Бери хворостину, гони жида в Палестину (продолжение)0

(окончание. Начало в № 8-9/2022)

09. «Никаких Шнеерзонов«. Генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин, либерал и вождь Белого движения на Юге России

История любит парадоксы. В те страшные годы у красных были два признанных всеми вождя: Ленин и Троцкий. Оба они были сыновьями далеко не бедных родителей. Отец Владимира Ильича Ульянова (Ленина) был действительным статским советником, что по табелю о рангах соответствовало званию генерал-майора, отец Льва Давидовича Бронштейна (Троцкого) был землевладельцем средней руки и владельцем небольшого пивоваренного завода.[1]

Два первых вождя белых на Юге России были выходцами из низов. Отец Лавра Георгиевича Корнилова, сибирский казак, только в конце военной службы дослужился до подхорунжего[2], а после отставки получил чин коллежского секретаря[3].

Отец Антона Ивановича Деникина был николаевским солдатом, крепостным, отданным в рекруты, сумевшем выслужиться в офицеры и после двадцати пяти лет службы вышедшим в отставку в звании майора. Мать была полькой из семьи обедневших мелких землевладельцев и до замужества зарабатывала на жизнь шитьем.

Имя создателя Добровольческой армии Лавра Георгиевича Корнилова, пред-предпоследнего Верховного главнокомандующего Российской армии[4], известного прежде всего «корниловским мятежом» в августе-сентябре 1917 года, открывшего дорогу большевикам к захвату власти, и погибшему 13 апреля 1918 года от случайного снаряда при неудачном штурме Екатеринодара, с «еврейским вопросом» почти не связано. Пожалуй самое распространённое упоминание о такой связи — приказ своему конвою охранять участника знаменитого и героического «Ледяного похода»[5] еврея-матроса, эсера Фёдора Исааковича Баткина, которого офицеры хотели убить. Хотя, собственно, Баткин никогда матросом не был.

Баткин родился в 1982 году в семье коммерсанта, за революционную (эсеровскую) деятельность был исключён из Реального училища и эмигрировал в Европу, где учился в Льежском университете. Во время 1МВ вступил добровольцем в бельгийскую армию, демобилизовался после ранения. В 1917 году вернулся в Россию, пошёл добровольцем на фронт и был награждён Георгиевским крестом. Командующий Черноморским флотом адмирал Колчак зачислил Баткина во флот, и он отправился в Петроград, где занимался агитацией за «войну до победного конца». В 1920 году бежал в Турцию, есть подозрения, что был завербован ЧК, в 1922 году нелегально вернулся в Крым, где был расстрелян в 1923 году.

Совсем другое дело — преемник Корнилова и вождь Белого движения на Юге, генерал-лейтенант, летом 1917 года командующий сначала Западным, потом — Юго-Западным фронтом, Антон Иванович Деникин.

Детство Деникина прошло во Влоцлавске — уездном городе Варшавской губернии. В 1897 году население города насчитывало 22907 жителей, из них евреев было 4248 человек.[6]

Антон Иванович Деникин «Путь русского офицера»:

«Кроме поляков и русских, в каждом классе училища были и евреи — не более двух-трех. Хотя почти половина населения города состояла из евреев, которые держали в своих руках всю торговлю, и много среди них было людей состоятельных, но лишь очень немногие отдавали тогда своих детей в училище.

Остальные ограничивались хедером — специально еврейской, отсталой, талмудистской, средневекового типа школой, которая допускалась властью, но не давала никаких прав по образованию. В нашем реальном училище «еврейского вопроса» не существовало вовсе: сверху евреи не испытывали никаких ограничений, а в ученической среде расценивались только по своим моральным, вернее, товарищеским качествам.»

Деникин любил и умел писать. Еще молодым офицером он публиковал свои рассказы в журнале «Разведчик». Писал он и статьи о Русско-японской войне, в которой участвовал и в которой отличился. В эмиграции Деникин вернулся к литературной деятельности, его главное произведение — «Очерки русской смуты» — фундаментальное исследование Гражданской войны. «Путь русского офицера», стало его последней работой, окончить которую он не успел, скончавшись в 1947 году в возрасте 74 лет в Америке, куда, опасаясь прихода к власти коммунистов, переехал в 1945 году из Парижа.

С жизнью российских евреев и их проблемами Деникин был знаком ещё до революции. В «Очерках…» и «Пути…» он несколько раз касается еврейской темы, что и использовано мною в этой статье. Ничего явно антисемитского в этих его работах нет, правда надо учесть, что писал он их в эмиграции.

Но вот рассказывая, как его вместе с другими арестованными по делу корниловского мятежа вели по улицам Бердичева, чтобы отправить в Быхов к Корнилову, он пишет:

«Пройти прямым путем к вокзалу толпа не позволила. Повели кружным путем, в общем верст пять, по главным улицам города. Толпа растет. Балконы бердичевских домов полны любопытными; женщины машут платками. Слышатся сверху веселые гортанные голоса:
— Да здравствует свобода!»

Кто в Бердичеве говорил «гортанным голосом» уточнять нужды нет.

Ещё в 90-е годы в журнале «Разведчик» Деникин опубликовал рассказ о двух богатых армейских евреях-подрядчиках, Пижице и Финкельштейне, живущих в маленьком городке и враждующих друг с другом. Сюжет рассказа состоял в том, что Пижиц взятками пытался освободить своего сына Лейзера от призыва в армию, а Финкельштейн это дело сорвал.

А в 19-м, уже будучи Главнокомандующим Вооружёнными силами Юга России, на проекте организации снабжения продовольствием, Деникин наложил резолюцию: «никаких Шнеерзонов«. Но об этом чуть позже.

После окончания Академии Генштаба Деникин не был оставлен при Генштабе, как он объясняет — из-за своего «вредного» характера, а вернулся в артиллерийскую бригаду, дислоцированную в маленьком польском городке Бела.

Антон Иванович Деникин «Путь русского офицера»:

«Население Белы не превышало 8 тысяч. Из них тысяч 5 евреев, остальные поляки и немного русских — главным образом служилый элемент.

Евреи держали в своих руках всю городскую торговлю, они же были поставщиками, подрядчиками, мелкими комиссионерами («факторы»). Без «фактора» нельзя было ступить ни шагу. Они облегчали нам хозяйственное бремя жизни, доставали все — откуда угодно и что угодно; через них можно было обзаводиться обстановкой и одеваться в долгосрочный кредит, перехватить денег под вексель на покрытие нехватки в офицерском бюджете. Ибо бюджет был очень скромный: я, например, получал содержание 51 рубль в месяц.

Возле нас проходила жизнь местечкового еврейства — внешне открыто, по существу же — совершенно замкнутая и нам чуждая. Там создавались свои обособленные взаимоотношения, свое обложение, так же исправно взимаемое, как государственным фиском, свои негласные нотариальные функции, свой суд и расправа, чинимые кагалом и почитаемыми цадиками и раввинами; своя система религиозного и экономического бойкота.

Среди бельских евреев был только один интеллигент — доктор. Прочие, не исключая местного «миллионера» Пижица, держались крепко «старого закона» и обычаев. Мужчины носили длинные лапсердаки, женщины — уродливые парики, а своих детей, избегая правительственной начальной школы, отдавали в свои средневековые хедеры — школы, допускавшиеся властью, но не дававшие никаких прав по образованию. Редкая молодежь, проходившая курс в гимназиях, не оседала в городе, рассеиваясь в поисках более широких горизонтов.

То специфическое отношение офицерства к местечковым евреям, которое имело еще место в шестидесятых-семидесятых годах и выражалось когда анекдотом, когда и дебошами, отошло уже в область преданий. Буянили еще изредка неуравновешенные натуры, но выходки их оканчивались негласно и прозаически: вознаграждением потерпевшим и командирской карой.»

Судя по тому как, будучи офицером царской армии, Деникин изложил[7] своё видение будущего России, он придерживался либеральных взглядов:

1) конституционная монархия,
2) радикальные реформы,
3) мирные пути обновления страны.

Высказал он своё отношение и к «еврейскому вопросу» в царской армии.

Антон Иванович Деникин «Путь русского офицера»:

«Совершенно закрыт был доступ к офицерскому званию лицам иудейского вероисповедания. Но в офицерском корпусе состояли офицеры и генералы, принявшие христианство до службы и прошедшие затем военные школы. Из моего и двух смежных выпусков Академии Генерального штаба я знал лично семь офицеров еврейского происхождения, из которых шесть ко времени Мировой войны достигли генеральского чина. Проходили они службу нормально, не подвергаясь никаким стеснениям служебным или неприятностям общественного характера.[8]

Не существовало национального вопроса и в казарме. Если солдаты — представители нерусских народностей — испытывали большую тягость службы, то, главным образом, из-за незнания русского языка. Действительно, не говорившие по-русски латыши, татары, грузины, евреи составляли страшную обузу для роты и ротного командира, и это обстоятельство вызывало обостренное отношение к ним. Большинство такого элемента были евреи. В моем полку и других, которые я знал, к солдатам-евреям относились вполне терпимо. Но нельзя отрицать, что в некоторых частях была тенденция к угнетению евреев, но отнюдь не вытекавшая из военной системы, а приносимая в казарму извне, из народного быта, и только усугубляемая на почве служебной исполнительности.

Главная масса евреев — горожане, жившие в большинстве бедно, — и потому давала новобранцев хилых, менее развитых физически, чем крестьянская молодежь, и это уже сразу ставило их в некоторое второразрядное положение в казарменном общежитии. Ограничение начального образования евреев хедером, незнание часто русского языка и общая темнота еще более осложняли их положение.

Все это создавало, с одной стороны, крайнюю трудность в обучении этого элемента военному строю, с другой — усугубляло для него в значительной мере тяжесть службы. Надо добавить, что некоторые распространенные черты еврейского характера, как истеричность и любовь к спекуляциям, тоже играли известную роль.

Дальше Деникин пишет о попытках уклонения евреев от военной службы. Об этом и вообще о службе евреев в армии см. раздел 3.1 «Евреи в царской армии» статьи Сёма Давидович: «Евреи и Великая (1 Мировая) Война». Можно сделать вывод, насколько объективен, или «объективен» был Деникин.

***

Большинство офицеров-деникинцев были ярыми монархистами, что признал и сам их командующий: «громадное большинство командного состава и офицеров были монархистами«[9]. В отличие от них Деникин, возглавив Белое Движение на Юге России, придерживался принципа «непредрешенчества» — задача Белого движения разгромить большевиков и созвать Учредительное собрание, которое и решит судьбу страну.

Цели, преследуемые Добровольческой армией, впервые были обнародованы в воззвании, 27 декабря 1917 года:

…3… Армия эта должна быть той действенной силой, которая даст возможность русским гражданам осуществить дело государственного строительства Свободной России… Новая армия должна стать на страже гражданской свободы, в условиях которой хозяин земли русской — ее народ — выявит через посредство избранного Учредительного Собрания державную волю свою. Перед волей этой должны преклониться все классы, партии и отдельные группы населения. Ей одной будет служить создаваемая армия, и все участвующие в ее образовании будут беспрекословно подчиняться законной власти, поставленной этим Учредительным Собранием.[10]

(Подробнее см. гл. 04)

Глава британской военной миссии генерал Хольман заявил на встрече с еврейской делегацией: армия считает, что Деникин «продался жидам».

«Генерал Деникин говорил мне, что он всё делает [чтобы справиться с антисемитизмом в армии], но ничего не может сделать; он говорил мне: «Я ничего не могу поделать со своей армией; я рад, когда она исполняет мои боевые приказы«[11]

Посол в Париже, кадет Маклаков так 29 октября 1919 года в беседе с делегацией евреев охарактеризовал Деникина:

«Я Деникина давно знаю, когда он ещё был начальником дивизии. Деникин не юдофил, но безусловно глубоко честный человек и не погромщик, погромов он не желает…»[12]

Но Троцкого Деникин называл исключительно Бронштейном (правда иногда добавляя в скобках «Троцкий»)

Деникин был не просто руководителем Белого движения на Юге России, он фактически был диктатором. А руководитель, не говоря уже о диктаторе, несёт ответственность за всё происходящее.

