Я хочу написать здесь о знаменитом «чириковском инциденте». Заранее прошу прощения у тех, кому эта в высшей степени знаменательная история хорошо известна. Хотя, как показывает опыт, знание истории далеко не всегда сопровождается адекватной ее трактовкой – и «чириковский инцидент» – одно из ярких тому свидетельств. Из трактовок, знакомых мне, наиболее адекватной я полагаю точку зрения В.Жаботинского, изложенную им в посвященных этому событию четырех статьях.
Итак, к делу.
1. Краткое описание событий
18 февраля 1909 года в петербургской квартире актера Н.Н.Ходорова происходило чтение русскоязычного варианта пьесы идишского драматурга Шолома Аша. Собрание составлено было из, что называется, представителей прогрессивной культурной общественности Питера – литераторов, критиков, театральных деятелей и примкнувших к ним приятелей и приятельниц. Как водится, не обошлось и без водочки.
Пьеса Аша (польского еврея, не слишком хорошо говорившего по-русски) под названием «Голубая кровь», она же (без шуток) – «Белая кость», представляла собой бытовую драму из еврейской жизни. После чтения стали обсуждать. Выступавшие много и хорошо хвалили автора, вечер плавно и славно клонился к танцам, когда слово взял литератор Е.Н.Чириков – автор весьма прогрессивных рассказов и еще более прогрессивной сусально-юдофильской пьесы «Евреи».
«Я вот чего не понимаю, господа, – сказал он скорее недоуменно, чем сердито. – Вы в один голос хвалите чисто бытовую пьесу, в то время как меня, Евгения Чирикова, регулярно разносите в своих критических статьях за низменное бытописательство. Потрудитесь объясниться и проч.».
«Что ж, Евгений Николаевич, – отвечал Чирикову некий петербургский критик, и, кстати, по чистой случайности, еврей. – Вы, человек не вполне знакомый с многовековой еврейской традицией, не в состоянии понять, как в обычном быту еврейской семьи отражается высокий трагизм бытия и проч.».
«Ах вот как! – воскликнул Чириков. – Коли мы, русаки, не можем понять еврейского быта, то и вам, евреям, недоступно пониманье быта русских, и поэтому печально, что лишь критики-евреи мне оценивают пьесы. А ведь нынче в Петербурге что ни критик, то еврейский. Ну и далее... и проч.».
Присутствовавшие на вечере евреи были оскорблены в лучших чувствах. Назавтра в идишской газете появилось коллективное открытое письмо, в котором несчастного Чирикова обвиняли ни больше, ни меньше как в антисемитизме. Чириков ответил, и – понеслось по кочкам… вернее, по газетам, газеткам и газетенкам то, что впоследствии получило громкое наименование «дискуссия о роли евреев в русской литературе». Впрочем, по сути речь шла совсем о другом. О чем же?
2. Первая сторона конфликта. Дезертиры
Начнем с оскорбленных евреев, коих, надо заметить, к 1909 году в русской литературной критике, журналистике и публицистике и в самом деле развелось видимо-невидимо. Что же их так оскорбило? Скажем сразу, что имевший вполне обоснованную репутацию юдофила Евгений Чириков никак не заслуживал обвинений в антисемитизме – напротив, по логике вещей его замечание выглядело весьма справедливым. По логике вещей – но не по логике чувств ассимилированных критиков-евреев.
Ведь Чириков, глядя на них, видел именно критиков-евреев. Или литераторов-евреев. Или публицистов-евреев. Или хренЕгоЗнаетКого-евреев… – неважно, что конкретно там стояло до черточки, но после нее самым естественным для Чирикова (и для любого другого нормального человека) образом следовало вполне определенное уточняющее слово – «евреев».
Но в том-то и дело, что им это не подходило! Ибо сами они, глядя в зеркало, хотели видеть там нечто совсем иное. А именно – русских критиков, русских литераторов, русских деятелей русской культуры. Хотели отчаянно, до колик, до умопомрачения. А уж коли до умопомрачения, то, соответственно, и видели ровно то, что хотели.
