(продолжение. Начало в № 1/2021 и сл.)
Кружение
Убегая от себя, Богом гонимый Шауль бежит, гонится за Давидом.
Ионатан предупреждает Давида. И помазанник Божий бежит от гнева Шауля, на этот раз в город Нов (Номва), где коѓен Ахимелех снабжает Давида и его воинов едой и даёт ему меч Гольята, с которым Давид бежит к царю Гата (Геф), где притворился безумным. Затем путь беглеца в пещеру Адулам (Одолламскую), где к нему присоединяется около четырёхсот человек обездоленных. Оттуда — в Мицпе Моав (Массифа Моавитская), где просит царя Моава дать убежище его матери и отцу. Из Моава по совету пророка Гада Давид возвращается в землю Иеѓуда, где в лесу от Шауля скрывается.
А Шауль? Он в своём городе Гиве, «на холме под тамариском, копьё [!] в руке, рабы стоят перед ним». Царь обращается к своим соплеменникам по колену Биньямина и с иронией вопрошает:
«Всем вам даст сын Ишая поля и виноградники, всех вас поставит командирами тысяч и командирами сотен?!»
Царь упрекает:
«Вы все против меня сговорились, в мой слух не открыли, что сын мой с сыном Ишая союз заключил! Нет среди вас пекущегося обо мне, в слух мой открывшего,// что мой сын поднял раба моего меня подстеречь, как сегодня» (22:6-8).
И тут Доэг из Эдома (Доик Идумеянин), из толпы поднявшись, докладывает, что видел, как сын Ишая в Нов приходил, и что Ахимелех дал Давиду припасы и меч Гольята-плишти. Доэг помогает Шаулю ещё одного врага отыскать. Позвать Ахимелеха «и весь дом отца его — коѓенов Нова»! Допрос короток. Царь Ахимелеха обвиняет в измене, решая:
«Смертью умрёшь, Ахимелех!// Ты и весь дом отца твоего» (там же 9-16).
Шауль, некогда пожалевший Агага, царя Амалека, велит гонцам:
«Повернитесь, убейте коѓенов Господа: и их руки с Давидом, знали, что он бежит, в мой слух не открыли»,// протянуть руку рабы царя не желали — убить коѓенов Господа».
Заметим, повествователь определяет тех, кого велит царь убить, очень настойчиво и определённо: не местоимением, не эвфемизмом, не просто коѓены, но коѓены Господа. После отказа рабов совершить неслыханное святотатство, велит царь Доэгу, и тот убивает восемьдесят пять человек, и в городе коѓенов Нов поражают мужчин, женщин, детей и младенцев (там же 17-19).
Шауль совершает одно из самых страшных преступлений против своих единоверцев, описанных на страницах ТАНАХа.
В это время Давид, извещённый, что плиштим грабят гумна, вопросивший Бога и получивший ответ: «Встань, спустись в Кеилу [Кеиль], в руку твою плиштим отдаю», спешит туда, побеждает, жителей Кеилы вызволяет. Получив сообщение, что Давид в Кеиле, радуется Шауль: «Бог предал его в руку мою: заперт он, в город с воротами и засовом вошёл». Шауль созывает «весь народ на войну», а Давид, узнав, что царь зло против него замышляет (23:1-9), Господа вопрошает:
«Господь Бог Израиля! Слышал, услышал твой раб, что хочет Шауль прийти в Кеилу —
город из-за меня погубить.
Предадут меня жители Кеилы в руку его? Спустится Шауль, как раб Твой услышал? Господь Бог Израиля, поведай рабу Своему!»
Сказал Господь: Спустится.
Сказал Давид: «Предадут жители Кеилы меня и людей моих в руку Шауля?»
Сказал Господь: Предадут» (там же 10-12).
Ещё одна попытка Шауля Давида убить провалилась. Ещё раз Господь помогает Давиду бежать от царского гнева. На этот раз помазанник Божий со своим скромным войском в шестьсот человек в пустыню Зиф убежал. «Шауль его всё время искал, но не дал Бог в руку его». А сын Шауля Ионатан к Давиду приходит, они снова союз заключают, Ионатан говорит:
«Не бойся, рука Шауля, отца моего, не достанет тебя, над Израилем царствовать будешь, а я после тебя буду вторым,// и отец мой Шауль это знает».
По Ионатану, у царя Шауля нет будущего. Правда, теперь, когда болезнь Шауля всем очевидна, чтобы знать это, вовсе не обязательно быть прозорливцем. Ионатан уходит домой. А жители Зифа — в Гиву к Шаулю с доносом, сообщая, где беглец убежище отыскал, с заверением в его руку Давида предать (там же 13-20).
Сказал Шауль:
«Благословенны вы Господом,
ибо меня пожалели.
Идите, готовьте, вызнайте, высмотрите, где нога его будет, кто там его видел,
говорили мне, что лукав он, хитёр» (там же 21-22).
