(Марина Чиркова, Смородиновый лес. Стихотворения. – Волгоград: Перископ-Волга, 2020. – 60 с.)
«Поэзия Марины – ворожба на звук», – написала в предисловии к её книге Петра Калугина. Это очень точное замечание, потому что ворожба – это магия и волшебство. А Марина Чиркова – волшебница, создающая безграничное пространство языковой игры, экспериментирующая не только со звуком, но и со словом. Ключевая художественная черта её поэзии – поиск структур и смыслов, выводящих поэтический текст за пределы традиционного грамматического строя. Ибо речь, как сама жизнь, протяжённа и недискретна – она не может заканчиваться за границами заданной формы и преобразуется в нечто иное. Отсюда любовь к протяжённой фразе, абстрактной лексике и неточной рифме (точная рифма, по словам автора, «слишком громко стучит»).
Есть дом, а в нём – окно, за которым открываются иные виды. Можно мельком бросить туда взгляд, а можно осмелиться и выйти через него наружу – в иную реальность. Именно так и поступает лирическая героиня Марины Чирковой – в её мире много таких окон, сквозь которые проступает подлинная жизнь, скрытая от окружающих. А творчество – это окно в окне, поэтому внутри поэтического текста у автора книги «Смородиновый лес» зашифрованы иные, тайные послания. Так робко, но в то же время и решительно заявляет о себе ещё до конца неопознанная вселенная языка, где «слова не ломаются о слова», приглашая нас в индивидуальный космос автора:
в красный трамвай и ехать. разума с кулачок,
рюха твоя, прореха, ореховый мозжечок.
<….>
кричный, коричный город, каменный шоколад,
улочки (злить и спорить), дворики (целовать),
дерево – сеть и дверца, кость и живучий альт –
солнечными младенцами сыплется на асфальт…
Удивительный мир незаезженных и не «зацелованных насмерть» метафор поражает свежестью авторского восприятия. Всего несколько мгновений – и читатель уже оказывается на теневой стороне речи, где каждый привычный объект становится порталом в иномирие: город не город, а «каменный шоколад», а дерево – звучащий инструмент, с которого осыпаются листья-младенцы. Ухватить теневую, субъективную сторону слова и дейктически материализовать его в художественном тексте – редкое умение, отличающее настоящего мастера. И Марина Чиркова владеет им в совершенстве: её языковая игра не наносит ущерба смыслу, а используется с целью его приумножения, расширения границ заданной реальности. В целом такое творчество представляет собой оригинальный сплав метареализма и постмодерна – образно-информативная плотность текста просто зашкаливает.
Само название книги – «Смородиновый лес» – фактически уже метабола, в контексте которой происходит сближение и взаимопроникновение удалённых друг от друга предметов. Образно-ассоциативный ряд одноимённого с названием поэтического текста причудлив и многопланов: здесь слова тяни-толкаи тянут свои лучики-смыслы от пластической конкретности образов природных объектов к ассоциативно-смысловому полю лирической героини, чувства которой преобразуют мир окультуренного и дикого пространства в универсальное измерение для двоих – а другим в этот лесной сад путь заказан:
нет, мы другая половина неба,
где край листа двуручною пилою
<….>
плести смородиновый лес… прилипших мошек,
мышей летучих с тонкими резцами,
грызущих нежный сахар полнолунья
и распускающих одежду у влюблённых
до нитки, до последнего, до «кто ты?»
Полусферы, полусмыслы, ребусы и игра в потузначения – вот характерные черты постмодернистского художественного мышления автора. Марина Чиркова не боится «расщеплять» слова и заново соединять их в другом качестве, угадывая в одном понятии тень другого, делая поэтическую речь протяжённой, цельной, намертво спаянной сиюминутными и культурными смыслами, рождающими истину из первородного хаоса, из камлания и шаманизма:
дрожит конь-
ячно… выпей луну ли-
бо тотчас сойди с у-
дачной тропинки в к-
рай куда пе-
ром раж-птицы вольной ле-
тишь словами лья-
сь вот так легко ли бо-
льно…
Переносы строк здесь используются как постмодернистский приём, создающий эффект недискретного и нелинейного пространства, в котором причудливые сочетания слов – проекция мира, увиденного «фасеточным зрением стрекозы» – здесь всё устремлено к единой и одновременно множественной «метарельности», сближающей далековатые понятия, которые легко обмениваются своими свойствами и значениями. Нередко тексты Марины, подобно стихам Александра Петрушкина, напоминают шпионскую шифровку, скрывающую один текст внутри другого. Читатель должен напрячь не только физическое, но и духовное зрение, чтобы расшифровать скрытое послание, понять авторский замысел:
Всё потому, что губы – те же страны,
а ст[раны] – это встречи, то есть у[часть],
родство, какое [боль]ше чем медвежий
косматый космос но и [мель]че крохи…
А наши кр[ох]и – те, кто нам острее
и нас самих, и самой близкой речи…
То, что названо Петрой Калугиной «сумбуром ассоциаций» при отсутствии «нормальных грамматических конструкций», правильнее будет назвать тем «высоким косноязычием», при котором поэтический текст перестаёт быть лубочной картинкой, набором стандартных образов – отдельных составляющих авторского замысла. Это уже живой организм, в котором все намёртво спаяно: хребты фраз, сухожилия слов, дрожащие нервы звуков. И неточность рифм, и спонтанность речи – объект недовольства некоторых издателей – более чем уместны здесь, поскольку речь идёт не о Буратино, деревянной кукле, а о живом существе, которое есть проекция самого автора, отнюдь не пытающегося быть безупречным.
И ни в коем случае не советую читателю пытаться понять тексты Марины Чирковой на уровне их традиционного осмысления – это моментально убьёт всю прелесть её поэзии. Вначале надо просто довериться автору и спокойно плыть по волнам его образно-звуковой вселенной, вслушиваться в поэзию, как в раковину, внутри которой – целый безразмерный океан: живой, очеловеченный, шумящий свою истину, далеко не сразу различимую на фоне иных шумов беспокойной цивилизации. А потом многомерные смыслы и ассоциации нахлынут сами, как волны, и вслед за этим придёт радость открытия нового уникального мира.
Не случайно первая версия книги Марины Чирковой называется «Сняв ненужную суперобложку» – в этом названии кроется ответ на вопрос, как именно следует читать и воспринимать такие стихи: уйдя от очевидностей, формальностей, банальностей привычного мира, отказавшись от всего внешнего, наносного. Всё истинное, настоящее, всегда находится внутри, а не на поверхности.
Иногда в личных наших разговорах Марина сетовала на то, что ей не хватает у себя масштабности, что необходимо расширять тематику текстов и стремиться к философским обобщениям. Но что есть масштабность и что есть широта темы? Мне кажется, что понятия эти обретают конкретный смысл только в границах авторского стиля. Марина Чиркова масштабна на атомарно-молекулярном уровне своего личного мироздания, и в этом – неповторимая особенность её стиля. Она – Алиса в Зазеркалье, однажды нырнувшая в кроличью нору, да так и оставшаяся там вечным постояльцем удивительной страны, где правят законы творчества, любви и красоты, скрытой «на теневой стороне речи»:
какого цвета след во след,
на слух рассыпанное слово?..
как снежный порох, белый свет
и чистый лист – неизрисован.
иди сквозь белое, пока
январь (моргнёшь – и сразу лето):
вся мимо пальцев, языка…
но – кружево: полураздета
в предчувствии и сквозняках…
