Впервые в Нокдим я отправилась пешком. Было это в феврале 2003 года в годовщину теракта, в котором на отрезке шоссе Ткоа-Нокдим арабские террористы обстреляли автомобиль поселенцев. Ученый-физик Авраам Фиш и композитор Аркадий (Аарон) Гуров были убиты. Дочь Фиша, Тамара Лифшиц (девятый месяц беременности), была ранена.
День годовщины «пуримского» теракта выдался по-зимнему холодным и дождливым. Несмотря на порывы сильного ветра, друзья расстрелянных арабами репатриантов, соседи, знакомые и совершенно чужие люди прошли маршем под развевающимися бело-голубыми флагами через арабскую деревню.
В тот февральский день никому из нас и в голову бы не пришло, что пройдет всего три года – и в дни Второй ливанской войны раскинувшийся на холмах Иудейской пустыни поселок Нокдим превратится в надежный тыл, спасший десятки семей эвакуировавшихся сюда северян от смертоносных ракет «Хизбаллы».
Сегодня (если верить донесениям армейской разведки) ситуация в стране изменилась: тысячи баллистических ракет «Хизбаллы» и ХАМАСа нацелены на «государство Тель-Авив», в связи с чем и понятие «тыла» (вспомним последние обстрелы Беэр-Шевы и Ашкелона) утратило всякий смысл. Что же касается Нокдим, то с открытием в 2007 году нового шоссе, огибающего жилой квартал Хар-Хома, этот поселок реально приблизился к столице: доехать сюда из Иерусалима можно за 10-15 минут – все зависит скорости, с которой водитель преодолевает трассу.
Официально новая магистраль, ставшая альтернативой проходящему по деревням «Фатахлэнда» Тоннельному шоссе, помечена на картах номером 398. Но между собой поселенцы называют ее не иначе, чем «дорогой Либермана», пробившего проект прокладки нового шоссе в джунглях израильской бюрократии.
Впрочем, из известных в Израиле «русских» в Нокдим, отметившем недавно свое 30-летие, живет не только семья министра иностранных дел. В паре сот метров отсюда в караванном поселке Кфар-Эльдад обитает председатель правящей коалиции Зеэв Элькин; по соседству с ним – и тоже в караване – живет семья главного ученого министерства абсорбции доктора Зеэва Ханина. Да и вообще, треугольник Ткоа – Нокдим – Кфар-Эльдад пользуется в стране репутацией одного из наиболее влиятельных центров «русских» интеллектуалов.
Немного истории
2 июля 1982 года 25-летний охранник Давид Розенфельд из Ткоа заступил на дежурство у подножья горы Иордион.
- Давид был хорошо знаком с живущими там арабами – часто пил с ними кофе, - рассказывает Барух Френкель, один из основателей Нокдим.
Видимо, арабские соседи линчевали Розенфельда за «дружеской беседой»: когда солдаты и поселенцы обнаружили его тело (90 ножевых ран), кофе еще не остыл.
30 лет назад единственным сионистским ответом на кровопролитие была закладка нового еврейского поселения («Они совершают теракты, а мы – строим»). На соседнем с Ткоа холме неподалеку от Иродиона тут же разбили палатки.
- Возглавила инициативную группу Инна Винярская, одна из основателей Ткоа, - рассказывает Барух Френкель. – Новый поселок было решено назвать Эль-Давид – в память о Давиде Розенфельде и солдате из Ткоа Элиягу (Эли) Пресмане, погибшем в том же месяце того же года в Ливане.
Среди прочих, в созданную Винярской инициативную группу вошел москвич кандидат экономических наук Юрий Штерн, недавно репатриировавшийся в Эрец-Исраэль. Впоследствии Штерн (благословенна его память) стал секретарем нового ишува.
- Инна, работавшая в движении «Амана», начала искать людей, готовых здесь поселиться, - вспоминает Барух Френкель. - На первом этапе откликнулись восемь семей. Мы с женой присоединились практически с самого начала.
Младшей дочке Френкелей было три года, старшей – шесть лет. Барух рассудил по-мужски: выжить в палатке с малыми детьми нереально, поэтому жена с девочками переберется в Эль-Давид в тот момент, когда Поселенческий отдел ВСО доставит на холм первые караваны.
- Мы с мужем несколько лет искали поселок, который стал бы нашим домом, - вспоминает Йона Френкель. – Нокдим, он же Эль-Давид был далеко не первым местом, которое мы увидели, но почему-то здесь, на этом холме, с которого открывается панорама Иудейской пустыни, меня пронзило какое-то необъяснимое и даже иррациональное, на первый взгляд, чувство. Мне показалось, будто здесь я когда-то уже была – в предыдущей инкарнации, что ли? Здесь наши корни, и если сейчас мы просто возвращаемся домой - значит, нас не отпугнет отсутствие подъездной дороги, водопровода и электричества, непролазная грязь и теснота каравана… С этим чувством возращения домой живем здесь уже 30 лет…
С таким же ощущением в 1988 году перебрались в караван и Либерманы. В то время весь Нокдим (поселок пришлось переименовать: «Эль-Давид» не утвердила комиссия по названиям) состоял из пары десятков семей.
