На берегу Темзы, в нескольких ярдах от кромки воды, удобно расположились толстопятые рыбные торговки. Корзины, сплетённые ими из свежих ивовых веток с остатками зелёных листьев, были доверху наполнены свежей рыбой. Здесь были караси, щуки, угри, сомы, карпы. Рядом с берегом, прямо в реке на мелководье, стояли деревянные садки. В них копошились неизвестно откуда привезённые в Лондон огромные чёрные раки. Вокруг садков по колено в тёплой воде Темзы возились голые подростки. Знойное звенящее лондонское лето было в разгаре. Выше по берегу лениво прогуливался констебль. Молоденькая простолюдинка в развязанном из-за жары чепце стояла против торговок и шепеляво переругивалась с ними. Не имея кошелька, она держала серебряный пенс за щекой. Двое монахов-Бенедиктинцев в сандалиях из недублёной кожи молились в стороне, стараясь держаться подальше от женщин и других соблазнов. Они, обратив глаза к небу, наощупь перебирали янтарные чётки с древними православными Бенедиктинскими крестиками. Там же, обступив решётку с горячими углями, стояли голодные рыбаки, которые не могли дождаться, пока испечётся их рыба.
Два еврея-ашкеназим, в кипах с завитыми пейсами, вяло жестикулируя из-за жары, тихо разговаривали между собой, поминутно оглядываясь по сторонам. Они помнили, что находятся в центре Лондона, на старинном, ещё с времён древнего Рима, рыбном рынке. Один из них держал на пеньковом кукане двух живых карпов.
Засыпающая рыба беспомощно топорщила жабры и слабо вздрагивала…
Констебль наблюдавший за евреями думал:
— Какие же они пугливые. Удивительно, за что их не любит наш народ! Сейчас опять приближается суббота. Евреи опять будут тихо молиться и готовить свою фаршированную рыбу. Кто её придумал? Даже не верится, что эта дрянь была любимым блюдом умных Швабов и разборчивых в еде Алеманов. Однако, надо признать, что евреи — тишайшие люди никогда никому не перечат и не мешают жить…
Вдруг между рядов из корзин со свежей рыбой появился в сопровождении босых торговок тот, кто мгновенно завладел вниманием констебля. Забыв про евреев, он перенёс своё внимание с них на незнакомца и продолжил украдкой наблюдать за ним. Ему было понятно, что этот человек здесь был случайным, слишком уж богато для этого рынка он был одет.
Сегодня же нужно доложить об этом происшествии Главному Констеблю!
На другое утро Главный Констебль, Хэмфри де Богун, третий граф Херефорд, уже в свою очередь докладывал королю Эдуарду I о том, что вчера на берегу Темзы, на рыбном рынке, его подчинённый заметил странного незнакомца:
— Незнакомец привлёк внимание всех, кто находился на рыбном рынке. На нём был чёрный бархатный берет с красивой золотой заколкой, надетый слегка набекрень, так лондонцы не носят. Несмотря на жару на нём были чулки из тонкого ливорнского сукна и короткая накидка без рукавов с одной большой пуговицей из черепахового панциря у горла, которая не могла скрыть того, что под накидкой у незнакомца на поясе висел короткий Римский меч — «гладиус». Он, несомненно, был щёголем и, кажется, даже не скрывал того, что был итальянцем. Он ходил меж торговок и приценивался к свежей рыбе. Незнакомец пробыл на рынке почти до заката солнца. За это время он закупил большую корзину самой отборной свежей рыбы и приказал доставить её в своё жилище. Говорят, что он хотел рассчитаться с торговкой подозрительным серебряным дукатом. Но торговка испугалась таких больших денег и он передумал.
— Ну и что? — безразлично спросил король Эдуард I.
— Милорд… — без перечисления титулов короля по-дружески рискнул обратиться к нему Главный Констебль, поскольку разговор происходил в Тауэре, а там после короля он считался вторым по важности человеком в государстве. — Милорд, но такую большую корзину свежей рыбы рано утром на рынке не купит никто, кроме вашего повара!
Он взглянул на короля, желая увидеть эффект, который произвела его компетентность.
— Продолжай рассказывать, — не проявив должного интереса, кратко ответил король.
