В настоящее время возрастает роль культурного ландшафта в формировании культурной памяти. Благодаря информационным технологиям, облегчившим доступ к разным культурным формам, культурная память динамизируется, трансформируется, постоянно генерируются новые интерпретации культурных текстов, как литературных, так и ландшафтных. Все эти интерпретации обогащают культурную память и включаются в дальнейшее развитие культуры. Индивидуальная память в настоящее время играет более важную роль, чем в дописьменную эпоху. Индивидуальные прочтения культурных ландшафтов создают новые тексты, вписанные в семиотическую ландшафтную среду. Одним из интересных примеров построения индивидуальной памяти является творчество Марины Цветаевой. Мифопоэтический мир поэта содержит в качестве важного топоса Сицилию и важный элемент сицилийского ландшафта — вулкан Этну. Рассмотрим место этих топосов в культурном ландшафте европейской и русской культуры, а также в индивидуальной памяти Марины Цветаевой.
Культурный ландшафт представляет собой семиотическую знаковую структуру. Эта структура включает топосы как знаки, формируя своеобразные текст, точнее, постоянно генерируя новые тексты. Существует несколько стратегий прочтения ландшафтных текстов. Самыми важными из них являются путешествие по данному ландшафту и изучение текстов о нем.
Остановимся на текстах Марины Цветаевой, посвященных Сицилии. Цветаева путешествовала по Сицилии и писала об этом острове. Именно сицилийские топосы подверглись наиболее впечатляющей трансформации в текстах Цветаевой. Их значение в памяти культуры и в индивидуальной памяти поэта диаметрально противоположны.
В памяти европейских культур, а также в русской культуре, образы которой использует Цветаева, Сицилия выступает как территория культуры, давно и прочно освоенная человеком, место действия культурных героев, богов, полководцев и философов. Можно сказать, что с античности до наших дней Сицилия в культурной памяти представляет собой освоенное пространство, вошедшее в ядро культуры в качестве территории смыслов. Для Марины Цветаевой Сицилия оказывается воплощением дикой природы и вневременной стихии сновидения. Силой своего поэтического таланта Цветаева вырывает Сицилию из привычного контекста и создает полностью отдельный мир острова как пространство реализации бурных страстей, неокультуренных порывов, безграничной любви и почти первозданного хаоса, объединяющего волшебным образом несоединимые элементы.
Культурный ландшафт Сицилии включен в ядро античной культуры с древнейших времен. Как показывает исследователь творчества Цветаевой Маргарита Кононова, современникам Цветаевой, русским поэтам и деятелям культуры, было известно о месте Сицилии в культурной памяти античности, и Цветаева была знакома с этим интерпретациями.
Еще на заре времен, в самом древнем слое архаичной древнегреческой мифологии Сицилия предстает как место, где хранится серп Кроноса, отца Юпитера, оскопившего им своего отца, бога старшего поколения Урана. На Сицилии находилось жилище Персефоны, с Сицилии дочь Деметры похитил Плутон и унес ее в подземное царство, где она стала царицей царства мертвых. Как видим, в античной мифологии Сицилия оказывается местом, где разворачиваются древнейшие сюжеты человеческого бытия, сформировавшие мир таким, каким его знает человек античности: мир с олимпийскими богами, в котором все люди смертны и пойдут вслед за Персефоной.
На Сицилии жил и действовал один из ярчайших представителей древней философии, Эмпедокл. Эмпедокл представлял собой одного из последних представителей древней магии. Британский филолог-классик, историк античности и средневековья Эрик Доддс считает, что Эмпедокл не только верил в магию, но и практиковал ее, и был не столько философом, сколько волшебником. Эмпедокл выступает как последний мудрец архаичного склада, который не только знает какие-то истины, но и способен исцелять больных, владеет секретом бессмертия и так далее. Для доказательства того, что он имеет божественную природу, Эмпедокл бросился в жерло Этны, чтобы его труп не нашли, а его почитатели уверовали в его бессмертие. Сицилия — это также земля Пифагора, куда основатель философии бежал от преследований тирана. В Сиракузах на Сицилии жил величайший ученый античного мира Архимед. Таким образом, в исторические времена Сицилия проявляет себя как пространство борьбы древних архаичных верований и нового философского взгляда на мир, причем в историческом плане побеждают силы разума, а не магическая линия Эмпедокла.