- В разгаре первая интифада, - вспоминает Элла Либерман. – Я в положении – жду второго ребенка. Усаживала дочку Михаль в машине не на сиденье, а прямо на коврик у ног, а сама во время езды прикрывала живот руками: в районе Бейт-Сахура арабы постоянно забрасывали наши машины камнями…
Коби, средний сын Либерманов, родился в 1988 году уже в караванном поселке, а в 1990-м появился Амос: сам Б-г велел назвать уроженца Нокдим именем еврейского пророка, выпасавшего стада овец здесь, на этих холмах Иудейской пустыни!
- Когда мы вселились в караван, верующих в поселке было так мало, что по субботам в синагоге не могли собрать «миньян», - вспоминает Элла Либерман. – Муж тяжело работал, домой возвращался усталый. Единственным днем, когда Эвик (так называют родные Авигдора Либермана – Е.К.) мог отоспаться, был шаббат. Тем не менее, каждую субботу он вскакивал ни свет, ни заря и мчался в синагогу, чтобы обеспечить «миньян».
«Блокада» местного значения
В 1992 году зима в Израиле выдалась аномально холодной. В Иерусалиме и в Иудейских горах (редчайшее для наших краев явление!) повалил снег.
- Муж возвращался домой из Тель-Авива и надеялся проскочить по первому шоссе, пока его не перекроют, - вспоминает Элла. – Но где-то в районе Латруна его завернули: гололедица, движение транспорта прекращено.
Элла осталась в продуваемом всеми ветрами вагончике с тремя детьми.
- Началась метель, - вспоминает она. – Теперь уже все вокруг завалило снегом. Иерусалим оказался отрезанным от центра страны, а мы попали на целых три дня в полную изоляцию. Света нет – повреждена линия электропередачи, телефон вырубился.
- Нет электричества – нет и отопления?
- Никакого отопления в караванах и в помине не было! – смеется Элла. – Более того: я чувствовала, что у нас кончается газ, а стихия разгулялась надолго. Как быть?! Вначале я одела детей – натянула на них все имевшиеся теплые вещи. Амос был совсем маленький. Как только я застегнула молнию на его сиреневом комбинезоне, он подошел к двери и начал дубасить: в теплой одежде надо идти гулять! «Спокойно!» - приказала я себе, хотя на самом деле было страшно: на таком холоде ребенку ничего не стоит подхватить воспаление легких. Первое, что я предприняла, - поставила на плиту кастрюлю с водой.
Остатки газа стали единственным источником тепла: вода постепенно выкипала - из кастрюли поднимался пар.
- Караван нам выдали старый – все стены в щелях, - продолжает Элла. - Я собрала одеяла. Половину накинула на детей, а оставшимися завесила окна в том помещении, в котором мы находились (в двух других я просто заколотила рамы, чтобы окна не распахнулись при сильном порыве ветра). Так мы с детками продержались трое суток. В последнюю ночь нас приютила Йона Френкель: у нее в караване была керосиновая печка.
Благодаря экстренным мерам по утеплению времянки детей удалось уберечь от простуды: никто не заболел.
Тем временем в Нокдим продолжалось строительство дома.
- Охраняли стройплощадку местные арабы, - вспоминает Элла. – Когда в 1993 году мы, наконец, перебрались в дом и устроили новоселье, охранники танцевали с нами хору. До первой интифады мы преспокойно ездили за покупками в близлежащие арабские деревни и на базар в Бейт-Лехем – никому бы и в голову не пришло чего-то бояться. В те годы арабы жили небогато, в одноэтажных строениях. Зато за последние 10-15 лет стремительно разбогатели - понастроили двух-трехэтажные виллы… Дом у арабов строят на одну семью: когда сыновья женятся, им отводят второй и третий этажи.
За пять лет жизни в караване (вначале Михаль и Коби спали на популярных в Израиле двухъярусных детских «нарах», с появлением Амоса пришлось пристроить третий «этаж») дети настолько привыкли к тесноте, что после вселения в дом растерялись.
- Они не представляли, как жить в настоящем доме, и постоянно искали маленький уютный уголок, в котором можно поиграть, - вспоминает Элла. – Потребовалось немало времени, чтобы дети привыкли.
Биографическая справка. Элла Либерман (Цывкина) родилась и выросла в Ташкенте. В 1979 году, будучи 20-летней студенткой третьего курса математического факультета столичного университета, уехала с родителями и сестрой Кларой в Израиль. По приезде поступила в Учительский семинар. Окончила два факультета, получив диплом воспитательницы детского сада и учителя музыки в общеобразовательной школе. Впоследствии, когда Элла работала в столичном квартале Неве-Яаков координатором по вопросам образования, она с коллегами организовала фестиваль бухарской культуры (многие старожилы Иерусалима помнят его по сей день).
