За два минувших года роман выдержал уже несколько изданий.
Под слегка различающими названиями: «Чорний ворон», «Залишенець», «Залишенець (Чорний ворон)». И в аутентичном варианте. И в политкорректно подкорректированных сообразно текущему моменту редакциях.
Речь об этом произведении зашла с момента его появления. Почти всегда на повышенных тонах. Особый накал дискуссия приобрела после того, как в 2011 году комитет по шевченковским премиям (с перевесом в один голос) назвал этот роман и его автора лауреатами самой почётной и весомой украинской премии в области искусства. Мнения «за» и «против» зазвучали с особым остервенением. Натуральный скандал образовался.
В результате Президент исключил имя Василя Шкляра из текста соответствующего указа. Тут же сторонники писателя бросили клич о сборе средств на народную шевченковскую премию. Как ни странно, деньги были оперативно собраны и, как ещё более ни странно, вручены по адресу. Поскольку с предыдущим творчеством этого автора я знаком не был, то предварительно обратился за консультациями к компетентным экспертам.
Из слов которых я уяснил, что Василь Шкляр не какой-то человек с литературной улицы, а известный и авторитетный писатель. После чего приступил к чтению его романа безо всякого предубеждения.
Прежде всего для меня стало очевидным, что написан он высокопрофессиональным литератором. Продуманный сюжет, чётко выстроенная композиция, впечатляющая система художественных образов, яркая и выразительная языковая палитра – всё это оставляет самое благоприятное впечатление. Во всяком случае читал я роман с неослабевающим интересом. Другое дело – стану ли я его перечитывать? Посмотрим…
Приступим к более конкретному анализу. Автор и уверенно держит в руках приводы интриги сюжета, и умело и своевременно дёргает за нужные ниточки. В романе органично уживаются самые разнообразные жанровые пласты. И элементы эпики. Взгляд сверху и со стороны очами вечного ворона пусть и не слишком оригинален, но вполне уместен. И детективные ходы типа «Свой среди чужих, чужой среди своих». И эстетика приключенческой повести в форме национального «истерна». И трогательные «лав стори», пересекающиеся и разветвляющиеся. Следует отметить, что описания любовных сцен у автора выходят и мощно, и чувственно, и деликатно одновременно. И щедрая доза и доля лубка. Как же без этого обойтись при описании народной жизни? Можно только удивляться, как столь разномастные образные приёмы не раздирают текст на отдельные клочки, а умелой рукой писателя органично вплетаются в общую ткань романа. Тем не менее…
Не знаю, какой вариант произведения мне выпало читать – исходный или приглаженный (по всей видимости, последний, так как ничего особо остро национального я не углядел). И какую перед собой задачу ставил автор (на самом деле). Но, на мой взгляд, мифологизация национальной идеи получилась у него очень косвенной и по касательной к тексту. Поскольку, опять же на мой взгляд, противопоставление проходит не по линии украинцы – все остальные (москали, латыши, жиды, китайцы и т. д.), а в лучших традициях массовой литературы: свои – чужие. С окарикатуренными врагами и обладающими чуть ли не сверхъестественными способностями героями обоих полов. Как сказано у Дж. Пристли «мужественные мужчины, женственные женщины».
В такой схеме национальный вопрос носит, в целом, вспомогательный и во многом декоративный характер. Несмотря на отдельные крепкие словечки и определения, предназначенные, скорее, для возбуждения общественного аппетита.
Заявлялось, что роман основан на щедрых вкраплениях новых и чрезвычайно секретных документов. Документов в тексте действительно много. Но все они какие-то вялые, маловыразительные, ничего не прибавляющие к уже имеющимся представлениям. Думается, если бы автор подобные документы сам художественно сконструировал, то эффект был бы куда более сильным.
Похоже, что социальные компоненты этой истории интересуют автора куда меньше, чем красочные повороты сюжета. Он деликатно обходит вопрос, почему же выродился и сошёл на нет столь романтический порыв, который олицетворяют его герои. Наверное, дело в том, что социальная база сопротивления оказалась куда уже национальной. В результате борьбы то, что реквизировала у селян «советська» власть, так к ним и не возвращалось, а перераспределялось в пользу борцов за идею. И по-крестьянски сметливые братья-гречкосеи в конечном итоге предпочли повседневную, пусть и очень скромную жизнь приключениям на свою голову.
Пассионарии всегда в меньшинстве. Да, они придают жизни смысл. Но, в основном, только своей. Один из гиперболизированных водоразделов романа проходит по языковой меже. Когда герои («наши») изъясняются на литературном украинском языке, а чужие злодеи патякают на некоем пародийном наречии.
Лично мне кажется, что в то смутное время и в том регионе эти две противодействующие языковые струи реально были куда ближе друг другу и куда дальше от идеализированных представлений о них.
Итак, мы имеем дело с крепко слаженным, умело выстроенным, уверенно выписанным и без каких-либо преувеличений очень значительным произведением современной литературы. Именно, что литературы. Это и достоинство, и, увы, недостаток. Литературой можно увлечь и завлечь, но поставить (и, возможно, приблизиться к решению) проблем бытийного, метафизического плана способны произведения (откровения) совсем другого уровня. А здесь, по сути, мы имеем дело с просто очень хорошей беллетристикой.
Ни до народной эпопеи, ни до манифеста национальной идеи роман, мне кажется, не дотягивает. Не «Тихий Дон», короче.
А премии он, безусловно, заслуживает. Если рассматривать современный литературный ландшафт, то они (роман и премия) вполне равновесны и друг другу полностью соответствуют. И все завихрения вокруг этого, по-видимому, всего лишь следствие амбиций литературных кланов.
Я позволил себе озаглавить рецензию строчкой из своего стихотворения. В финале романа рухнул оземь и окончил свою трёхсотлетнюю жизнь заглавный чёрный ворон. Очевидно, он понял – для того, чтобы пережить годы лихолетья, время междоусобных схваток и смуты, никакой жизни не хватит.
Страсти по роману Василя Шкляра – тому подтверждение.