Вот этого — пожалели — царю явно не стоило произносить. Несчастный, замученный, истерзанный Шауль не гонится за Давидом — злой дух гонит его за музыкантом, спасавшим его от страданий, которого он полюбил, за героем, убившим Гольята и защищавшим страну от врагов. Судя по словам Ионатана, отец его знает, чем завершится ловитва, чем кончится погоня за человеком, которого Бог от него защищает. Всё знает несчастный Шауль. Но гонится, не в силах остановиться. Хочет Давида схватить? От себя убегает.
А Давид из пустыни Зиф — в пустыню Маон. Услышал об этом Шауль — за Давидом. Так и движутся в полном смысле слова по кругу.
Шёл Шауль одной стороной горы, а Давид с людьми шёл другой стороной горы, было: Давид спешил уйти от Шауля, а Шауль с людьми — Давида с людьми окружают, чтобы схватить (там же 26).
Лишь сообщение, что «плиштим на страну налетели», прерывает дурную бесконечность бессмысленного кружения. Шауль, прекратив за Давидом погоню, идёт навстречу плиштим. А тот поселился в Эйн-Геди (Ен-Гадди, там же 27-29), о чём, от плиштим воротившись, Шауль узнаёт и, взяв «из всего Израиля три тысячи отборных мужей», своё постоянное войско, «пошёл по утёсам серн [устойчивое словосочетание, название труднодоступных мест, утёсов, на которые способны забраться только серны] искать Давида с людьми» (24:1-2).
Вспомним, когда Шмуэль объявил Шаулю, что Господь царство от него «оторвал», тот «схватил край накидки» Шмуэля — и та порвалась (15:27-28); вспомним амуницию Шауля, которой делится он с Давидом, но та не впору пришлась юному помазаннику-пастуху; вспомним и одежду Ионатана, которую Давид от друга своего в дар принимает. Вспомнив это, заглянем в пещеру, в ней Давид со своими людьми скрывается от Шауля, которого туда нужда привела (эвфемизм: «укрыть ноги»).
Это одна из величайших по силе психологизма сцен во всей танахической прозе. Благородный Давид, вопреки наущению соратников, на царя не поднимающий руку. Поражённый его благородством Шауль, ищущий душу Давида, а нашедший в пещере — пусть ненадолго, хоть на миг — не царскую, но мучительно страдающую душу свою. Простые слова произнесены — царское величие в человеческом благородстве на миг растворилось, мелькнул образ: пастух вместе с отцовским слугой ищет пропавших ослиц, но на беду свою и вопреки воле своей власть над соотечественниками находит.
Было: когда вернулся Шауль от плиштим,
сказали ему, говоря: «Давид в пустыне, в Эйн Геди».
Взял Шауль из всего Израиля три тысячи отборных мужей
и пошёл по утесам серн искать Давида с людьми.
Пришёл к загону овечьему у дороги, там пещера, зашёл Шауль укрыть ноги,
а Давид и люди его сидят в глубине пещеры.
Сказали люди Давида: «Вот день, о котором тебе Господь говорил, предаю в твои руки врага, делай с ним, что в глазах твоих хорошо»,
встал Давид и тайком отрезал край накидки Шауля.
После этого было: сердце Давида пронзило,
потому что отрезал полу Шауля.
Сказал людям своим: «Не дай мне, Господи, если такое моему господину, помазаннику Господа учиню, на него руку простру я,
помазанник Господа он».
Давид своих людей этими словами прервал, на Шауля подняться им не дал,
вышел Шауль из пещеры, дорогой пошёл.
Встал Давид после этого, выйдя из пещеры, позвал Шауля, сказал: «Царь, мой господин!»
Шауль оглянулся — Давид склонил лицо к земле, преклонился.
Сказал Шаулю Давид: «Зачем слушаешь ты слова людей, говорящих:
‘Давид зло тебе ищет’.
Вот, сегодня глаза твои видели: отдал тебя сегодня Господь в пещере в руку мою, говорили убить, а я тебя пощадил,
сказав, что не простру руку свою на моего господина: помазанник Господа он.
Отец мой, взгляни, видишь в руке моей край накидки твоей:
я отрезал край накидки — тебя не убил, знай и смотри: нет в руке моей зла, преступления, не грешил перед тобой, а ты охотишься за моей душой — её отобрать.
Господь между мной и тобою рассудит, за меня Господь тебе отомстит,
но моей руке на тебе не бывать.
Как сказано в древней притче: от злодеев злодейство исходит,
моей руке на тебе не бывать.
Против кого царь Израиля вышел? За кем гонишься ты?
За псом мёртвым! За одною блохой!
Господь будет судьёй, между мной и тобой Он рассудит,
Он увидит, Он моим сраженьем сразится, меня от твоей руки Он спасёт!»
