К столетию со дня рождения Бориса Алексеевича Чичибабина
Страницы поэтических книг Бориса Чичибабина многолюдны, они полны имен, обращений, посвящений и отражают «роскошь человеческого общения». Легко и свободно, с той же дружеской интонацией, как и к современникам, автор обращается к Пушкину и Лермонтову, Маяковскому, Цветаевой, Мандельштаму, Твардовскому, Галичу. Но эти имена не книжная полка. В лирическом пространстве Чичибабина все они сообщаются между собой и создают особый «промежуточный» метафизический мир, в котором
О сколько пуль в поэтов пущено,
Но радость пела в мастерах,
И мстил за зло улыбкой Пушкина
Непостижимый Пастернак
(Без всякого мистического вздора, 1959) [1]
И тогда они все живы:
И нет причин — а мы с тобою плачем,
А мы идем и плачем без конца,
Что был он самым маленьким и младшим,
Поди стеснялся смуглого лица…
(Экскурсия в лицей, 1974)
«К другу стихотворцу» (1814) — так назвал Пушкин свое первое стихотворение увидевшее свет, в котором юный поэт беседует с другом о грядущем пути стихотворца. Дружба дала своё имя одному из старинных лирических жанров — дружескому стихотворному посланию. Основные черты дружеского послания сложились в классической античности. Оно восходит ко временам Овидия, Горация, далее — к Буало, Вольтеру, Гете. В России — Кантемир, Батюшков, Жуковский, Пушкин. Приходит дружеское послание и в ХХ век. Формальные признаки послания – обращение к конкретному адресату, упоминания о событиях, общих для двух сторон, просьбы, пожелания — сохраняются практически без изменений. Послание построено на присутствии собеседника, на волне связи с ним, возможности взаимопонимания.
Предполагалась связь этого послания с другими, где постепенно выражались характер и душа пишущего, особая дружба по двойному праву друга и стихотворца. Секрет продолжения поэзии, вероятно, во внутренней жизни поэтов, в их общем труде, в отношении друг к другу и к творчеству. Лирическое переживание в дружеском послании всегда адресовано, автор не придумывает своего адресата, он находит его в своем реальном окружении, и тему творчества поэт не выбирает, как не выбирает себе человек судьбу.
Одно из первых стихотворений Чичибабина, ставшее знаменитым, горько-шутливой интонацией несет глубокую мысль о насильственном разъединении близких по духу людей, содержит неожиданную просьбу-поручение и надежду быть услышанным:
Школьные коридоры —
Тихие не звенят…
Красные помидоры
Кушайте без меня.
(«Кончусь, останусь жив ли», 1946)
Единственный, частный случай получает силу обобщения, символическое звучание, адресатом становится целое поколение. Создан такой «нервный узел» (термин А.В. Веселовского), который определяет человеческую свободу как главную ценность и оказывается проводником поэтических ассоциаций Чичибабина, наполняет духовным и эмоциональным единством его жизнь и творчество. «Поэтическое слово», — отмечает Лидия Гинзбург, — непрерывно оценивает все, к чему прикасается, это слово с проявленной ценностью» [2].
Я б не сложил и пары слов,
Когда б судьбы мирской горнило
Моих висков не опалило,
Души моей не потрясло.
(«Поэт — что малое дитя», 1960)
В своем становлении поэта Чичибабин благодарно называет многие имена, но развитие личности, появление собственных мотивирующих представлений о поэзии, эмоциональную и логическую силу поэтического слова он связывает с именем Бориса Пастернака. Сопоставление этих имен естественно возникает, например, при обращении к функции пейзажа в их философской лирике [3]. Именно эта жизнь, именно эта судьба настойчиво притягивала внимание Чичибабина. Три стихотворения посвящает он Пастернаку — «Вместо венка Пастернаку» (1960), «Цветы лежали на снегу» (1969), «Пастернаку» (1962), кроме многочисленных упоминаний его имени в других стихотворениях. Заглавие последнего стихотворения можно принять за надпись на конверте и с учетом обновленной формы прочитать как послание другу стихотворцу. Оно написано как преодоление разлуки, как восстановленная связь и запрещенная печаль.
