САЛОН КРАСОТЫ
Юрий Юрьевич давно уже собирался в парикмахерскую, год прошёл, как стригся последний раз. Да, так раз в год по весне он и стригся. С юности ещё носил длинные битловские волосы, привык к ним, привык к усам, зрительно увеличивающим маленькую верхнюю губу. И вся эта красота вкупе с фетровой шляпой, большими тёмными синими очками и пальто горделиво выделяли Юрия Юрьевича из советской толпы. Так со своей гордостью он и прожил до средних лет без жены, без семьи – один.
— Как стричься будем? – спросила садившегося в кресло Юрия Юрьевича маленькая худая женщина-парикмахер.
Юрий Юрьевич вопросительно посмотрел на неё – мол, что, значит, как – как всегда «молодёжную», но, услышав, как парень рядом заказал себе «теннис», тоже сказал:
— Теннис мне!
— Парикмахерша мотнула головой и накрыла тело Юрия Юрьевича зелёной простынёй. Потом она взяла в одну руку расчёску, в другую несуразные ножницы, начала расчёсывать шевелюру Юрия Юрьевича и скрежетать ножницами.
— Ну, вот, Андрюша, — сказала она минут через пять молодому парикмахеру, который стриг рядом парня под «теннис». — Мой Бэу вчера заявляет: мол, при разделе имущества я люстру заберу, сервант заберу, ещё чего-то там заберу, представляешь?
— Ну, — протянул Андрюша, изящно крутя ножницами в воздухе. — А ты что?
— А я сказала: фигушки вот, всё ему забрать, как же!
— А он?
— Хм, а он: приду и заберу, потому что это я заработал своим нелёгким таксистским трудом.
— Ха! — выдохнул широко открытым ртом парикмахер Андрюша. — Таксистским трудом! Знал я одного таксиста, так он сволочью оказался, за копейку мог удавиться. Любое телодвижение измерял деньгами, гад такой! — и Андрюша начал интенсивнее поглаживать обеими руками своего клиента по волосам. Потом стал зачёсывать и состригать ему волосы сзади.
— У вас очень красивые волосы, Вы знаете? — сказал он клиенту.
Парень ничего не ответил ему, только покраснел и увёл глаза от самого себя в зеркальном отражении.
— Ага, жалко даже состригать их, - продолжил настырный парикмахер.
Парикмахерша Юрия Юрьевича почему-то усмехнулась и сказала:
— Андрюша, ты всех клиентов у нас испугаешь.
Андрюша ничего ей не ответил и продолжил своё дело. Так продолжалось ещё минут пять, после чего парикмахерша почему-то начала неприятно шмыгать носом.
— Вот так! — сказала она дрожащим голосом. — А евонная мамаша, моего Бэу, тоже заявила, что и Вадика она заберёт к себе, мол, я никудышная мать, представляешь, Андрюш.
Так она всхлипывала, пытаясь одновременно стричь и вытирать навернувшиеся слезы рукой с ножницами и в один такой момент ткнула Юрию Юрьевичу ими в глаз.
— Ай! — сказал Юрий Юрьевич, — чего вы!
— Ой! — ойкнула парикмахерша. — Извините, ради Бога!
Юрий Юрьевич зажмурился, поморгал и застенчиво улыбнулся.
— Ничего! Вроде видит.
Парикмахер Андрюша и его клиент парень засмеялись, но тут же остановились, потому как неудобно стало перед Юрием Юрьевичем.
В следующей пятиминутной тишине продолжилось стрекотание ножницами. Потом Андрюша кашлянул и сказал своему клиенту:
— Виски прямые или косые будем?
Парень пожал плечами, рассмотрел себя в зеркале, покрутив головой, и выдохнул:
— Да, прямые, пожалуй, ага.
— Знаете, — протянул ему Андрюша. — Вам вообще пойдёт без висков, эдакая американская причёска, как у здоровенных потных ниггеров в боевиках.
Парикмахерша пискнула.
— Фу! — сказала весело она. — Потные ниггеры, гадость какая.
— Да, — вдруг сказал Юрий Юрьевич, заинтересовавшись темой. — Эти американские боевики одна пошлятина. Принижают великие ценности до своих низменных размеров. Вот и наши современные деятели начали снимать такую же мерзость. Включишь телик, а посмотреть и нечего, одни убийства и секс. То дело наше советское кино, где чистые и светлые отношения между мужчиной и женщиной. Где ж такие сейчас найти? — Юрий Юрьевич посмотрел в зеркале на свою парикмахершу, на Андрюшу и его клиента.
Но никто из них не знал где найти такие отношения сейчас, потому никто ничего Юрию Юрьевичу не ответил. Только парикмахерша вздохнула глубоко и представила, что к чистым и светлым отношениям неплохо бы ещё было добавить чуточку интима.
— Любви бы побольше! – сказала она об этом.
