Смысловая квазиклассика на стыке пространства мышления с пространством языка как встречи квантового и классического миров0

В развитие нашей предыдущей статьи «Семиотика коммуникативных волн «подсознания», «Семь искусств», № 8-9 (124), август-сентябрь 2020 года.

Так вышло, что основные методы данной работы были в какой-то мере запрограммированы работами Владимира Игоревича Арнольда и Сергея Петровича Новикова. Им и посвящается (рис. 1).

Рис. 1.

Конечно, базис всех наших смысловых стратегий — исключительно цифровой. По словам Платона, мир — это число, хотя на пороге XXI века через два с лишним тысячелетия Джон Арчибальд Уилер и внёс существенную поправку: «It from bit» (рис. 2).

Рис. 2. В основе «оцифрованной» композиции картина средневекового голландского художника-портретиста Николя Невшателя. На картине известный нюрнбергский писец Иоганн Нойдёрфер Старший снимает мерку с додекаэдра.

Начнём свой разбег от 30-х годов прошлого века, поскольку, со слов Керролловой Алисы, чтобы стоять на месте, надо быстро-быстро бежать. Всерьёз о смысловых полях заговорил Лев Семёнович Выготский, тем более, пришла поддержка со стороны только что сформированной Копенгагенской концепции квантовой механики. Из неопределённости самих психологических состояний в процессе физического наблюдения Нильс Бор вытянул суперпозицию состояний субквантовых частиц. Выготский обернул эту квантовую суперпозицию обратно в психологию — такая вот доВинеровская кибернетика. И здесь водятся драконы (рис. 3).

Рис. 3.

Мюррей Гелл-Ман, который на пару с Джеймсом Джойсом выдумал кварки, частенько наведывался к Вячеславу Всеволодовичу Иванову, спускаясь с гор Санта-Фэ от своего Института сложных систем в Лос-Анджелесский Калифорнийский Университет, чтобы поговорить, куда подевались праязыки, и были ли они сложнее, а может быть, проще языков нынешних [1]?

Так что и нам, по всей видимости, придётся начать тоже с каких-то таких праязыковых кварков, которые, как тонко заметил Юрий Дереникович Апресян, никогда не ходят по отдельности. На столе стояла банка,/В ней жила частичка Планка… (рис. 4).

Рис. 4.

Кстати, про языки в их исключительно коммуникативном обличье с экосистемной точки зрения Александр Владимирович Кравченко, заведующий кафедрой теоретической и прикладной лингвистики Байкальского государственного университета (БГУ), отметил целых 7 пунктов [2]:

Вербальные структуры сами по себе (воспринимаемые на слух акустические колебания, производимые органами речи в конкретной ситуации в реальном времени при координированном взаимодействии двух и более индивидов) — это не язык. Язык — это неоднородный набор артефактов (в том числе письменных знаков) и практик, с помощью которых мы используем различные виды поведения таким образом, что становится возможным приписывание семиотических значимостей. Как объект традиционного лингвистического изучения, описания и анализа язык представляет собой виртуальный объект. Значения не содержатся в словах как «контейнерах» смысла; значение возникает из отношения между организмом и его физической и культурной средой (реляционной областью), определяемого ценностью среды для организма. Наличие консенсуальной области взаимодействий создает предпосылки к приобретению разными индивидами сходного опыта (в том числе языкового опыта как специфического вида деятельности), мера которого и определяет степень адекватности интерпретации поведения других, то есть то, что мы привыкли называть пониманием. Высказывания, как естественно-языковые проявления, не «выражают» мысли, они — сигналы, которые ориентируют коммуникантов в их консенсуальной области взаимодействий, подсказки для конструирования значения и, как таковые, они никогда не являются самостоятельными. Высказывания всегда интегрированы с множественными аспектами физического контекста, в котором они осуществляются, равно как и с внутренними состояниями коммуникантов как структурно детерминированных организмов, имеющих каждый свою историю онтогенетического структурного сопряжения со средой; все это вместе участвует в конструировании значения. Как следствие этого естественно-языковая коммуникация не имеет никакого отношения к «трансляции» смыслов, вкладываемых в «контейнеры» слов, как это следует из «кодовой» модели языка; суть коммуникации заключается не в обмене смыслами, закодированными в словах, а в нахождении точек соприкосновения в процессе интерпретации социально обусловленного поведения в реляционной области. Естественноязыковые высказывания, членя мир, существенной частью которого они сами являются, помогают конструировать и упорядочивать мир как структурированную систему категоризированного опыта. Эта структурированная система, коренясь в индивидуальном чувственном опыте мультимодальных когнитивных взаимодействий с миром, интегрирует в себе все аспекты такого опыта — как осознанного, так и неосознанного. Не существует внутренних законов эволюции/развития языка отдельно от эволюции человека говорящего как биологического вида, поскольку эволюция живых систем — это «эволюция ниш, образуемых единствами взаимодействий». Как люди мы становимся тем, что мы есть, будучи погружены в поток совместной деятельности с другими, образующей характерную для человека экологическую нишу, без и вне которой человека невозможно понять ни в биологическом, ни в социальном аспекте. Когнитивные способности человека, отличающие его от всех остальных биологических видов, возникают в процессе развития компонентов системы (молодых особей) в полностью функциональных субъектов, способных к целеполаганию и проявлению воли. Хотя системное поведение человеческого общества в целом зависит от когнитивных способностей его компонентов, сами эти когнитивные способности возникают в области языка (отношений между компонентами) как системного поведения человеческого общества. Именно в этом проявляется экологический характер отношений между человеческим обществом и областью языковых взаимодействий как той средой, в которой происходит формирование когнитивной структуры человеческого организма. Игнорирование экологического характера языка как реляционной области приводит к непониманию процессов, формирующих когницию на уровне как индивида, так и общества. Эти процессы влияют на когнитивную структуру человека и организацию общества как живой системы, определяя соответствующие системы ценностей и экзистенциальные траектории. Важнейшему измерению человека и общества, определяющему их эволюцию как когнитивных (живых) систем, не уделяется должного внимания, что отрицательно сказывается на общем состоянии когнитивной науки. Признание экологического характера языковых взаимодействий, обеспечивающих единство общества как живой системы, заставляет радикальным образом пересмотреть роль языка в эволюции когнитивной ниши человека. С экологической точки зрения можно говорить о языковых изменениях как изменениях в окружающей среде, вызванных деятельностью отдельных организмов; в свою очередь, эти изменения начинают оказывать влияние на самих индивидов[1] (рис. 5).

Рис. 5.

Концепция Александра Кравченко, несомненно, находится в русле «мышления в сложностности» нашего соавтора Владимира Ивановича Аршинова [3].