- С Эвиком я познакомилась в Беэр-Шеве, где студентам-репатриантам преподавали курс ускоренного изучения иврита, - вспоминает она. – Занимался он основательно - с утра до ночи. У меня до сих пор хранятся словари и пособия, в которых на полях мелким почерком записаны значения новых фраз и выражений…
За 20 лет дом Либерманов в Нокдим, похоже, нисколько не изменился, разве что игрушек прибавилось: старшая дочь Михаль замужем, ее малышки (их уже две) частенько гостят у бабушки с дедушкой. Средний сын Коби отслужил 5 лет в элитных боевых частях ЦАХАЛа и вышел в резерв офицером, а недавно демобилизовался со срочной армейской службы его младший брат Амос…
«Место встречи»: здесь и сейчас
Прогуливаясь по улицам сказочно красивого поселка (белокаменные дома под красными черепичными крышами), непременно обратишь внимание, что из многих окон и дворов доносится родная речь. Несмотря на то, что «русские» (их здесь порядка трех десятков) составляют примерно четверть общины Нокдим, именно они – на правах старожилов, что ли?– задают тон.
Дело даже не в том, что подавляющее большинство поселенцев-репатриантов – люди образованные. Интеллектуальная элита поселка нисколько этим не кичится: главы многодетных семей - даже если и пользуются в израильском хайтеке репутацией ведущих специалистов - безмерно далеки от снобизма. Атмосфера общинной жизни не только предрасполагает к открытости, но и ко многому обязывает.
Рассказывает Анна Антопольская:
- На другой день после того, как я родила Шломо – своего первенца-сабру, стали приходить соседки, каждая – с домашней пищей. Для меня это было потрясением – ни с чем подобным я никогда не сталкивалась. Угощения нам носили целую неделю. Оказалось – в ишуве так принято!
Анна – москвичка, выпускник историко-архивного факультета МГУ. Ее муж Меир (Митя) Антопольский – врач-педиатр, выпускник 2-го Московского мединститута имени Пирогова. В Израиле переквалифицировался - стал специалистом по экстренной медицине. Дважды в неделю Митя чувствует себя (вспомним Антона Павловича Чехова) настоящим сельским эскулапом: кое-кто из больных с трудом дожидается исхода субботы, чтобы поспешить к доктору на прием.
Так уж совпало, что Анна и Митя (каждый сам по себе) репатриировались в 1996 году. Познакомились уже в Израиле. В 1998-м сыграли свадьбу, а год спустя поселились в Нокдим.
- Почему не в Тель-Авиве? – спрашиваю я.
- Поначалу мы жили в Реховоте, но сбежали от жары в Иерусалим, - говорит Митя. – Там, в квартале Армон ха-Нацив, мы прожили около года, но за это время не познакомились ни с одним из соседей по дому. Кое с кем на улице мы раскланивались, но не более того… Тем временем наши друзья Наташа и Ицхак Имас (благословенна их память) жили в Бейт-Хагае и постоянно приглашали нас к себе. Мы часто ездили к ним в гости. В поселке даже выделили специальный дом для врача. Нам могли передать его бесплатно – лишь бы в Бейт-Хагае появился доктор. Но перебраться туда мы не решились: община в поселке (за исключением Имасов) очень однородная. В конце концов мы приехали в Нокдим – позвали нас сюда Володя и Маша Бен-Сендеры.
- Классическая история, - дополняет Анна. – Мы глянули на холмы Иудейской пустыни, ахнули от восторга и буквально за три часа приняли решение.
- Принципиально важным стал еще и тот факт, что в Нокдим светские и религиозные живут в согласии, - объясняет Митя. – Большинство наших друзей - светские. Приехать в шаббат в религиозный ишув не так-то просто, а здесь приятели навещают нас постоянно.
Перебрались в Нокдим и родители Анны.
- Традицию они не соблюдают, так что им было бы некомфортно жить в гомогенном религиозном поселке, - говорит она.
- Сколько времени вы прожили в караване?
- Полтора года, - говорит Митя. – За месяц до появления Шломо в 2001 году мы были вынуждены снять в поселке квартиру: рожает Аня в воде, а в караване нет ванной.
Что и говорить, уклад жизни в Нокдим кардинально изменился. 30 лет назад у первопроходцев не было выхода: дождаться завершения строительства дома можно было только в лишенном элементарных удобств вагончике. Впоследствии, однако, поселок расширился до такой степени, что здесь можно запросто арендовать квартиру.
- Позвольте задать вам бестактный, но неизбежный на фоне усиливающегося в «государстве Тель-Авив» социального протеста вопрос: в какую сумму обошелся вам этот дом?
- В 2000 году он стоил 600 тысяч шекелей, правда, впоследствии – с рождением младших сыновей – нам пришлось его расширить, так что и цена соответственно поднялась, - говорит Митя.
- Сложно ли потомственным москвичам в «деревне»? – спрашиваю я.
- Поначалу этот вопрос вставал и передо мной, - признается Анна. – Но вскоре сомнения рассеялись. Здесь удивительная, неповторимая, чистая атмосфера. Никакой большой город мне не нужен. Летом, когда мы ездили в Москву к родственникам, я ужаснулась: как можно там жить? Огромный дом, наверно, на сто квартир, но никто ни с кем не контачит. Весь Нокдим уместился бы в трех таких многоквартирных домах, но здесь мы – одна семья! В ишуве мы преспокойно выпускаем детей на улицу, потому что уверены: никто из мальчиков не свяжется с плохой компанией. Общинная жизнь – это непрерывная, непрекращающаяся взаимопомощь. День рождения или бар-мицву сына хочется отпраздновать в местном зале торжеств или в синагоге - со всеми. Точно так же, если застрянешь на шоссе в заторе, ты можешь позвонить любой соседке и попросить забрать ребенка из садика.