Сицилия постоянно является местом межкультурного взаимодействия разных народов: после падения Западной Римской империи остров захватывают византийцы, арабы, викинги, германцы, испанцы и другие народы. На Сицилии постоянно смешиваются разные культуры, и каждый элемент культурного ландшафта Сицилии входит в целый ряд текстов и гипертекстов, семантически связывающих разные исторические и географические горизонты.
Однако из всего многообразия сицилийской культуры Марина Цветаева заметное место в творчестве Цветаевой занял только один топоним — вулкан Этна, а сама Сицилия в ее творчестве оказалась вырвана из контекста межкультурных символических связей и помещена в пространство сна и дикой природы.
Цветаева посетила Сицилию во время своего свадебного путешествия с Сергеем Эфроном в 1912 году. К сицилийскому ландшафту Цветаева обращается в своем творчестве позднее, в 1923–1925 гг., когда важное место в ее образности начинает занимать извергающийся вулкан, конкретизированный в Этне и Везувии. Во время поездки на Сицилию Цветаева реализуют стратегию путешествия для уяснения семантических связей между элементами сицилийского ландшафта. В период обращения к Сицилии в своем творчестве Цветаева применяет другую стратегию — изучения и создания литературных текстов о данном ландшафте.
Во время своей поездки Цветаева полностью проигнорировала культурный контекст сицилианского ландшафта и воссоздала в своих записях Сицилию как пространство сна, сонного видения. Цветаева пишет, что воздух в Сицилии — из сна. На Сицилии человек попадает в пространство, сформированное безымянными элементами природы: бок скалы, беспощадное небо, гигант без имени, крайности природы. Для Цветаевой Сицилия — сон. Таким образом, культурный ландшафт Сицилии воспринимается автором как часть первозданного хаоса. Скалы, растительность, небо могут принадлежать не Сицилии, а любому другому безымянному месту до начала времен, вне истории и культуры. Так для Цветаевой Сицилия становится местом вне времени, областью сна, где хаотически соединяются разные элементы. Стратегия путешествия была использована поэтом не для считывания и усвоения имеющихся в ландшафте смыслов, а для создания собственной интерпретации ландшафтного текста.
В период обращения к образу Сицилии и Этны в своем творчестве Цветаева реализует другую стратегию осмысления ландшафта. На ее восприятие Сицилии в это время очень сильно влияет поэзия Гёльдерлина. Влияние Гёльдерлина. Тема Этны и Эмпедокла является ключевой в творчестве немецкого поэта. Гёльдерлин обращался к ней неоднократно. Он создал стихотворение «Эмпедокл», драматические произведения «Смерть Эмпедокла» и «Эмпедокл на Этне». В творчестве Гёльдерлина Эмпедокл предстает как человек, вырванный из обычного круга человеческих отношений, стоящий вне и выше общества. Современный томский ученый Сергей Аванесов в работе «Философская суицидология» подчеркивает связь между божественностью и самоуничтожением, которую Гёльдерлин воплощает в образе Эмпедокла.
Идеи Гёльдерлина и его образность оказали влияние и на Цветаеву. Для русской поэтессы оказалась важной мысль об исключительном человеке, который стоит вне общества. В ее поэтическом мире человека ставит на такую высоту поэтический дар, способностью выразить в слове сущность мироздания. Символом таких возможностей становится Эмпедокл и Этна, где он погиб.
Образы вулкана, извержения, лавы, Этны и Везувия становятся одними из наиболее распространенных в поэтическом космосе Марины Цветаевой. Гармоничное сочетание горы и огня является для нее максимально адекватным воплощением самой идеи поэзии. В других произведениях гора выступает как метафора любви, страсти, чувства, заставляющего человека выйти за свои пределы.