А это уже из книги Брюно Латура «Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию» [4]: Я полагаю, что можно опереться на базовые интуиции социальных наук, выделив пять главных неопределенностей (я выбрал слово «неопределенности» — слабая аллюзия на «принцип неопределенности», потому что все еще невозможно понять, укоренена ли неопределенность в наблюдателе или же в самом наблюдаемом феномене. Дело вовсе не в том, что исследователь знает то, чего не знают акторы, или что акторы знают то, что неведомо наблюдателю. Именно поэтому социальное и нуждается в пересборке):

— природы групп: у акторов есть много противоречащих друг другу способов обрести идентичность;

— природы действий: как представляется, в ход любого действия вторгается множество различных агентов, изменяющих его первоначальные цели;

— природы объектов: по-видимому, категория агентов, участвующих во взаимодействии, должна оставаться открытой;

— природы фактов: отношения естественных наук с остальным обществом порождают непрекращающиеся дискуссии;

— и, наконец, неопределенность типа исследований, осуществляемых под названием науки о социальном, поскольку никогда не ясно, в каком именно смысле социальные науки можно называть эмпирическими.

И наконец, «щепотку» философии из книги Грэма Хармана «Имматериализм. Объекты и социальная теория» [5] (рис. 6).

Рис. 6. Весна 2007 года, Лондон. Четверо философов — Квентин Мейясу, Рэй Брассье, Йэн Хэмилтон Грант, Грэм Харман — встретились, чтобы обсудить, как вернуть в философию давно утраченную реальность саму по себе. Одни из них уповали на математическое постижение реальности или естественнонаучные образы угасающей Вселенной, другие — на радикальные интерпретации классиков философии. В этой дискуссии и родился спекулятивный реализм — дерзкая коллективная попытка вернуть философии ее былое достоинство и смелость спекулятивного мышления.

Главным новшеством имматериализма (материализма нет) является идея симбиоза, рассматриваемая на примере жизненного цикла легендарной Голландской Ост-Индской компании. Харман прилагает и список предварительных правил для метода объектно-ориентированной онтологии (ООО) аналогично объектно-ориентированному подходу в программировании (ООП) с его тремя «китами»: наследованию, инкапсуляции и полиморфизму. Ряд оптимизированных нами Хармановских «Максим ООО» мы здесь приводим:

— объект больше известен своими не-отношениями, чем отношениями, и лучше познаётся по его непосредственным неудачам, чем успехам. Чтобы понять социальные объекты, нужно искать их симбиозы (модель симбиоза позаимствована Харманом из теории последовательного эндосимбиоза Линн Маргулис, согласно которой постепенное формирование генофонда путём естественного отбора менее важно, чем поворотные симбиозы различных организмов, например, превращение прежде самостоятельных организмов в функциональные части единой клетки. Такая идея важна не только для понимания биологии, но и для понимания биографий: ключевые моменты в человеческой жизни чаще всего происходят благодаря симбиозу с другим человеком, профессией, любимым автором и т.д.);

— симбиозы делают объект зависимым от предыдущих решений, тем самым ограничивая пространство его манёвра. У каждого социального объекта есть точка и личного невозврата, с пересечением которой спектр его возможных действий сужается. Сами симбиозы, скорее, асимметричны — то есть в любой коммуникации объект ценен именно своим присутствием в других коммуникациях.

— Причина гибели объекта — чрезмерная сила его связей. Находясь в избыточной зависимости от торговли пряностями с Малаккой, Голландская Ост-Индская компания пришла в упадок вместе с падением прибыли и возрастающей уязвимостью этого региона. Объект созревает благодаря экспансии своих симбиозов и приходит в упадок в результате их «буквализации». Необходимо постоянное новаторство, в том числе в имидже как самих объектов, так и их симбиозов — живые симбиозы непрерывно эволюционируют и регулярно «меняют кожу».

Приведённые «Правила Хармана» вносят определённую динамику в реконструируемое нами квантовое коммуникативное смысловое пространство.

Рис. 7.

А это уже частное мнение великого этнолога и этнографа Клода Леви-Стросса о бесперспективности поисков праструктуры в художественных произведениях, приведённое Умберто Эко [6] (рис. 7):

«В одном итальянском интервью Леви-Стросс заметил, что нет смысла ставить вопрос о структуре произведения искусства: произведение можно рассматривать как некий кристалл, отталкиваясь от спровоцированных им ответов адресата. Если последняя структура существует, то она не может быть определена: не существует такого метаязыка, который мог бы её охватить. А если она как-то выявляется — то она не последняя. Последняя структура — это та, что оставаясь скрытой и неструктурируемой, порождает всё новые свои ипостаси. Отправляться на поиски последнего основания коммуникации — значит, искать его там, где оно не может быть более определено в структурных терминах».

А мы всё-таки попробуем поискать.

Тут вот ещё какая история. Владислав Маркович Иллич-Свитыч целиком был погружен в изучение генетического родства шести больших языковых семей Старого Света: семитохамитской, картвельской, индоевропейской, уральской, дравидийской и алтайской и написал четверостишие на реконструированном им праязыке для всех этих выделенных семейств возрастом примерно в 15 000 лет давности — ниже сразу представлен перевод:

«Язык — это брод через реку времени,
Он ведёт нас к жилищу ушедших,
Но туда не сможет придти тот,
Кто боится глубокой воды» (рис. 8).

Рис. 8. На лекции Вячеслава Всеволодовича Иванова «Макросемьи языков и расселение человека из Африки» в серии лекций российского канала «Культура» «ACADEMIA».

Как оказалось, глубокой воды не боится физик и математик Владимир Евгеньевич Захаров, изучающий поведение так называемых волн-киллеров, которые образуются именно на глубокой воде в мировом океане, а не как хорошо известные канонические решения волновых уравнений на мелкой воде. И изучает Захаров такие волны глубокой воды на пару с самим Хокусико Хокусаем. На одной смысловой волне, что называется (рис. 9).

Рис. 9. Владимир Евгеньевич Захаров с призраком великого японского художника.

По сути, единый мотив в когомологиях от Александра Гротендика — как единый праязык для целых пучков когерентных семейств ностратических языков-наследников по Владиславу Иллич-Свитычу (рис. 10). С предисловием покончено.

Рис. 10. Лингвист Владислав Иллич-Свитыч и математик Александр Гротендик.

Мир Классики и Квантовый мир. Да-да, мы хотим вполне серьёзно заняться склейкой чисел и слов в качестве образов квантового и классического миров. Как Кеплер однажды подарил своему Патрону не сами тающие снежинки в горсти, а красоту именно структурных свойств этих снежинок — группу отражений их симметрий. Снежинки растаяли, а вот идея симметрии-то осталась! И склеивать числа со словами мы будем тоже геометрически, точнее, алгебро-геометрически. Для удобства разнесём числа со словами на два лагеря и расположим числа с их скрытыми структурами в смысловом квантовом мире, а вот слова поместим в смысловой классический мир. Что такое скрытые структуры самих чисел, будет ясно из дальнейшего изложения. И появится граница между такими смысловыми мирами — цифровым и семантическим, а значит, появятся и так называемые квазиклассические методы, точно как в физике, сшивки решений квантовых и решений классических по границе квантового и классического миров в нулевом пределе смыслового аналога постоянной Планка (рис. 11).

Рис. 11.

Копенгагенская концепция квантовой механики, как известно, формировалась явно коммуникативно — десятки лучших умов европейской физики сообща были заняты совместным творчеством, находясь в тесном эпистолярном общении (рис. 12). Через полвека, чтобы сократить межматериковые расстояния, учёные творцы придумали Интернет и тоже в сугубо коллективном порыве [7]!

