 175 лет спустя!).

Другая запись Никитенко уже после смерти Николая I: «Теперь только открывается, как ужасны были для России прошедшие 29 лет. Администрация в хаосе; нравственное чувство подавлено: злоупотребление и воровство выросли до чудовищных размеров». Цензор признал, что контроль Николая I над мыслью неотвратимo привёл к развалу.

С 1855 г. в стране начался новый общественный подъём. Годы 1856-1857 называют иногда необыкновенным двухлетием в русской литературе. Один за одним печатаются «Рудин» Тургенева, «Севастопольские рассказы» Толстого, «Губернские очерки» Салтыкова-Щедрина, «Доходное место» Островского. В 1856 г. выходит книга стихов Некрасова, которая, по словам Огарева, «обожгла душу русского человека».

Книга имела грандиозный успех. «Всё издание было раскуплено в несколько дней, и так как спрос на книгу продолжал возрастать, вскоре появились её рукописные копии, продававшиеся за удесятеренную цену», — пишет К. И. Чуковский, исследователь и знаток творчества поэта. В сборник, проскочивший через цензуру, Некрасов включил программный диалог «Поэт и Гражданин». В нём остро передан пульс времени и мотив споров : «Поэтом можешь ты не быть, но Гражданином быть обязан».

Некрасовский Поэт верен заветам Пушкина:

Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.

Гражданин призывает Поэта писать «сатиры», пусть даже они «бестолковы, не новы и чужды красоты». Время требует обличений. Но Поэт парирует: да, в молодости он вплетал в гриву Пегаса не розу, а крапиву, «бичуя маленьких воришек для удовольствия больших, дивил я дерзостью мальчишек и похвалой гордился их». Результат оказался плачевным:

Склонила Муза лик печальный
И, тихо зарыдав, ушла.

Сам Некрасов ещё вполне сочетал в себе ценителя подлинной поэзии с призывом к гражданственности. Именно он опубликовал в «Современнике» стихи Фета и в 1856 г., в год выхода его стихотворного сборника, писал: «Человек, понимающий поэзию и охотно открывающий душу свою её ощущениям, ни в одном русском авторе после Пушкина не почерпнёт столько поэтического наследия, сколько доставит ему г-н Фет».

Однако, начиная с конца 1950-х вульгарная позиция Гражданина стала преобладать, особенно среди молодежи. На арену общественной жизни буквально ворвалось поколение Базаровых с совершенно другими культурными, эстетическими, социальными идеалами, нежели их «отцы». Нигилизм, дерзостное отрицание прошлого и настоящего сочеталось в энергичных статьях кумира молодёжи Писарева с призывом к практической деятельности, к занятиям наукой. В ней он видел силу, противостоящую религии и способную преобразовать общество. Философское мировоззрение «новых людей» 60-х годов отличали три черты: крайний материализм, детерминизм и утилитаризм. То, что в философской критике получило название вульгарный материализм.

Тезис Базарова «Рафаэль гроша ломаного не стоит» вполне созвучен выводу сподвижника Писарева критика Варфоломея Зайцева: «Пора понять, что всякий ремесленник настолько полезнее любого поэта, насколько положительное число, как бы мало ни было, больше нуля… Мы отрицаем только эстетические наслаждения, восстаем только против искусства, а вовсе не против того, что может быть приятно человеку». Поэзия признавалась только та, которая исполнена гражданскими мотивами или обличает язвы общества.

Стихи Фета осыпаются настоящим градом насмешек, нападок, оскорблений. Писарев пророчествовал, что в будущем стихи Фета за неимением спроса «продадут пудами для оклеивания комнат под обои и для завёртывания сальных свечей, мещерского сыра и копчёной рыбы», и Фет «в первый раз станет приносить своими произведениями некоторую долю практической пользы».

Изданный в 1863 двухтомник Фета оставался нераспроданным до конца жизни поэта, несмотря на маленький тираж. Чувствуя разлад с духом времени, поэт на многие годы умолк [19]. Такая же судьба постигла и томик стихов Тютчева (1868 г.) Книга не нашла читателя и годами лежала нераспроданной.