- С моей точки зрения, для человека, совершившего алию, жизнь в ишуве – это уникальная возможность подружиться с сабрами и старожилами, - говорит доктор Антопольский. - Мне, впрочем, таких возможностей подвернулось гораздо больше: Нокдим, иерусалимская больница, в которой я работаю, и ЦАХАЛ, где месяц в году я служу военным врачом.
Когда началась операция «Защитная стена», мужчин в Нокдим почти не осталось: все резервисты были мобилизованы на сборы.
- Сижу я как-то дома с детьми – квартал новый, наш дом – единственный на всю улицу, - вспоминает Анна. - Вокруг – ни души. Внезапно - стук в дверь.
Анна: «Кто?»
Мужской голос на иврите: «Свои!»
Открыв, Антопольская увидела… двух полицейских!
«Мы пришли сказать: ничего не бойся, ситуация под контролем», - произнес один.
«Всё будет нормально», - заверил другой.
Атмосфера, созданная в поселке «русскими» старожилами – «капустники» в дни юбилеев, искрометные пуримшпили, взаимное доверие и любовь - способствует рождению самых дерзких инициатив. Пару лет назад Анна Антопольская со своей подругой Машей Зболинской основала добровольное объединение «Место встречи» (которое, вспомним классику советского кино, изменить нельзя: волонтеры возят репатриантов на экскурсии в самые заповедные уголки Иудеи и Самарии).
- Экскурсии, которые мы организуем, предоставляют жителям разных уголков страны возможность побывать в еврейских поселках, познакомиться с поселенцами и удостовериться: стереотип, выкованный израильской прессой, - полная противоположность действительности, - говорит Анна.
- Есть ли у «Места встречи» сайт?
- Конечно! – отвечает Анна. – Кстати, желающие побывать в Нокдим и в других поселках или перебраться сюда навсегда, могут связаться с нами по интернету. В дополнение к экскурсиям мы организуем восхождения на Храмовую гору, просветительские семинары и переводим с иврита книги и путеводители.
- В дополнение к экскурсиям мы организуем восхождения на Храмовую гору, просветительские семинары и переводим с иврита книги и путеводители.
Москва – это здесь!
Обнаруженное в интернете генеалогическое дерево Бен-Сендеров выглядит внушительно: Зеэв и Мириам молоды до неприличия, а у них уже шесть дочек! Старшая - Рахель-Эфрат учится на факультете журналистики в университете Ариэля; Шломит служит в ЦАХАЛе, в элитной боевой части. На побывку приезжает с тяжеленным китбэком и автоматом. Впечатление такое, что это о ней написал в Израиле в начале 90-х Булат Окуджава:
«Смуглая сабра с оружием, с тоненькой шейкою
Юной хозяйкой глядит из-под черных ресниц»…
Нет, переодеваться в форму цвета хаки ради семейного снимка Шломит категорически не согласна.
«Точно не хочешь?» - спрашивает Зеэв, впрочем, нисколько не настаивая (чтобы справиться с ролью авторитетного главы семейства, находясь в окружении семи своенравных красавиц, нужно быть и актером, и дипломатом, и сильной личностью – и в то же время обладать природным чувством юмора). Пару дней назад медсестра столичной больницы, куда Зеэв привез на процедуру Шломит, приняла его за поклонника, а вовсе не за отца пациентки. Бен-Сендера это нисколько не смутило. Мириам (Машу), жену Зеэва, тоже нередко принимают за старшую сестру взрослых дочерей. Вот и чудно! Ведь если у девочек такие молодые родители, значит, и отношения между поколениями «отцов и детей» куда более дружеские, доверительные.
В ярком гамаке, подвешенном у входа в дом, старшую сестру-военнослужащую вертят и раскачивают младшие – Сара-Наоми и Авиталь (обе – уроженки Нокдим). Тамар тем временем сосредоточенно планирует, с кем из подруг провести субботний вечер.
Маша хлопочет на кухне, вихрем проносится по салону, подбирает и кладет в шкаф разбросанную детскую одежду, отвечает на звонки по сотовому да еще и ведет светскую (по случаю журналистского набега) беседу.
Старожил – понятие относительное
16-летняя Маша Гельштейн приехала в Израиль в 1987 году с матерью Наталией, ее мужем Пинхасом Полонским и сестрой Ханой.
Первый год семья москвичей прожила в поселке Хар Ноф, после чего перебралась в Маале Адумим.
Зеэв Бен-Сендер (Владимир Зимоненко) репатриировался в 1989 году («Родители довольно долго не давали мне разрешения на выезд», - рассказывает он). Жить коренному москвичу хотелось в столице. Но чтобы арендовать квартиру, требовался компаньон.
- Я написал объявление: «Ищу сожителя для съема квартиры» и вывесил его в коридоре «Маханаима», - вспоминает Зеэв.