Рис. 12.

Трюк с разбивкой на квантовую и классическую смысловые области понадобился нам для того, чтобы подобрать смысловые метрики к смысловым полям, по стопам Льва Выготского. Наивно было бы думать в наш век обойтись без квантования самих смыслов. Никто же не возражает сегодня по поводу таких размытых неопределённых понятий, как сознание и подсознание. Почему бы не приписать подсознанию чисто квантовую структуру, оставив при этом сознание «в здравом уме и твёрдой памяти» — в классической смысловой области?!

Рис. 13.

Эту цитату Ваш покорный слуга вычитал в витрине магазина Научно-технической книги на Ленинском проспекте в Москве, проходя там в самом начале 2000-х. Не правда ли?! Есть над чем задуматься (рис. 13).

Владимир Игоревич Арнольд поставил вполне конкретную прагматичную цель: выяснить, какие равные по длине конечные ряды из ноликов и единичек проще, а какие — сложнее. До Арнольда такого критерия сложности для конечных множеств объектов выработано не было. Надо сказать, Арнольд здесь шёл по стопам своего учителя Андрея Колмогорова, наступал, что называется, «Великим» на пятки (рис. 14).

Рис. 14. Дубна, 2003 год, Школа современной математики. Лекция «Топология алгебры и гидродинамика арифметики» [8, 9, 10].

Сам Андрей Николаевич Колмогоров однажды весьма нетривиально высказался по поводу человеческих коммуникативных реалий: «Человечество всегда мне представлялось в виде множества блуждающих в тумане огоньков, которые лишь смутно чувствуют сияние, рассеиваемое всеми другими, но связаны сетью ясных огненных нитей, каждый в одном, двух, трёх, … направлениях. И возникновение таких прорывов через туман к другому огоньку вполне разумно называть чудом» (рис. 15).

Рис. 15.

На самом деле, это никакая не настоящая Чёрная дыра (рис. 16), конечно, это смысловая, точнее, коммуникативная Чёрная дыра, если можно так сказать, или динамический портрет коммуникации в математической монадной технике, придуманной и разработанной Владимиром Арнольдом. Заодно откроем для себя и уже упомянутые выше скрытые структуры для каждого числа натурального ряда.

Рис. 16.

Дадим слово самому Автору:

«Эта лекция называется «Топология алгебры и гидродинамика теории чисел». Я начну с очень-очень элементарной вещи, которая к математике не относится. Это, скорее, просто логика. Алгебра, вообще говоря, очень много исследует различных операций, знаете, там бывает сложение, умножение и даже извлечение корня. Сегодня я начну с топологии простейшего понятия операции вообще. Не очень важно, какая это операция.

Эта логическая часть будет основана просто на исследовании того, что можно сказать о простейшей операции как таковой. Итак, для простоты я ограничусь сейчас случаем, когда эта операция действует на конечном множестве. Имеется некоторое конечное множество М, и имеется некоторое отображение А этого множества в себя. Вот и весь объект. С таким объектом мы сейчас свяжем геометрический объект немедленно и вот каким способом. Этот геометрический объект я буду называть монадой этой операции А, от слова «моно» — единственный, потому что одна операция. Это термин Лейбницевский, который говорил, что всё в математике должно основываться вот на таких совсем простых элементарных вещах, которые он тоже называл монадами, но у него были другие монады, это не Лейбницевская монада, а моя.

Рассмотрим точки множества М и рассмотрим граф, у которого они являются вершинами, и который устроен так: если есть какая-то точка Х из множества М, то отображение А переводит её в новую точку — А от Х (А(Х)), и тогда мы строим стрелку, которая ведёт от Х в А(Х). В результате получается граф, который каждую точку Х соединяет с точкой А(Х), он ориентированный, потому что рёбра в нём имеют ориентацию — в этом смысле ориентированный. Из каждой вершины выходит только одна стрелка, вот каким свойством обладает этот граф, и любой граф, обладающий таким свойством, определяет монаду. Монада — это и есть такие графы, больше ничего.

Итак, первый вопрос относительно топологии этого устройства. Первая теорема, это теорема не алгебры, не топологии, ни теории чисел, ни математики, а вообще человеческой жизни, теорема: каждый граф монады имеет следующую всегда структуру — у него имеются связные компоненты, может быть несколько связных компонент, и эти компоненты связности являются… Оказывается, каждая компонента графа имеет обязательно цикл, и кроме того, к вершинам этих циклов присоединены ещё примыкающие к ним каким-то образом деревья, корневые деревья, дерево — это такой граф, у которого нет цикла, но он ориентирован в сторону вершины, которая называется «корень», и которая лежит на цикле. Другого ничего нет. Никаких других монад нет. Все монады устроены только так — имеется набор циклов, оснащённых деревьями, и всё. Доказательство — упражнение для первого класса».

Рис. 17.

Владимир Арнольд получил свой критерий сложности для конечных бинарных рядов из нулей и единичек геометрического свойства, применив к каждой такой исследуемой последовательности оператор Ньютонова дифференцирования и отобразил стрелочкой исходную дифференцируемую последовательность в её производную. Такую операцию Владимир Игоревич применил ко всем последовательностям одинаковой длины. Если заданная длина последовательности — N, то нетрудно сообразить, что всех возможных переборов последовательностей такой длины из нулей и единиц — двойка в степени N. Получился граф из нескольких областей связности. Сложнее та последовательность, которая лежит в области связности цикла с большей орбитой, а внутри — та, которая выше на дереве. Вот такая получилась топологическая характеристика любого числа натурального ряда. В данном случае — это число 6 (рис. 17).

Рис. 18. Спектр разных уровней сложности в монаде на шестерых участников. Отсчитывается снизу вверх, начиная с простейшего элемента связности: 1, 2, 3 — уровни сложности корневого дерева (на рис. 17 это «нос»), в следующем элементе связности (на рис. 17 это «рот») уровни сложности: 4, 5, 6, в двух оставшихся шестерных орбитах с древовидной структурой (это «глазки») уровни сложности: 7, 8, 9. То есть вся монада содержит 9 различных уровней сложности коммуникативных состояний или последовательностей из нулей и единиц.

Если «поглядеть в микроскоп», то мы действительно увидим, чем симметричней сочетание белых и чёрных бусин на бранах-последовательностях, тем последовательности проще (рис. 18). Критерий сложности Арнольда работает!

Рис. 19.

Чем количество участников, натуральное число или рассматриваемая длина последовательности больше, тем и циклы «жирнее», и деревья на циклах раскидистее (рис. 19), да и количество самих циклов тоже катастрофически немонотонно прибывает. Растёт количество автономных смысловых областей в коммуникации, сосуществующих в своём смысловом синхронизме.