Отрицательный импрессинг в атмосфере 1860-х. Сверхвысокая чувствительность и возбудимость поэтического таланта, способность улавливать и «дольней лозы прозябанье», и тонкие оттенки человеческой психологии, одновременно сопровождается и повышенной восприимчивостью к бесшабашной недоброй критике. Байрон пришёл к горестному заключению по поводу судьбы своего собрата, умершего в 26 лет, талантливого поэта Джона Китса (1795-1821):

А Джона Китса критика убила,
Когда он начал много обещать,
Его несмелой музе трудно было
Богов Эллады голос перенять.
Как странно, что огонь души тревожной
Потушен был одной статьёй ничтожной.

А может быть, это не так уж странно? И не в этом ли состоит одна из главных причин глубокой 25-30-летней впадины в ландшафте русской классической литературы ХIХ века?

Испытывая недостаток в витамине «ПР», поэты одаривали друг друга в это трудное для них время сочувствием, наподобие дружеского послания Фета к А. К. Толстому:

Пускай пришла пора иная,
Пора печальная, когда
Гетера гонит площадная
Царицу мыслей и труда;
Да не смутит души поэта
Гоненье на стыдливых муз,
И пусть в тени, вдали от света,
Свободней зреет их союз.

Конечно, потенциальные таланты, рождение которых пришлось на 20-е годы ХIХ в., а становление, чувствительный период — до конца 1860-х годов продолжали творить, несмотря на атмосферу гоненья на стыдливых муз. Но в этой атмосфере трудно было расцвести новым поэтическим росткам.

Пример отрицательного импрессинга — творческая судьбы поэта Константина Случевского (1837-1904), который родился в период «черной дыры». В его первых стихах, опубликованных в 1860 г. в «Современнике», Тургенев почувствовал «зародыши великого таланта». Столь же восторженным было мнение тонкого ценителя поэзии Аполлона Григорьева. Но одновременно эти стихи стали предметом нападок и пародий в стане революционных демократов. Особенно острой и ядовитой была пародия Добролюбова на стихотворение Случевского «Мои желания» (Дики мои желанья и в стихах всю их дичь изложу я, / Прежде всего, я хочу себе женщину с длинной косою..).

Современный биограф в предисловии к сборнику стихов К. К. Случевского (М.: 1984) пишет: «Удар был ошеломляющий, и неудивительно, что после таких сильнейших нападок Случевский замолчал и надолго». Злые журнальные насмешки и пародии его ошеломили, поэт замолк на время. Но его творческий дар не был погублен. Когда Случевский в 1878 г. вернулся в литературу и выступил с публичным чтением своих новых стихов, его друг, поэт Аполлон Майков (1821-1897), воскликнул: “Не убили поэзию! Нет! Видно, истинного дарования не заругаешь до смерти”.

Майков прав лишь отчасти. До смерти не заругаешь, но «потушить огонь души тревожной» путём отрицательного импрессинга очень даже возможно. Вспышки гения нередко мелькают в его стихах, пишет Святополк-Мирский, но «все это могло быть выражено гораздо лучше, если бы Случевский жил не в такое выродившееся время».

Подобное случилось и по отношению к Николаю Лескову, который в большую литературу вошел лишь в возрасте около 30 лет, имея большой жизненный опыт. Он не примыкал ни к одному из тогдашних направлений или лагерей и потому его судьба оказалась трудной и драматичной.

Благодаря житейской подготовке, замечает С-М, Лесков стал одним из тех русских писателей, которые в отличии от Тургенева и Толстого знают жизнь не как владельцы крепостных душ», а из непосредственной практики, независимо от теорий. В 1862 г в Петербурге случились большие пожары, виновниками которого по слухам считались «нигилисты» и радикально настроенные студенты. Лесков написал статью о пожарах, не поддерживая этот слух, но полагая, чтобы полиция произвела тщательное расследование с целью подтвердить или опровергнуть городские слухи. На радикальную прессу это подействовало как разорвавшаяся бомба. Лескова обвинили в том, что он натравливает чернь на студентов. Ему обвинили бойкот в журналах.