Было: кончил Давид Шаулю эти слова говорить, сказал Шауль: «Твой это голос, сын мой Давид?»
Возвысил голос Шауль, заплакал.
Сказал Давиду: «Ты справедливей меня,
ты добром воздавал, я воздавал тебе злом.
Доказал ты сегодня, мне сделав добро:
Господь предал в руку твою — ты меня не убил.
Если человек отыщет врага, в добрый путь его он отпустит?
Господь тебе отплатит добром за то, что ты мне сделал сегодня.
Знаю теперь: царить будешь, царствовать,
взойдёт в руку твою царство Израиля.
Теперь Господом мне поклянись, что после меня семя моё не искоренишь,
имя моё из дома отца моего не истребишь».
Поклялся Шаулю Давид,
в дом свой пошёл Шауль, Давид и люди его в убежище свое поднялись (24).
Казалось бы, после такого поступка Давида, жизнь царю даровавшего, после признания его правоты, Шаулю следует прекратить преследование, ведь тот всё равно будет царствовать. Но с круга, на который сам ли забрался, или некая сила забросила несчастного невольника собственного избранничества, ему не сойти. Да и что может он сделать? Отречься от царства? Это значит: отречься от жизни. Шауль уже давно не наивный пастух, он понимает: живых бывших царей не бывает. Даже если в душе своей он царствованием тяготиться, менее всего это должно быть подданным видно. Остаётся одно: изо всех сил на вращающемся кругу, сцепив зубы, держаться, одновременно круг этот вращая — совершая поступки, доказывающие: он царь, нет в стране властителя, кроме него. Давид? Это кто? Зять царя? Михаль, дочь свою, Давида жену, отдаёт Шауль в жёны другому (25:44).
А круг — на то он и круг — вращается, и происшествие в пещере, свидетельство великого благородства Давида, так повествователю полюбилось, что он решает поделиться ещё одним рассказом, его повторяющим. Но теперь — повествователь искусен! — он событие усложняет, ещё более увеличивая степень благородства Давида: чтобы явить его, юный герой жизнью рискует.
Жители Зифа видят в Шауле царя, а в Давиде — беглого предводителя шайки бандитов. В отличие от повествователя, любовь к Давиду и правило истории, предписывающее чтить победителей, их ни к чему не обязывают. Они приходят к Шаулю в Гиву, сообщая, где враг царский скрывается.
Мы не знаем и никогда не узнаем, с каким чувством это сообщение воспринимает Шауль. В очередной раз стоит лишь пожалеть, что узнаём о Шауле от повествующего о Давиде, который не должен и не желает разбираться в шаулевых чувствах.
Раз так — информация по прежней схеме:
«Встал Шауль, спустился в пустыню Зиф, с ним три тысячи человек, отборных израильтян,// в пустыне Зиф Давида искать».
Он разбивает стан у дороги. А Давид разведчиков посылает, вслед за ними приходит и сам. Шауль лежит в центре круга, окружённый воинами своими (26:1-5). Знаменательный символ! Понятно, что, окружая царя, воины его от врагов защищают. Но и другое понятно: окружая Шауля, они не дают ему из царского круга вырваться, убежать, быть царём против воли его принуждая. Конечно, ничего подобного повествующим о Давиде вовсе не сказано, даже подумано быть не могло. Но мы ведь размышляем сейчас не о великом победителе, а о великом страдальце и великом несчастном преступнике, который убил сотни невинных.
Давид вместе с воином по имени Авишай (Авесса) спускается в царский стан: «лежит Шауль, спит внутри круга, а копье [!] воткнуто в землю у изголовья». Авишай: «Сегодня Бог предал врага твоего в руку твою,// вот, сразу к земле его копьём [!] приколю — второй раз не сделаю». Давид: «Кто поднимет руку на помазанника Господа и останется ненаказанным?»; «Жив Господь, только Господь его поразит,// или придёт его день — умрёт, или на войне падёт он — погибнет».
Давид молод, может повременить, его время придёт, главное, недостойного не совершить, своего часа дождаться. А Шаулю чего дожидаться? Смерти? Гибели на войне? Предательства собственных воинов? У него выбора нет: и бежит он по кругу, вроде преследуя, на самом деле преследуемый Давидом, из жизни его, как любая молодость старость любую, нагло и весело вытесняющим.
Благородный Давид, благородство своё демонстрирующий, над несчастным царём, бегущим от смерти своей, забавляясь, глумится, веля Авишаю, взяв копьё Шауля и кувшин с водой, уходить. Воины Шауля? «Никто не видел, никто не знал, никто не проснулся — все спали: Господень сон на них пал» (там же 6-12).
Став на вершине горы, на большом расстоянии от стана Шауля, Давид издевается над Авнером, будто бы не уберёгшим царя от «одного из народа», пришедшего его господина, царя погубить. Он посылает ошарашенного Авнера взглянуть, где копьё царское и кувшин (там же 13-16).