Добавим только, что узлы на циклических орбитах не есть уже наши наблюдатели, которых мы поместили в ячейки данной коммуникации (рис. 17). Наблюдатели растворились теперь по всем узлам и вот каким образом. Мы должны учесть все возможные перестановки между наблюдателями в ячейках бинарной последовательности — а таких перестановок, как и в перестановочной группе Галуа для корней многочленов — ровно N! (эн-факториал). То есть в Лумановской коммуникации, как и в Лейбницевой монаде, мы имеем дело с настоящими запутанными состояниями наблюдателей, запутанными ровно в квантовом смысле (про Никласа Лумана тоже дальше). То есть каждый наш автономный наблюдатель в монаде Арнольда рассеивается в квантово-механическом смысле на всех остальных автономных наблюдателях (рис. 20). Наблюдатели коммуницируют именно в своих «рассеянных» состояниях!

Рис. 20.

В результате такого рассеяния мы имеем целую голограмму распределённого обобщённого наблюдателя — в квантовой механике роль такой голограммы играет матрица рассеяния, унитарная и симметричная, потому и голограмма: закроем половину, а по оставшейся опять восстановим целиком. Но дело в том, что мы ничегошеньки не знаем об этой матрице рассеяния, никаких таких её числовых значений. Мы как бы предполагаем, что знаем, и всё, вроде, гладко «на словах», но мы не знаем. И вот здесь начинается самое интересное.

Узлы на циклических орбитах монад Арнольда — это маски, да-да, театральные маски, роли, которые мы играем, будь то по Гаю Петронию Арбитру: «Весь мир лицедействует» или, ближе к нам — Вильяму нашему Шекспиру: «Весь мир — театр, и все мы в нём актёры». По жизни каждый из нас постоянно меняет свои маски, переходя из одной коммуникации в другую, а то и находясь сразу в нескольких — дома, в школе, на работе, на отдыхе, в самодеятельном драмкружке. Говорят даже, что маски прирастают к лицу (рис. 21 слева).

Рис. 21.

Много у нас разных масок от разных коммуникативных циклов (рис. 21 справа). Если смотрят на нас со стороны в одной какой-нибудь коммуникации, то видят одну нашу маску, в другой же коммуникации — другую, а мы видим маски тех, кто смотрит на нас со стороны, в смысле, со своей стороны.

Такое коллективное перекрёстное ранжирование ссылок однажды решились посчитать двое теперь всем известных миру друзей — в результате появилась компания Google. Просто логотип GOOGOL к тому времени был уже занят. Нечто похожее приключилось и с логотипом РАН в допотопный уже прошлый век, говорят…

Есть очень красивая аналогия из физической области метаматериалов (экстремальной нанофотоникой вплотную занимается наш соавтор Борис Лукьянчук), когда на выходе мы видим лишь маски, и как распознать тех, кто прячется под ними. Допустим, нанесли мы примесные наночастицы на решётку подложки и смотрим картинку волнового рассеяния внешнего излучения на таких частицах примеси. Это как изучать интерференцию электрона, который сразу через две щели экранных проходит (рис. 22), демонстрируя интерференцию с самим собой. И оказывается, что количество таких наночастиц в коммуникации друг с другом через решётку можно посчитать, если научить компьютерную нейросеть читать эту самую интерференционную голограмму-маску (она самая крайняя справа — гребёнка на фейнмановской доске, рис. 22 справа).

Рис. 22. Ричард Фейнман на лекциях в Корнелле, 1964, Характер физического закона, природа квантовой механики.

Мир квантовый и мир классический… А в чём разница, смотрим мы или смотрят на нас? Тайна сия велика. Говорят, что если бы мы вдруг узнали, что другие о нас думают — мы бы очень удивились! Когда мы смотрим, то мы и рассеиваем, а когда смотрят на нас, то рассеивают уже нас. Одно утешает, что рассеиваем мы ровно так же, как рассеивают нас — здесь всё по второму закону Ньютона: сила действия равна силе противодействия, по-честному. А вот между своими и чужими восприятиями проходит так называемый горизонт событий — событий для кого? — совсем как в настоящей Чёрной дыре (рис. 23).

Рис. 23.

Откуда берётся такой горизонт событий? Снаружи, как только что выяснили, мы надеваем маски. Но мы своих масок не видим, их видят все остальные в подходящей для каждой такой маски коммуникации, а мы зато через свою невидимую для нас маску видим набор всех других масок в этой же коммуникации.

И вот отблеск нашей невидимой маски лежит на всех чужих масках, то есть мы воспринимаем свою маску как сумму всех других масок. Это легко продемонстрировать чисто арифметически. Допустим, сумма всех масок в коммуникации или на орбите монады Арнольда равна нулю. Тогда каждая маска, перенесённая в левую часть со знаком минус, равна сумме всех оставшихся в правой части уравнения масок. То есть все другие маски в точности компенсируют твою маску участника общего хоровода.

Так вот можно представить, что когда мы возвращаемся домой и вешаем наши дневные маски на стену, то во сне сами эти маски тоже коммуницируют друг с другом в различных орбитальных комбинациях, вспоминая свои дневные впечатления-коммуникации. Теперь можно суммировать внутренние общие, в смысле масок, «ночные» впечатления — с одной стороны, а с другой — суммировать грозди наших внешних коммуникаций, и такие суммы найти по каждому участнику — это два настоящих Лагранжевых подпространства, и это идеи симплектической геометрии в квантовой механике, и «Длинный мост в нужную сторону» со стороны квантового задела Нильса Бора обратно к тайнам психологии Льва Выготского от математика Сергея Петровича Новикова с доходчивой иллюстрацией из мультика настоящего физтеха и настоящего мультипликатора Ивана Максимова (рис. 24).

Рис. 24. Дубна, 2009, Школа современной математики. Графы и квантовая механика. Симплектические идеи [11].

Квантовики с математиками выработали различные способы сличать оценочные суждения, которые с разных сторон, пользуясь симплектическими идеями с точностью до величины неопределённости Гейзенберга. То есть мы можем одновременно оценить координату и импульс частицы в пределе не точнее постоянной Планка. В дальнейшем посмотрим, с какой точностью мы сможем померять наши смысловые квантовые эффекты. И вот оно — монадное квантование по Арнольду нашего исключительно квантового коллективного бессознательного (рис. 25).

Рис. 25. В крайнем столбике слева — количество непосредственных участников, вошедших в коммуникацию-монаду. Выделяется своей регулярностью по числу и строению своих разных элементов связности (зелёный столбик) геометрическая прогрессия: 3, 6, 12… (тройка, помноженная на двойку в степени эн).

А дальше уже приведено квазиклассическое атомное правило Бора для коммуникативных смысловых атомов с коммуникативными орбитами и информационным чисто кварковым излучением в смысловом, конечно же, плане. Симплектические идеи в квантовой механике, которыми мы уже успели воспользоваться, тоже сохраняют коммуникативную энергию, если вдуматься (рис. 26 слева).

Рис. 26.

А вот и перечень самих смысловых кварков, переносчиков мыслей из коммуникации в коммуникацию — Платоновые правильные тела, и их тоже, представьте себе, ровно три поколения: Тетр и Тетра, Окт и Гекса, Икос и Додека, как и настоящих кварков Стандартной физической модели (рис. 26 справа).