Увидев ёрнический текст, Пинхас (Петя) Полонский со свойственной ему мягкостью пожурил молодого человека: «Володя, ну что это за слово – «сожитель»?!» Из уважения к Пете (и ради скорейшей аренды квартиры) пришлось Володе поступиться юмором и нацарапать объявление заново.
Тем временем в «Маханаим» приехала Маша. Увидела листок бумаги на доске объявлений и спрашивает: «Кто такой Володя Зимоненко?»
«Все его знают, а ты – нет?» - удивился Полонский.
В тот момент Маше и в голову бы не пришло, что пройдет время – и спонтанно заданный ею вопрос превратится в неотъемлемую часть семейного эпоса. Впрочем, свел Володю с Машей вовсе не юмор, свела – беда…
…Через полгода после того, как Володя репатриировался, в Израиль приехала его подруга. А спустя три месяца разразилась трагедия: девушка погибла в автокатастрофе.
- Я сидел с ее дедом, - вспоминает Володя, - и мне абсолютно ничего не хотелось… Полная апатия.
Дедушка спрашивает: «Чем собираешься заниматься?» Чтобы отвязаться, а не потому, что он что-то знал, Володя (в Москве он работал в театре) сказал: «В ближайшее время приедет мой начальник. Возможно, мы с ним создадим в Израиле театр».
Театр «Гешер»: точка отсчета
Через месяц у Володи раздался телефонный звонок, и он услышал взволнованный голос Славы Мальцева: «Я приехал в Израиль: хотим проверить, можно ли открыть здесь театр».
- Я со Славой бегал по знакомым да по инстанциям, - рассказывает Бен-Сендер. – Переводил на деловых встречах с иврита на русский, давал советы… Это было чудесное время. Мальцев был полон энергии, и с ним было удивительно здорово работать. Сколько интересных людей мы тогда встретили!.. Сидели на кухне у Нины Михоэлс. Мало кто тогда верил в то, что в Израиле удастся создать еще один театр. Говорили: «Уже пробовали до вас. Ничего не получится. Актеры и режиссеры приезжают и ищут работу в уже существующих театрах».
Понемногу из Москвы приезжали актеры.
- Коммуной жили в квартире Мальцевых, - вспоминает Володя Бен-Сендер. – Началась война в Персидском заливе. Тель-Авив опустел и по вечерам превращался в город-призрак. Мы тоже всей коммуной переехали в Иерусалим и расселились по квартирам знакомых. В Иерусалиме казалось спокойнее. На репетиции мы ходили с противогазами. С нами была хореограф Марина Белтова. Муж Марины, Эдик, остался в рамат-ганской квартире. «Скад» взорвался рядом с домом. Эдик чудом остался жив. Помню, он рассказывал, как что-то заставило его броситься на пол, а в следующий момент прогремел взрыв. Обломки внешней стены пролетели над ним и ударились о противоположную стену. На другой день мы приехали в Рамат-Ган помочь забрать из квартиры уцелевшие вещи. Во внешней стене зияла огромная дыра…
«Старожил» Бен-Сендер прошел с Мальцевым весь путь от идеи до создания театра «Гешер».
- Позднее, в 1991 году, прилетела актерская группа, за исключением Игоря Миркурбанова, он задержался, - рассказывает Володя Бен-Сендер. – Для постановки отрывка из «Недоросля» труппе не хватало актера, который исполнил бы главную роль.
В авральном порядке вместо Миркурбанова в спектакль ввели Бен-Сендера. И на премьере «Гешера» он сыграл Митрофанушку. Но надолго на сцене не задержался: в возрасте 23-х лет (по израильским меркам – переростком, а не недорослем) Бен-Сендер напросился в ЦАХАЛ.
- Наша армейская база находилась в Иорданской долине, а курс молодого бойца я прошел в Негеве, - вспоминает Володя. – Месяц мы провели в Ливане (помните снежную зиму 1992 года?). А потом у меня немного ухудшилось зрение. Командир дал мне отпуск, чтобы я прошел проверку и заказал очки.
В дни отпуска Володя поспешил к друзьям в Маале Адумим. Приехал в целях улучшения зрения, но был ослеплен красотой и обаянием Маши, с которой случайно столкнулся у приятелей.
23 февраля 1992 года Володя и Маша стали мужем и женой.
- За несколько дней до хупы мы зашли в Сионистский Форум, чтобы пригласить Наташу Бехман, - вспоминает Маша.
Наташа спросила: «Где состоится свадьба?»
«Понятия не имею…» - смутилась Маша.
«Тогда давайте поставим вам хупу прямо здесь!»
- Вот мы и поженились в здании Сионистского Форума на улице ха-Ор, два, в Иерусалиме, - говорит Маша.
В поисках места под солнцем
Поначалу молодожены с малышкой Рахелью-Эфрат (дочерью Маши от первого брака) жили на съемной квартире в Маале Адумим, а после рождения Шломит отправились на работу в Москву: Володю пригласили на административную должность в йешиву раввина Штейнзальца. Маша преподавала иврит и иудаизм в еврейском педагогическом училище для девочек. Однако надолго в Москве Бен-Сендеры не задержались.