Петлюра тоже не был антисемитом и не организовывал еврейских погромов. Но суд в Париже оправдал еврейского мстителя Самуила Шварцбурда[13], убившего 25 мая 1926 года Петлюру. Присяжные сочли, что Петлюра как глава государства нёс ответственность за всё происходящее, включая погромы, на контролируемой им территории.

Сменивший Деникина Врангель железной рукой восстановил дисциплину в укрывшихся в Крыму остатках ВСЮР. Правда тогда в Крыму евреев было мало.

10. Погромы

«По ночам на улицах Киева наступает средневековая жуть. Среди мертвой тишины и безлюдья вдруг начинаются душераздирающие вопли.

Это кричат «жиды». Кричат от страха. В темноте улицы где-нибудь появится кучка пробирающихся «людей со штыками», и, завидев их, огромные пятиэтажные, шестиэтажные дома начинают выть сверху донизу. Целые улицы, охваченные смертельным ужасом, кричат нечеловеческими голосами, дрожа за жизнь.

Жутко слушать эти голоса послереволюционной ночи. Конечно, страх этот преувеличен и приобретает с нашей точки зрения нелепые и унизительные формы. Но все же это подлинный ужас, настоящая «пытка страхом», которой подвержено все еврейское население.

Власть, поскольку это в ее силах, борется за то, чтобы не допустить убийств и грабежей. Русское же население, прислушиваясь к этим ужасным воплям, исторгнутым «пыткою страхом», думает свою думу.

Оно думает о том, научатся ли в эти страшные ночи чему-нибудь евреи.

Поймут ли они, что значит разрушать государства, не ими созданные? Поймут ли они, что значит добывать равноправие какой угодно ценой? Поймут ли они, что значит по рецепту «великого учителя» Карла Маркса натравливать класс на класс? Поймут ли они, что такое социалисты, из лона коих вышли большевики? Поймут ли они, что такое в России осуществление принципа народовластия?

Поймут ли они, что им надо сделать сейчас?

Будут ли во всех еврейских синагогах всенародно прокляты все те евреи, которые приложили руку к смуте? Отречется ли толща еврейского населения с той же страстностью, с какой она нападала на старый режим, от созидателей «нового»? Будет ли еврейство, бия себя в грудь и посыпая пеплом главу, всенародно каяться в том, что сыны Израиля приняли такое роковое участие в большевистском бесновании?

Будет ли основана «Еврейская Лига борьбы с социализмом»?

Или же все останется по-старому, и после страшных ночей, проведенных в смертельном ужасе, по-прежнему будет создаваться «Лига борьбы с антисемитизмом», своим нелепым отрицанием совершенно ясных фактов разжигающая антисемитские чувства?

Перед евреями две дороги:

Первая — признать и покаяться.

Вторая — отрицать и обвинять всех, кроме самих себя.

От того, какой дорогой они пойдут, будет зависеть их судьба. Ужели же и «пытка страхом» не укажет им верного пути?»

Василий Витальевич Шульгин «Пытка страхом»[14], опубликовано в газете «Киевлянин», 8 октября 1919 г.

В революции участвовали не только евреи, можно вспомнить латышских стрелков. Но только евреи считались коллективным ответчиком за дела своих соплеменников-революционеров.

Когда я писал статью, то я до последнего откладывал переход к этой страшной теме — еврейским погромам. Не мог заставить себя описывать зверские убийства, садизм, пытки, издевательства, изнасилования, порой на глазах детей, родителей или мужей…

О грабежах и говорить нечего.

Кто хочет, может почитать Приложения. Там помещены три отрывка из книги[15] Шехтмана[16]  и три документа из «Книги погромов (фрагменты)».

Здесь же я приведу два письма[17], первое — главы фастовского комитета помощи погромленным Э. Гуртового, пережившего погром в Фастове, самый жестокий из совершённых добровольцами, члену комитета по сбору информации о жертвах, Л. Годику, второе — письмо Деникину оставшейся неизвестной простой русской женщины, свидетельнице погромов в Елисаветполе и Екатеринославе.

Глубокоуважаемый Лев Яковлевич,
…нам пришлось пережить последовательно сначала уход большевиков, а потом приход разного рода повстанческих частей (зеленовцев, потенковцев, Запорожской бригады и т.п.) и со всеми так лавировать, чтобы они нанесли хоть минимум вреда, чтобы хотя бы убийств не было. Но это все уже в прошлом… Важнее настоящее. Вступили деникинцы. Вы понимаете, конечно, с каким нетерпением их ждали после повстанческих частей, как огромному большинству еврейского населения казалось, что вот она грядет, наконец, настоящая власть, что пришел конец всем ужасам и испытаниям. И что же? В первый же день и всю ночь шел невероятный грабеж, сопровождавшийся насилиями над женщинами (7-8 случаев), раздробили также одному еврею руку. Грабеж был до сих пор небывалый, Фастову незнакомый, т.е. со взламыванием полов, рытьем погребов, развалкой печей и т.д. Всю ночь над местечком стоял стон от криков, и впечатление у каждого в отдельности, не знавшего, что, в сущности, творится у соседа, было такое, что идет не грабеж, а повальная резня, что это Варфоломеевская ночь — тем более, что предварительно носились по местечку такие слухи и циркулировали главным образом среди христиан (наша прислуга, забрав свои вещи, ушла на эту ночь из дома). Дожили кое-как до утра — бросились к властям. Информируешь, просишь, умоляешь, и в ответ:

«Что же, мы делаем и сделаем все возможное, но не все мы можем. Казаки (горцы) народ дикий, к тому же настроенный против евреев и, согласитесь, не без основания и т.д. и т.п. Наконец, помилуйте, один раненый и 7-8 насилий на такое местечко, как Фастов, ведь это — счастливейший исход. Ведь вот, если бы вы видели, что произошло в других местах, в Корсуни, Смеле, Ракитно, Гребенках и т.д. Во всяком случае, меры принимаются и будут приниматься — самые неспокойные элементы удалены из города, назначен комендант, выпущены соответствующие приказы и т.д.».

Впечатление от такого ответа, Вы понимаете, конечно, какое получилось. Ясно было для нас, сколько тут лицемерия, особенно, если добавить к этому, что активное участие в ночном грабеже принимала значительная часть офицеров. Все же мы, евреи, по присущей нам скромности, удовольствовались благими обещаниями и, когда прочли пару приказов, хотя бы и несколько запоздавших, и отметили за вчерашний день некоторое успокоение, то воспрянули духом. Ночь прошла сравнительно спокойно, было всего, кажется, 3 или 4 налета.

Но вот утром сегодня случилась такая история: какой-то солдат или казак покушался в одном доме на грабеж. Его хозяин дома и несколько подоспевших на помощь соседей задержали и побили или даже только хотели побить. Он выскочил на улицу, поднял крик «жиды бьют», — и в результате прибежавшие на крики солдаты, по указанию какой-то женщины, убили совершенно непричастного ко всей этой истории какого-то молодого человека из Брусилова, а потом еще распустили слух, что «жиды убили казака» и надо, дескать, отомстить. Вы понимаете, конечно, в какую панику это ввергло местечко. Но слушайте дальше: все время, т.е. позавчера, вчера и сегодня отдельные лица, офицеры, вольноопределяющиеся являются то к одному, то к другому обывателю и под разными предлогами вымогают деньги: то, мол, дадите, буду охранять вас лично и вашу улицу (в зависимости от того, сколько дадите), а то и совсем просто: дадите — хорошо, а не дадите — спровоцирую вас. И действительно, были уже попытки провокации: позавчера часов в 7 вечера прискакало к Спиваку несколько человек и заявляют: «Нам необходимо взломать окна и двери, ибо из этого дома стреляли». К счастью, эта попытка успехом не увенчалась. Наконец, сообщу Вам еще один последний штрих. При приеме делегации комендант определенно заявил, что караульным патрулям надо платить за охрану и рассчитываться надо с каким-то адъютантом. Съели и это, заплатили за ночь указанному адъютанту 10 тыс. руб. Коменданту вручили в виде пожертвования Добровольческой армии 25 тыс. руб., и после всего этого начальник гарнизона, он же командир бригады, через коменданта вызывает казенного раввина Клигмана и лично ему заявляет: в местечке имели место печальные события, о причинах не будем сейчас спорить. Что можно было сделать, то мы сделали, но вот, чтобы окончательно установить спокойствие и порядок, дайте мне возможность дать казакам пряничек, т.е. внесите не позже, чем вечером сегодняшнего дня, минимум 200 тыс. руб. (двести тыс. рублей).

Вот Вам фотографическая запись событий в Фастове за последние 2— 3 дня. Я плакал сегодня, как маленький ребенок, как не плакал никогда над собственным горем. Заметьте, что и сейчас лично я, по счастью или несчастью, не пострадал абсолютно.

Э. Гуртовой

Ваше превосходительство,
позвольте мне, простой русской женщине, матери сыновей-добровольцев, сказать Вам несколько слов. После взятия нашими войсками гг. Елисаветполя и Екатеринослава там произошли еврейские погромы. При этих погромах изнасиловались десятками невинные еврейские девушки и даже девочки. Это часто совершалось в присутствии родителей, и это делали солдаты и даже офицеры. Ваше Высокопревосходительство, на одну минуту представьте себе этот безграничный ужас, то непередаваемое отчаянье, которое испытали родители этих девушек. Вспомните Вашу мать и сестер и Ваших дочерей, если они у вас есть, и Вы вместе со мной содрогнетесь. Мне, как матери двух добровольцев, мужественных и самоотверженных юношей, привыкшей с гордостью и любовью смотреть на нашу геройскую армию, бесконечно тяжело думать, что эти несчастные родители, у которых отняли самое дорогое им в мире — надежду на счастливое будущее их детей, имеют право посылать проклятья нашей армии. Мне кажется, что нет почти преступления, заслуживающего такую кару. Я знаю, что странно думать, что Вы, Ваше превосходительство, занятый наиважнейшими делами — устроением нашей Родины, могли бы следить за поведением офицеров и солдат, но Вы — душа нашей Добровольческой армии, а если душа что-либо захочет, то слабое грешное тело ей всегда подчинится. Если раздастся Ваше могучее веское слово против подобных проступков, если офицеры и солдаты, их совершающие, будут строго караться, то они исчезнут. Ваше Высокопревосходительство, мы, матери, отдающие Родине больше собственной жизни — своих детей, смеем надеяться, что у нас не отнимут то, что дает нам силы переносить свой тяжелый и вместе с тем сладостный подвиг — возможность считать перед Богом и своей совестью своих детей героями, а не насильниками. Насильникам, хотя бы скрытым и скрываемым из жалости, не место в нашей доблестной армии.
Преданная всей душой Добровольческой армии русская мать
С подлинным верно: начальник Судного отделения капитан
(подпись неразборчива).

Погромы устраивали военнослужащие всех мастей — и «белой», и «красной», и «желто-блакитной» и «зеленой», и «бело-красной» (поляки).[18]

И никто не может назвать точное число их жертв, кроме похороненных на кладбищах были выброшенные на ходу из поезда, расстрелянные в полях и оврагах…

Но попытки определить их число были и начались они сразу же.

Нахум Гергель родился в 1887 году в местечке Рахмистровка Киевской губернии, изучал право в Киевском университете, после окончания учёбы переехал в Санкт Петербург, где занялся юриспруденцией и еврейской политикой. Ещё юношей он стал членом Бунда, потом вступил в Сионистскую Социалистическую Рабочую Партию[19], стал членом её ЦК, а после Февральской революции был избран от неё в Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов.

Во время 1МВ Гергель стал председателем ЕКОПО (Еврейский Комитет Помощи Жертвам Войны), после ноября 17-го вернулся в Киев, где работал в различных еврейских организациях помощи погромленным.