Литературовед Татьяна Барышникова показывает, что для Цветаевой Этна является символом мировосприятия, близкого ей как человеку и личности «есть Этна и Везувий, а они хотят в Москву». Этна и Москва оказываются символами противоположных мировоззрений. Этна символизирует природную необузданность, масштабность страстей, подлинность бытия. Москва, чеховский символ, выступает как образ окультуренной и загнанной в рамки жизни. Чеховский идеал для Цветаевой фикция. Сюжетам Чехова Цветаева противопоставляет собственное мифотворчество. В мифопоэтическом мире Цветаевой сицилийский ландшафт становится символом стихии, страсти, природы, неподвластной цивилизации.
Этна как символ любви, которая сильна как смерть, возникает в стихотворении 1923 года «Расщелина»:
Из сокровищницы подобий
Вот тебе — наугад — гаданье:
Ты во мне как в хрустальном гробе
Спишь, — во мне как в глубокой ране
Спишь, — тесна ледяная прорезь!
Льды к своим мертвецам ревнивы:
Перстень — панцирь — печать — и пояс…
Без возврата и без отзыва.
Зря Елену клянёте, вдовы!
Не Елениной красной Трои
Огнь! Расщелины ледниковой
Синь, на дне опочиешь коей…
Сочетавшись с тобой, как Этна
С Эмпедоклом… Усни, сновидец!
А домашним скажи, что тщетно:
Грудь своих мертвецов не выдаст.
Первозданная сила любви и творчества сливаются в образе Этны в стихотворении «Строительница струн — приструню…», посвященном Пастернаку. Как указывает Маргарита Кононова, из окончательной редакции Цветаева исключила несколько строк об Этне. В этих строках снова возникает образ Этны:
А молнии! Какой пожар в них!
Град, говорят, — всесветн!
(Ты продвиженье льдов полярных,
Ты — изверженье Этн!)
Нет, я щедрот таких не стою,
(Дом — тонет, сонмы крыс…)
Хранительница бурь, пристрою
И эту… Отступись
Мне в душу. — Эмпедоклом в Этну!
В ней, говорят, красно́!
<Так погибать — честно́!>
Сокровища мои — несметны…
Друг, опусти письмо!
Таким образом, используя две стратегии чтения ландшафтного текста, Цветаева создала два связанных между собой образа Сицилии: во время путешествия в ее поэтическом мире возникла Сицилия как сон, а во время изучения литературных текстов о Сицилии, в частности, поэзии Гёльдерлина, Цветаева создает собственные тексты, где Сицилия выступает как пространство дикой природы и подлинных человеческих страстей. В обоих случаях Сицилия оказывается вырвана из культурного контекста, в котором она существует с античных времен. Богатая история острова игнорируется поэтом. Из всего многообразия сицилийских сюжетов автор выбирает историю Эмпедокла и толкует ее как парадигмальный образец торжества стихийного природного начала в жизни человека.
Итак, для формирования индивидуальной памяти, выраженной в поэтических текстах, Цветаева использует систему мест. Сицилия предстает как топос в ее системе памяти. Тем не мнее систему мест автор использует очень оригинально, необычно, инвертируя привычный образ Сицилии, сохранившийся в культурной памяти, и создавая собственную интерпретацию ландшафтного текста. В этой интерпретации культурного ландшафта Сицилии единственным важным и заметным топосом является вулкан Этна, символизирующая силу поэтического таланта и любви как источника жизни. Остальные элементы культурного ландшафта теряют имя, становятся вневременным пейзажем из пространства сна и дикой природы.
Создание сицилийского ландшафта в творчестве Цветаевой показывает нам одну из стратегий формирования индивидуальной памяти — использование системы мест, наполненных оригинальных, глубоко индивидуальном содержанием. Благодаря таланту поэта созданный Цветаевой мифопоэтический ландшафт Сицилии входит в культурную память и участвует в генерировании новых интерпретаций, создание новых культурных и литературных текстов, раскрывающих смысловое богатство русской культуры.