Здесь со стороны самих метрик рельефно выступает важнейшая роль Модулей или Теории представлений в физической супертеории — Теории суперструн по Александру Белавину и Григорию Сковороде:

«И замечательный факт заключается в следующем: никто не знает ни одной метрики на нетривиальном многообразии Калаби-Яу. Оказывается, что метрику на пространстве модулей Калаби-Яу вычислить можно, и больше того, именно она нам и нужна, потому что в терминах этой метрики пишется лагранжиан полей этой эффективной теории, а вот метрики самого Калаби-Яу мы вычислить не можем, но оказывается, что и не нужно. Это соответствует высказыванию великого украинского философа 18 века Сковороды о том, что Господь Бог сделал всё сложное ненужным, а всё ненужное — сложным. А нужное, видите, как раз можно вычислить» (рис. 27) [12, 13].

Рис. 27. Александр Белавин. Теория суперструн и многообразия Калаби-Яу.

А так выглядит знаменитый каскад связности всех пяти Платоновых тел, шести, если точно — настоящая скоростная коробка передач и тоже в смысловом плане, естественно (рис. 28 слева).

Рис. 28.

Когда слева-направо (рис. 28 справа) каждый следующий более бедный своими симметриями многогранник накрывает предыдущий, излишек симметрий «продаётся» за пространственную экспансию, осваиваются новые смысловые земли. На втором полупериоде экспансивный рост вширь прекращается, зато начинается плотное освоение достигнутого на предыдущем полуцикле и финальный додекаэдр уже съедает практически весь объём шара.

Мужская половина многогранников завоёвывает, а женская половина — осваивает. Вдох-выдох. В основе мужских фигур — правильный треугольник, в грани своей гордый и непреклонный. Кстати, заявленная нами ранее смысловая точность лимитируется, как ни удивительно, тем же Золотым сечением — пределом для ряда Фибоначчи, и к которому устремлены отношения вершин к граням у правильных многогранников (4/4, 8/6 = 4/3, 20/12=5/3) — и наиболее гармоничны здесь старшие фигуры: додекаэдры с икосаэдрами, у которых 5/3 или 3/5, что то же самое, если взять логарифмы по модулю от обратных дробей.

В некотором смысле контекстно-текстовой информативной содержательностью можно считать как раз отношения вершин к граням и наоборот: если эти отношения на многогранниках стремятся к Золотому сечению, то растёт и разнообразие, мощность отображений таких фигур в себя, а значит Арнольдовых операций отображений множеств в себя тоже становится больше. А в пределе Золотого сечения тогда наступает, по идее, смысловое насыщение, планка. Очень похоже на термодинамику с её свободной энергией, смысловой в данном случае.

Как известно, физику на рубеже начала века 20-го потрясли два величайших интеллектуальных события — появление Теории относительности и Квантовой механики: когда время стало в один ряд с пространством, гравитация превратилась в геометрию, а энергия света стала дискретной. Но самое любопытное произошло позже, когда такие «штучные» факты составили уже новый философский взгляд на мир в масштабах Копенгагенской версии квантовой механики. Психология же со времён Выготского так и застыла перед осознанием своей квантовой природы, но мы-то не психологи, а физики с математиками, и поэтому нам совершенно ничего не мешает считать природу нашего коллективного подсознательного квантовой по самой своей сути. Сознания индивидуальные оставим же в классической области нашей повседневной деятельности, что называется — так, на всякий случай.

И дело даже не в том, что коммуникативные орбиты спутанной монадной связности от Арнольда каждый раз будут вносить кривизну в общезначимые смысловые реалии, а в том, что в смысловом отношении квантовые смыслы и смысловая гравитация изначально находятся в едином смысловом поле по определению. Готовая «теория смысловых суперструн», если тремя словами (рис. 29).

Рис. 29.

А теперь подумаем, как одна автономная по Никласу Луману [14] коммуникация может слушать другую. Это не так тривиально, как может показаться на первый взгляд, поскольку разные коммуникации несут и разные спутанные состояния своих участников. И тем не менее, они слушают друг друга, и как всегда, в смысловом плане. Иосиф Александрович Бродский в брутальном своём «Мексиканском танго», как обычно, вполне простодушен по такому поводу и не «заморачивается»: «… Распространяется, как мухами, зараза Или в кафе удачно брошенная фраза…», но мы не ищем лёгких путей (рис. 30)!

Рис. 30.

На помощь неожиданно приходит сценарий испарения Чёрных дыр Стивена Хокинга, когда одна коммуникативная Чёрная дыра разрывает мощью своего смыслового, эмоционального, если угодно, напряжения на горизонте событий или радиусе Шварцшильда текст с контекстом, и контекст падает обратно в Чёрную дыру, а текст вылетает наружу (рис. 31 слева).

Примерно так, допустим, обретает свою свободу сам текст — слово не воробей (рис. 31 по центру), вылетит и поймают! — утверждал от команды Физтеха в КаВээНе в «оттепельные» 60-е Александр Филиппенко.

А это уже встречный процесс, когда свободный радикал текста обретает вновь свой контекст, но уже другой и совсем в другой Черной коммуникативной дыре на другом радиусе Шварцшильда (рис. 31 справа) (если в той же дыре, это тривиально — тогда просто нулевая петля, корневая).

Рис. 31. Процесс запутывания в смысловую чернодырную сеть.

При этом оба Чёрнодырных и в общем случае различных контекста оказываются в смысловом плане запутанными уже друг с другом — настоящая кротовая нора WORMHOLE, если по-аглицки (рис. 32).

Рис. 32. Кротовая нора.

И самое время включить алгебру самих коммуникативных дыр, например, устроить их прямое произведение. Дело в том, что обычная личность совмещает в себе целый спектр от её разных коммуникативных запутанных по жизни историй. И поэтому ощущает на себе косигнал чужого контекста от родственной другой коммуникативной черной дыры из космоса коммуникаций вместе со всеми своими коммуникативными циклами от этих разных коммуникаций. А наши коммуникативные циклы обладают только одним ведущим параметром — длиной своей орбиты, то есть смысловой резонанс возможен только в случае кратности (как и в случае «вековых» колебаний орбит планет Солнечной системы) между длинами орбит цивилизаций, потенциально готовым к такой вот смысловой запутанности. В общем, правило прямого математического перемножения коммуникативных циклов с разными длинами орбит таково: количество новых коммуникативных циклов — это наибольший общий делитель (НОД) услышавших друг друга старых коммуникативных орбит, а вот их новая длина — это наименьшее общее кратное (НОК). Сведения из первых рук — от Владимира Арнольда (рис. 33). Дело непростое, но ратное, точнее, кратное. То есть таким незаурядным способом сила простого слова приводит ещё и к дроблению длин орбит коммуникативных циклов в коммуникативном континуме. Так вот…

Рис. 33. Длины исходных коммуницирующих орбит длиной m и n превращаются в произведение НОДа и НОКа: 6х10=2х30=60 — никого не потеряли!