И далее — диалог Давида с Шаулем, удваивающий, подобно двум первым встречам Шауля с Давидом, повторяющий предыдущий диалог «послепещерный».
Узнал Шауль голос Давида, сказал: «Голос ли это моего сына Давида?»
Сказал Давид: «Мой голос, царь, мой господин».
Сказал: «Почему это, мой господин преследует раба своего?
Что натворил? Какое в руке моей зло?
Теперь, царь, мой господин, выслушай слова раба своего.
Если Господь направил тебя против меня, будет Он приношение обонять? Если люди, то они пред Господом прокляты: ныне изгнали меня — не пристать к уделу Господню, сказали: ‘Иди, чужим богам ты служи’.
Теперь пусть на землю кровь моя не падёт пред ликом Господним,
ведь царь Израиля блоху искать вышел, будто в горах куропатку преследует».
Сказал Шауль: «Согрешил я, вернись, сын мой, Давид, больше не причиню тебе зла, ибо душа моя сегодня была в глазах твоих дорога,
а я поступил неумно, очень обманывался».
Отвечал Давид, говоря: «Вот копьё царское,
пусть один из юношей придёт и возьмёт.
Господь воздаст каждому по праведности и по верности,
сегодня Господь предал тебя в руку мою, а я не желал поднять руку на помазанника Господня.
Как сегодня душа твоя в глазах моих была велика,
так будет душа моя в глазах Господа велика, из любой беды меня вызволит».
Сказал Давиду Шауль: «Благословен ты, сын мой Давид, делая — делаешь, превозмогая — превозмогаешь»,
пошёл Давид дорогой своей, на место своё Шауль возвратился (там же 17-25).
Похоже, и последнее в этой главе полустишие звучит символично. Впереди перед Давидом — дорога. Шаулю ничего иного не остаётся, как назад возвратиться.
Что это? Погоня? Для Давида конечно. А для Шауля? Кружение, бессмысленное и беспощадное.
Отвергнутый
Повествователь нам не помощник
Но вот, показалось: круг разомкнулся. «Сообщили Шаулю, что Давид бежал в Гат,// больше он его не искал» (27:4). Действительно, спасаясь от преследований Шауля, Давид со своими людьми бежит к заклятым врагам Израиля и к ним поступает на службу. Повествующий подробно рассказывает о набегах Давидова воинства на соседние с плиштим племена и о том, что, отчитываясь о набегах на соплеменников, на самом деле Давид воюет с другими.ф Такова миссия повествователя: обеспечить великому алиби. Победителей, понятное дело, не судят, но чтобы никому ничего дурного в голову не взбрело.
Что же Шауль? Службой врагу Давид опозорен навеки. Царём Израиля предателю не бывать. Теперь в честном бою при случае его можно и должно убить: Израиль только возрадуется. А пока? Пока, пользуясь подарком судьбы, можно к нормальной жизни вернуться. Можно между глумливым благородством Давида и собственной отверженностью не разрываться. Можно и должно быть царём праведным, судить народ по Учению. Тем более что его обличитель, мучитель Шмуэль умер, его оплакали, в Раме похоронили, о чём повествователь, вклинив в бурно текущий сюжетный поток к делу не относящееся полустишие, и сообщил (25:1).
А когда собирают плиштим свои станы идти с Израилем в очередной раз воевать, и Давиду сообщено, что и он со всеми пойдёт, повествователь вдруг возвращается к смерти Шмуэля, со странным сообщением его единя: «Шмуэль умер, весь Израиль его оплакал, похоронили в Раме, его городе;// Шауль всех вызывающих мёртвых и ведунов в стране уничтожил» (28:1-3).
Такова морально-историческая диспозиция перед финальным громом, раскаты которого ещё не слышны. Во всяком случае, никогда за последнее время положение Шауля не было столь однозначно. Давид — предатель. Участь его незавидна. У Ионатана нет с ним никаких отношений, значит, и будущее рода ясно, как никогда. Дочь Михаль из рук глумливого очарователя вырвана, спасена. Плиштим? Война? Дело обычное. На то он и царь, к тому же, что не раз доказал, из десятка не робкого. Как никогда, победа нужна. Она будет двойной: над плиштим и над их пособником гнусным Давидом. А мы, скрывшись за пропастью лет, тихонько прошепчем: тройная! Ведь в предстоящей схватке прежде всего себя Шауль победит!
Противники станы разбили. И — недолго Шауль был спокоен:
«стан плиштим увидав,// испугался, его сердце затрепетало. Вопросил Шауль Господа, Господь ему не ответил…» (там же 4-5).