— Дело в том, что из голов рыб итальянские фальшивомонетчики варят особый клей высокой консистенции, который используется ими для сусального золочения. В том числе — и для золочения фальшивых римских монет времён Веспасиана. А рыбьи пузыри наши фальшивомонетчики используют при обрезке серебряных пенсов… Когда мошенники обрезают серебряную монету, она становится меньше, и, чтобы опять увеличить монету до необходимого размера, её нужно расклепать. Но при этом под ударами молотка исчезают важные детали, отчеканенные на монете. Поэтому чтобы сохранить изображение, фальшивомонетчики долго бьют по монете костяными молоточками через рыбий пузырь. Мне доложили, что господин, купивший целую корзину свежей рыбы, рассчитался с торговкой двумя подозрительными новенькими пенсами, каких не увидишь даже на Вашем секретном монетном дворе в Тауэр.
— Ну тогда арестуйте и казните его. Только не думайте, что нам он неизвестен. Мы его давно знаем. Его зовут Николо Спинелли. Раньше, когда он подделывал векселя банков Венеции и оказывал нам разные услуги, он был нужен. Но теперь мы в нём больше не нуждаемся. Однако, мы признаём его одарённость. Казните этого мошенника в назидание тем евреям-фальшивомонетчикам, которые арестованы и находятся здесь, в Тауэре, в ожидании своей участи. Они жируют, пьют вино, едят каплунов, а их деньги хранятся в банках Милана, Генуи и Флоренции! Пусть завтра утром принесут моё кресло и тёплую подставку для ног в помещение, где мы обычно производим экзекуции. И пусть с вечера палач приготовит уголь, олово, тигель, глиняную воронку и клещи… Не забудь сам явиться на представление, хотя мне известно, что ты не любитель таких зрелищ…
— Позвольте заметить, Ваше Величество, что почти все евреи, подозреваемые в обрезании денег уже покинули пределы Англии. А эти, живущие в Тауэре, вряд ли в чём-то виновны. Очень жаль, что вы собираетесь их повесить!
— Да, собираюсь, но не сейчас, мой дорогой констебль. Не сейчас. Запасёмся терпением. Сейчас они мне нужны. Выкуп за них ещё не получен. Да! Чуть было не забыл! Обыщите жильё этого итальянца. Нам пригодятся его инструменты, при помощи которых мошенник совершал свои гнусные преступления. Эти инструменты мы должны будем теперь предъявить суду над евреями. К сожалению, у 600 евреев в жилищах, при обыске ничего подобного не было найдено… Увидимся завтра… А теперь все уходите! Я устал, проголодался и хочу обедать, — сказал король.
Казнь фальшивомонетчика Николо Спинелли из славного итальянского города Падуя, сына ныне здравствующих родителей Франциска и Бригитты ДиПиетро, урождённой Альтиери, была назначена на следующий день.
— Поскольку выбор казни предоставлен нашему королю, по решению его Величества, он будет следующим, — объявил глашатай, — палач должен вставить в глотку мошенника глиняную воронку и влить через неё из тигеля расплавленного олова столько, сколько поместится в желудке фальшивомонетчика…
На другой день в полдень все приглашённые уже сидели в прохладном помещении с низкими сводами, в ожидании короля и начала казни. На полу, позади всех, подобрав свои цепи, чтобы они не звенели, робко уселись заключённые в Тауэр евреи. Они были приглашены по приказу короля, чтобы наблюдать за казнью. В углу приговорённый к смерти Николо Спинелли, закованный в кандалы, горячо и неистово молился на итальянском языке. Король запаздывал. Распорядителем казни был назначен коронер короля Трюгве Йоханссон из Бергена. При виде появившегося короля он встал, и за ним встали все.
— Герцог Аквитании, лорд Ирландии… — согласно протоколу начал перечислять титулы монарха его коронёр.
— Достаточно! — перебил его король. — Сегодня с меня достаточно одной Аквитании! Там кажется опять возникла смута. Баски никак не могут утихомириться, — проворчал он, привычно усаживаясь в своё кресло. Но вдруг король резко встал. — Где новая тренога? Почему я не вижу новую треногу? Я приказал отковать новую треногу вместо прогоревшей старой и уплатил кузнецу 9 пенсов! Где она?
Король помнил всё.