И теперь мы подошли к самой границе мира квантового монад Арнольда в части коллективного подсознания с внешним миром индивидуальных сознаний, когда все «в здравом уме и твёрдой памяти» в мире классического сознания, и нужны теперь квазиклассические методы их гладкой, по возможности, стыковки. Чтобы волки чисты и овцы спелись… И здесь чрезвычайно интересную роль играет авторская разработка семантического орнамента другого нашего соавтора Владимира Арсентьевича Рубанова. Семантический орнамент Рубанова по законам его же «семантической топологии» соединяет собой орнаментальные, в смысле геометрии, и смысловые, в смысле понятийном, симметрии[2][15]. Грамматическая квазиклассика в чистом виде (рис. 34).

Рис. 34. Владимир Арсентьевич Рубанов проводит мастер-класс по смысловой грамматике на примере своего Семантического орнамента.

Почему именно орнаменты на манер египетского Сфинкса (рис. 35) становятся стражами по границе мира понятийного квантового с миром понятийным классическим? Сам Владимир Арнольд на уже упомянутой лекции по топологии алгебры и гидродинамике теории чисел наглядно показывает, как монады сами творят группы симметрий многогранников, а значит, и сами многогранники в Евклидовом пространстве. Арнольд возводит в квадрат квадратные матрицы афинных движений плоскости, пользуясь в качестве параметров таких плоских невырожденных преобразований вычетами по модулю чисел 3 и 5. Тогда 24 матрицы с единичным детерминантом, тоже по модулю, из вычетов по модулю тройки самим строением своей монады порождают подгруппу кватернионов, а 120 матриц с вычетами по модулю пятёрки демонстрируют настоящую группу симметрий додекаэдра/икосаэдра. Кстати, само количество матриц по модулю тройки — это количество групповых симметрий тетраэдра, а если взять количество матриц по модулю пятерки — это и есть количество симметрий группы додекаэдра. Такие дела. Ау! Клод Леви-Стросс?!

Рис. 35. Здесь облачное небо за Сфинксом — океан квантового обиталища коллективного бессознательного.

Там очень много странного, в приведённой ниже диаграмме Эйлера-Венна (рис. 36). Начать с того, что за основу взята молекула воды. Атом кислорода — это Сознание, прошитое Языком — Пространство Слова, два атома водорода — пространства Цифры. Левый атом водорода — Цифра непроявленная, без нас, можно сказать, наше Подсознание, по Карлу Юнгу — «коллективное бессознательное». Мы обозначили такое цифровое пространство — Цифрой квантовой. А правый атом водорода — Цифра уже вполне нами осознанная, передуманная и имеющая для нас вполне конкретный устойчивый смысл, извлекаемый из тех же Больших и плохо форматированных, к примеру, Данных. Это наш реконструированный Цифровой мир. И можно теперь перебросить мостик обратной связи на схеме от Цифры осознанной к Цифре неосознанной. А это и есть квазиклассика — сшить два Цифровых пространства: одно в отсутствие Наблюдателя, другое там, где Наблюдатель стал уже Демиургом. Такой вот полнейший схематичный кибернетический произвол, да ещё и второго порядка.

Рис. 36.

Вот, знаете, что называл вторым уровнем понимания физик Леонид Исаакович Мандельштам? Когда ты ещё незнаком с новой для тебя предметной областью и начинаешь только прикасаться к ней, смотришь на неё снаружи, со стороны, и что-то такое приходит на ум, какой-то такой первый образ, уровень понимания. Но когда ты уже вполне освоился в новой для тебя природной среде, вошёл в неё, стал её частью и почти профессионалом, даже можешь теперь посмотреть вокруг изнутри данной предметной области — вот тогда и открывается второй уровень понимания.

Итак, на чернодырных горизонтах событий в глубинах Вселенной, в данном случае смысловой, рвутся и вновь склеиваются, образуя устойчивые пары, тексты с контекстами, которые и обуславливают смысловую запутанность уже самих носителей в поле действия Языка. И здесь со всей неотвратимостью всплывает абсолютно другая пара событийности как таковой — синхронизм/диахронизм, вместе или последовательно — друг с другом или друг за дружкой?! Вслед за Альбертом Эйнштейном с Анри Пуанкаре мы знаем, что в физическом мире одновременность — понятие относительное, и если для одних наблюдателей что-то показалось одновременным, для других — это явно последовательно и, возможно даже, что в разном порядке. Известна шутка Генри Киссинджера про челночную дипломатию, когда «осталось лишь договориться с Рокфеллером». В самом языке за синхронность и асинхронность явлений отвечает, как известно, его величество Синтаксис, связывая такие явления в предложения (рис. 37).

Рис. 37.

Вообще знание языка в широком смысле — это отнюдь не способность воспринимать и производить некоторый набор эталонных предложений, пусть и очень большой. Правильные предложения естественного языка невозможно задать списком. Знание языка — это и владение процедурой, которая позволяет, располагая конечным набором правил, производить потенциально бесконечное количество языковых произведений. Таким образом, если способность к бесконечному усложнению является базовым свойством языковых структур, то синтаксис становится одним из инструментов творческого характера всей языковой деятельности. Для языкового моделирования синхронизма/диахронизма на паре текст/контекст мы прибегнем к топологической особенности Эвклидова пространства — ленте Мёбиуса. Возьмём замкнутое колечко обычной бумажной двусторонней ленты. Если внешняя сторона представляет строку текста, тогда внутренняя сторона сразу же естественным образом становится контекстом. Здесь они синхронны — ведя остриё карандаша по тексту, как по ленте с шифрами команд в машине Тьюринга, мы автоматически пробегаем одновременно и по контексту с обратной стороны ленты — как в швейной машинке или ткацком станке Жаккарда. А теперь из нашего колечка изготовим ленту Мёбиуса, разрезав ножницами поперёк и склеив концы, предварительно полуперевернув. Забудем теперь об игле швейной машинки, которая бьёт насквозь. Поверхность теперь только одна, правда, она стала в два раза длинней и текст с контекстом на ней теперь расположились друг за другом — последовательно. Тут-то их и можно отделить друг от друга — не физически, а в порядке считывания. А теперь мы снова возьмём ножницы и разрежем ленту Мёбиуса на этот раз вдоль и прямо посредине. Последовательные тексты со своими контекстами удвоятся, поскольку такой продольный разрез превратил нашу ленту Мёбиуса опять в прежнюю двустороннюю поверхность, хоть и изрядно перекрученную. И мы теперь рекурсивно переотождествляем, что вся лицевая сторона — это наш новый удлинённый текст, а обратная — его новый контекст. Рекурсию можно продолжить. Такое регулярное удвоение периода приводит, как известно, к хаосу по сценарию имени Фейгенбаума. Но есть и другой путь. Мы можем продольно разрезать нашу двустороннюю ленту не ровно посредине, а отступить от края, например, на треть. Тогда мы получим сразу две зацепленные друг с другом топологически разных кольца ленты — одна из них двусторонняя удвоенной длины, как и в предыдущем случае половинного разреза, а вот вторая — это наша прежняя лента Мёбиуса, только в три раза уже, а толщина полоски нам в данном случае не важна. То есть наши пары текстов/контекстов распараллелились и разошлись на две сюжетные ветки «небольших рассказов». Чем не синтаксическая рекурсия по Ноаму Хомскому (рис. 38)?!