Был воздух зимний и лесной
как дар за годы зла и мрака,
была могила Пастернака
и профиль с каменной слезой.
(Цветы лежали на снегу, 1969)
Так через годы вернутся пережитые впечатления.
На что был загнан Пастернак —
тихоня, бука, нечестивец, —
а все ж бессмертью причастились
и на его похоронах…
(Памяти Твардовского, 1971)
А в более раннем — «Пастернаку» — главным мотивом звучит мотив «невстречи», но Пастернак остается в стихотворении незабываемо живой, насколько это вообще возможно после смерти, тем более что письмо — это разговор с отсутствующим.
Композиционно стихотворение построено на коммуникативной основе: облик — оклик — отклик — обновленный облик. Это не частная беседа двух не встретившихся друзей. Отраженные реально произошедшие события стали частью этого мира и возвышаются над рациональной логикой. И выбор адресата, и жанровая природа послания усиливают поэтическую энергию стиха, позволяют автору оставаться самим собой и выстраивать возможный диалог. Диалогическая сущность послания концентрирует эмоциональную тему «я», создает проекцию на собеседника «я — ты», проясняет, что между ними общего, что различает и объединяет в «мы» с читателем. «Внутренний» собеседник помогает оценить собственные мысли, их возможные причины и порождает ненасыщаемую жажду новых впечатлений и духовных потребностей. При жизни поэта Чичибабин писал:
Пока на радость сытым стаям
подонки травят Пастернаков
— не умер Сталин…
(Клянусь на знамени веселом, 1959)
В стихотворении «Вместо венка Пастернаку» он обобщает:
Куда ни поеду,
куда ни пойду —
большому поэту
везде как в аду.
Дружеское послание «Пастернаку» проникнуто и элегическими, и анакреонтическими мотивами, в него вмещены обе жизни — адресата и корреспондента. Обращение на «ты» правомерно при сетовании, укорах, сожалении и любовании.
Твой лоб, как у статуи бел,
и взорваны брови,
я весь помещаюсь в тебе,
как Врубель в Рублеве.
И сетую, слез не тая,
охаянный эхом,
и плачу, как мальчик, что я
к тебе не приехал.
Контрастные черты в облике поэта — белизна, неподвижность статуи и «взорваны брови» — усиливают динамичное эмоциональное напряжение: гнева ли, боли, восторга.
Я весь помещаюсь в тебе,
как Врубель в Рублеве.—
Это не только изящная завершенность сравнения ученика и учителя, но и констатация неиссякаемой духовной потребности в общении. Стремящийся к самопознанию человек проделывает трудную работу: нужно увидеть себя со стороны, предоставить себя себе, от чего-то избавиться, в чем-то укрепиться, или, как принято говорить, «позиционировать».
И плачу, как мальчик, навзрыд
о зримой утрате,
что ты у трех сосен зарыт,
не тронешь тетради.
Все могло быть иначе, но «ты … зарыт» и «тетрадь» не тронута.
Ни в тот и ни в этот приход
мудрец и ребенок
уже никогда не прочтет
моих обреченных…
«Я» плачу как мальчик, «ты» — мудрец и ребенок, «мы» почти равны. При формирующей позиции один «вчитывает» в себя другого, «впечатывает». При понимающей — наоборот — «вычитывает». Чичибабин одновременно занимает обе позиции и беседует с мастером на равных.
Я стих твой пешком исходил,
ни капли не косвен,
храня фотоснимок один,
где ты с Маяковским,
где вдоволь у вас про запас
тревог и попоек.
Смотрю поминутно на вас,
люблю вас обоих.
Наглядная строка — «Я стих твой пешком исходил» — в равной мере важна для понимания стихотворного пространства Пастернака и для напряженного читательского труда Чичибабина. В это условное пространство включено реальное время жизни поэта и читателя. И Чичибабин видит себя не случайным читателем, он не «косвен», не посторонний, а именно тот, для кого пишут. В данную минуту он сам друг стихотворца, понимающий, что можно в одну строку вместить две жизни. А рядом и третья, «где ты с Маяковским». Он щедро отпускает им, как гусарам, вдоволь «тревог и попоек», снова объясняется в любви. Портрет Пастернака появляется в третий раз: первый таинственный, второй романтический — со взглядом, «устремленным вдаль»: «…и смотришь на ивы, как девушка и как вода, любим и наивен». Наконец, фотопортрет из реальной жизни. Этого всматривания, любования, признания в любви оказывается довольно, чтобы восстановить доверие к собственному опыту. Сам выбор жанра дружеского послания, его написание становятся опытом, тем, из чего выходишь измененным, словом, которое освобождает душу от тесноты, создает внутреннее пространство. Слово сливается с переживанием и дает право возвысить голос, вопрошать:
О, скажет ли кто, отчего
случается часто:
чей дух от рожденья червон,
тех участь несчастна?