— Я жду! — со скрытой угрозой в голосе тихо и раздельно сказал король. — Я хочу видеть во что ты будешь засыпать уголь, — обратился он к палачу. — Или, может быть, я должен из-за треноги отменить казнь?
— Треногу нашли, Ваше Величество, на ней сидел ваш сын, — сказал распорядитель казни и королём в одном лице, норман Трюгве Йохансон.
— Тогда начинайте экзекуцию, — нисколько не смутившись своим ошибочным предположением сказал монарх.
Палач совком насыпал на колосники треноги уголь, достал откуда-то из складок своей одежды огниво и сухой трут, высек огонь, зажёг от трута лучинки и подложил их под треногу. Сухой уэльский уголь вспыхнул, как порох. Помощник палача принёс из подвала небольшие слитки олова по форме напоминавшие человеческие желудки и положил их в тигель из шамотной глины.
— Почему эти слитки такие маленькие? — спросил король.
— Приговорённые перед смертью ничего не едят, поэтому их желудки ссылаются, — виновато ответил палач.
— Между прочим, сколько раз это олово уже было использовано? — вкрадчиво спросил король.
— Много раз, Ваше Величество. Точно не знаю сколько, — ответил палач, хорошо понимавший смысл вопроса короля.
— Это правильно, — довольно произнёс король. — У меня и без этих затрат большие расходы.
Очень уж жадным он не был, но любил порядок во всем и был экономным.
Между тем огонь под тигелем разгорался. Придворный кузнец и помощник палача осторожно, чтобы приговорённый не умер преждевременно от разрыва сердца, уложили Николо Спинелли на массивную грабовую скамью, несколькими ударами молотка сбили с него кандалы и сыромятными ремнями привязали его к скамье. Николо не сопротивлялся, он как будто был безучастен к своей судьбе. Но вдруг он встрепенулся и сделал попытку приподняться. Узкий ремень из свиной кожи, которым палач привязал его голову к скамье, впился в лоб. Его надувшиеся вены на висках, казалось, вот-вот лопнут. С вечера смоченный водой предусмотрительным палачом сыромятный ремень уже начал высыхать, стягиваться и, наверное, причинял сильную боль приговорённому к смерти, которую, впрочем, Николо уже не чувствовал. Помощник палача проверил крепко ли натянуты ремни соединяющие Николо со скамьёй и, вращая палочки просунутые под них, ещё крепче притянул к скамье его успевшие посинеть руки и ноги.
Тем временем расплавленное олово в тигеле уже подёрнулось ряской. Палач схватил клещи и сжал ими ручку горячего глиняного тигеля. Его помощник двумя пальцами зажал нос Николо и, прождав с минуту, пока у того кончится воздух, ловко просунул глиняную воронку между его сжатыми зубами.
Николо был истинным католиков и всё это время продолжал молиться, ожидая чуда и надеясь, что ангел в последний миг отведёт руку палача. Но расплавленное олово тонкой струёй уже лилось из тигеля в воронку…
Последнее, что увидел обезумевший от боли Николо — это высокий столб горячего пара, который вырвался из его глотки. Его некогда здоровое сердце остановилось…
Король Эдуард I поднялся с кресла и торжественно хлопнул в ладоши:
— Ещё одного врага Иисуса Христа и Англии не стало.
Когда проголодавшийся король со свитой направлялся в трапезную, ему повстречался слуга, нёсший атласную подушечку. На ней лежали инструменты казнённого фальшивомонетчика, изъятые при обыске в жилище Николо Спинелли. Красивый молоточек, выточенный токарем из редкой в Англии слоновой кости, слесарные ножницы в виде клюва фантастического пеликана для обрезки монет и крупной насечки грубый напильник с рукоятью в виде крокодила, который обрезчик монет использовал для опиловки и уменьшения веса серебра и золота, поражали своей высокой итальянской эстетикой и изяществом. Король жестом остановил слугу, взял с подушечки напильник, повертел в руках и спросил, обращаясь больше к своей свите:
— Что делает такой красивый напильник здесь?
Придворный кузнец, склонившись перед королём, ответил:
— Ваше Величество, всё это для тех же опиловок. Даже мелкие серебряные и золотые опилки обрезчики монет никогда не выбрасывают.