Рис. 38.

Монада Арнольда на шестёрке как длине последовательности из нулей и единиц полностью совпадает в своём множестве определения с известным во всём мире китайским Конфуцианским памятником — Гадательной Книгой Перемен И-Цзин (рис. 39).

Рис. 39. До сих пор лучшей интерпретацией Книги Перемен считается диссертация Юлиана Константиновича Шуцкого из тех же 30-х годов, с которых мы начали, а учителем Юлиана Шуцкого был филолог-китаист Василий Михайлович Алексеев.

Монада Арнольда символически демонстрирует «портрет» И-Цзин в её динамическом исполнении, раз уж И-Цзин тоже закодирована бинарным кодом, ДНК же кодирование аминокислот здесь в качестве бонуса (рис. 40).

Рис. 40.

Но бинарный код И-Цзин не так «топологически» прост, нолики и единички нижней триграммы завязаны на нолики и единички триграммы верхней. Более того, гексаграмма И-Цзин не просто так состоит из нижней и верхней триграмм. По толкованию И-Цзин, нижняя триграмма — это путь внутреннего саморазвития, а верхняя триграмма путь воплощения внутреннего достигнутого совершенства уже вовне. Таков Мёбиусов перехлёст, а если разлагать на отдельные связки — то целых три последовательных улиточных перехлёста — плетёнка, одним словом, булка такая. Указанная гексаграмма, 49-я по счёту — гексаграмма Инноваций: достигнутую внутреннюю гармонию мы бросаем на амбразуру перестроек вовне (рис. 41), выживет ли?! Станет ли креативной деструкцией или деструктивной креативностью, как величали инновацию французские романисты Бегбедер и Уэльбек…

Рис. 41.

А вот перезапись самой 49-ой гексаграммы в каскаде правильных многогранников и самое важное в этой перезаписи — когда мы находимся в самом центре Платонова каскадирования или в точке перегиба нейросетевого автоэнкодинга, а именно, в месте кульминации на стадии тетраэдра, а тетраэдр, как известно, ничем не отличается от своей дуальной версии — у него, как и у своего близнеца, тоже 4 вершины и 4 грани, так вот мы можем один тетраэдр подменить на ему дуальный — грани превратить в вершины, а вершины в грани — так, что никто толком ничего и не заметит. Физика-то сохранилась, а вот мир стал другим — в теории струн сей факт означен как зеркальная симметрия. Такие дела (рис. 42).

Рис. 42.

И вообще Пьеса — она не для чтения, это не роман Льва Толстого, а пьеса — она для режиссёра прежде всего, то есть другой человек приходит и как-то её прочитывает, как-то для себя расшифровывает на базе того запаса опыта, жизненного в данном случае, который у него есть. И в результате он наполняет эту выскобленную форму, он наполняет, практически, уже совершенно другим новым содержанием, уже своим видением. Он как бы вот этот ненадутый шарик наполняет воздухом своей вселенной (рис. 43).

Рис. 43.

А вот интерпретация диалога драматурга-режиссёра на языке нейросетей. Обычно такая процедура автоэнкодинга применяется для очистки видео от посторонних шумов или для понижения размерности проекции. В нашем случае на левом крыле мы «выпариваем» универсальные идеи драматурга, выделяя самоё суть, а на правом крыле насыщаем эти самые идеи уже новым содержанием. Перевернуть мир — вот наша задача, мысленно перевернуть, в смысле, а то вон Пифагор до сих пор с рычагом наперевес бегает, точку опоры ищет (рис. 44).

Рис. 44.

Потом режиссёр берёт людей с улицы, труппу набирает, потому что ведь у драматурга, у него все его герои с одной ДНК — ДНК драматурга, это братья и сёстры, это родственники, а нам не нужны родственники, например, «Король Лир» или «Ричард Третий», какие это родственники?! Есть, конечно, родственные связи, но тут сталкиваются, или «Ромео и Джульетта», сталкиваются разные семьи, и чтобы это было целостно, и чтобы это была правда, во всяком случае правдоподобие, как вы знаете, Марк Твен замечательно сказал, чем правда отличается, выгодно отличается от правдоподобия… Нет, прошу прощения, конечно, не правдоподобия, а вымысла. Вымысел, по крайней мере, должен быть правдоподобным, а правда совсем не обязана быть правдоподобной, она и так есть.

Драматург шагает от частного к общему, с необходимостью упрощая, ну вот весь Голливуд, как оказалось, читает газету «Копейский рабочий», и не то чтобы труд в Голливуде за копейку, а город есть такой со своими гордыми жителями — копейцами. Копейск — от слова «копьё»! Город мастеров (рис. 45 слева).

Верхний упрощающий дифференцирующий каскад обеспечивает драматург — ниспадающий, потому что частное, всякое личное, несущественное в общем плане нужно отфильтровывать мелко, но метко! А как же с «глубокой водой», вы спросите? А вот нижний восходящий противоток это и есть, обратно от общего к частному — интегрирующий, который уже на совести режиссёра — это и есть настоящие глубокие воды (рис. 45 по центру)!

Это когда люди с улицы, Розенкранц с Гильбертстерном, пардон, Гильденстерном, а Роза с Крестом, как у розенкрейцеров… Люди с улицы влезают в заранее обобщённые монадой Арнольда узлы-маски коммуникативных орбит. Это огромное открытие возможности Театра в жизни общества, когда отдельно взятый человек способен играть настоящую общественно значимую социальную роль, которая, собственно, только что на наших глазах возникла операторным образом в монаде Арнольда из перекрёстных влияний различных психологий других отдельных личностей, которые смешались между собой, запутались в единой монадной коммуникации, запутались именно в квантовом смысле (рис. 45 справа).

Рис. 45.

И что занятно, монада Арнольда повторяет в некотором мультипликативном виде параллельных процессов так называемые точные последовательности теории категорий — прямую точную последовательность дифференцирования от драматурга и обратную производную точную последовательность интегрирования от режиссёра, и если в прямой точной последовательности мы имеем дело с инвариантами — гомологиями, то в обратной производной точной последовательности на первый план выступают инвариантами уже когомологии — это кому интересно…

А вот напутствие от Анатолия Эфроса — великого русского Режиссёра. Не правда ли, а режиссёр ведь тоже самый настоящий квазиклассик!

«Для того, чтобы сделать спектакль, нужно иметь такие лёгкие, которые способны вот в эти странички, вот в этот ненадутый шарик вдуть столько кислорода, столько сценического кислорода, чтобы заиграло какое-то действие, чтобы создать театр. Эта, в общем, одна из редких профессий. Это человек, обладающий такой способностью вдувать в этот текст какие-то свои видения, какую-то свою философию, которая станет другим искусством, уже не литературой, а зрелищем театра. Приходится создать целую сетку, целую сеть психологического рисунка, если так можно выразиться. Сеть задач. Эта сетка — невероятной сложности и требует огромных усилий для того, чтобы её потом осилить. Её воссоздать снова, чтобы она стала живой. На это уходит весь репетиционный процесс. Процесс этот очень сложный. Он построен на знании психологической души, и души твоего актёра, и души персонажа… И в эту работу входит расчёт и темперамент, фантазия и математика. Этим мы занимаемся каждый день!» (рис. 46).