Вопрос инвективный, обвиняющий, он упирается в зловещее и вечное противоречие: «дух червон», золотой, драгоценный, может быть — бесценный, а участь, судьба его обладателя «несчастна».
Ужели проныра и дуб
эпохе угоден,
а мы у друзей на виду
из жизни уходим.
Уходим о зимней поре,
не кончив похода…
Какая пора на дворе,
какая погода!
Изображенный автором мир не имеет конечных величин, не поддается управлению человеком, силами добра и света. Но, как сказал поэт еще раньше, «душа не выстрадает счастья, но может выстрадать себя».
И меришь, и вяжешь навек
веселым обетом:
— Не может быть злой человек
хорошим поэтом!
Цитируя Пастернака, Чичибабин его строками выстраивает свой диалог с ним. М.М. Бахтин был убежден, что «подлинная жизнь личности доступна только диалогическому проникновению в нее, которому она сама ответно и свободно раскрывает себя», а в человеке всегда есть что-то, «что только он сам может открывать в себе в собственном акте самосознания и слова» [4].
В развитии лирического сюжета мотив «невстречи» меняется и дает новое содержание тексту: встреча состоялась, объединила их. Возникает новое смысловое поле.
… а мы у друзей на виду
из жизни уходим.
Уходим о зимней поре,
не кончив похода…
Какая пора на дворе,
какая погода!
Теперь звучит боль утраты всего богатства земной жизни. И житейский вопрос, соединивший оба голоса — адресата и автора, задан с новых позиций, интонация требует не вопросительного, а восклицательного знака. А погода вот какая:
Обстала свистя и слепя
Стеклянная слякоть,
Как холодно нам без тебя
Смеяться и плакать.
Земная жизнь потеряла важную часть себя, но продолжается. Чичибабинское образно-музыкальное описание погоды по-пастернаковски выразительно и многозначно, стоит вспомнить и сравнить со строками Пастернака «Февраль. Достать чернил и плакать…» [5].
Вернемся к финалу
…Красные помидоры кушайте без меня
раннего стихотворения Чичибабина. Сравним его с последними строчками стихотворения
«Пастернаку»:
…Как холодно нам без тебя смеяться и плакать.
«Без меня», «без тебя» — в реальной жизни эти словосочетания означают разлуку, утрату, но, становясь образами внутреннего переживания в поэтическом тексте, они, напротив, преодолевают трагическую неполноту мира и воссоздают желаемую ситуацию общения.
В заглавии «Пастернаку» нет уточнения «Памяти», «На смерть», непоправимость свершившегося, трагическая тональность реквиема вынесены за скобки. Дружеское послание стихотворцу Пастернаку утверждает драгоценность свободной творческой жизни в лирике Бориса Пастернака и Бориса Чичибабина.
Литература
-
Чичибабин Борис. В стихах и прозе. – Харьков: Фолио, – С.70. Гинзбург Л. О лирике. – Л.: Советский писатель, – С.8. Репало Я.М. Функции пейзажа в философской лирике Б.Пастернака и Б.Чичибабина // Б.А. Чичибабин и проблемы развития русской поэзии на рубеже XX-XXI вв. – Сб. статей «Вестник Крымских чтений», Вып.3. Симферополь: Крымский архив, – С.116-122. Бахтин М.М. Собрание сочинений в 6 тт., Т.6. – М.: Русские словари. Языки славянских культур. – С.69-70. Пастернак Борис. Стихотворения и поэмы. – М.: Художественная литература, – С.3.
Оригинал: https://7i.7iskusstv.com/y2023/nomer2/nikipelova/