Горький в статье о Лескове писал: «Литературная деятельность Лескова началась тяжёлой для него драмой, которая могла бы и не разыграться, если бы русские интеллигентные люди умели относиться друг к другу более внимательно и бережно… Дошло до того, что известный критик Писарев спрашивал в своей статье: “Найдётся ли хоть один честный писатель, который согласится работать в одном журнале с Лесковым?”.

Мнение литературного кумира молодежи было почти литературным убийством.

Резкой радикальной критике подвергся и первый политический роман Лескова «Некуда» (1864). Писарев и его последователи усмотрели в ряде персонажей карикатуру на своих друзей.

Взгляды поколения Базаровых и сложившуюся атмосферу гонения на Лескова подробно разбирает Любищев [20]. Он присоединяется к общему выводу Горького о творческой судьбе Лескова:

«Страдая избытком веры при недостатке любви и уважения к человеку, люди плохо поняли Лескова — он же, будучи маловером и скептиком, в совершенстве обладал редким даром вдумчивой зоркой любви и способностью глубоко чувствовать муки человека, слишком разнообразные и обильные. Он любил Русь, всю, как она есть… Вышло так, что писатель, открывший праведника в каждом сословии, во всех группах, — никому не понравился и остался в стороне, в подозрении; консерваторы, либералы, радикалы — все единодушно признали его политически неблагонадёжным; этот факт является ещё одним доказательством, что истинная свобода обитает где-то вне партии».

Двух станов не боец. Алексей Константинович Толстой. Истинную свободу «вне партий» воплощал А.К. Толстой. Вот его кредо:

Двух станов не боец, но только гость случайный,
За правду я был рад поднять мой добрый меч,
Но спор с обоими досель мой жребий тайный,
И к клятве ни один не мог меня привлечь.

Человек выдающегося таланта, честности и благородства, он не разделял утилитарных взглядов на искусство, исповедуемых Писаревым, Чернышевским и их фанатичными последователями. Однако, на вопрос Александра II, что происходит в литературе, А.К. Толстой ответил: она «надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского».

Направление своего творчества А. К. Толстой выразил ярко и афористично [21]:

«Что касается нравственного направления моих произведений, то могу охарактеризовать его, с одной стороны, как отвращение к произволу, с другой — как ненависть к ложному либерализму, стремящемуся не возвысить то, что низко, но унизить высокое… Убеждение моё состоит в том, что назначение поэта не приносить людям какую-нибудь непосредственную выгоду или пользу, но возвышать их моральный уровень, внушая им любовь к прекрасному, которая сама найдёт себе применение безо всякой пропаганды. Эта точка зрения прямо противоречит доктрине, царящей в наших журналах, и потому, делая мне честь считать меня главным представителем враждебных им идей, они осыпают меня бранью с пылом, достойным лучшего применения».

Алексей Толстой не последовал совету своего друга Фета уйти в тень, вдали от света и от гонений «площадных гетер». Напротив, он с достоинством принял вызов и опубликовал свой знаменитый стих «Против течения». А. Толстой призывает противостоять оглушительным крикам: «Сдайтесь, певцы и художники! Кстати ли вымыслы ваши в наш век положительный ?… сдайтеся новому времени». Противостоять и верить, что «верх над конечным возьмет бесконечное».

В 1868 г. А. Толстой в письме к писателю и публицисту Болеславу Маркевичу [21], приятелю и собеседнику, высказал свое эстетическое кредо со свойственной страстью:

«В произведении литературы я презираю всякую тенденцию, презираю ее как пустую гильзу, тысяча чертей! Как раззяву у подножия фок мачты, три тысячи проклятий. Я это говорил и повторял, возглашал и провозглашал! Не моя вина, если из того, что я писал ради любви к искусству, явствует, что деспотизм никуда не годится. Тем хуже для деспотизма! Это всегда будет явствовать из всякого художественного произведения, даже из симфонии Бетховена».

