Баллада об орехе
Я орех расколол, там увидел свой мозг,
Он уложен, как в череп, в скорлупку.
Не у мамы во чреве созреть бы я мог,
Не её бы дыхание слушать.
Среди листьев на ветке, под шум их и шорох,
Я бы рос до поры и свалился бы в короб.
Я немногое помню: весну, лето, осень,
Отчего же мне видится ясно:
Кто-то в землю орешек нечаянно бросил,
И росток вдруг пробился прекрасный.
Напоили его щедро соки земли,
Высоко в небеса стройный ствол вознесли.
А в извилинах памяти с давних времён
Сохранился напев пастуха — он звучал,
Как «Услышь, Адойни[*]» иль «Дойна»,
И летел, будто парусник вдаль его мчал.
Овцы блеяли, травку щипали вполсилы,
Слово за слово песня своё говорила…
И однажды пастух, помню я, отыскал
У колодца сокровище — девушку милую,
Ночь укрыла влюблённых своим покрывалом —
Из росы и из пота оно соткано было.
Но заставило утро их снова расстаться,
Ведь пастух без овец, что девица без платья.
А земля велика — и пастух уж далёко,
И осталась здесь «Дойна» одна,
У колодца расцвёл только дивный цветок…
Ах, Адойни, земля твоя стала тесна.
Убаюкан мой мозг, запорошенный снегом,
Сны тихонько клубятся в таинственной неге.
Декабрь, 2009
Вкус молока моей мамы
Вина моей мамы, что идиш она
Вливала мне в рот со своим молоком.
Я был недоволен, вертел языком,
Брыкался, ногами сучил и кричал.
Но не помогло — молоко моей мамы,
Проникло мне в кровь, с моей кровью смешалось.
С тех пор навсегда отравил меня идиш,
И нет антидота от этого яда.
Лекарства, пилюли, настои бессильны —
Такое наследство навек мне досталось.
Еврей так устроен — он даже в несчастье
Найдёт каплю радости и насладится.
Хватило и мне малой толики идиш
Печали ушедшего дня растопить.
Стучит в моё сердце, по путаным тропам
Проводит меня эта едкая смесь.
Сегодня тот глух, а другой строит козни:
«Кому нужен идиш — забытый жаргон!»
Да, мама повинна, и я искупитель,
Брыкаюсь и бьюсь, и кричу во всё горло…
Но грешным своим языком я верчу,
И идиш её на губах моих сладок.
Март, 2015
Гениальность
Недолго гении живут на свете,
За божий дар расплата, видно, это.
То ли скупится Бог им дней отвесить,
То ль сатана спешит их сжить со света.
Играет чашами весов творец,
Как будто гения качает в колыбели,
А в преисподней черти, наконец,
Его душою грешной завладели.
Что прошептал, благословляя, Бог,
Какой наказ ему нечистый дал,
Когда изображал геенну Босх,
А Леонардо Лизу рисовал?
У Бога гений дар свой получил?
(Щедрот не раздаёт творец у нас).
Иль сатана тут лапу приложил,
Чтоб завладеть душою на сей раз?
Кто знает, то ли ангела с небес
Послал всевышний — поднести даренье.
А то ли соблазнил коварный бес,
И кровью сделку закрепил с ним гений.
А может нам пора понять давно,
Что бог и чёрт, забыв о неприязни,
Создали вместе это чудо, и оно
Сверкает, будто бриллиант из грязи
Август, 2009
* * *
Посвящается Евгению Кисину
Усердно, чётко вечный метроном
Ведет счёт времени и ест мгновенья,
И это изменить ничто не в силах — в том
Казалось, нет ни у кого сомненья.
Но почему, когда я слышу звуки,
Что извлекают его пальцы из рояля,
Забыто время? Пианиста руки
Господствуют сегодня в этом зале.
И сам я будто превращаюсь в звук,
И сколько это длится, не дано мне знать,
Но трепет грудь мою охватывает вдруг,
И в море к берегу несет меня волна.
Каким безумным вихрем занесло
Меня в мир бурного круговорота?
«Стейнвей» в экстазе черное крыло
Возносит ввысь, как будто для полёта,
Чтоб струны тонкие бывалого рояля
Раскрыли нам и радость, и печали!
И я лечу за ним — его крыло второе,
Чтобы помочь ему держать баланс —
Дыханье удержать, не дать расстроить
Ритм головокружительного танца…
Раскаты грома прогремели и мгновенно
Повергли плоть мою в реальный мир.