Король положил напильник на место и с назиданием Ментора произнёс:
— К счастью, всё это фальшивомонетчику никогда больше не понадобится.
Вся свита подобострастно поддержала короля.
В тот же день, во время посещения Тауэра, король попросил слугу ещё раз принести ему ту самую подушечку с инструментами. Он подозвал к себе высокого тощего узника— еврея, дал ему в руки инструмент и спросил:
— Знаешь ли ты, еврей, что это такое?
— Нет, — ответил еврей.
— Неужели ты никогда не видел слесарных ножниц и напильника?
— Нет, не видел. Я — портной, — ответил еврей. Было видно, что он говорит правду.
— А молоток ты когда-нибудь видел?
— Молоток видел.
— Как же ты, не видя слесарных ножниц, обрезал серебряные деньги?
— Но у меня никогда не было серебряных денег, я нищий…
Король едва скрыл досаду.
— Вы, евреи, хотите убедить меня в том, что среди вас нет ни одного фальшивомонетчика?
— Нет, есть, они здесь, — шёпотом сказал кривоногий мальчик-сфрогист с безумными, широко открытыми глазами. И он разжал кулачок. На открытой ладони лежали два больших таракана с оторванными лапками.
— Он ещё не смышлён, ему нет и семи лет, — стараясь не звенеть цепями, сказали подошедшие ближе евреи. Король поморщился и сказал:
— Кто когда-либо держал в руках серебряные деньги, пусть подойдет ко мне.
Почти все евреи немедленно обступили короля.
— Ты никогда не держал в руках серебряных денег? — спросил одного из них король
— Нет, только золотые. Они дороже.
— Он — умалишённый, — объяснили евреи.
В это время другие узники под руки вывели из узилища на свет старого еврея. Он едва переставлял ноги и щурился от яркого дневного света.
— Ты умеешь обрезать серебряные и золотые деньги? — обратился к нему король.
— Нет.
— Он говорит правду? — спросил у других евреев король.
— Я слишком стар и уже никого не боюсь. Деньги ничего не значат в моей жизни.
— Чем же ты занимался всю свою жизнь?
— Я учил Тору, — ответил старик.
— Для чего?
— Чтобы знать, как правильно жить.
— Теперь ты это знаешь?
— Нет. А Ты?
— Я король. Мне это не нужно. Достаточно того, что это знают мои слуги.
— По тебе это видно, — безразлично ответил старый еврей и глубоко вздохнул.
Король Эдуард I обернулся к своей свите и сказал:
— Этот еврей слишком смел. Может быть повесить его? Какой от него прок? Всё, что он может — это есть кошерную пищу.
Свита засмеялась.
Король приказал подозвать поближе к себе Главного Констебля.
— Я знаю, что ты сочувствуешь евреям. Но что бы ты сделал на моём месте с ними? Ведь все эти мошенники только и ждут, чтобы я выпустил их из Тауэра. Тогда они тут же займутся своим преступным ремеслом.
— Ваше Величество, я внимательно наблюдал за теми узниками, с которыми беседовали Вы. Я не обнаружил никаких признаков дерзости или склонности к обману. Это были обыкновенные несчастные люди попавшие в беду. Мы не должны забывать, что некогда они были Библейским народом. Правда, в это трудно поверить, ибо сейчас они очень убоги. Я также не представляю себе, что они е едят в крепости. Очень возможно, что в Тауэре они чувствуют себя в большей безопасности, чем среди горожан. Но сколько ещё времени они смогут покупать себе кошерную еду и весело жить на свои ничтожные деньги в крепости? Никто не поверит, что этих денег хватает им на жизнь, если еда для каждого из них обходится Вашему величеству ежедневно в пол-фартинга. Ведь большую часть этих денег у них отбирает стража. Самым мудрым решением было бы отпустить их.
— Нет, констебль, без выкупа ни один еврей не выйдет живым из Тауэра! Такова моя воля! И запомни! Защита этих врагов Иисуса Христа от честных горожан, возложенная на тебя моим покойным отцом, Генрихом III, мир праху его, закончилась с его смертью. Теперь в моём присутствии евреи в заступничестве больше не нуждаются. Это унижает моё королевское достоинство. В Тауэре — я хозяин!
Король был очень недоволен собой. Он понимал, что был слишком груб с Главным Констеблем.