Бог молчит. Шмуэль мёртв. Теперь ясно, почему вместе с известием о смерти пророка сообщено, что, вероятно, по веленью Шмуэля, Шауль всех вызывающих мёртвых и ведунов уничтожил. Всех да не всех! По требованию Шауля, которому ничего не остаётся, как будущее прозревать через вызывающих мёртвых, рабы нужную женщину отыскали.
Переоделся Шауль, надел другую одежду, пошел он и с ним два человека, пришли к женщине ночью,
сказал: «Поворожи через мёртвого, подними мне того, о ком я скажу».
Женщина ему говорит: «Ты знаешь, что сделал Шауль, вызывающих мертвых и ведунов с земли истребил,
зачем западню душе моей ставишь — меня погубить?»
Поклялся Шауль Господом, говоря:
«Жив Господь, если это будет виною».
Женщина говорит: «Кого поднять тебе?»
Сказал: «Шмуэля мне подними».
Увидев Шмуэля, женщина громким голосом закричала,
женщина Шаулю сказала: «Зачем ты меня обманул? Ты — Шауль!»
Царь сказал ей: «Не бойся, что видела?»
женщина сказала: «Шмуэля, видела бога, из земли восходящего».
Сказал ей: «Каков его вид?» Сказала: «Муж поднимается, стар, накидкой окутан».
Узнал Шауль: это Шмуэль, ниц к земле преклонился и распростёрся.
Шмуэль Шаулю сказал: «Зачем потревожил, меня поднимая?»
Сказал Шауль: «Очень мне тяжело, плиштим со мною воюют, Бог от меня отступил, больше не отвечает ни в снах, ни через пророков, призвал я тебя: скажи, что мне делать».
Сказал Шмуэль: «Зачем спрашиваешь меня?
Господь от тебя отступил, стал твоим ненавистником.
Сделал Господь ему, как через меня говорил,
Господь вырвал из рук твоих царство, ближнему твоему отдал — Давиду.
Не послушал голоса Господа, ярость гнева Его на Амалека ты не исполнил,
потому сегодня такое Господь тебе сделал.
Отдаст Господь вместе с тобой и Израиль в руку плиштим, завтра ты и твои сыновья — со мною,
и стан Израиля отдаст Господь в руку плиштим».
Вскочив, упал Шауль во весь рост на землю, слов Шмуэля очень он испугался,
и сил не было: весь день и всю ночь хлеба не ел.
Подошла женщина эта к Шаулю, испугалась — очень он был поражён,
сказала: «Послушала служанка твой голос, душу в руку свою вложила, выслушав слова, что ты мне говорил.
Теперь и ты голос служанки послушай, положу перед тобой кусок хлеба — поешь,
будет сила идти по дороге».
Отказался, сказав: «Есть я не буду», умоляли его женщина и рабы — их голос послушал,
встал с земли, сел на лежанку.
У женщины в доме — телёнок откормленный, быстро зарезала,
взяв муки, замесила, лепёшки она испекла.
Подала Шаулю, рабам его — ели,
встали, той ночью ушли (28:8-25).
Тем временем повествователь оставляет Шауля, уничтоженного предсказанием Шмуэля, на произвол его царской судьбы. Что делать Шаулю? Сказано: завтра он с сыновьями будет там, где Шмуэль. Вот сейчас — спасти сыновей и себя: спрыгнуть с жуткого круга. Даже так: самому погибнуть, но сыновей спасти, Ионатану власть передать, не станет же сын, пусть тот и любит Давида, вторым у предателя, против своего народа воюющего.
Нет, здесь повествователь нам не помощник. Одним словом, мы не знаем, о чём перед битвой думал Шауль.
Зато Иосиф Флавий, в своё время поступивший не так, как Шауль, римлянам сдавшись, знает и это. Он описывает смерть первого израильского царя, понимая, это будет по нраву новым его соотечественникам, людей чести почитающим и восхваляющим. Он пишет о Шауле с нескрываемым восхищением, искренним или поддельным, не важно. Хотя Шауль
«знал, что случится и что ему угрожает неминуемая смерть, он всё-таки не только не захотел спастись бегством и для личной безопасности предоставить своих товарищей на избиение врагам, — этим было бы запятнано также его собственное царское достоинство, — но и ринулся всем домом, вместе с сыновьями своими в самый центр опасности, считая своим долгом пасть вместе с детьми в честном бою за своих подданных и предпочитая видеть доблестную смерть сыновей своих, чем оставить их после себя на неопределенную в будущем участь. Он предпочитал оставить вместо потомства и наследников славу и непорочную по себе память» (Иудейские древности 6:14:4).
Оставив Шауля мучительно размышлять, повествователь отправляется с Давидом назад: правители плиштим с этим предателем, могущим теперь предать уже их, не желают вместе идти на войну. Отосланный назад, приходит он в город, выделенный ему для проживания. Город разграблен племенем Амалека, заставляя читателя вспомнить причину, по которой на Шауля гнев Господа разгорелся. Шаулю сражаться с плиштим и погибнуть, а Давиду идти вызволять Амалеком захваченных пленников, в том числе двух своих жён, и добро, забранное врагами.