Я снова в зале. И аплодисменты,
Цветы — дань публики кумиру.
И он — обыкновенный человек
С небес спустился к нам, пришёл оттуда,
Но мне казалось — пальцы продолжали бег,
Пытаясь удержать исчезнувшее чудо.
Май, 2015
Жизни петля
Несутся годы наши день за днём —
Так кошки убегают врассыпную,
Разнежившись на солнышке дневном
И вдруг опасность близкую почуяв.
Ты говоришь: смелей иди вперёд,
Не уставай, бери пример с верблюда,
В пустыне силы горб ему даёт,
Молитва-жвачка с ним идёт повсюду.
Своё начало там вдали найдёшь —
Оно в хитросплетенном лабиринте —
Клубок волшебный смело развернешь
Под шепчущие звуки мандолины.
У жизни нет начала, нет конца,
Она петля на шее — нить из шёлка,
Что ангел смерти выкрал у творца
И сдал тебе в аренду ненадолго.
На круги своя
Мать-земля
В муках лежит родовых,
Раскинула ноги-колонны.
Возвращаюсь к воротам, туда,
Где давно был из Рая я изгнан
За то, что узнать захотел запретное.
Лишь разрез — капля крови одна —
И я снова узлом с бесконечностью связан.
Возвращаюсь — дорогу узнать не могу.
Время — червь ненасытный — в скелет
Превратило цветущую юность мою,
Чтобы наши потомки строенье
Изучали: где сердце, где печень, где почки…
Не страшит меня вскрытие это.
Я заставлю их слушать ту песню,
Что любимой когда-то я пел.
Возвращаюсь — и детство босое моё
Мне навстречу бежит, всё в поту, в синяках,
Всё лицо перепачкано, сбиты коленки,
Лишь бы длилась игра
И друзья с Цыгании рядом.
Это первая после войны пацанва,
Искры тех головешек,
Уцелевших в пожарищах гетто.
День подходит к концу, вместе с ним и забавы.
Детство спряталось где-то
Под листом лопуха…
Только слышу я зов моей мамы:
«Уже поздно, домой! Наигрался!»
Я — у самых ворот,
И слова моей мамы, как эхо,
Падают к изголовью, я дыханье её ощущаю
На бледном лице, как тогда,
В минуты первого кормленья.
Распускается узел жизни моей —
Испытал я вдоволь, и всё же
Оказалось, что понял так мало.
И придя к завершенью пути,
Начинаюсь в потомках снова.
В осколке зеркала
В осколке зеркала вся жизнь моя видна,
Как море может отразиться в капле.
Играю им, пытаюсь солнца луч поймать,
И в космос устремляюсь без оглядки.
Витаю в космосе, как атом, невелик,
Зрачок впитал всё необъятное пространство.
Вселенские колеса — вѐлик первый мой,
Верчу педали своего «Орлёнка»,
Широкий путь залит сияньем звёзд.
Приводит он меня в покинутый край детства,
Я вижу домик белый на пустом дворе,
С порога мне отец протягивает руку.
Вхожу — как пахнет сдобным вкусным тестом!
Из зеркала глядит лицо ребёнка.
Но что за озорство! Вдруг зеркало разбил…
От жизни всей остались лишь осколки.
Июль, 2015
Вперёд, Хабад!
«Я еврей?»
«Еврей!»
«А ты кто?»
«Я китаец».
«Из Пекина?»
«Из Мадрида».
«Что, в Мадриде есть китайцы?»
«Да, как видишь…»
«А в Пекине?»
«А в Пекине Мао Глейзер —
Замечательный еврей».
«Что же слышно там, в Мадриде?»
«Что конкретно не понять —
Говорят все на иврите!».
«Что же делают китайцы?»
«А китайцы рис едят,
Как ведётся спокон веку…»
«Что, в Пекине?»
«Нет, в Багдаде».
«Что, в Багдаде есть китайцы?»
«Там живёт теперь реб Шлоймэ,
Он приверженец хабада!»
«Что же слышно там, в Багдаде?»
«Что конкретно не понять —
Там сейчас палят из пушек».
«Что же делают китайцы?»
«Лопают китайцы утку,
Как ведётся спокон веку…»
«Где, в Багдаде?»
«В Тель-Авиве,
На рехове Дизенгоф
Проживает Иванов».
«Но причем же здесь китайцы
И в Багдада и в Мадриде,
Что едят там утку с рисом
И лопочут на иврите?»