— Повинуюсь, — смиренно ответил Главный Констебль.
Последний защитник евреев Англии подчинился воле короля. Впереди евреев ждал эдикт короля и горечь изгнания из Англии и других тринадцати стран Европы.
ЭПИЛОГ
Изгнание евреев из почти всех европейских стран сегодня подаётся западными историками и философами как эмоциональное нежелание народа жить рядом с врагами Христианской Веры, с ростовщиками, фальшивомонетчиками и т.д.
Более вопиющего фарса в истории европейских народов не существовало со времён Рождества Христова. Евреи, хоть разговаривали громко, жестикулируя, но всегда жили миролюбиво, никогда не ссорились с соседями христианами и всегда во всем уступали им. Но, к сожалению, европейские историки и по сей день тщательно обходят тот факт, что целью изгнания евреев из Англии было только их имущество, деньги, долговые расписки, ценные бумаги и финансовые договора. Очень сильно помогало поддерживать версию ненависти к евреям и то, что простой народ не понимал значения принципов ростовщичества и ипотеки:
— Если я одоложил у еврея на год 100 Таллеров, Дукатов, Дублонов или Флоринов под 10%, то почему через два года я должен вернуть не 110, а 121? А сколько через пять лет?
Среди безграмотной черни расчёт кредитной ипотеки назывался «жидовские проценты». Сегодня кредитная ипотека — это единственный способ гарантии и защиты основ финансовой системы любой страны. Ибо деньги, взятые в долг должны гарантировать возврат и прибыль.
Историки очень хорошо знают прецедент с ограблением и последующим изгнанием евреев из Англии в 1290 году Королём Эдуардом I, прозванным «Длинноногим», который из-за своей ненасытности постоянно искал новые источники дохода.
Тем, кто когда-либо посетил Лондонский замок Тауэр, известен средневековый документ, составленный около восьмисот лет назад и сегодня выставленный на обозрение. Документ ещё в то далёкое время поражал отсутствием правовой основы, здравого смыслы и был фактически несправедлив от начала и до конца. Юридическая сущность документа была давно подвергнута сомнению многих историков и является вопиющим свидетельством беззакония, бесправия, лживости, жадности и глупости его составителей.
Но по какому-то недоразумению этот документ безо всяких объяснений и комментариев по-прежнему продолжает висеть на стене музея в Тауэре, к удовольствию недалёких обывателей, как напоминание о «заслуженном ограблении и изгнании» пресловутых евреев Англии. Безусловно, в каком-то смысле этот важный фрагмент Английской истории должен характеризовать и представлять собой определённый период времени и его нравов. Но попытку приспособить этот оскорбительный документ к сегодняшним реалиям, не почувствовать нельзя. Так в чём же заключается историческая вина евреев перед народом Англии сегодня? С точки зрения нравственности и морали, объяснение причин изгнания евреев в 1290 году, мало отличается от объяснения их вины перед немецким народом, в книгах «Mein Kampf», в «Протоколах сионских мудрецов» или в Нюрнбергских законах, принятых в 1935 году.
Но сейчас речь идёт только о причинах заключения в Тауэр огромного количества евреев, обвиняемых в обрезании денег. То есть о фальшивомонетчиках. Это вопиющее обвинение, настолько «шито белыми нитками», что давно нуждается в справедливом рассмотрении и хоть каком-то человеческом объяснении юридической «вины» евреев перед Английским королём и народом.
Документ из музея в Тауэре гласит о том, что там содержалось более 600 евреев-фальшивомонетчиков! Это при том, что общее количество всех евреев, проживающих в Англии в то время, не превышало 2500 человек вообще! А ведь среди них были ещё женщины, старики, и дети. Выходит, что все, без исключения взрослые работоспособные мужчины и даже не способные к этой экзотической работе евреи, были заняты обрезкой серебряных денег?
Но, как говорят цирюльники, нельзя слишком тонко «править бритву». Так не долго и выщербить её. Ведь при сравнительно ничтожной эмиссии того времени, даже 3 фальшивомонетчика могли бы легко «потопить» экономику всей страны! Зачем же понадобилась целая армия узников из 600 человек, которую содержали за решёткой в Тауэре!?