В 1921 году Гергель эмигрировал в Германию, где принял активнейшее участие в работе созданного в Берлине Центрального архива материалов о погромах, и стал вместе с Чериковером[20] редактором вышедшего в 1932 году, уже после кончины Гергеля, труда Шехтмана[21] — одного из главных источников, использованных при написании этой статьи.

Скончался Гергель в Берлине в 1931 году в возрасте всего 44 лет, не дожив 2 года до начала еврейских погромов в Германии.

В Киеве работала Редколлегия по сбору материалов о погромах на Украине. Она получала устные и письменные свидетельства очевидцев, отчёты руководителей еврейских общин, записи еврейских кладбищ о количестве лиц, похороненных в дни погрома. В дополнении к получаемым документам (два приведены выше), Редколлегия посылала своих представителей на место погрома. С уходом деникинцев из Киева деятельность Редколлегии прекратилась, многие её участники эмигрировали, вывозя собранные документы, послужившие основой берлинского Центрального архива. Этот архив сотрудничал с находившимся в Москве Евобщестком (Еврейский общественный комитет помощи пострадавшим от погромов), отделение которого было и в Киеве.

В своём подсчёте Гергель определил число погибших в погромах ВСЮР украинских евреев в 5325 человек, что составило около 1/5 общего числа жертв погромов. При этом он старался как можно более строго подходить к подсчёту, включая в него только доказанные случаи, не включались убитые в пути, в местах, умершие от ран и болезней. Было зафиксировано 296 погромов в 267 местах, из имевшихся тогда примерно 600 еврейских общин[22]. В 213 погромах были убитые.[23] Подсчёты Гергеля считаются авторитетными и на них ссылаются чаще всего. Шехтман в своём труде отметил, что при сравнении цифр надо отметить, что все эти погромы отличались интенсивностью и пришлись на всего девятимесячный период с июня 1919, когда ВСЮР вошли на территорию Украины, и по март 1920 года, когда ВСЮР под натиском большевиков отступили в Крым.

Жертвами погромов были не только украинские евреи. Погромы произошли в Балашове Белгороде, Ельце, в Козлове… Жившего в Ельце писателя Пришвина, мамонтовцы приняли за еврея; ему чудом удалось избежать гибели.

«Потеря пальто, которое прихватили воины, выглядела на фоне такой перспективы мелочью» записал он в дневнике.[24]

Характерной чертой погромов ВСЮР было колоссальное число изнасилований.

Шехтман особо обратил внимание, что в погромах, устроенных добровольцами, число раненых было обычно меньшим или лишь ненамного большим числа убитых.

«Погром проводился добровольческими частями с такой безграничной озлобленной жестокостью, что их не удовлетворяло простое ранение своих жертв: кто попадался им в руки, того обычно убивали.»[25]

Современный российский историк Немировский[26] считает подсчёты Гергеля сильно завышенными и приводит свою оценку:

«Итого: около 1600 — 1800 человек. Считая с убитыми на дорогах, явно незаконно в контрразведке и т.д. и округляя — 2000 убитых — обоснованный максимум; 2500 убитых крайняя завышенная оценка.»[27]

При этом он склонен не доверять цифрам полученным от стороны «избитых» — и жертвам и очевидцам свойственно преувеличивать масштаб бедствия, произошедшего с ними или на их глазах, а кроме того, передаваемая жертвами погромов информация прежде всего предназначалась для получения помощи от благотворительных, прежде всего — еврейских организаций и, следовательно, источники информации были заинтересованы в увеличении цифр. К примеру, если в труде Шехтмана число погибших в самом страшном погроме, устроенном добровольцами, фастовском, определено в 1300-1500 жертв, то Немировский, пишет о примерно 400 жертвах.[28]

При этом Немировский безоговорочно принимает информацию со стороны «бивших»:

По сведениям доклада [Деникину], за весь сентябрь деникинцами было изнасиловано 138 еврейских женщин, в том числе девочки 10-12 лет, и убито 224 еврея… В тенденциозности или недобросовестности этот документ подозревать невозможно: … подававшим сведения крупным начальникам армейских групп если и было выгодно искажать данные, то в сторону их завышения, а не занижения: на фоне того, что сам факт погромов был совершенно неоспорим для всех, начальникам на местах было бы тем проще оправдаться, чем ярче они продемонстрировали бы массовый, то есть стихийный и неуправляемый характер погрома.»[29]

Похоже, что историк слишком снисходителен по отношению к ВСЮР.

Не деникинцы были первыми, кто совершали погромы. Деникин справедливо написал:

«Волна антисемитского настроения захлестнула Юг задолго до вступления [белых] армий в «черту оседлости». Оно проявлялось ярко, страстно, убеждённо — в верхах и низах, в интеллигенции, в народе и в армии; у петлюровцев, повстанцев, махновцев, красноармейцев, зелёных и белых… Войска Вооружённых сил Юга не избегли общего недуга и запятнали себя еврейскими погромами на путях своих от Харькова и Екатеринослава до Киева и Каменец-Подольска«[30]

Не написал он только, что евреи ждали его воинов как своих защитников. Об этом в приведённом выше письме Гуртового.

А вот отрывок из показаний[31] 12-летней Розы Розенвассер, из Василькова:

Мы уже ждали с нетерпением Деникина. Думали — вот наше спасение. Евреи говорили: «Дядюшка Давид идет». Как только сказали «деникинцы вошли», мой маленький братик побежал им навстречу, я побежала за ним, боясь за него. Все хозяева стояли у ворот и смотрели. Смотрят и видят, как один солдат прямо подходит к одному еврею и снимает с его ног сапоги. Никто не верил своим глазам. Через несколько дней спустя начались грабежи.»

Американский историк Питер Кенез так объясняет причины погромов:

Этот новый и жгучий антисемитизм родился из потребности объяснить, не столько другим, сколько самим себе, почему случилась революция. С точки зрения реакционного офицерства, ответственность за случившееся несли прежде всего инородцы-евреи. Они были микробами, подточившими здоровое тело прежней России.

Наум (Нохем) Штифт[32], известный еврейский общественный деятель и публицист, член Редколегии, считал, что

«… Погромы, это реакция реставраторов [белогвардейцев] на еврейское равноправие, достигнутое в ненавистной революции, первый шаг к закрепощению евреев«[33]

(Стоит повторить, что официальной доктриной Белого движения была не «реставрация», а «непредрешенчество» — после победы над красными судьбу страны будут решать демократически избранные представители народа.)

Известнейший американский специалист по российской истории Ричард Пайпс[34] полагал, что резкое изменение произошло зимой 1918-1919 гг., когда в «Южной белой армии возникло враждебное отношение к евреям«. Поводом к этому послужили три обстоятельства:
активная роль евреев в ЧК, осуществлявшей красный террор;
последствие эвакуации германских войск — вопреки ожиданиям белых, большевистский режим, который, по их мнению, держался лишь благодаря поддержке Германии, устоял;
убийство царской семьи, в котором немедленно были обвинены евреи.[35]

Деникин же считал, что в погромах прежде всего виноваты сами евреи и объяснял их

«…фактом переполнения всех органов советской власти в пропорции, совершенно несоразмерной их процентному отношению к прочему населению… В Ялтинском уезде из 15 комиссаров 12 — евреи, в Евпатории военно-революционном комитетом на 3\4 завладели евреи… во главе с сыновьями местных богачей и спекулянтов«[36]

Но задумывался ли молоденький солдат, с которым столкнулся в 1920 году Шульгин, об этих высоких материях?

В одном местечке мальчишка лет восемнадцати, с винтовкой в руках, бегает между развалин, разгромленных кем-то (нами? большевиками? петлюровцами? «бандитами»?— кто это знает) кварталов.
— Что вы там делаете?
— Жида ищу, господин поручик.
Какого жида?
— А тут ходил, я видел.
— Ну, ходил… А что он сделал?
— Ничего не сделал … жид!
Я смотрю на него, в это молодое, явно «кокаинное» лицо, на котором все пороки …
— Какой части?
Отвечает…
— Марш в свою часть!.. Пошел.

Ищет жида с винтовкой в руках среди белого дня.

Что он сделал? Ничего, жид.

— Что сделал этот человек, которого вы поставили «к стенке»?
— Как что! Он «буржуй»!
— А, буржуй… Ну, валяй!

Какая разница? Мы так же относимся к «жидам», как они к «буржуям».

Они кричат: «смерть буржуям», а мы отвечаем: «бей жидов».

Но где же «белые»?[37]

***

Будницкий отмечает, что погромы Гражданской войны принципиально отличались от дореволюционных погромов. Тогда погромы были стихийны и осуществлялись гражданским населением, войска же рано или поздно, часто — поздно, погромщиков усмиряли. Погромы Гражданской войны инициировались и осуществлялись военными[38]. Эти погромы стали продолжением и кульминацией преследований и погромов времён Первой мировой Войны, когда все еврейское население подозревалось в нелояльности, склонностью к измене и шпионажу в пользу противника[39].

Шехтман разделяет погромы на четыре периода:

Июнь-июль 1919 года — сравнительно бескровный период, в основном грабежей. Август-сентябрь — кровавые, массовые погромы: убийства, изнасилования, пытки, грабежи приобретают исключительно разрушительный характер Ноябрь-декабрь — промежуточный, относительно тихий период Декабрь 1919 – март 1920 года — жестокие погромы при отступлении Добровольческой армии.

Большинство евреев в то время жили в больших и средних городах. В 1910 году в Одессе — 172.608 еврея, в Екатеринославе — 69.102, в Бердичеве — 55.876, в Киеве — 50.792.[40]

В Одессе, в которой ещё в XIX веке произошло четыре погрома, а в начале ХХ века — страшный погром 1905 года,[41] в гражданскую войну погромов не было[42]. В городе размещался штаб французского экспедиционного корпуса, на рейде стояли корабли французской эскадры и, а может главной, причиной, было создание в Одессе ещё в августе 1917 года «Еврейской боевой дружины». Дружина просуществовала при менявшихся режимах свыше двух лет, насчитывала от 400 до 600 постоянных бойцов (кроме резервов), была хорошо вооружена и не только уберегла от погромов Одессу, но и высылала, по просьбам с мест, летучие отряды в Рыбницу, Кодыму, Дубоссары, Кривое Озеро, Рудницу, Бирзулу и др.[43]

Погромы же в основном происходили в провинции, в маленьких городках и местечках, подальше от глаз начальства и иностранных представителей. (О киевском погроме в октябре 1919 года см. ниже.)

Наверное самый страшный погром был учинён 22–27 сентября 1919 г. в Фастове[44] казаками терской бригады Добровольческой армии.

Похороны жертв погрома

Письмо с рассказом очевидца погрома было приведено выше. Не самым кровавым, но возможно самым отвратительным эпизодом трагедии было когда ворвавшиеся в синагогу в Йом Киппур казаки, не получив от молящихся денег — какие могут быть деньги в карманах пришедших на молитву в Иом Киппур! — изнасиловали женщин и разорвали свитки Торы.

«Иом Кипур. Всё наличное еврейской население местечка в синагоге и других молитвенны домах… Вдруг в синагогу врывается толпа вооружённых казаков: «деньги» — раздаётся их грозный окрик среди всеобщей тишины (это было во время так.наз. тихой молитвы Шмоне Эсре). Само собой разумеется, что денег ни у кого не оказывается; даже дотрагиваться до них в этот день поста, молитвы и раскаяния считается большим преступлением. Казакам это объясняют и умоляют их ждать до вечера. Но казаки ждать не хотят и начинается жестокое избиение молящихся, сопровождаемое отвратительным сквернословием и ругательствами…
…Женщины, особенно молодые, в безумном страхе бросаются с верхней галереи, ломая себе руки, ноги, рёбра. Среди воплей, стонов и плача казаки овладевают несколькими женщинами и девушками и совершают над ними гнусное насилие.»[45]

Это объявление о похоронах Торы, после погрома не фастовского, а кременчугского, в конце июля — начале августа 1919 года.