«Мой приятель Иванов
Служит ребе в Украине,
Так же, как и Мао Глейзер
Это делает в Пекине!»
«А реб Шлоймэ из хабада,
Уважаемый твой дядя,
Он останется в Багдаде,
Там, на радость всем врагам?»
«Ты о нём не беспокойся,
Нам бы всем судьбу такую —
Обращает он арабов
И справляет им гиюру».
Воцарится мир на свете,
Как видение из снов,
Приближают время это —
Мао, Шлоймэ, Иванов.
Сентябрь, 2008
Цепочкой вьются дни
Цепочкой вьются дни,
Вчера — сегодня с ним.
Мальчонка убежал,
И двор пустынным стал.
Двор заменял весь свет,
Чего там только нет:
И тёплая избушка,
И козочка — резвушка,
Бубенчик у трубы
Будил его мечты.
Цепочкой вьются дни,
Сегодня — завтра с ним.
Так парень молодой
Расстался со страной.
Чтоб повидать весь свет,
Найти, чего здесь нет:
Подругу на весь век,
Ту, что милее всех,
И ключик золотой
От двери потайной.
Цепочкой вьются дни,
Сегодня — как в тени.
К забытому порогу
Пришел старик убогий.
Он растерял весь свет,
Желаний больше нет,
Лишь где-то в вышине
Бубенчик зазвенел,
Напомнил, что мечты
Развеялись, как дым.
Июль, 2012, Нью-Йорк
Что подарить любимой
Рае
Хотел я подарить тебе сонет,
Но лучшие слова поэты
Вплели давно в стихи свои,
Занять у них хоть слово мне негоже.
Боюсь я этим запятнать твой образ, любимая моя.
Я вспомнил вдруг о розе красной — той,
Что расцвела сегодня в садике моём.
Тот куст я сам когда-то посадил.
И, может, есть немного моего
В очарованье красного цветка.
«Неправда, — кто-то произнёс над ухом, —
Ни капли твоего здесь нет.
То был не ты, кто птичью песнь любви
Здесь до рассвета пел, и кровью сердца
До последней капли
Не ты окрасил каждый лепесток».
Ах, да! Припомнилась мне сказка,
Что старый Андерсен поведал нам.
Так что мне остаётся? Слов — нет,
А роза красная с куста напоена
Другой большой любовью… Есть поцелуй!
В молчании глубоком розу я сажал,
Растил, оберегал своим дыханьем.
Тебе дарю я поцелуй, любимая моя.
Сентябрь, 2015
Нельзя желать любимым вечно быть
Нельзя желать любимым вечно быть,
Звезда взойти не может в свете дня.
Мечты и сны рисуют образ дивный,
Что с пробужденьем меркнет, уходя.
И жить нельзя, желая вечно жить,
Ведь солнца слепит луч пока день ясный.
Велик наш глаз, но мал его зрачок,
И стынет в зеркале взгляд страстный.
Сгорел волшебный Феникс от любви,
Любовь его из пепла возродила…
Нельзя желать любимым вечно быть,
Но верить хочется — не всё в мечтах лишь было.
2015, октябрь
Как хороши, как свежи были розы
Слова из русского романса
Мне вспомнились, когда мой взгляд упал
На принесённый в комнату букет.
И в памяти моей внезапно
пробудилась фраза:
«Как хороши, как свежи были розы…»
Букет стоял в прозрачной вазе,
Но стены будто он раздвинул
Меня обманом заманил
На улицы Нью-Йорка
И закружил в старинном вальсе, —
Так ветром сорванный парик
Цеплялся за ноги
Растерянных прохожих.
«Как хороши, как свежи были розы»…
Почудились гитарные аккорды,
Они рассыпались, как лепестки,
Их ветер быстрый ввысь унёс на крыши
Высоких небоскрёбов, где и затеял
Игру любовную там с ними в вышине,
Пока на небе не взошла луна
И завлекла их в звёздный хоровод.
Угас уж день, ушла с ним суета.
И в свете сумерек вечерних
Цветы из придорожного ларька
Померкли, потеряли свою свежесть;
Казалось, что вода их соки поглотила,
Оставила их в беззащитной наготе,
Как юную невинную невесту
Или скелет окаменевший…
«Как хороши, как свежи были розы»
Июль, 2015
Примечание
[*] Адойни — мой господин
Оригинал: https://z.berkovich-zametki.com/y2023/nomer1/sandler/