Саркастической иронией пронизана баллада с невинным названием «Порой веселой мая». Начало — в нарочито архаичном игривом стиле. Молодая пара, он «в мурмолке червленой», она «вся в ткани серебристой…, звенят граненые мониста», вышла в сад на свадебное гулянье. И тут жених, «стан ей обняв гибкий», решил рассказать невесте о возможном близком будущем. Цветущий сад засеют скоро репой. Кусты, где рокот соловьиный, вырвут с корнем, индеек там хотят кормить червями. Тенистую рощу порубят «на здание такое, где б жирные говяда кормились на жаркое». Невеста в ужасе: «Ужель для той скотины иного места нету, иль то «матерьялисты», у коих трубочисты» повыше Рафаэля?

Авторская концовка язвительна: «Я новому ученью / Отдавшись без раздела, / Хочу, чтоб в песнопенье / Всегда сквозило дело… Российская коммуна, / Прими мой первый опыт!». Утопия доведена до своего логического конца. Поэт оказался провидцем, ибо российский вариант социализма оказался экологической катастрофой на громадной территории.

С публикацией баллады случился казус. Алексей Константинович печатался обычно в либеральном журнале «Вестник Европы», где редактором был достойный историк, филолог и публицист, Михаил Матвеевич Стасюлевич (1826-1911). Между ними всегда было полное понимание и доверие. Но в 1871 г. Стасюлевич не решился опубликовать баллады поэта «Порой веселой мая» и «Поток-богатырь». Он усмотрел в них пасквиль не только на нигилизм и материализм, но и на либерализм вообще. Это ясное свидетельство, что даже в умеренной либеральной литературе сложилась тогда атмосфера самоцензуры.

А.К. Толстой решительно возразил Стасюлевичу, что не может понять, почему нигилистам можно сколь угодно резко осыпать бранью всех, не согласных с ними, а вот над их взглядами и утопиями нельзя иронизировать. Тогда поэт без колебания отдал свои баллады в консервативный журнал «Русский вестник» (редактор М.Н. Катков), следуя принципу — «спор с обоими мой жребий тайный». Идейные позиции этих двух журналов были резко различны, примерно как сто лет спустя позиции журналов «Новый мир» и «Октябрь».

Баллада «Поток-богатырь» построена на любимом приеме Толстого — снах и путешествии во времени. Поэт романтизировал Киевскую Русь и Новгород, видя там прообраз народовластия — вече, выборы князей. Из Новгорода герой баллады витязь Поток переносится во сне в Московское царство. Он несказанно изумляется, видя как перед земным своевольным царем все сословия «пред ним повалились на брюхи», словно перед небесным Богом.

Поток вновь засыпает на века и просыпается уже в середине XIX века. Здесь он попадает на собрание, где некий патриот излагает перед толпою свое ученье: «Что, мол, нету души, а одна только плоть / И что если и впрямь существует Господь, / То он только есть вид кислорода, / Вся же суть в безначальи народа». Ироническая квинт-эссенция базаровского мировосприятия.

Далее следует замечательный диалог, который я особенно люблю. Патриот (именно этот термин здесь использует Толстой) сурово вопрошает Потока, уважает ли он мужика.

Но Поток вопрошает: «Какого?», «Мужика вообще, что смиреньем велик!» Но Поток говорит:  «Есть мужик и мужик: Если он не пропьет урожаю, Я тогда мужика уважаю!»

Алексей Константинович иронизирует здесь и над народническими утопиями, и над мистическим преклонением интеллигенции перед некоей сакральной высшей правдой мужика. Ведь подобные убеждения во взглядах и творчестве разделяли Лев Толстой и Достоевский, великие современники поэта.

Крики патриотов — «только в народе спасенье» — герой поэмы достойно парирует: «Я ведь тоже народ, так за что ж для меня исключенье?». После этого естественного вопроса Потока обзывают остзейским бароном: «Ты народ, да не тот! / Править Русью призван только черный народ! / То по старой системе всяк равен, /А по нашей лишь он полноправен!». Чеканный афоризм поэта — «я того мужика уважаю, если он не пропьет урожаю» — метафорически применим и за пределами российской утопии.