***

К вечеру 30 августа 1919 года последние части красных ушли из Киева и в город начали вступать петлюровцы. Их торжественный парад был намечен на следующий день, 31 августа (18-го по старому стилю) на центральной площади города, тогда называвшейся Думской. Одновременно в город начали входить добровольцы генерала Бредова. На следующий день произошли столкновения между деникинцами и петлюровцами, деникинцы победили, петлюровцы ушли.

31 августа 1919 г. Войска генерала Бредова на Софийской площади

В первое время после прихода Белых погромов не было, но Нелля Пташкина, 16-тилетняя московская школьница, бежавшая вместе со своей семьёй состоятельных московских евреев к родственникам в Киев, записала в своём дневнике:

«22 августа [по ст. ст.]… радостное настроение постепенно сменяется тяжелым предчувствием. Воздух жужжит от несущихся со всех сторон ругательств на евреев: «Жид, жид, жид!» Ужасно!

Хочется сердцем и не можется — примкнуть к этой толпе; а между тем и твое сердце радуется русскому флагу, и ты чувствуешь в храбрых «освободителях» родных и близких. Больно щемит сердце от этой насильной отчужденности«.

А вот ещё одно свидетельство:

Однажды обрусевшая еврейская семья пригласила на ужин двух солдат из числа добровольцев, стоявших во дворе их дома под дождем. Порадовавшись поначалу их боевому духу, хозяева были немало смущены мечтательными словами одного из своих гостей: «Вот теперь бы на Подол забраться жидов резать. Самая подходящая погода».[46]

Погром начался 17 октября. 14 октября красные неожиданно ворвались в город, белые отступили в Дарницу. Вместе с ними ушли и многие жители, но евреев среди них замечено не было. На следующий день белые контратаковали и к 17 октября полностью очистили город от красных. Параллельно с началом боёв разразился еврейский погром, продолжавшийся до 20-го октября. Об этом погроме в большом столичном городе, в отличие от прошедших в провинции, осталось множество свидетельств. С его описания Шульгиным и началась эта страшная глава.

Свидетели отмечали «деловитость» погрома. Не было стихийности, размаха, разрушений, пуха из распоротых перин и звона разбитых стекол. Погромщики точно знали, чего они хотят. Технически погром выглядел следующим образом: группа вооруженных людей, выставив у дверей подъезда охрану, заходила в квартиру. Один из военных произносил речь, обвиняя евреев в большевизме, уклонении от службы в Добровольческой армии, стрельбе по добровольцам из окон. В порядке компенсации грабители требовали деньги и драгоценности, угрожая в случае отказа произвести обыск, и, если ценности обнаружатся, расстрелять обитателей квартиры. Если сумма, предложенная жителями, устраивала борцов с большевизмом, они удалялись. В противном случае обывателей ставили к стенке, имитируя расстрел, приставляли дуло револьвера к головам детей, пытали другими способами.

На окраинах происходило настоящее разграбление, причем к военным нередко присоединялись местные жители, вынося из домов и квартир все подчистую. Но стекол не били. Убивали в укромном месте и чаще всего не в связи с ограблениями, жертвами нередко оказывались прохожие. Иногда от убийц можно было откупиться.[47]

Живший тогда в Киеве и бывший сторонником белых Илья Эренбург вспоминал в своих мемуарах «Люди, годы, жизнь»:

«Во дворе лежал навзничь старик и пустыми глазами глядел на пустое осеннее небо. Может быть, это был молочник Тевье или его зять, старожил обреченного Егупца? Рядом была лужица: не молока — крови. А ветер беспокойно теребил бороду старика.»

Ричард Пайпс в книге «Россия при большевиках» утверждает, что в Киеве, несмотря на «тихость», было убито около 300 евреев.

Трагедия порой перемежалась с фарсом. В тех же «Люди, годы, жизнь» Эренбург приводит анекдотический случай:

«Как во всякой трагедии, были и фарсовые сцены. В квартиру моего тестя, доктора М. И. Козинцева, вбежал рослый парень в офицерской форме и крикнул: «Христа распяли, Россию продали!..» Потом он увидел на столе портсигар и спокойно, деловито спросил: «Серебряный?..»[48]

Правда Эренбург рассказывал этот эпизод и чуть иначе:

«Робкий офицерик заскочил к Козинцевым и сунул в карман серебряный портсигар, стыдливо пробормотав: «Беру на память«[49]

***

В большинстве случаев погромщики не утруждались обосновывать или хотя бы объяснять устроенный ими погром.

Но порой объяснения давались: месть за поведение евреев, приветствовавших красных и\или, нападавших на белых. Так Фастовский погром объяснялся тем, что евреи кричали «Ура» ворвавшимся на вокзал красным.

В работе В.А Полякова «Жуткие дни на Украине // Еврейская летопись» говорится о слухах об евреях, обливающих серной кислотой и кипятком «наших сестер милосердия». Офицер «с университетским значком на груди» говорил: «Жиды режут наших солдат, обливают кипятком и горящей смолой сестер милосердия и помогают большевикам.»

В Слободку к белым привезли медсестру, якобы облитую в Киеве жидами серной кислотой. Как вскоре выяснилось, она опрокинула на себя бак с кипятком.

В киевской газете «Вечерние огни» сразу после возвращения белых в город был напечатан, будто полученный в полиции, список домов и квартир, откуда евреи стреляли в отступавших добровольцев и обливали их серной кислотой и кипятком. Специально созданной комиссией были проверены указанные адреса и сведения газеты опровергнуты.[50]

Касательно «выстрелов в спину» Деникин признавал, что

«…наряду с действительными фактами имела место не раз и симуляция — в оправдание содеянных насилий; что выстрелы в тыл иной раз носили происхождение «христианское», а то и вовсе мифическое. Но взаимная ненависть туманила головы, всякое враждебное выступление со стороны евреев было объективно возможно, и все обвинения их — правдивые и ложные — воспринимались массой с непреложной верой«[51]

Насколько соответствовали действительности рассказы о «выстрелах в спину» написал в повести «1920 год» Шульгин, описывая бой с красными 7 февраля, когда красные вошли в Одессу:

Трескотня усиливалась. Стессель приказал сделать разведку по Ришельевской и Пушкинской. Я пошел с несколькими офицерами и молодежью по Пушкинской. Развернулись в цепь. Мальчики несколько путали, но держались смело. С Дерибасовской стали долетать пули. Тут поднялся крик:
— Из окон стреляют
Я приказал им укрыться и стал присматриваться.
У окон действительно появились какие-то дымки — в верхних этажах. Я начал соображать: почему дымки при бездымном порохе? И почему дымки там, где окна закрыты? И скоро понял, в чем дело.
Эти дымки производили пули, ударявшиеся о штукатурку. По Дерибасовской из-за горки кто-то палил. Попадая в дома под острыми углами, пули рикошетировали, рождая эти желто-серые дымочки из пыли известкового камня. Ларчик открывался просто, а меж тем, сколько раз в гражданской войне оба противника обвиняли мирное население в стрельбе из окон. Это в некоторых случаях, конечно, бывало, но по большей части это были, вероятно, только «штукатурные» дымки.[52]

***

Конечно же ни командование ВСЮР, ни его Главнокомандующий и заместитель Верховного правителя России адмирала Колчака генерал Деникин погромов не только не организовывали, но их не хотели. Евреев они, естественно не любили, но не любить и громить — это вещи абсолютно разные, во-вторых они прекрасно понимали, что погромы подрывают моральный дух армии и дисциплину в ней, а в третьих они осознавали, насколько погромы вредят их имиджу на Западе, о чём предупреждали находящиеся там дипломаты.

И что-то делать пытались.

На приведённом выше письме Деникину «простой русской женщины» генерал наложил резолюцию

Г-ну Май-Маевскому. Пора кончать. Полевой суд и смертная казнь этой сволочи без всякого колебания; отдать краткий приказ об Екатеринославе. Нет имени этим преступлениям, не воины, а сволочь — истреблять таких офицеров и казнить солдат».
С подлинным верно: начальник Судного отделения, капитан
(подпись неразборчива)
Верно: начальник Судного отделения Штаба Добровольческой армии
полковник (подпись)
Верно: старший адъютант Штаба 2-го арм[ейского] Kopпyca поручик[53]

За то, что командующий Добрармией генерал Май-Маевский приказал расстрелять погромщиков-белогвардейцев, он получил прозвище «жидовский покровитель«.[54]

20 ноября на второй странице выходившей в Париже газеты «Общее дело» (см. Часть I), очевидно по следам Киевского погрома, была опубликована такая маленькая заметка:

Отношенiе генерала Деникина къ евреям.
КОНСТАНТИНОПОЛЬ 5 ноября (передано съ опозданiемъ) — По словамъ «Свободной Рѣчи» генералъ Деникинъ обратился къ командующему войсками Кiевскаго округа со слѣдующей тѣлеграммой:
«Я узналъ, что войска предаются насилiямъ и грабежамъ еврейскаго населенiя. Приказываю Вамъ принять самыя энергичныя мѣры дабы положить конецъ безчинствамъ. Виновники должны быть наказаны по всей строгости закона.»

Газета Общее Дело 20 ноября 1919 года

Но ещё задолго до погрома, 22 августа 1919 г. Начальник Киевского гарнизона генерал Н.Э. Бредов издал приказ:

«Ко мне поступают сведения об отдельных случаях насилий, чинимых над мирным населением евреев г. Киева.

При занятии Киева украинскими частями расстреляно несколько дружинников еврейской самообороны, организовавшейся для охраны города в переходный момент с ведома и в помощь городскому самоуправлению. Среди населения ведется погромная агитация. Объявляю до всеобщего сведения, что я не остановлюсь перед самыми суровыми мерами наказания в отношении тех, кто самочинными расправами, самосудами и погромной агитацией будет мешать командованию Добровольческой Армии установить в городе нормальный государственный порядок, подрывая власть Добровольческой Армии, которая считает своей обязанностью действовать в строго законных государственных рамках, не прибегая к помощи самозваных радетелей блага народного.

Командование Добровольческой Армии беспощадно в применении кар к большевикам (коммунистам) и вместе с тем оно своей полнотой власти гарантирует безопасность мирного населения без различия национальностей и самыми решительными мерами будет пресекать в корне всякие попытки самосудов, самочинных расправ и погромных выступлений«

14 сентября комендант Киева генерал-майор Павловский издал новый приказ, свидетельствующий, что угрозы в приказе Бредова не помогли:

«Некоторые воинские чины позволяют себе чинить насилие над еврейским населением и, пользуясь еврейскими праздниками, даже разгонять молящихся из синагог и молитвенных домов, какой случай имел место в Лукьяновской части.
Стыдно доблестным защитникам родины, беспредельно геройски ведущим себя на фронте, забывать свою честь в тылу, и превращаться из защитников в угнетателей. Неуважение же религиозных верований наиболее крупный проступок, за который буду привлекать к ответственности, так же как и за насилие по всей строгости закона«[55]

Приказы издавались, результатов они не давали.

18 сентября 1919 года Военный министр Великобритании Уинстон Черчилль предупредил Главу военной миссии на Юге России генерала Хольмана:

«Очень важно, чтобы генерал Деникин не только сделал все, что в его силах, дабы предотвратить убийства евреев в освобожденных районах, но и издал специальные прокламации против антисемитизма… В Англии евреи очень влиятельны и если бы все убедились, что Деникин защищает евреев во время продвижения вперед своих войск, то это значительно облегчило бы мою задачу[56]«.

Но Будницкий справедливо указывает, что лишь 23 января 1920 г. Деникин издал приказ:

«Пусть ни один упрек не будет брошен в лицо борцов за освобождение за попранные права народа. Если начальники не возьмутся сразу за искоренение этого, то новое наступление будет бесполезно и рухнет. Требую жестоких мер, до смертной казни включительно, против всех, творящих грабеж и насилие и против всех попустителей, какое бы высокое положение они ни занимали. Помните, что нельзя грязными руками браться за святое дело освобождения нашей многострадальной родины России«.

Ни о каком «новом наступлении» речи уже быть не могло, войска ВСЮР терпели одно поражение за другим, через три месяца произошла «Новороссийская катастрофа»[57]

Красные по отношению к евреям ангелами никак не были.