Грех первого царя Израиля читатель припомнил. А Давид разбивает врагов, пленных вместе с имуществом возвращает, добавляя к нему неплохую добычу, и рассылает подарки друзьям, старейшинам Иеѓуды, самого большого колена Израиля. Если представителю самого маленького колена хорошим царём стать не удалось, то не логично ли на трон царя из самого большого теперь посадить?
Гибель
Плиштим воевали с Израилем,
от плиштим израильтяне бежали, на горе Гилбоа [на горе Гелвуе] убитые пали.
Догнали плиштим Шауля и его сыновей,
убили плиштим Иеѓонатана [Ионатан], Авинадава [Аминадав] и Малкишуу [Малхисуа], сыновей Шауля.
Война против Шауля была жестокой, лучники его обнаружили,
а лучников он очень боялся.
Сказал оруженосцу Шауль: «Меч обнажи, меня заколи, чтобы, придя, эти необрезанные меня не закололи, надо мной не глумились», не хотел оруженосец: очень боялся,
взяв меч, Шауль упал на него.
Увидел оруженосец, что умер Шауль,
и упал на свой меч, вместе с ним умер.
Погиб Шауль и три сына его, оруженосец и все его люди — все в этот день.
Увидели израильтяне и за долиной и за Ярденом: израильтяне бежали, Шауль с сыновьями погибли,
оставили города, бежали; пришли плиштим, в них поселились.
Было на завтра: плиштим убитых пришли обирать,
нашли Шауля и трёх его сыновей, на горе Гилбоа лежащих.
Отрезали ему голову, сняли оружие,
по всей земле плиштим разослали, в домах идолов народ извещая.
В доме аштарт положили оружие,
к стене Бейт Шана [вероятно, речь идет о Бейт-Шеане; Беф-Сан] тело прибили.
Услышали жители Явеш Гилада,
что сделали с Шаулем плиштим.
Встал каждый доблестный муж, шли всю ночь, забрали тело Шауля и тела
его сыновей со стены Бейт Шана,
придя в Явеш, там их сожгли.
Взяв их кости, похоронили под тамариском в Явеше,
семь дней постились они (31).
В официальной хронике Повести лет, кроме родословия, о Шауле приводится один-единственный эпизод, который с незначительными изменениями повторяет этот рассказ (Повести лет 1 10). Летопись интересует в Шауле одно: смерть его и его сыновей. Ничего иного об этом царе, случившемся в Израиле до Давида и правившем недолго, летописец знать не желает. Рассказ о гибели Шауля и его сыновей приводится, надо полагать, с единственной целью: чтобы сомнений в легитимности царствования Давида не было ни малейших.
Эпилог о первом израильском царе у повествующего о великом Давиде получился весьма характерным. Рассказ о гибели Шауля, как и о нескольких других событиях, ещё раз повторяется, на этот раз — из уст юноши-вестника, случайного участника жестоких событий. Говорил ли этот юноша из Амалека (!) правду, или он мародёр, желающий своим рассказом нового царя обрадовать и потешить, не ясно: повествователь об этом своего мнения не имел или высказать не пожелал. Единственный аргумент за то, что вестник не лжёт, такая деталь: в его рассказе Шауль опирается на неизменное копьё, то, которое в Давида метал, то, которое Давид увёл из-под носа спящего сном мёртвым или же безмятежным, окружённого спящими воинами своими. Словом, копьё не простое. Как и накидка Шмуэля, доспехи Шауля, которые Давид на себя надевает, как эта сцена, поэтической части которой по-новому суждено повториться, когда Давид будет оплакивать погибшего сына своего Авшалома (Авессалом).
После гибели Шауля Давид возвращается победителем Амалека. К нему приходит человек из стана Шауля: одежда разорвана, на голове его прах. Откуда? Из стана Шауля (Шмуэль 2 1:1-3).
Сказал Давид: «Как было дело? Скажи мне!»
Сказал: «Когда народ из боя бежал, из народа многие пали, погибли, и Шауль с Иеѓонатаном, сыном, погибли».
Сказал Давид юноше, рассказывающему ему:
«Как ты узнал, что погиб Шауль и Иеѓонатан, его сын?»
Сказал юноша-вестник: «Случайно на горе Гилбоа я оказался — Шауль опирается на копьё,
и — колесницы, всадники настигли его.
Обернувшись назад, меня увидев,
позвал, я сказал: ‘Вот я!’
Сказал мне: ‘Кто ты?’
Сказал ему: ‘Из Амалека’.
Сказал мне: ‘Встань надо мной и убей, меня дрожь охватила,
а душа ещё пока что во мне’.