Приглашение к разгадке тайны «черной дыры»

Феномен пульсации подразумевает определенное чередование во времени вспышек и лакун. Это проявилось и на протяжении периода 125-лет русской литературы. Поэт Пяст особо отметил вспышку «нарождения» талантов в семилетие 1817-1824 гг. (цитировалось выше). В конце 19-го века произошла новая вспышка нарождения талантов. Поразительно и семилетие 1888-1895 гг., в котором родились Ахматова (1889), Пастернак (1890), Мандельштам (1891), Булгаков (1891), Цветаева (1892), Паустовский (1892), Маяковский (1893), Бабель (1894), Зощенко (1895), Есенин (1895).

Вспышка появления литературных талантов в конце 19-го века отражает эпоху взлета генерации талантов во всех областях творчества (серебряный век). Эта была, по словам Вернадского эпоха «русских Афин». Подобная пульсация вряд ли повторится хотя бы в отдаленной от нас исторической перспективе, справедливо замечает автор энциклопедического исследования данного феномена в русской культуре [22].

В 1880 г. в речи по поводу открытия памятника Пушкину в Москве Тургенев напомнил о том базаровском умонастроении, когда считалось «обязательным приносить все, не идущее к делу, в жертву, сжимать жизнь в одно русло».

Это требование применительно к литературе имеет объяснение в предшествовавшей истории России. По словам Герцена, в России литературные споры за неимением политических становились вопросами жизни. Появление замечательной книги составляло событие: критики и антикритики читались и комментировались с тем вниманием, которое вызывали в Англии или во Франции парламентские прения. «Подавленность всех других сфер человеческой деятельности бросала образованную часть общества в книжный мир, и в нем одном, действительно, совершался глухо и полусловами протест против николаевского гнёта, тот протест, который мы услышали открытее и громче на другой день после его смерти…».

Возникает вывод, что конфликт «отцов и детей», возникший на рубеже 60-х годов и продолжавшийся около двух десятилетий «либеральный террор», привел к отрицательному импрессингу для становления талантов поэтических . «Если базаровщина — болезнь, то она — болезнь нашего времени, и её приходится выстрадать, несмотря ни на какие паллиативы и ампутации. Относитесь к базаровщине как угодно — это ваше дело; а остановить — не остановите; это та же холера», — таков был диагноз самого Писарева в его статье «Базаров».

Да и сам Тургенев склонен был видеть в сложившемся отношении к культурному наследию «отцов» не упадок общества, а болезнь роста. В упомянутой пушкинской речи 1880 г. он отметил, что симптомы болезни проходят и что «законы искусства, художнические приёмы опять вступают в свою силу — и кто знает? — быть может, явится новый, ещё неведомый избранник, который превзойдёт своего учителя и заслужит вполне звание национально-всемирного поэта». Действительно, в 1880 г. родился Александр Блок.

Однако, любая болезнь не проходит бесследно для организма. И в случае художественного творчества неблагоприятное взаимодействие «генотип — среда» привело к лакуне в русской классической литературе. Но нет худа без добра. Призывы к занятию только наукой, упования на ее целительную социальную роль привели к смене социальных доминант и вовлечению молодежи на естественные факультеты (Базаров всё время препарировал лягушeк, подавая пример).

Призыв к занятиям «делом», то есть наукой нашёл горячий отклик у молодёжи. Вняв этому призыву, Павлов уходит из духовной семинарии в Петербургский университет. В период черной писательской дыры наблюдается взлет рождения корифеев российской науки. Вот столь известные имена мирового уровня в разных областях науки: Д. Менделеев (1834, химия)), А.Г. Столетов (1839, физика), братья А.О. Ковалевский (1840) и В.О. Ковалевский (1842) — эволюционная зоология, И. Мечников (1845, зоология, иммунология), В. Докучаев (1846, почвоведение), Н.Е. Жуковский (1847, механика и аэродинамика). Годы их рождения приходятся на лакуну для поэтических гениев. Положительный импрессинг и вызов среды для одних видов творчества, отрицательный — для других. Таковы парадоксы истории.

Пульсации общественной жизни и духа времени приводят к смене доминантности у потенциальных талантов в выборе ими рода занятий и творчества. «Чёрная дыра» не связана с нехваткой генов талантливости или со вспышками мутаций — то есть с первым компонентом в триаде таланта. Кем стали и в какие области жизни и творчества ушли потенциальные гении, родившиеся в 30-40-е годы? Этой тайны мы, видимо, никогда не узнаем.