«Прямо перед моими окнами несколько казаков расстреливали за шпионаж старого еврея с серебряной бородой. Старик взвизгивал и вырывался. Тогда Кудря из пулеметной команды взял его голову и спрятал ее у себя под мышкой. Еврей затих и расставил ноги. Кудря правой рукой вытащил кинжал и осторожно зарезал старика, не забрызгавшись. Потом он стукнул в закрытую раму.
Если кто интересуется, — сказал он, — нехай приберет. Это свободно.»[58]

В феврале 1919 года Богунский и Таращанский полки Первой конной армии устроили погромы в Россаве, в мае в Умани, через год в Любаре. Особенно жестокие погромы Первая конная армия устраивала при отступлении из Польши в конце августа 1920 г. Но в отличие от белых красные с погромщиками не церемонились. В сентябре 1920 г. член революционного военного совета Первой конной армии Ворошилов расформировал за погром шестую дивизию, 153 погромщика были расстреляны.[59]

Живший во время Гражданской войны в Полтаве В.Г. Короленко, записал в дневнике, что большевики отлично «вступают» и только после,

«…когда начинают действовать их чрезвычайки, — их власть начинает вызывать негодование и часто омерзение». Деникинцы же «вступили с погромом и все время вели себя так, что ни в ком не оставили по себе доброй памяти, впечатление такое, что добровольчество не только разбито физически, но и убито нравственно«[60]

Деникин написал:

И жалки оправдания, что там, у красных, было несравненно хуже. Но ведь мы, белые, выступали на борьбу именно против насилия и насильников!… Что многие тяжелые эксцессы являлись неизбежной реакцией на поругание страны и семьи, на растление души народа, на разорение имуществ, на кровь родных и близких, — это не удивительно. Да, месть — чувство страшное, аморальное, но понятное, по крайней мере. Но была и корысть. Корысть же — только гнусность. Пусть правда вскрывает наши зловонные раны, не давая заснуть совести и тем побудит нас к раскаянию, более глубокому, и к внутреннему перерождению, более полному и искреннему»

Написал он это в мемуарах, когда уже нельзя было спасти хотя бы одну жертву погрома.[61]

11. В Палестину

24 сентября 1919 г. отставной прапорщик Абрам Хаим-Рувинович Шафир подал рапорт на имя главнокомандующего ВСЮР генерала Деникина. Во время 1МВ Шафир служил солдатом, после Февраля был направлен в школу прапорщиков.
В своём рапорте Шафир написал:

6-го ноября 1918 г. нов. ст., живя в Бахмуте, я был принят на службу в офицерско-инструкторскую роту 46 пехотного бахмутского полка, с которой 25 декабря 1918 г. по занятии г. Бахмута Добровольческой армией механически перешел на службу во второй офицерский стрелковый генерала Дроздовского полк, откуда 6 января 1919 г. в числе прочих 4 евреев был уволен, как не подлежащий призыву…. Подав 7 января рапорт, в котором указал, что патриотизм измеряется не принадлежностью к той или другой нации или религии, а потому считая себя обязанным наравне с офицерами не иудейского вероисповедания работать для восстановления Единой Великой России, матери для всех населяющих ее народностей — я был оставлен. 22 марта с. г. я очутился в Одессе, куда был отпущен по 6 апреля на амбулаторное лечение, вследствие ранения, но не желая оставаться на территории беззакония и произвола, я забыл о ранении и в день прибытия в Одессу поступил в 42 пехотный Якутский полк…

Прилагая при сем нотариально засвидетельствованную копию краткой записки о моей службе в Добровольческой Армии и ссылаясь на приказ от 16 августа за № 1870 о производстве всех прапорщиков в подпоручики, который распространяется и на меня, уволенного в отставку 22 августа, прошу о производстве меня в следующий чин приказом Главнокомандующего Вооруженных Сил Юга России, так как я в настоящее время ни в какой военной части не состою. Не имея другой одежды, кроме военной, прошу о выдаче мне удостоверения в том, что мне, уволенному от службы, по 1 мая 1920 через зимний период, предоставляется право ношения формы 2-го офицерского стрелкового генерала Дроздовского полка. Послужной список в цифрах, живые свидетели офицеры и солдаты в образах могут засвидетельствовать о моем служении России, которую я считал своей родиной, несмотря на гнет и притеснения во времена царизма и погромы, которые (в интересах высшей политики) нам, евреям, от времени до времени устраивали.

Прослужив в русской армии 3 с половиной года, в Добровольческой Армии 8 месяцев по 22 августа 1919 г., когда был уволен в отставку только за то, что я еврей, я понял, что Россия для евреев мачеха и мне, как лишнему выброшенному за борт, остается причалить к другому берегу в надежде, что в другом месте отношение будет по достоинству и не по национальному признаку, а потому прошу распоряжения о выдаче мне документа в том, что со стороны Добровольческой Армии не встречается препятствия для выезда моего заграницу и что я прослуживший в рядах Добровольческой Армии с 25 декабря 1918 г. — противник большевизма. Представив такой документ Английской миссии в Константинополе, я получу от миссии пропуск на выезд в Палестину, где я думаю найти применение своим физическим и духовным силам«.

В приложенной Записке указывалось, что Шафир был трижды ранен и после ранения возвращался в строй, пока 22 августа 1919 года не был отправлен в отставку как офицер-еврей. [62]

Шафир, очевидно, был в курсе проблем с алиёй — англичане очень опасались инфильтрации большевиков в оказавшейся под их властью, тогда Военной (оккупационной) администрации, Палестины.

***

Очень маловероятно, что евреи местечка Новоархенгельск Херсонской губернии читали, или хотя бы слышали, о статье Ивана Наживина «К еврейской интеллигенции», опубликованной в выходившей в Ростове кадетской «Свободной речи» в которой он, определивший себя как «старый интернационалист» предложил объявить евреев подданными Палестинского государства. (См. гл. 07 Кадеты)
Но они написали в Одесскую еврейскую общину:

«… всё еврейское население при первой возможности готово бросить своё местечко и выехать в Палестину. … Наше местечко не только готово бы было ехать, но если бы можно было пойти пешком, то оно готово сделать это сегодня.»[63]

Форменная эмиграционная горячка охватила еврейские местечки. Все жадно прислушивались к разговорам и слухам о возможности уехать, посылали специальных ходоков в Одессу, Киев, Ростов, чтобы разузнать, проверить эти слухи. Кое-где местные сионистские группы, надеясь на возможность широкой эмиграции в Палестину, начали открывать специальные палестинские бюро, регистрировать желающих; начали создаваться группы, вырабатывать уставы, собирать деньги[64]…

Увы, надежды остались надеждами. В то время британские власти разрешали только возвращение в Палестину застрявшим в России из-за войны евреям, жителям Ишува, которые могли доказать, что жили в нём до войны. В Одессе открылся целый «бизнес» по консультациям желающих пройти проверку у британского консула, чтобы эти желающие, рассказывая про Палестину, могли этого консула обмануть, выдав себя за живших там до войны. Консул явно смотрел на этот обман сквозь пальцы.

Удостоверение комитета беженцев на возвращение беженца домой в Землю Израиля

За всё это время из Одессы в Палестину приплыл только один корабль, «Руслан». 19 декабря 1919 года на этом корабле, который иногда называют «еврейским Мэйфлауэром», приплыли в Яффо 671 пассажиров. Из них 60 вошли в историю еврейского Ишува и государства Израиль. Среди них Йосеф Клаузнер[65] и Рахель Блувштейн[66], ставшая национальной израильской поэтессой Рахель.

12. В Палестине

«Белый» российский либерал хотел сделать российских евреев гражданами Палестины, «белые» дипломаты как только могли сопротивлялись созданию Еврейского Дома в Палестине. Но к еврейскому счастью они тогда не могли ничего. За месяц до конференции в Сан Ремо[67], на основании решений которой Британия, де-факто правящая в Палестине, стала править в ней де-юре, обязавшись всячески способствовать построению в ней Еврейского Дома в соответствии Декларацией Бальфура, армия Деникина была сокрушена на Кубани, остатки укрылись в Крыму, и Великобритания предложила своё посредничество в переговорах об их почётной капитуляции. Но рудименты политики, давшей повод[68] для начала Крымской войны 1853–56 годов, оставались. В начале 1916 года Россия, удовлетворившись приличным куском турецкой Армении с Трапезундом, Эрзерумом и Ваном и частью Северного Курдистана, присоединилась в Соглашению Сайкс–Пико, по которому большая часть Западной Палестины оказывалась под совместным управлением Великобритании и Франции. (Про это соглашение можно прочесть в моей статье «Чертой по карте».) Но это было до Декларации Бальфура.

Весной 1919 года бывший царский дипломат А.Ф. Шебунин[69] сделал доклад, в котором проанализировал возможные варианты, какой державе было бы предпочтительней, с точки зрения интересов России, передать власть в Палестине: Франции, Италии, Великобритании или США. Первые две были неприемлемы ввиду их покровительства католицизму, Великобритания — «ввиду слишком определенных обещаний, данных английским правительством Сионистам«; столь же мало желательны были «из-за покровительства их Сионизму» американцы. В общем из всех зол наименьшим была бы Великобритания, если бы не «категорическое, в письменной форме, обязательство, выданное 2-го ноября 1917 года английским правительством центральному Комитету Сионистов«. И Шебунин выразил пожелание, чтобы Великобритания явилась в Палестину «свободной от этого обязательства«.[70]

В мае 1920 года в Иерусалим прибыл Алексей Федорович Круглов[71], последний Генеральный консул Императорской России в Иерусалиме (1908–1914), названный руководством русского дипломатического корпуса в Париже «заведующим русскими интересами в Палестине».

Британскими властями он признан не был, денежного содержания не получал, жил за счёт продажи вещей, оставленных им в Иерусалиме при срочном отъезде в 1914 году. Не получал он и никаких инструкций от руководства. Он сообщал Сазонову в Париж:

«Я продолжаю оставаться здесь в качестве частного лица, не отказывая, по просьбе г. посланника (российский посланник в Каире) в советах и направлении некоторых дел, возникающих здесь на месте. К сожалению, такое положение обрекает меня на официальную бездеятельность, лишая возможности, из-за цензурных соображений, даже сообщать все сведения, которые могли быть интересными для нашего дела«.

Но информацию он всё-таки в Париж посылал:

30 июня н. ст. закончился период официальной военной оккупации Палестины английскими войсками. Назначенный Великобританским правительством на пост Верховного комиссара еврей Херберт Самуил[72] прибыл в этот день через Яффу в Иерусалим с поручением выполнить обещанное и устроить здесь национальный «очаг» еврейского народа… Совершилось позорное событие для всего христианского мира — Святая Земля, изборожденная стопами нашего Спасителя, опять предана в руки его врагов — евреев, ценою тех же 30 серебренников, которыми американская финансовая клика с такой готовностью снабдила англичан… Пока же евреи торжествуют, но даже и теперь их торжество не лишено тревоги«. И Круглов со злорадством упоминал про погром в Иерусалиме в апреле 1920 года (см. мою статью: «АПРЕЛЬ 1920-ГО. ПОГРОМ В ИЕРУСАЛИМЕ«), положивший «исторически тяжкое позорное пятно на власть«. Насчёт «пятна», Круглов был абсолютно прав, но, увы, власть белых действовала против погромщиков, если вообще действовала, намного менее решительней и успешней англичан.