- После Израиля практически невозможно просуществовать в городе, где девять месяцев в году не светит солнце, - рассказывает Маша. – Ждала я как-то Володю в метро с Шломит (малютка - в висящем на животе рюкзаке). Стою и жду мужа, счастливая… Внезапно на станции останавливаются сразу два поезда – выходят пассажиры. Хмурые, озлобленные. Смотрят на меня исподлобья - и я чувствую, как улыбка сама сползает с моего лица. Ощущение было примерно таким: меня сейчас убьют только за то, что я здесь стою - такая довольная и сияющая. Мне стало жутко…
Бен-Сендеры поспешили вернуться в Израиль. Вскоре у них родилась еще одна дочь – Катя-Лея, а через год появилась Тамар.
По возвращении из Москвы Бен-Сендеры прожили некоторое время на съемной квартире в поселке Эфрата. К тому моменту Израиль успел подписать с Арафатом «ословские соглашения» - новое строительство в Иудее, Самарии и секторе Газа «заморозили»…
- Все разрешения на строительство нового жилого квартала у инициативной группы уже имелись, но приступить к сооружению домов правительство не позволяет, - вспоминает Маша. – Тогда лидеры нашей группы заявили: «Будь что будем – доставим на участок караваны». Мы вселились в первый же привезенный на холм вагончик. Водопровода нет. Химический туалет на улице. Электричества поначалу тоже не было, но позднее на холм притащили генератор.
Постепенно жизнь начала превращаться из походной - в оседлую. Даже телефон в караване появился.
Арабы отреагировали на подписание «ословских соглашений» новой волной кровопролития: в середине 90-х по стране прокатилась серия чудовищных терактов. Подрывались в автобусах, ресторанах и кафе террористы-смертники, взлелеянные ХАМАСом.
- Как-то пришлось уложить Рахель на операцию, - вспоминает Маша. – Я снова была беременна. Оставила девочку в отделении иерусалимской больницы «Шаарей цедек» и поехала по своим делам. Вошла в автобус – и обомлела: Шошан-Пурим, но ни одного пассажира! Люди боялись ездить в автобусах. Если кому-то позарез нужно было добраться до какого-то места, в автобус он входил с замиранием сердца и пристрастно осматривал пассажиров. И если у кого-то в руках - большая сумка, тут же возникало подозрение: а вдруг в ней спрятана взрывчатка?.. И начинается: где сейчас дети? И что будет с ними, если автобус, в котором я еду, взорвется. И есть ли при себе удостоверение личности (если случится самое страшное, по «теудат зеуту» меня быстро опознают)… Ничего подобного на поселениях мы не испытывали…
На холме в окрестностях Эфраты Бен-Сендеры прожили четыре года. Тем временем пронесся слух, что по соседству с Ткоа строится новый поселок.
- Я подумала: край света, пустыня… - вспоминает Маша. – Туда я никогда в жизни не поеду. Но приятели настаивали: в Нокдим очень хорошие условия приема.
Однажды в Эфрату приехали старожилы Нокдим - Йона Френкель и Элла Либерман.
- Вова сказал: «Пойдем, послушаем, что они расскажут», - вспоминает Маша. – А после того как мы послушали, предложил: «Давай съездим - посмотрим». В конце концов, мы отправились в Иудейскую пустыню на тот холм, где сейчас находится караванный поселок Кфар-Эльдад, сходу попали в караван к Либерманам и были потрясены созданным Эллой домашним уютом.
Маша с Володей стали частенько наведываться в Нокдим: харизматичная «русская» компания. Искрометные «капустники», пуримшпили. Юмор - как в Москве, но - пикантнее!
Однажды Маша нарядила мужа на пуримский карнавал Красной шапочкой.
- Костюм был сооружен за две минуты, - вспоминает она. – Я облачила Володю в просторное платье, которое носила во время беременности, и в красную шапку дочери. В корзинку Вова положил бутылку виски – и мы поехали в Нокдим.
Бывших актеров не бывает: менять профессию заставляют обстоятельства, но природу свою не изменишь. Бен-Сендер произвел в поселке настоящий фурор: такой бородатой глазастой Красной шапочки здесь еще не видели.
Дом на пригорке
Вскоре в Эфрату позвонил Яир Мааян, старожил Нокдим: «У нас намечается новый проект. Приезжайте».
- Первым в рамках этого проекта в 1997 году был построен наш дом, - говорит Маша. – Как только появились двери и окна (электричество к дому подведено не было) – мы тут же перебрались из Эфраты в Нокдим.
Недостроенный дом Бен-Сендеров одиноко высился на пригорке.
- Переехали мы 31 августа – на другой день детей нужно отправлять в школу, - рассказывает Маша. – Электричеством нас снабдил Миша Горловский – протянул от своего дома провод. Несколько дней подряд кормил нас и поил, да еще и дом освещал.
Свою первую ночь в Иудейской пустыне Маша запомнила навсегда.
- Внезапно меня разбудили странные звуки – будто кто-то открыл кран, - вспоминает она. – Я в ужасе вскочила с постели и поспешила к входной двери: не дай Б-г, террорист.
Прокравшись на цыпочках в кухню, Маша ахнула: стоит себе Володя и пьет воду.
«Маня, что с тобой? Ты почему встала?!»