Встал над ним и убил: знал, упав, он не выживет,
венец с головы его взял, браслет, что у него на руке, принёс их сюда моему господину».
Схватив одежду свою, Давид её разорвал,
и все люди, которые с ним.
Причитали, рыдали, постились до вечера
о Шауле, Иеѓонатане, сыне его, о народе Господнем, о доме Израиля — от меча они пали.
Сказал Давид юноше, рассказывавшему: «Откуда ты?»
Сказал: «Я сын чужеземца из Амалека».
Сказал Давид:
«Как не боялся ты протянуть руку — убить помазанника Господня?»
Позвал Давид одного из слуг и сказал: «Подойди, убей его!»
Ударил — тот умер.
Сказал ему Давид: «Кровь твоя на твоей голове,
твои уста о тебе свидетельствовали, сказал: ‘Я убил помазанника Господня’» (там же 4-16).
(Иосиф Флавий примиряет две версии гибели:
«Не имея сил убить самого себя, царь приказал оруженосцу извлечь меч и поразить им его раньше, чем он попался бы в руки врагов; но так как оруженосец не решался убить своего господина, то Саул взял свой собственный меч и, укрепив его рукояткою в земле, бросился на него. Однако у него не хватило сил пронзить себя насквозь. Поэтому царь обратился к тут же стоявшему юноше и, узнав, что он амалекитянин, просил его прикончить его, так как он сам уже более не в состоянии сделать это, и тем доставить ему тот род смерти, который в его глазах являлся наиболее желательным. Юноша исполнил желание Саула, затем снял с него золотое запястье и царскую корону и бежал с этим. При виде смерти Саула его оруженосец убил самого себя».
Иудейские древности 6:14:7.)
Этим плачем Давид оплакал
Шауля и Иеѓонатана, сына его.
…
Израиль, погибла краса твоя на горах!
Как воины пали!
В Гате не говорите! На улицах Ашкелона [Аскалон; в городах плиштим] не возвещайте!
Чтобы дочери плиштим не веселились! Чтобы дочери необрезанных не ликовали!
Горы Гилбоа! Ни росы, ни дождя вам, ни полей на высотах:
там щит воинов сломан, щит Шауля, маслом не смазанный [кожу, которой обтягивали щит, для лучшей защиты смазывали маслом, но щит Шауля, смазанный кровью врагов в этом совсем не нуждался].
От крови убитых, от тука воинов лук Иеѓонатана не отступал!
Меч Шауля пустым не возвращался!
Шауль и Иеѓонатан при жизни любимые и прекрасные и в смерти не разлучились!
Быстрее орлов, львов были сильнее!
Дочери Израиля, о Шауле рыдайте,
не он ли одевал вас в красную шерсть расписную, украшения золотые на ваши наряды не возлагал?
Как пали воины в битве!
Иеѓонатан — на горах убитых!
О тебе, брат мой Иеѓонатан, я горюю! Для меня был ты прекрасен!
Любовь твоя мне женской любви чудесней была!
Как воины пали!
Пропало оружие!
(Шмуэль 2 1:17,19-27).
Эпилог
Лязг мечей, свист копья, крики раненых, стон умирающих, рёв толпы — доминирующая звуковая палитра повествования о Шауле, которому по нраву музыка, извлекаемая искусной рукой Давида, и глухое мычанье быков, на которых пашет он землю. Но он звуки не выбирает. Они настигают Шауля.
Тесно в Тексте Шаулю. Он — между народом и Господом.
Зажат. С одной стороны Шмуэлем. Давидом — с другой.
Шауль не совсем ещё царь, он царь во время войны, правда, войн при нём предостаточно. При Шауле израильские колена только во время войны осознают себя: «мы». Царём Израиля и в мирное время станет Давид. В отличие от сына Иоанатана, между двух скал с воином своим пробирающегося во вражеский стан и врагов разбивающего, Шаулю никуда не пробраться. Его место — историческая теснина.
Имя Шмуэль Текст объясняет подробно, его появление подготовлено рассказом о бездетной матери, вымолившей у Господа сына. Имя Шмуэль — теофорное, пророк-назорей посвящён Господу, он всегда с Всевышним и Святой благословен Он всегда со Шмуэлем. Имя же Шауль объяснять вовсе не надо: семантика и противопоставленность имени пророка сами всё объясняют.
Шауль рождён пахать землю. Но ему не удаётся спрятаться от избрания — отыскали, не удаётся пахать — приходится, разрезав быков, слать коленам куски, на войну созывая. Над своей жизнью, над судьбой своей он не властен, конец его предрешён. Если остановится, если чужие его не убьют, свои непременно затопчут.