Круглов верно предсказал появление в регионе в будущем арабских государств и прямо таки провидчески предлагал быть готовыми, «как только Бог поможет нашей родине оправиться от поразившего ее недуга, войти с ними в сношения и установить там самую серьезную агентуру и представительство, чтобы чрез их посредничество иметь возможность найти путь к использованию их в наших интересах.»[73]

Нельзя не согласиться с историком Будницким, написавшим: «…переписка русских дипломатов по этому вопросу отчетливо свидетельствует о том, какие позиции отстаивала бы Россия, свершись чудо и возродись она в качестве великой державы. В этом случае еврейское национальное движение получило бы могущественного и влиятельного противника.»[74]

Основные источники:

Шехтман И. Б.История погромного движения на Украине. Том 2. Погромы Добровольческой армии на Украине Книга погромов (фрагменты) : Будницкий О.В. «Российские евреи между красными и белыми (1917-1920) Олег Будницкий. Крушение империи и раскол российского еврейства (1917-1920) Олег Будницкий Участники и жертвы: Первая мировая и евреи Геннадий Костырченко ВЫБОР Антон Иванович Деникин «Очерки русской смуты» Антон Иванович Деникин «Путь русского офицера» Постановление Временного ПравительстваОб отмене вероисповедных и национальных ограничений. 22 марта 1917 года Шульгин Василий Витальевич «1920 год« В.В. Шульгин «Что нам в них не нравится?» Могултай «Беззаконные убийства евреев в зоне власти Добровольческих армий Юга России« А.А. Немировский К ВОПРОСУ О ЧИСЛЕ ЖЕРТВ ЕВРЕЙСКИХ ПОГРОМОВ В ФАСТОВЕ И КИЕВЕ (осень 1919 г.) Шульгин Василий Витальевич «1920 год« Василий ШУЛЬГИН 1921 год Илья Эренбург «Люди, годы, жизнь» Том I И. Б. ШЕХТМАН, ЕВРЕЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ НА УКРАИНЕ (1917-1919 г.г.) Газета «Общее дело» Евреи в Белой армии

Приложение 1

Отрывки из книги Шехтмана История погромного движения на Украине. Том 2. Погромы Добровольческой армии на Украине

Погромы в Россаве и Боярке

Погром в Смеле

Изнасилования

Приложение 2

Книга погромов (фрагменты)

№ 71

Запись рассказа свидетеля П.Л. Пилявского представителем Всеукревобщесткома о погроме в с. Софиевка Екатеринославской губ. частями генерала Шкуро в июле 1919 г.

26 января 1922 г.

20 июля 1919 г. в 11 часов утра в нашем селе началась сильная паника вследствие ожидаемого прибытия войск генерала Шкуро. За два дня до этого Советская власть была эвакуирована, оставив на месте лишь местный совет, который также при приближении неприятельских войск эвакуировался, а отчасти попрятался. В нашем селе (Софиевка Екатеринославской губ.) было тогда около девяноста еврейских семейств. Как только вошли добровольцы, начался повальный еврейский погром. Не осталось ни одной еврейской семьи не погромленной. Имущество тут же нагружали на подводы, стоявшие на площади против бывшего помещения совета. Все награбленные вещи свозились подводами к ближайшему железнодорожному разъезду «Спокойствие» — 4 версты от села, где стоял эшелон добровольцев, и там эти вещи нагружались в вагоны. У крестьян этого села не грабили. Нагайками они меня избили за то, что я обратился к ним с мольбой, плача: «Товарищи, ведь я — бедняк, не коммунист, не партийный». Слово «товарищи» привело их в ярость. Нагайками были также тяжело избиты Нахемc Лев и братья Березовские. Во время обысков они выламывали комоды, шкафы и ящики. На второй день приехал комендант железнодорожного батальона с отрядом в 30 чел. Это было 26 июля (по старому стилю) 1919 г. Комендант вызвал к себе представителей еврейской общины нашей: председателя еврейской общины Исака Курдовера (он же председатель 2-го софиевского общества потребителей), Ошера Безсмертного (торговца, члена-гласного еврейской общины) и Бориса Эйфера — гласного общины, владельца кожевенного завода в Софиевке, и предъявил через них требование, чтобы еврейская община внесла 250 тыс. руб. (двести пятьдесят тыс. рублей) в виде контрибуции за сочувствие жидов к Советской власти. Для выполнения этого приказа в доме Безсмертного было созвано собрание, была избрана комиссия для разверстки этой контрибуции по имущественному положению членов еврейской общины. Во время работ этой комиссии, когда уж был выработан и готов список лиц, подлежащих указанному обложению, ворвались помощник коменданта с двумя кавалеристами и объявили всех арестованными, в том числе и меня. Разузнав, кто из нас является более состоятельным, они всех освободили, арестовав только Ошера Безсмертного, вдову Безсмертную, Исаака Курдовера, Бориса Курдовера, Бориса Эйфера, и им объявили, что, помимо суммы, указанной в раскладочном листе контрибуции, они должны внести также 250 тыс. руб., что и было исполнено, так как им угрожал расстрел. Когда же они внесли возложенную на них черезвычайную контрибуцию в 250 тыс. руб., им объявили, что они останутся Арестованными заложниками до тех пор, пока остальные внесут наложенную> [Часть текста, заключенная в угловые скобки, вписана от руки.] на еврейское население села контрибуцию в 250 тыс. руб. Срок был предоставлен два часа. По истечении этих двух часов заложники, по заявлению помощника коменданта, будут расстреляны. Немедленно была собрана по разверстке указанная сумма. Один еврей выручал другого, один одалживал другому. Деньги были внесены коменданту, и тогда заложники были освобождены. На следующее воскресенье в Софиевку прибыл конный отряд Губанова. В этом отряде было около 75 чел. Ближайшим помощником Губанова был ставший впоследствии знаменитым головорезом Максим, руками которого и при помощи которого было убито и вырезано в г. Верхнеднепровске Екатеринославской губ. двадцать два еврея, в том числе женщины и дети. Прибывши в Софиевку, он приказал арестовать и привести к нему председателя еврейской общины Исака Курдовера и члена правления рабочего кооператива Менделя Когана, которые, зная про страшные дела Губанова в Верхнеднепровске, успели скрыться. Губановым был отдан приказ о розыске скрывшихся Курдовера и Когана. Курдовер был потом разыскан в г. Екатеринославе и убит за сочувствие к Советской власти. Уезжая из Софиевки, Губанов заявил, что за неявку этих лиц за них ответит головами все еврейское население. Но не суждено было сбыться страшному суду над евреями Софиевки, так как этот палач со своим отрядом был вызван властью из Софиевки в колонию Ново-Ковно. Там отряд Губанова учинил страшный погром, и девяносто из каждых ста еврейских женщин были изнасилованы. Избиения, глумления, издевательства и грабежи в этой колонии не знали предела. В трех верстах от колонии Ново-Ковно, в колонии Ново-Витебск, также изнасиловали почти всех женщин-евреек, причем в одной комнате изнасиловали мать на глазах дочери и дочь на глазах матери. Многие из изнасилованных женщин тяжело заболели душевно и физически. Многие были при изнасиловании заражены. Фактически погром в Софиевке продолжался 25, 26 и 27 июля, и участие в нем принимали исключительно добровольцы при незначительном числе рядовых солдат; остальные были почти все офицеры. Этот отряд бушевал и громил весь близлежащий район колоний: «Каменка», «Излучистое», «Ново-подольск». В колонию же «Новожитомир» (Рецетико) прибыла власть официальная, которая потребовала контрибуцию, продовольствие и фураж исключительно с еврейского населения. Немецких колонистов там не трогали.

Служащий мельницы Я. Забродского, житель Софиевки
Пейсах Лейбов Пилявский

Так как с. Софиевка почти стерто с лица земли и из всего еврейского населения в 20 семейств там теперь остались одни только могилы и руины, я оттуда бежал, как и многие другие, и в настоящее время живу в м. Никополе Екатеринославской губ. ул. Никитинская № 4. П.Л. Пилявский.

Запись рассказа свидетеля П.Л. Пилявского представителем Всеукревобщесткома о погроме в с. Софиевка Екатеринославской губ. частями генерала Шкуро в июле 1919 г.

26 января 1922 г.

***

№ 75

Из дневника очевидца П. Дейчмана о погромах в г. Кременчуге

Не ранее 15 августа 1919 г.
[Датируется по содержанию документа]
Из материалов Редакции
Поступило в Редакцию в июне 1920 г.

Деникинские дни в Кременчуге
Из дневника

10 августа. С утра усиленная канонада. Бьют из больших орудий. Все это так неожиданно. Вчера еще ничего не предвидано [Так в документе, следует «не предвещало»] о катастрофе. Улицы кишат народом. Легли спать спокойно. А с раннего утра началось. Гул сотрясает воздух Улицы опустели Роем носятся вокруг слухи Многие мечутся в панике Большевики, говорят, окружены В город ворвались деникинские передовые части Вот мимо окон промчалось несколько верховых в мохнатых шапках с кривыми верхушками На углу собралась группа обывателей Неужели слух меня не обманывает? Поздравляют друг друга На улице почти нет движения Торопливо прошел молодой человек, бросив на лету «Казаки грабят прохожих» Несколько времени спустя донесся слух, что начались эксцессы Деникинцы усиленно справляются насчет «жидов» Днем во двор к нам въехало двое верхом Соскочили с лошадей, спросив, где живут евреи? Вокруг стояло человек 15 «Пройдите все в квартиры», — крикнул казак, и сам быстро пошел по лестнице За ним пошли все Шествие замыкал второй казак «Часы и деньги, — воскликнул первый — Только не советские» Все стояли бледные, растерянные Дрожащие руки протягивают часы, бумажники, кошельки «Давайте кольца», — шипит казак — Дают кольца

Собрав дань со всех, оба удаляются В течение дня нашему двору нанесено было еще два визита деникинцами Забирались деньги, кое-какие домашние вещи К ночи во дворе собрались все квартиранты Настроение скучное Из города передают, что громят магазины Время от времени раздаются ружейные выстрелы Решили дежурить, не ложиться спать Ночь светлая, лунная С восточной стороны взвиваются ракеты Словно тени движутся люди по двору, обмениваясь отрывочными фразами Тягостно на душе Жутью и скорбью веет вокруг

11 августа Минувшая ночь прошла полная ужасов К нам доносились отдаленные крики и залпы Что происходило в городе, никто не знал Поутру некоторые прошли в город и скоро возвратились Рассказывают о множестве разгромленных магазинов, налетах на квартиры На окраинах, говорят, совершались насилия С утра улицы пустынны Проходят женщины и дети, с котлами, наполненными всяким хламом Несут остатки из разгромленных магазинов Приказов, распоряжений новой власти нет никаких Грабители-казаки действуют вовсю.

Рассказывают кошмарные подробности о погроме В течение прошлой ночи на окраинах и в центре шел разгром магазинов и обывательских квартир По Херсонской и Екатерининской ул большинство магазинов опустошено Совершено много насилия над женщинами Подверглись насилию девочки, старшие женщины Некоторые разгромленные дома были подожжены

С утра набеги казаков и местных бандитов

Побывал в комитете общественной безопасности Представители общественных групп сидели, исполненные тревоги, не зная, что предпринять Явился деникинский комендант Против грабежей, заявил он, принимаются меры Дума возобновляет свои функции, добавил комендант, но без участия гласных-евреев Это необходимо в интересах спокойствия еврейской части населения Поминутно сюда сообщают о новых грабежах и насилиях, чиненных над мирным населением Беспомощность полная Кто предлагает приступить к выпуску газеты Мне предложено взять на себя редактирование Отказался Решили выпускать какой-то листок Возвращаясь из к[омитета] общественной] безопасности] домой, встретил много женщин, шедших с нагруженными корзинами «Чистка» магазинов все еще продолжается В городе раздают листовки «Рабочая программа генерала Деникина», «Царицинские рабочие благодарят ген. Деникина» и др На одном углу собралась группа и женский голос лает «Боже, царя храни» Что происходит вокруг?

12 августа. Минула еще одна кошмарная ночь. К вечеру все-таки собрались во дворе. Открыли дежурства. Сговорились с владельцами смежных домов. Ходили группами и прислушивались. Около полуночи послышались отчаянные человеческие крики, взывавшие о помощи. Скоро звуки стали доноситься явственней, обратившись в слитный рев сотни голосов. Женские вопли, детские визги, лай собак. Звуки музыки. И треск винтовочных выстрелов. Топот мчавшихся всадников. Дикая оргия звуков среди ночи, рождающая ужас и безумие.