…Младшие дочери Бен-Сендеров родились в Нокдим уже после того, как мама с папой поработали в США, но достаточно быстро вернулись: там, как и в Москве, остро не хватало солнца и общения. Из-за двух малышек Маше пришлось на время пожертвовать карьерой и присматривать за детьми. Но стоило девочкам подрасти, Маша начала работать вначале в книгоиздательстве Михаила Львовича Гринберга, спустя год перешла в проект Сохнута, а сейчас является сотрудником Отдела международных связей мемориального Музея Катастрофы «Яд Ва-Шем».
Володя тем временем пробовал себя в разных амплуа.
- По возвращении из Москвы, где мы проработали полтора года, я устроился в русскую студию «Аруц 7» и плавал на корабле, - вспоминает он. – Конец 1995 года. К тому моменту «пиратская» радиостанция, вещавшая на иврите, существовала уже давно, а тут открылась русская студия. Я спросил начальство: «А что передавать?» Мне ответили: «Передавайте, что хотите, главное – заполнить эфир в отведенные вам часы вещания». Часть тем мы черпали из вчерашних газет, другую – из передач армейской радиостанции «Галей ЦАХАЛ».
- Проработав год, Володя почувствовал, что настоящего журналиста из него не получится, - говорит Маша. – Но представьте, что ощущала я, когда муж всю неделю проводит на корабле, а я в одиночку должна была справляться с детьми дома.
Еще до начала работы на «Аруц 7» Володя окончил курсы программирования.
- И хотя на годичных курсах нам дали минимум знаний, какую-то основу я получил. Остальное было делом самообразования, - говорит он. - Сейчас работаю в тель-авивской компании, специализирующейся в области защиты информации. Чтобы не простаивать часами в заторах, нередко приходится ночевать в Тель-Авиве, зато работа серьезная.
В 2006 году, по окончании Второй ливанской войны, в дни которой жители Нокдим приняли семьи «эвакуированных» северян, Володя решился на драматический шаг: отключил кабельное телевидение.
- Во время войны мы ни на секунду не отходили от телевизора и все время отслеживали оперативные сводки в интернете, - вспоминает Маша. – Моя подруга Катя организовала добровольное объединение «Самооборона», занимавшееся не только доставкой продуктов северянам, но и эвакуацией. А после войны смотреть по телевизору уже было нечего. Мы решили: пора девочкам начать читать книги. И отказались от кабельного телевидения.
- В Тель-Авиве, Иерусалиме и Хайфе в выходные можно съездить в театр или на концерт. А что в Нокдим?
- А в Нокдим, к примеру, приезжал Фазиль Искандер, - говорит Маша. – Заманила его к нам Элла Либерман. Было потрясающе - чудесный незабываемый вечер. Многим из нас не верилось, что к великому писателю можно вот так запросто притронуться. Замечательно отпраздновали мы в своей «деревне» юбилеи Йоны Френкель и Милы Трестман. Так как Йона - один из основателей нашего поселка, пришлось по случаю ее юбилея устроить «показ мод». Володя сыграл роль легендарного дизайнера Лагерфельда. Правда, вместо костюмов на подиуме демонстрировали… новые дома! Потом мы сыграли спектакль «Как стать миллионером». А на юбилее поэта Григория Трестмана мы разыграли «Белое солнце пустыни». И, конечно, незабываемые пуримшпили…
Если прибавить к этому ежегодный праздник дегустации вин, произведенных из выращиваемого в Гуш-Эционе винограда, создается картина не хуже столичной: «русским» интеллектуалам явно не приходится скучать в своей «деревне».
«Бермудский» треугольник или – «русский»?
Либеральная израильская пресса старается не упоминать в своих публикациях поселки, расположенные в восточной оконечности Гуш-Эциона. Для отечественных «либералов» Никдим, Ткоа и Кфар Эльдад – это «бермудский треугольник». С их точки зрения, реально существует только «государство Тель-Авив» (неслучайно именно здесь, на бульваре Ротшильда, доморощенные «правозащитники» от среднего класса проводят крикливые демонстрации с требованием «социальной справедливости»).
Тем временем для жителей Нокдим справедливость и взаимная поддержка так же естественны, как необходимость забрать соседского ребенка из детского садика, если его мама задержалась на работе в столице.
Воспитательницей в одном из детских садов поселка работает Анна Ланкина. История ее переезда в Нокдим столь же типична, сколь и уникальна.
Анна репатриировалась в 2001 году из Челябинска. Поначалу пять месяцев прожила в кибуце Мааган Михаэль, затем еще пять месяцев – в центре абсорбции в Ашкелоне.
- Аннушка прилетела в Израиль одна, мы познакомились случайно у друзей, - рассказывает Влад Ланкин, репатриант из Магнитогорска (в стране с 1993 года).
Классическая история – любовь с первого взгляда. Вскоре Влад сделал Анне предложение. Вот тут-то и встал вопрос: где жить?
Влад был знаком с Йоной Френкель, старожилом Нокдим. Она пригласила молодых людей в поселок на ознакомительную экскурсию, уезжать после которой ни Владу, ни Аннушке уже не захотелось.