Бог, история, круговорот событий оседлого землепашца с места срывают, превращают его в героя-царя, во властителя, властвовать не желающего. Давид бежит навстречу судьбе. Шауль бежит от судьбы, но та его догоняет. Шауль бежит, мечется, возвращается домой и снова бежит, пока его бег становится совершенно бессмысленным, и он движется по кругу, кружит, пока от мучительной бессмыслицы собственной жизни не падает на собственный меч, бегство от судьбы прекращая.
Царь Шауль не занимается отношениями с ближними и дальними странами, не занимается, сказали бы сегодня мы, экономикой, не занимается административным устройством, во всяком случае, мы ничего об этих сферах деятельности Шауля не знаем. Шауль только воюет: с врагами внешними, с плиштим в первую очередь, и с Давидом.
Нельзя, конечно, сбрасывать со счетов «ограниченную лояльность» повествователя, который эмоции своим героям раздаёт вовсе не поровну: гнев и ярость — Шаулю, любовь — и Давиду, и Ионатану, и жене Давида Михаль. На Шауля любви не хватило. Менее всех он любит себя. Однако до отрешения Шауля от власти тон повествователя, по крайней мере, нейтрален. Может, Шауль просто ничего не успел: слишком коротко было царствование? Или, в отличие от обуянного великим замыслом строительства Храма Давида, Шаулю в эти подслеповатые времена некогда голову поднять от земли, которую бы пахать, но её враги разоряют.
Храм — мечта победителя. Мечта воюющего — победа.
Летописец брезгует судьбой недоцаря. Его приговор коротко однозначен:
Умер Шауль за отступничество: от Господа он отступил, слово Господа не хранил,
поднимающего мёртвых он вопрошал.
Господа не вопрошал — Он его умертвил
и передал царство Давиду сыну Ишая (Повести лет 1 10:13-14).
Как это не вопрошал? Ещё как вопрошал. Всевышний Шаулю не отвечал, что, наверное, хуже.
В отличие от летописца, повествующий о Давиде от Шауля отказаться не может: иначе как показать благоговение Давида перед Божьим помазанником, как рассказать читателю о благородстве того, кто, в отличие от Шауля, с рождения к царствованию предназначен. Без Шауля яркий образ Давида сереет. Давид царствовал сорок лет. Сколько лет царствовал Шауль никто, кроме Иосифа Флавия (Иудейские древности 6:14:9), полагавшего: сорок, не знает.
Истинный порядок израильских царей с хронологическим не совпадает. По этому счёту первый израильский царь — безусловно, Давид, чья судьба исполнена исключительного драматизма. После него — идиллия царства Шломо. Ими восхищались, им завидовали современники и потомки. А перед ними — трагичный Шауль: не восхищался никто, никто не завидовал.
Психиатры наверняка могут первому израильскому царю поставить диагноз. Читатель же видит несчастного, страдающего Шауля, в котором человек с царём борется, и царь побеждает, пока, пав на меч, не обретает свободу.
Ещё раз: Шауля мы видим глазами повествователя, любящего Давида. Может ли он к Шаулю быть справедлив, ведь в их противостоянии все, начиная с Бога, на стороне рыжего пастуха из Бейт Лехема?
Шауль боится всех и всего: боится Шмуэля, боится народа, боится Давида, боится Ионатана, но более всех он боится себя.
Бытует мнение, что Шауль слишком чист, слишком простодушен, слишком хорош. Как, не будучи жадным, алчными управлять? Как, будучи бесхитростным, править лукавыми?
Край накидки Шмуэля, Шаулем оторванный, знаменует разрыв между Шаулем и Богом, Шаулем и пророком Шмуэлем, но главное: между Шаулем и реальностью, которая всё более вытесняет его из себя, делая на себя самого вчерашнего непохожим: злым, одержимым, жестоким. Наказанный за мягкость, Шаул, как за соломинку, хватается за жестокость, за которую не получит прощения ни от Бога, ни от пророка, ни от сына, ни от кого.
Два поступка Давида, даровавшего ему жизнь, на миг возвращают Шауля к себе — пастуху, ищущему ослиц. Но те найдены, и не им, а он отдан царствованию на заклание. Шауль, судьбу свою зная, против неё восстаёт, подобно греческому герою, борется с роком. Шауль — жертва избрания. Земное царство оборачивается для Шауля шеолем (подземное царство мёртвых), в который стремится он заглянуть, вызывая Шмуэля. Оттуда, из мрака одиночества ему выбраться невозможно, на какие-то мгновения только музыка любимого и ненавидимого им Давида в мир света его возвращает, но лишь смерть принесёт избавление от мучений и выстраданную свободу.
Народ желает царя. И Господь, как при сотворении мира Себя сокращал, «делится» с земным царём властью, которой желает наделить человека, способного с ней совладать и сберечь свою цельность.
Удалось с Давидом.
Со Шломо получилось.
Может быть, потому что первая проба пера была слишком трагичной.
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2022/nomer11_12/kovsan/