Эта страшная «музыка» несколько раз повторялась за ночь. К утру стало известно о чудовищных насилиях, совершенных над женщинами, детьми, массовых грабежах, убийствах. Много ли было человеческих жертв в эту безумную ночь, никто не знает. Царящая паника усугубляется всякими слухами. В городе раздают «добровольческую литературу»…

13 августа. Ночь прошла, исполненная таких же кошмаров, как прежние. Крики о помощи, вопли, детский плач, рев, топот лошадей, стрельба, [треск] разбиваемых дверей и окон, грохот — все это на фоне деникинской [резни] создает адскую какафонию. Рыдания и вопли умолкали временами и оглашали город, наполняя ночь безысходным ужасом. Поутру рассказы о грабежах, насилиях, новых и новых жертвах. Банды вооруженные — деникинцы, городские громилы — непрерывно грабят население.

Погром продолжается три дня и никаких мер не принимается. Помощи никакой. Продуктов нет на базарах. Ко всем ужасам присоединяется голод. Многие по несколько суток остаются без пищи. Прячутся в погребах, в амбарах. Переживаемые трагические дни поразительно похожи один на другой. Пустынные жуткие улицы. Наглухо заколоченные квартиры и зияющие огромными пустыми дырами магазины. Изредка, словно крадучись, пройдет одинокая фигура. Кругом рассказы о грабежах и насилиях. Испуганные, исполненные безумной тоски лица женщин. По ночам крики, вопли, плач и рыдания, выстрелов грохочущие звуки оглашают город. Сидишь, вперив тупой взор в пространство. Нервы до того расшатаны, что всякий топот, легкий звук кажется орудийным залпом. Одолевает апатия. Теряешь способность реагировать. Кажется, все просто. Разгром, насилия, грабежи… А как же иначе… На то «вся власть порядка и государственности».

14 августа. Напряженность длящегося неделю погрома как будто ослабла. Днем и ночью вооруженные бандиты продолжают совершать набеги на квартиры. В городе, как передают, сотни изнасилованных женщин и девушек. Среди них много детей. По больницам множество раненых. Много трупов в разных частях города. Каково количество жертв, неизвестно. Город снова замер. Людей почти не видно на улицах…

Городское управление стало выпускать бюллетени. В них деликатно намекается, что в городе не все спокойно… Что были случаи насилия. Напоминают, что перед городским управлением стоят задачи…

В продаже появились харьковские газеты. В городе усиленно распространяется «деникинская литература». Сегодня городской голова [Далее текст утрачен.] социалист, сложил свои обязанности. Деникинской властью сконструирована новая Управа. Появился приказ о мерах к установлению порядка. Магазины закрыты. Массовые набеги сократились. Громилы действуют на окраинах. Не обходится и без налетов и в центре города. 1

5 августа. Шестой день погрома. Нервы ли притупились, или действительно меньше ужасов, но только и рассказов меньше, обывательщина выползла из своих нор и начинает приспосабливаться. Погромщики и громилы, возглавляемые пресловутыми государственниками, встали у власти…

Наброски о деникинском погроме в Кременчуге писались под непосредственным впечатлением переживавшихся событий. Записывал свои впечатления, имея узкий круг наблюдений. В погромные дни приходилось пользоваться обрывочными сведениями о том, что происходит вокруг и в разных пунктах городской территории. Действительность была кошмарней, чем то, что нашло бумажное отражение в записях моего дневника.
П. Дейчман 

***

№ 76

Запись сообщения свидетельницы С.Л. Беккер уполномоченным Редакционной коллегии о погроме частями ВСЮР в г. Черкассы Киевской губ. 16—21 августа 1919 г.

Не ранее 1 ноября 1919 г.
[Датируется по содержанию документа]
Из материалов Редакции
Поступило в Редакцию 1 ноября 1919 г. н. ст.[1]

В середине августа добровольческо-большевистский фронт начал приближаться к Черкассам, и большевики начали готовиться к эвакуации. В течении недели они спешно вывозили все имущество казенных и военных учреждений, но к концу недели (12—13 августа) эвакуация была приостановлена.

16 августа н. ст. утром началась канонада, и в 4 часа дня в город вступили разведчики добровольческих отрядов из группы генерала Шкуро[2] — Волчанского и других полков. Первыми в город вошли пластунские части. Всю ночь была слышна канонада, но в городе уже были казачьи налеты на частные квартиры, как еврейские, так и русские. Так, например, был совершен налет на квартиру отставного военного Кудрявцева, к большевикам не имевшего никакого отношения.

Утром 17 августа был устроен в соборе торжественный молебен, на котором присутствовало много местных мещан и все представители местной черной сотни. Собравшиеся говорили между собой о евреях в очень враждебном тоне. Говорили, что Троцкий превратил все церкви в кинематографы, а синагог не велел трогать. С возмущением говорили, что, если церкви превращены в кинематографы, надо превратить «жидовские синагоги» в уборные общественного пользования. После молебна был произведен смотр добровольческим частям и примкнувшим к ним григорьевским бандам (уваровцам), оперировавшим все время с начала мая в окрестностях Черкасс. Эти примкнувшие банды были выделены в особый «уваровский» отряд. В тот же день повезли на площадь около нашего дома батарею, которую поставили на каланчу. Казаков, шедших за батареей, окружила целая толпа баб-мещанок, громко голосивших и завывавших по своим родным и близким, убитым и замученным «жидовской Чрезвычайкой». Казаки прониклись страшным озлоблением.

В понедельник 18 августа начался погром, продолжавшийся беспрерывно днем и ночью до четверга 21 августа. Казаки и уваровцы ходили по еврейским квартирам и грабили всякое имущество, представлявшее малейшую ценность. В начале казаки ограничивались только грабежом, но потом они начали производить насилия над жизнью и честью беззащитного еврейского населения. В последние дни, в среду и четверг, имел место ряд кошмарных историй. Особенно жестоко расправлялись с жильцами тех домов, в которых когда-то жили коммунисты. Так, например, в доме Манусовых, — [хозяин], по профессии лавочник, где была дочь-коммунистка, которая бежала из Черкасс, после обвинения в стрельбе по вступившим добровольческим частям, — убито несколько чел. В одном доме было убито 19 чел. — родственников девушки-коммунистки Султан, вплоть до четвертого поколения (была убита прабабушка Султан). Эти дома были сожжены и буквально снесены с лица земли.

Во вторник, 19 августа, ночью, в верхней части города, в городском саду, был устроен торжественный бал в честь вступивших добровольцев. Сад был роскошно иллюминирован, пускали фейерверки, музыка играла, а внизу в это время шла, в буквальном смысле слова, резня еврейского населения. Вопли избиваемых и насилуемых смешивались с лихими звуками военного оркестра, торжествовавшего победу казаков, которые в это время безнаказанно и планомерно убивали еврейское население всей нижней части города Черкассы. На одной Красной улице и смежной с ней Раскопной были убиты в ту ночь 49 евреев. Улицы буквально превращены в груды развалин и представляют собой картину разрушения, как после артиллерийского обстрела. Был пущен навет, что из еврейских домов стреляли в казаков, — и на этом основании дома подвергались поджогу и полному разрушению. Уваровцы, среди которых было много местных черкасцев, ходили вместе с казаками, и те дома, которые подверглись нашествию уваровцев, более пострадали, чем те, в которых побывали одни только казаки, так как у казаков можно было вымолить пощаду, а уваровцы никого не щадили. Всех попадавшихся погромщики жестоко избивали, били прикладами и подвешивали, требуя денег. Одного моего знакомого Смелянского подвешивали 17 раз подряд и забрали у него полмиллиона руб. Случаи подвешиваний насчитываются сотнями. Многие от перенесенных потрясений умерли через некоторое время, и их также следует причислить к жертвам погрома. Количество избитых колоссально, и впечатление от этого погрома превосходит по своему ужасу впечатления [от] первого ужасного погрома в мае 1919 г. Отряд за отрядом ходил по квартирам и забирал решительно все ценное. То, чего не могли или не хотели забрать, предавали тут же на месте уничтожению. Характерно, что подушек совершенно не трогали, хотя все постельное белье забирали. Более ценные вещи (серебро, золото, меха и т.п.) грабители забирали с собой, а все остальное спускали за бесценок на местном рынке. Из нашего двора, где стояли казаки, вывезли три тяжело нагруженных фуры с награбленным добром. Было много случаев, когда награбленное клалось на подводы и вывозилось систематически, не торопясь. Казаки очень неумело отличали евреев от христиан, и этой «неумелости» некоторые обязаны своим спасением. Так, например, одна семья спаслась тем, что на вопрос, «кто здесь, жиды или русские?» ответили: «Мы — русские подданные» Этим ответом казаки удовлетворились и ушли Было очень много случаев изнасилований (как полагают — до 300 жертв), причем не щадили ни малых детей, ни старух Были изнасилованы 50-летние старухи и маленькие 10-летние девочки Так, например, на глазах одного моего знакомого изнасиловали его единственную дочь 11-летнего возраста. Бедняга в течение нескольких часов совершенно поседел, и мы не могли узнать в сгорбившемся, осунувшемся, седом старике жизнерадостного, молодого на вид человека средних лет, счастливого отца. Фамилия изнасилованной [девочки] редакции известна. По вполне понятным причинам оглашать ее неудобно.

Убитых насчитывается до 150 чел. Многие были убиты при переходе через улицу. Ввиду невозможности показаться на улицу, еврейская община ничего не могла предпринять против погрома. Говорили, что в погроме принимали участие и офицеры Добрармии, но я лично этого не заметила. Казаки говорили, что им разрешено грабить до приезда Главного штаба и высшего начальства. При мне один казак сказал в четверг 21 августа, что «больше этих эксцессов не будет, т.к. прошел уже срок». Было выпущено объявление о недопустимости грабежей и угрожающее суровой карой [за нарушение запрета], но налеты все же продолжались. На улицах снимали одежду и сапоги с проходивших евреев, и в 4—5 часов августовского дня жизнь в городе совершенно замирала. Все сидели по квартирам и ждали. Многие прятались у знакомых христиан, которые на этот раз укрывали у себя евреев гораздо охотнее, чем во время первого погрома в мае. На этот раз такие случаи насчитывались десятками, хотя священники в церквах призывали к прекращению этого «позора», угрожая разными бедами, тогда как в мае они [такие случаи] были единичными, совершенно исключительными.

Погром оставил после себя неизгладимые следы, и к моменту моего отъезда из Черкасс (5 недель после погрома) жизнь все еще не вошла в колею. Магазины стояли закрытыми (большинство было разграблено), и никакой торговой или общественной жизни не было. По приказу властей было созвано заседание городской думы дореволюционного состава, причем в приказе было подчеркнуто, чтобы сошлись все гласные, кроме большевиков и евреев. Была назначена управа с городским головой Королевичем, бывшим при Гетмане повитовым старостой[3]. Начались спектакли в пользу Добрармии, на которые местные христианские дамы заставляли евреев брать билеты, хотя ни один еврей вечером не выходил из дому. Жизнь начинала протекать под новым режимом.

Примечания

[1] Яков Пасик «Бронштейны, Громоклей, Яновка» показал, что расхожее мнение о том, что отец Троцкого был богатым землевладельцем не совсем верно.

[2] Воинское звание в казачьих войсках Русской армии, соответствовавшее званиям пехотного подпрапорщика и штандарт-юнкера в кавалерии.

[3] Коллежский секретарь — гражданский чин X класса в Табели о рангах

[4]Предпоследний — Керенский, последний — Духонин

[5] Первый Кубанский поход («Ледяной» поход), 22.02— 13.05 1918 — первый поход Добровольческой армии на Кубань — её движение с боями от Ростова-на-Дону к Екатеринодару и обратно на Дон.