- Свадьбу нам устроили в местном зале торжеств, - вспоминает Влад. – Каждая семья принесла приготовленное заранее коронное блюдо. Нас это растрогало до глубины души. Такое сегодня невозможно не только в России, но даже в крупных городах Израиля. Приехали мы в поселок в ноябре 2002 года. Вторая интифада. Шок после теракта, в котором погибли Аарон Гуров и Авраам Фиш… Настроение у людей подавленное. Впоследствии выяснилось: наш приезд, а потом и свадьба стали поворотным пунктом, всколыхнувшим многих жителей ишува. Как же они хотели нам помочь, как старались…
Поначалу Влад с Аннушкой жили на съемной квартире. Там родилась их старшая дочь Соня (сегодня ей 9 лет).
- Дом мы выкупили у руководства «мехины», когда была объявлена распродажа, - рассказывает Влад. – Тогда он, правда, был одноэтажным – позднее пришлось достроить еще один этаж.
- Как вам, коренным горожанам, живется в «деревне»? – спрашиваю я Анну (по специальности она – преподаватель немецкого языка).
- Мне, к сожалению, сельскую жизнь в Израиле сравнивать не с чем – вскоре после репатриации я вышла замуж и переехала с Владом в Нокдим, поэтому я не знаю, как живется молодоженам в городах на съемных квартирах, - говорит Анна. – А здесь у нас свой дом, тишина – иногда слышишь, как кузнечики стрекочут. О таком райском уголке мы и не мечтали. Кроме того, за девочек (их у Ланкиных уже две – Е.К.) беспокоиться не приходится: дети в ишуве всегда присмотрены.
- В поселке вообще другая жизнь, - говорит Влад. – Ты близко знаком со всеми соседями, знаешь, кто есть кто и кто чем дышит. Тебе известно, с кем дочка играла сегодня, и с кем будет играть завтра, с кем она подружилась и с кем поссорилась: здесь всё на виду.
- Но на работу приходится ездить?
- Да, я работаю в головном офисе крупной строительной компании в Иерусалиме, - говорит Влад.
Подобно Владимиру Бен-Сендеру, доктору Меиру (Мите) Антопольскому и другим «односельчанам», Влад Ланкин, приехавший в Израиль в отнюдь не призывном возрасте, тоже служит в армии, в танковых войсках.
- Моя военная профессия – минометчик, – рассказывает он, – есть в ЦАХАЛе такие маленькие танки с минометами.
В конце 2008 года, в дни антитеррористической операции «Литой свинец», резервистские сборы Влада растянулись на целых два месяца: его часть стояла под Ашкелоном, готовая в любой момент штурмовать северную оконечность Хамастана.
- Несмотря на то, что наша часть относится к Северному округу, в дни операции она вошла в сектор Газа, - рассказывает Влад. - Мы продвинулись в глубину вражеской территории и уже стояли в пригороде Газы, но высшее армейское командование дало отбой, так что проехаться на танках по городу нам не удалось.
Аннушка тем временем оставалась в Нокдим со старшей дочкой Соней.
- Поначалу мы с Владом поддерживали связь - он отвечал по сотовому телефону на мои звонки, - рассказывает она. – В один из дней (я в тот момент была на работе) Влад позвонил и сказал: «Аннушка, я выключаю телефон на неопределенное время».
Жена сразу все поняла. И хотя Анна не из робкого десятка, ей стало дурно.
- Телефон молчал полтора дня, - вспоминает она. - Мне, конечно, было очень тяжело.
Вряд ли Анна выдержала бы испытание неизвестностью, если бы не «односельчане»: узнав, что Влад, видимо, вошел в сектор Газа, соседи бросились отвлекать молодую женщину. Наперебой приглашали на обед, звонили, поддерживали.
- Я круглые сутки не отходила от телевизора, постоянно слушала фронтовые сводки, которые передают по радио, - говорит Анна. - И все эти дни нас с Соней опекал весь поселок.
…Младшая дочь Ланкиных, Шелли, родилась полтора года назад. Пока малышка разбирается с игрушками, Влад рассказывает, что в рамках операции «Литой свинец» в секторе Газа сражались многие воины-резервисты из Нокдим.
- Что и говорить, поселки Иудеи и Самарии – это не «государство Тель-Авив», где от службы в ЦАХАЛе уклоняется чуть не половина молодых людей, - замечаю я.
- Вы правы, - подтверждает Ланкин. – Общинный образ жизни - иная ментальность. Мы не стесняемся своей любви к Эрец-Исраэль и готовности защищать от врагов свое государство.
Вместо эпилога
Напоследок – эпизод, воспроизведенный Анной Антопольской:
- Меня часто спрашивают, в каких отношениях «русские» жители поселка с сабрами. А вот в каких: однажды вечером я подобрала на шоссе тремписта. Молодой человек сел в машину, сказал на чистейшем русском языке «Добрый вечер!» - и мы поехали. Лишь позже, присмотревшись в зеркало заднего обзора, я поняла, что мой попутчик – сын выходцев из Йемена…
Вечереет. Самое время поспешить на съемку: еще немного – и я пропущу освещенные лучами заходящего солнца холмы Иудейской пустыни.
Марсианский пейзаж…
Полный текст очерка, написанного специально для «Заметок по еврейской истории».
Первая часть была опубликована на сайте ZMAN.com.