Ответ простой:
— Король Эдуард I нуждался в их деньгах. А получить эти деньги он мог только в виде конфискации имущества осуждённых евреев или выкупа за освобождение обвинённых в обрезке монет.
Но денег ему всё равно хватило ненадолго и он задумал изгнать евреев из Англии совсем. Тогда вся их недвижимость, следом за деньгами, также должна была поступить в королевскую казну. Результат сказался незамедлительно. Деньги, отнятые у евреев, осели в кармане у имущих власть, но народ Англии не получил ничего и продолжал нищать.
Однако, дурной пример заразителен. Со временем, этому примеру последовали почти все Европейские монархи, кроме польского. Всё оказалось очень прибыльным делом! Евреев изгоняли под свист и улюлюканье черни, повсеместно, отовсюду, где монархи нуждались в их деньгах…
А что до евреев Англии на сей раз, то на другой день, рано утром, после оглашения эдикта Эдуарда I об изгнании, многодетные еврейские семьи с не поевшими и сонными детьми, оказались сидящими в повозках. Нанятые возницы погнали лошадей по булыжным мостовым, не жалея ни телег, ни их деревянных колёс, к порту на реке Темза. Евреи спешили поскорее покинуть предавшую их, недобрую Англию. В порту их ожидали грузовые фелуки лукавых Бретонцев. Они тоже спешили поскорее переправиться со своим грузом через Ла-Манш и доставить евреев во Францию, чтобы успеть вернуться за следующей семьёй несчастных беглецов. Но не все евреи знали, что во Франции их ждут ещё большие издевательства и притеснения изощрённых в религиозной ненависти фанатичных Французских католиков.
Альтернативы у евреев не было. Не успевших покинуть Англию до 1 ноября 1290 года, срока определённого эдиктом короля Эдуарда I, ждала смерть через повешение. А их недвижимость становилась собственностью короля.
Обвинённых в обрезании серебряных денег фальшивомонетчиков также ждала смерть, но только после мучительной казни. Она должна была своей жестокостью привести в ужас самих евреев и членов их семей, и этим ускорить процесс конфискации их недвижимости. Но где найти «фальшивомонетчиков»-евреев в столь нужном количестве? Как заставить их сознаться и этим доказать свою вину перед судом? Всё это оказалось не просто. Неожиданно Главный Констебль Эссекса, в обязанности которого входила защита евреев от городской черни, оказался не на её стороне… Своими способностями евреи из Восточных стран могли легко освоить новую для них профессию обрезчиков серебряных денег, поскольку были способны к сложному ручному труду, а многие из них были знакомы с ювелирным ремеслом. Но убедить евреев заняться незаконным промыслом было невозможно. Они понимали, как устроено государство и как пагубно и опасно для него и для них самих было обрезание серебряных денег.
Говорят, что король Эдуард I спросил у одного еврея:
— Почему ты не хочешь заняться этим? Ты бы очень быстро преуспел.
— Не умею, — ответил еврей.
— А если бы умел? — спросил король.
— Всё равно не делал бы этого.
— Почему?
— Не я чеканил эти деньги и не мне их обрезать. Да и тебе этого не понять, король, — ответил ему еврей, очевидно, не очень хорошо владеющий английским языком.
— Повесить его, — приказал Эдуард I.
Много лжи сочинено историками о времени правления Эдуарда I. О его «справедливости», о том, как его любил простой народ. Согласно преданию, сам же король считал себя праведником и отзывался о себе положительно. Наверное, он успел забыть о том, как поступил со своими поданными в 1290 году.
Говорят, умирая, он сказал:
— Из всех, кто просил моей милости, я не отказал никому…
Возможно, эти слова придуманы историками и приписаны Эдуарду I, но они плохо сочетаются с поступками монарха… Хотя, эти слова любят повторять обыватели, плохо знающие историю, но влюблённые в прошлое Англии…
Вернуться в Англию евреям было позволено только через четыреста лет! Почти сразу, после их возвращения, Англичане стали самой влиятельной нацией в мире. Можно не связывать эти события с историей Англии, но пик её могущества пришёлся именно на время правления премьер министра еврея, лорда Бенджамина Биконсфильда.
КОНЕЦ
Лондон, октябрь, 2018 год
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2023/nomer1/djlevin/