[6] Влоцлавск Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона

[7] Антон Иванович Деникин «Путь русского офицера»

[8] Прадедушка Николая II Николай I относился к наличию в своей Империи подданных-евреев как к проблеме, которую надо решать. А лучшим инструментом для решения любой проблемы была для Николая армия — без армии нельзя решить ни одну серьёзную проблему страны, и конечно же — еврейскую. И он хотел, чтобы в стране было солдат больше, а евреев меньше. В 1847 году, изучив все донесения о кантонистах «из евреев», Николай I написал на полях рапорта: «Тех, кто принял православную веру, не считать евреями.» (Йоханан Петровский-Штерн Евреи в русской армии, 1827–1914 гг). В 1912 году Николай II изменил подход своего прадеда, «кого считать евреем» — было решено распространить все ограничения, налагаемые на «евреев-талмудистов» на всех евреев независимо от их вероисповедания. (Семен Гольдин РУССКАЯ АРМИЯ И ЕВРЕИ НАКАНУНЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ) То есть еврейство определялось уже не верой, но кровью. Гитлер был не первым

[9] Антон Иванович Деникин «Очерки русской смуты»

[10] Цитируется по: Антон Иванович Деникин «Очерки русской смуты» Том второй
Глава XVII

[11] И.Б. Шехтман «Погромы Добровольческой армии на Украине». Берлин 1932 год

[12] Там же

[13] Шулим Ицкович (Самуил Исаакович) Шварцбурд (Samuel Schwarzbard) 1886–1938 — еврейский поэт, публицист, анархист. Родился в Бессарабии. В молодости работал часовщиком, стал социалистом, после революции 1905 года эмигрировал, жил в Париже, во время 1МВ служил в Иностранном легионе, был ранен, в 1917 году вернулся в Россию, воевал в Гражданской войне в отряде анархистов, в конце 1919 года вернулся во Францию. 25 мая 1926 года на углу бульвара Сен-Мишель и улицы Расина Шварбурд застрелил Петлюру, которого читал виновным в еврейских погромах, в которых погибли и все члены его семьи (15 человек).Суд присяжных Шварбурда оправдал.

[14] Приведено по: В.В. Шульгин «Что нам в них не нравится?»

[15] Шехтман И. Б. История погромного движения на Украине. Том 2. Погромы Добровольческой армии на Украине

[16] ШЕХТМАН Иосеф (Иосеф Бер, Joseph B. Schechtman) 1891, Одесса,— 1970, Нью-Йорк), деятель, ревизионистского крыла сионистского движения, публицист, автор многочисленных работ по еврейской истории, сионизму, демографии. Учился в Новороссийском университете (Одесса), с юности участвовал в сионистском движении, под влиянием Жаботинского овладел украинским языком, установил контакты с участниками украинского национального движения. В 1917 г. Шехтман участвовал в Съезде еврейских общин; был членом Еврейской национальной рады — высшего органа еврейской национальной автономии на Украине. В 1920 году эмигрировал и жил в Берлине, участвовал в работе Федерации русско-украинских сионистов. В 1935 г. вышел из всемирной Сионистской организации, был среди основателей Новой сионистской организации. С 1941 г. Шехтман жил в США. В 1946 году, после самороспуска Новой сионистской организация был избран членом Исполкома Сионистской организации, в 1960-е года стал членом Исполкома Еврейского агентства.

[17] Цитируется по: Книга погромов (фрагменты)

[18] Геннадий Костырченко «ВЫБОР»

[19] Основана в 1904 году, главной задачей провозглашена борьба за создание еврейского государства в Палестине или временно на какой-либо другой территории (территориализм), в 1917 году вошла в Объединенную еврейскую социалистическую рабочую партию, враждебную большевикам

[20] Илья (Элиаху) Михайлович Чериковер, 1881–1943 — историк и журналист. Родился Полтаве, учился в гимназии в Одессе, затем в Санкт-Петербургом университете, участвовал в революционном движении, был арестован как меньшевик. Во время 1МВ жил в США, где писал статьи на идиш для еврейской американской прессы. В 1917 году вернулся в Россию, в 1918 году переехал в Киев, возглавил Редакционную коллегию сбора и исследования материалов, касающихся погромов. В 1921 году вместе с архивом переехал в Берлин, потом жил во Франции, в 1940 году сумел попасть в США.

[21] Шехтман И. Б. История погромного движения на Украине. Том 2. Погромы Добровольческой армии на Украине

[22] Украина. Евреи Украины 1914–1920 гг

[23] Шехтман И. Б. История погромного движения на Украине. Том 2. Погромы Добровольческой армии на Украине

[24] Цитируется по: Будницкий О.В. «Российские евреи между красными и белыми (1917-1920)

[25] Шехтман И. Б. История погромного движения на Украине. Том 2. Погромы Добровольческой армии на Украине

[26] Александр Аркадьевич Немировский, 1968, Москва — российский историк, востоковед, поэт, специалист по истории древнего Ближнего Востока, северо-запада Передней Азии (Анатолии, Верхней Месопотамии и Восточного Средиземноморья).Значительную часть своих исследований и литературного творчества Немировский публикует на собственном сайте «Удел Могултая»

[27] Могултай «Беззаконные убийства евреев в зоне власти Добровольческих армий Юга России«

[28] А.А. Немировский К ВОПРОСУ О ЧИСЛЕ ЖЕРТВ ЕВРЕЙСКИХ ПОГРОМОВ В ФАСТОВЕ И КИЕВЕ (осень 1919 г.)

[29] Там же

[30] Деникин А. И. Очерки Русской Смуты

[31] Книга погромов (фрагменты)

[32] Но́хем (Наум Ионович) Штиф; 1879, Ровно — 1933, Киев , лингвист, идишист, литературовед, переводчик, редактор и общественный деятель, писал и переводил на русском, немецком, украинском, идише, в молодости член сионистских социалистических партий, 1921-1926 годы жил в Берлине, потом вернулся в Киев, в 1930 году пострадал как «националистический элемент»

[33] 2 цитаты по: Будницкий О.В. «Российские евреи между красными и белыми (1917-1920)

[34] Ричард Эдгар Пайпс (Richard Edgar Pipes, 1923— 2018 США, американский учёный, профессор русистики и русской истории Гарвардского университета 1958–1996, родился в польском городе Цешин в ассимилированной еврейской семье, в октябре 1939 года его семья бежала из Польши и через Италию приехала в США. Во время войны служил в армии переводчиком с русского языка. В 1981–82 годах возглавлял восточноевропейский и советский отдел Совета национальной безопасности

[35] Ричард Пайпс Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть. 1917—1918

[36] Антон Иванович Деникин «Очерки русской смуты»

[37] Шульгин Василий Витальевич «1920 год«

[38] Будницкий О.В. «Российские евреи между красными и белыми (1917-1920)

[39] Cм. мою статью «Евреи и Великая (1 Мировая) Война«

[40] И. Б. ШЕХТМАН «ЕВРЕЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ НА УКРАИНЕ (1917-1919 г.г.)

[41] 1821, 1859, 1871 годы, их основными участниками были местные греки, считавшие евреев своими торговыми конкурентами;
3–5 мая 1881 года —  во время погромов на юге России в 1881–1882 годах, отрядам еврейской самообороны из студентов Новороссийского университета удалось противостоят погромщикам;
страшный погром во время Революции 1905 года, 18–21 октября 1905 года —  было убиты свыше 300 евреев, включая женщин и детей

[42] Еврейские погромы Вооружённых сил Юга России

[43] И. Б. ШЕХТМАН, ЕВРЕЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ НА УКРАИНЕ (1917-1919 г.г.)

[44] Небольшой город к юго-западу от Киева. По переписи 1905 года, в Фастове проживало 21137 человек: 12848 православных, 1194 католиков, и 7095 иудеев, в 1917 — 9000 (Фастовский погром)

[45] И Берлянд, Фастовкая резня; Записки очевидца (Цитируется по: Шехтман И. Б. История погромного движения на Украине. Том 2. Погромы Добровольческой армии на Украине

[46] 2 цитаты по: Будницкий О.В. «Российские евреи между красными и белыми (1917-1920)

[47] Там же

[48] Илья Эренбург «Люди, годы, жизнь» Том I

[49] Будницкий О.В. «Российские евреи между красными и белыми (1917-1920)

[50] Там же

[51] А.И. Деникин «Очерки русской смуты»

[52] Шульгин Василий Витальевич «1920 год«

[53] Цитируется по: Книга погромов (фрагменты

[54] Геннадий Костырченко ВЫБОР

[55] Две цитаты по: Будницкий О.В. «Российские евреи между красными и белыми (1917-1920)

[56] Цитируется по: Мартин Гилберт, «Черчилль и евреи»

[57] Новороссийская катастрофа — паническая эвакуация ВСЮР и беженцев из Новороссийска в марте 1920 года, во время которой погибло и покончило с собой несколько сот человек. Победителями было уничтожено тысячи офицеров, солдат, казаков Белой армии и гражданских лиц, не сумевших найти себе место на уплывавших кораблях.

[58] Исаак Бабель «Конармия»

[59] ПОГРОМЫ

[60] Цитируется по: Будницкий О.В. «Российские евреи между красными и белыми (1917-1920)

[61] Антон Иванович Деникин «Очерки русской смуты».

[62] Цитируется по: Будницкий О.В. «Российские евреи между красными и белыми (1917-1920)

[63] Цитируется по: И.Б. Шехтман «Погромы Добровольческой армии на Украине». Берлин 1932 год

[64] Там же

[65] Иосиф Гедалия Клаузнер,יוסף גדליה קלוזנר  1874–1958, уроженец Литвы, еврейский историк и профессор литературы на иврите, кандидат в президенты в 1949 году, лауреат премии Израиля, двоюродный дедушка Амоса Оза.

[66] Рахель Блювштейн רחל בְּלוּבְשְׁטֵיין 1890, Вятка — 1931,Тель-Авив — еврейская поэтесса, переводчица. В 1909 году приехала в Эрец-Исраэль, работала в мошаве на Кинерете.

В 1МВ оказалась в России, после возращения в Палестину жила в кибуце Дгания, начала писать стихи на иврите. Скончалась от туберкулёза.

[67] Конференция в Сан-Ремо 19–26 апреля 1920 года на итальянском курорте Сан-Ремо с участием премьер-министров Великобритании (Ллойд Джордж), Франции (Мильеран), Италии (Нитти), посла Японии и американского наблюдателя. Были распределены мандаты на управление территориями Османской империи на БВ, Палестина и Месопотамия — Великобритании, Сирия, включая Ливан — Франции

[68] Спор с Францией о контроле над христианскими святыми местами в Палестине

[69] Алексей Фёдорович Шебунин, 1867–1937 — русский дипломат; действительный статский советник. Был секретарём генерального консульства в Каире, затем генеральным консулом на Крите и в Константинополе. Служил также в российских посольствах в Риме и Париже. В эмиграции жил во Франции, был начальником канцелярии бывшего министра иностранных дел, а 1919 году министра ИД правительства Колчака С.Д. Сазонова, затем М.Н. Гирса, представителя Врангеля в Европе.

[70] Будницкий О.В. «Российские евреи между красными и белыми» (1917-1920)

[71] Алексей Федорович Круглов (1864–1948) — российский дипломат, статский советник, генеральный консул в Багдаде и Алеппо, последний Генеральный консул Императорской России (1908–1914) в Иерусалиме. Почетный член Императорского Православного Палестинского Общества (ИППО). Окончил петербургскую классическую гимназию, затем Учебное отделение восточных языков при Азиатском департаменте МИД, знал арабский, турецкий, персидский и греческий языки.

В мае 1948 года, Круглов с семьей покинул Иерусалим и через Амман прибыл в Каир. Последние дни он провел в Ливане, где и скончался.

[72] Герберт Самуэл, (Herbert Samuel), 1870-1963 гг., заместитель председателя либеральной партии, первый еврей, ставший министром британского правительства, а в 1920 году ставшим первым Верховным комиссаром Великобритании в подмандатной Палестине.

[73] Все цитаты по: Будницкий О.В. «Российские евреи между красными и белыми» (1917-1920)

[74] Там же.

 

Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2022/nomer10/sdavidovich/