Рис. 46. Анатолия Эфроса хоть и не видно, а он там есть!

Да-да. И как же теперь не упомянуть и про главного квазиклассика в истории квантовой и классической физик — знаменитого и несчастного Пауля Эренфеста, о котором замечательно написал Евгений Беркович в своём очерке «Гёттинген на берегах Невы. Пауль Эренфест и физики России» на страницах Журнала «Семь искусств»[3]. Квазиклассика — это связность квантов и классики, настоящая фасция. А о самой процедуре семантической фасцинации тонко подметил однажды, выступая с докладом в городе Горьком, главный взломщик языка майя Юрий Кнорозов:

«Искусство собственно и начинается с семантической фасцинации, с того момента, когда человек сделал великое открытие возможности выдумки. В качестве средства семантической фасцинации выступают выдуманные события и мнимые личности» (рис. 47).

Рис. 47. Знаменитая теорема Пауля Эренфеста: средние квантовые наблюдаемые ведут себя ровно так же, как и классические величины.

Об этом, собственно, мы и рассказывали с той лишь разницей, что роль средних наблюдаемых в случае семантики, проявленной и непроявленной, играют сами алгебраические группы симметрий — всё по Кеплеру и его шестиугольным снежинкам (рис. 48).

Рис. 48. Площадь Звёзд в Могилёве со Звездочётом.

Наш соавтор Борис Семёнович Лукьянчук написал подробную интернет-книгу о жизни и творчестве Иоганна Кеплера, прибавив к страстям по Иоганну острейшую строчку из стихов Беллы Ахмадулиной: «Страсти по Иоганну: Посверкивая циркулем железным…» [23]. «Как холодно ты замыкаешь круг…», конечно, рисуя своим циркулем орбиты планет, Кеплер вряд ли подозревал, что не пройдёт и половины тысячелетия, как его орбиты будут рассматриваться в свете других орбит — монадных орбит Арнольда в плане тех же «вековых» орбитальных колебаний в общей оркестровке ансамбля Солнечной системы — второй уровень понимания по Мандельштаму, как физику, так и поэту…

Литература и Интернет-ресурсы:

Вяч. Вс. Иванов, От буквы и слога к иероглифу. Системы письма в пространстве и времени, М.: Языки славянской культуры, 2013. А. В. Кравченко, От языкового мифа к биологической реальности. Переосмысляя познавательные установки языкознания, М.: Рукописные памятники древней Руси, 2013. Эдгар Морен, О сложностности, переводчик Свирский Я.И., редактор Аршинов В.И., Институт общегуманитарных исследований, 2020. Брюно Латур, Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию, Издательский дом Высшей школы экономики, Москва, 2020. Грэм Харман, Спекулятивный реализм. Введение, М.: РИПОЛ классик, 2020. Умберто Эко. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. ТОО ТК «Петрополис», 1998. Уолтер Айзексон, Инноваторы. Как несколько гениев, хакеров и гиков совершили цифровую революцию, Corpus (ACT), 2014. В.И. Арнольд, Топология алгебры и гидродинамика арифметики, Часть 1, Дубна, 2003: https://www.youtube.com/watch?v=f0UZiOGqzfQ В.И. Арнольд, Топология алгебры и гидродинамика арифметики, Часть 2, Дубна, 2003: https://www.youtube.com/watch?v=1_75ZiyC84E В.И. Арнольд, Сложность конечных последовательностей нулей и единиц, Президиум РАН, 13 мая 2006: https://www.youtube.com/watch?v=Vxk0lBsT-Lw С.П. Новиков. Графы и квантовая механика: симплектические идеи, Дубна, 2009: http://www.mathnet.ru/php/presentation.phtml?option_lang=rus&presentid=367 Шинтун Яу, Стив Надис, Контур жизни. Математик в поиске скрытой геометрии Вселенной, «Альпина Диджитал», 2019. Леонард Сасскинд, Космический ландшафт. Теория струн и иллюзия разумного замысла Вселенной, СПб.: Питер, 2015. Никлас Луман, Что такое коммуникация? В основу статьи положен доклад «Живая система— строение и изменчивость действительности и её значение для системной терапии», Гейдельберг, 1986. Социологический журнал, №3, 1995: https://gtmarket.ru/library/articles/2954 В.А. Рубанов, Трехтомник «Вижу смысл»: Том 1 — Метафизика смыслов, Том 2 — Метаязык и исчисление смыслов, Том 3 — База знаний «Семантическая топология», «Молодая гвардия», Москва, 2022. В. Я. Пропп, Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки, Издательство Колибри, 1986. Ю.К. Шуцкий, Китайская классическая «Книга Перемен», М.: Наука, 1993. К. Лаво, Н.М. Фролова, Таро. Полное руководство по чтению карт и предсказательной практике, М.: ЭКСМО, 2022. Л.С. Выготский, Мышление и речь, Государственное социально-экономическое издательство, Ленинград, 1934. Г.А. Гамов, Тридцать лет, которые потрясли физику. Один, два, три, … бесконечность, Издательство АСТ, Москва, 2022. Клод Леви-Стросс, Четырёхтомник Мифологики, Том 1 — Сырое и приготовленное, Том 2 — От мёда к пеплу, Том 3 — Происхождение застольных обычаев, Том 4 — Человек голый, М., СПб.: Университетская книга, 1999 год. Клод Леви-Стросс, Первобытное мышление, М.: Республика, 1994. Б. С. Лукьянчук, Страсти по Иоганну: Посверкивая циркулем железным…, http://marie-olshansky.ru/bb/kepler/cont-ik.shtml В.М. Иллич-Свитыч, Опыт сравнения ностратических языков (семитохамитский, картвельский, индоевропейский, уральский, дравидийский, алтайский), Введение. Сравнительный словарь (b — K), М.: Издательство Наука, 1971. В.М. Иллич-Свитыч, Опыт сравнения ностратических языков (семитохамитский, картвельский, индоевропейский, уральский, дравидийский, алтайский), Сравнительный словарь (l — з’), Указатели, М.: Издательство Наука, 1976. В.М. Иллич-Свитыч, Опыт сравнения ностратических языков (семитохамитский, картвельский, индоевропейский, уральский, дравидийский, алтайский), Введение. Сравнительный словарь (p — q) (По картотекам автора), М.: Издательство Наука, 1984.

Примечания

[1] А.В. Кравченко, Эпистемологическая ловушка языка, Вестник Томского государственного университета, Филология, 2016, №3 (41).

[2] В.А. Рубанов, Трехтомник «Вижу смысл»: Том 1 — Метафизика смыслов, Том 2 — Метаязык и исчисление смыслов, Том 3 — База знаний «Семантическая топология», «Молодая гвардия», Москва, 2022 год.

[3] Евгений Беркович, Гёттинген на берегах Невы. Пауль Эренфест и физики России, Журнал «Семь искусств», №11 (138), ноябрь 2021.

 

Оригинал: https://7i.7iskusstv.com/y2022/nomer12/arshinov/