— Да, — согласился о своём Андрюша и, подбрив клиенту опасной бритвой шею, добавил. — Стоим мы как-то рядом на автобусной остановке с другом, стоим и разговариваем, и — ливень хлынул во всю. И все, кто стоял забежали под навес. А нам хоть бы что, дождь не замечаем, только за руки держимся, обнялись. И все, кто пробегают мимо – сырые, мокрые нам завидуют. Вот такая была любовь, что и дождь не замечаешь.
Андрюшин клиент покашлял, поёрзал в кресле.
— Не отстраняйтесь, пожалуйста, а то я Вас порежу, — сказал ему серьёзно Андрюша.
Клиент притих, только глазами в зеркале начал пристально следить за движениями андрюшиных рук, которые ещё немного подравняли чёлку, смахнули кисточкой с лица состриженные волосинки и сняли простынку.
—Двести рублей, — сказал Андрюша.
Клиент встал и достал бумажник.
—Дурь это всё, — сказал он, расплачиваясь. — Нет никакой любви, а есть вот бабло.
— Да уж, — сказала ему многозначительно парикмахерша. — Как в анекдоте — любовь придумали русские, чтобы своим бабам деньги не платить. Так пойдёт? — спросила у Юрия Юрьевича о его чёлке, на что тот кивнул головой.
Она начала подбривать шею Юрия Юрьевича, потом и щёки.
— Андрюш, — предложила коллеге. — Хочешь, я тебя познакомлю с одной девочкой? Сказка. Фигурка, как у Дюймовочки. Ноги от шеи, грудь вот така…
Вдруг Юрий Юрьевич ощутил в левом ухе резкую боль и рефлекторно зажал его рукой.
— Ай-йа! — вскрикнул он сипло.
— Что, что? — крикнула и парикмахерша и увидела на своём клиенте кровь.
— Ай! — крикнула она сильнее, когда увидала на полу ухо Юрия Юрьевича.
А он вскочил с кресла и начал бегать по маленькому залу. Все застыли и смотрели на Юрия Юрьевича, не зная, что предпринять в этой ситуации.
Но вот Андрюша спокойно поднял отрезанное ухо и бросил его в умывальник. Потом остановил стонущего Юрия Юрьевича и усадил назад в кресло.
— Что же вы так? А? — причитал Юрий Юрьевич. – Как же вы так?
— Послушайте, послушайте! — призвал его Андрюша. — Вот выпейте быстрей, — засунул в рот Юрию Юрьевичу флакон с туалетной водой.
Юрий Юрьевич почему-то послушался, быстро выпил целый флакон и громко при этом рыгнул.
Парикмахерша, с самого начала стояла с открытым ртом в шоке, тут очнулась и начала шёпотом что-то причитать.
— Смотрите-ка! — сказал весело парикмахер Андрюша. — Вам идёт так!
— Как? — не понял испуганный Юрий Юрьевич.
— В бинте. Ну-ка! — Андрюша достал из тумбочки курительную трубку и вставил в рот Юрия Юрьевича, сказав при этом, - но чего-то не хватает, или скорее, что-то лишнее.
Он поднял валявшуюся на полу брошенную парикмахершей кровавую бритву и быстро сбрил Юрию Юрьевичу усы.
— И кто теперь скажет, что это не Ван Гог! — воскликнул Андрюша.
— Как? — не расслышал Юрий Юрьевич.
— Ван Гог! Писатель, фу, этот, художник! — сказала весело парикмахерша.
И они с Андрюшей засмеялись.
— А я даже и денег с Вас не возьму, чего уж, — замахала руками парикмахерша.
— Да и вообще нечего с него брать деньги никогда. Приходите к нам задаром стричься! — предложил Юрию Юрьевичу Андрюша.
— Вот подфартило! — воскликнул клиент Андрюши, — может, и мне ухо отрежете, и я буду тогда бесплатно стричься.
И снова все засмеялись. Даже пьянеющий Юрий Юрьевич.
Из салона красоты он шёл домой с перевязанной головой, даже шляпу не надел, просто специально забыл её в салоне красоты. Во рту держал курительную трубку. Он был весел. Ему нравился его новый образ великого живописца. Он думал о том, что в жизни даже неприятные моменты нужно использовать положительно и превращать себе на пользу.
Юрий Юрьевич достал из кармана пальто кровавый пакет, достал из него отрезанное ухо, выбросил пакет в мусорную урну и, повесив ухо за мочку на мартовскую ель, пошёл домой, представляя, как его ухо начнёт новую самостоятельную жизнь, сравнимую с жизнью гоголевского носа. И, возможно, он, Юрий Юрьевич даже встретит своё ухо на улице, но, как будто не узнает его, радуясь своей жертвенности. Ведь в добрых делах пусть одна рука не знает, что творит другая. И он, Юрий Юрьевич, подставляя лицо тёплому весеннему солнцу, затягивался несуществующим дымом своей трубки и верил, что, пожертвовав свое тело для новой жизни, теперь будет стоять на вершине добродетели, которая и называется — любовь.