Тема пульсации талантливости была близка и интересна пушкинисту и признанному историку, знатоку русской культуры 19-го века Н.Я. Эйдельману. В начале перестройки он читал лекции в университете в новосибирском Академгородке. Мне удалось побеседовать с историком и посоветоваться о возможности исследовать феномен пульсации талантов и «черной дыры» и с позиции генетики. Через некоторое время пришла открытка с позитивным ответом: «То, что я понял в Ваших работах было мне чрезвычайно интересно. Очень был бы рад чем-то порадовать и Вас — помогите советом».

Письмо Эйдельмана

Письмо Эйдельмана вполне гармонирует с его кредо, что постижение загадок истории невозможно без погружения в творческий мир, психологию и мировосприятие личностей.

«И мы все-таки мечтаем, чтобы художественное начало скрестилось бы с наукой, а наука о человеке, история, осветилась бы художественно» [23].

В данной статье сделана попытка взглянуть на интереснейшую загадку пульсации талантливости в русской литературе взглядом генетика. Лишь в союзе и диалоге естественнонаучного и гуманитарного знания можно подойти к разгадке этого феномена.

Примечание

Автор благодарит Григория Яблонского за всестороннее обсуждение статьи, советы и ценные замечания.

Литература

Вернадский В.И. Избранные труды по истории науки. М.: Наука. 1981. Голубовский М.Д. Феномен пульсации талантливости — проблема, поставленная Вернадским. В сб: В.И. Вернадский и современная наука. Л. : Наука. 1988. Голубовский М.Д. Пульсация талантливости. Взгляд генетика. Химия и жизнь, 8, 1990. Святополк-Мирский Д. П. История русской литературы с древнейших времен до 1925 г. М. : ЭКСМО. 2008. Эфроимсон В.П. Генетика этики и эстетики. СПб.: Талисман.1995; 2-е изд. М.: Тайдекс Ко. 2004 (1-е изд.1995, С. Петербург, ред. и предисловие М.Д. Голубовского). Эфроимсон В.П. Генетика гениальности. М.: Тайдекс Ко. 2002. Эфроимсон В.П. Педагогическая генетика. Родословная альтруизма. М.: Тайдекс. 2003. Беркович Е. Мистика чисел. Семь искусств, 7, 2015. Пяст Вл. Встречи. М.: Новое Литературное обозрение. 1997. (2-е изд). Канаев И.И. Фрэнсис Гальтон. Л. Наука.1972. Воронофф С. От кретина к гению. С. Петербург. 2008 Hamer D, P. Copeland. Living with our genes. 1998. Лакатос И. История науки и ее реконструкция // Структура и развитие науки. М.: Прогресс. 1978. Голубовский М.Д. Век генетики: эволюция идей и понятий. СПб.: Борей. 2000. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. С.Петербург.: Азбука. 1999. Эйдельман Н.Я. Прекрасен наш союз. М. 1991 (vivovoco.astronet.ru) Волохонская Т.П. Нам разный путь судьбой назначен строгой. С. Петербург. 2007. Ротенберг В. Эффект лицея. (vsrotenberg.rjews.com). Благой Д.Д. Мир как красота. В кн. : А.Фет. Вечерние огни. Наука. 1971. Любищев А.А. Лесков как гражданин. В кн.: А.А. Любищев. Расцвет и упадок цивилизаций. С. Петербург. Алетейя. 2008. Толстой А.К. Собрание сочинений. Том 4. Дневник. Письма. М.1964. См. также Голубовский М.Д. Алексей Константинович Толстой: двух станов не боец. К 200-летию писателя // Чайка. 25 апреля 2018. Овчинников В.Ф. Феномен таланта в русской культуре. Калининград.1999. Порудоминский В. Уроки Эйдельмана // Заметки по еврейской истории. №8. 2009.

 

Оригинал: https://7i.7iskusstv.com/y2022/nomer9/golubovsky/