Однако обман, как ни крути, остается обманом. Себя-то уговорить можно, а вот что делать с реальностью? Реальность, увы, не уговоришь, о ней можно только забыть. И ведь забывали – старательно, изощренно, ежеминутно отгораживаясь от правды всеми силами и средствами. Труд огромный, что и говорить – любой неловкий толчок выводит из равновесия. И оттого любое напоминание о действительном положении вещей не могло не вызывать у новоиспеченных русских умопомраченную, близкую к истерике реакцию. Они-то, бедняги, трудятся-стараются, бьются-рвутся, уже совсем в зеркале русский литератор вырисовывается… и тут вдруг – бац! – какой-то наивный Чириков возьми да и брякни с перепою: «да це ж яврей!» Вот ведь гадство-то какое! Ату ее, реальность… тьфу, нет, не так – ату его, Чирикова!
Все это очень напоминает нелепый фарс, не правда ли? Нелепый и к тому же не слишком хорошо пахнущий, учитывая тогдашнее положение подавляющего большинства соплеменников вышеописанных русских литераторов. Напомню, мы находимся как раз посередине временного отрезка между кишиневским погромом и делом Бейлиса. Присутствие евреев в редакциях российских газет было тогда более чем заметным.
Отчего же при этом В.Жаботинский имел все основания написать поистине страшные слова: «…больше вбитых гвоздей я нашел в мертвых глазницах одной из жертв погрома в Белостоке, чем статей об этом погроме в русской передовой печати»?
Отчего? Что за вопрос… – да всё оттого же. Оттого, что тогдашние литераторы-евреи больше были заняты высматриванием в зеркале русского литератора, чем трагедией собственного народа.
И трудно не согласиться с тем же Жаботинским, который презрительно окрестил (какой подходящий глагол!) эту сторону конфликта «дезертирами», а сам конфликт – конфликтом «между нашими дезертирами и их хозяевами».
«Щелчок, полученный дезертирами, – писал он далее, – нас не трогает; и когда он разовьется даже в целый град заушений, – а это будет, – нам тоже останется только пожать плечами, ибо что еврейскому народу в людях, которых высшая гордость была в том, что они, за ничтожными исключениями, махнули на него рукою?»
3. Вторая сторона конфликта. Хозяева – ЛЛР
Эта сторона – русская прогрессивная интеллигенция – представляется в контексте «чириковского инцидента» куда более интересной. Здесь преобладало возмущение еврейской наглостью. Впрочем, выражалось это возмущение подспудно. В публичных выступлениях русские (реально русские) литераторы выражались недомолвками; волю себе они давали, в основном, в частной переписке, как, например, А.Куприн:
«Все мы, лучшие люди России (себя я к ним причисляю в самом-самом хвосте), давно уже бежим под хлыстом еврейского галдежа, еврейской истеричности, еврейской страсти господствовать, еврейской многовековой спайки, которая делает этот избранный народ столь же страшным и сильным, как стая оводов, способных убить в болоте лошадь. Ужасно то, что все мы сознаем это, но во сто раз ужасней то, что мы об этом только шепчемся в самой интимной компании на ушко, а вслух сказать никогда не решимся. Можно иносказательно обругать царя, а попробуй-ка еврея!?»
Здесь уместно спросить: в чем же причина такой двойственности, Александр Иванович? Зачем было лицемерить? Чего Вы боялись – бомбы?.. тюрьмы?.. – чушь какая-то, честное слово, даже не верится. Отчего ж было не обругать-то, причем даже и не иносказательно, а самой что ни на есть жидовской мордой, что, собственно говоря, Вы и делаете в письме? И как «лучшие люди России» (сократим это, пожалуй, до ЛЛР) ухитрились попасть в столь странное и бедственное положение?
Ответ прост: евреи были им нужны. ЛЛР самым беззастенчивым образом использовали евреев в своей политической, общественной, культурной борьбе с консерваторами. В этом (а вовсе не во внезапном порыве человеколюбия) заключается главная причина «юдофильства», обуявшего ЛЛР после первых погромов. Поначалу им выгодно было ассоциировать враждебное царское правительство и консерваторов именно с погромами, именно с чертой оседлости и с еврейским бесправием, как с самым вопиющим явлением российской действительности (в особенности, что немаловажно, с точки зрения западных идейных союзников). Как писал один из этих деятелей, в России есть всего две партии: правительство и жиды.
Немалую роль играло тут и наличие среди евреев массовой рабочей силы, весьма соответствующей общественно-политическим устремлениям ЛЛР: именно еврейская молодежь из-за российских ограничений в получении образования устремлялась в европейские университеты, то есть – в питомники-рассадники марксизма, анархизма, социал-демократии и затем возвращалась в Россию с готовыми «правильными» взглядами. Русские же выпускники российских университетов до подобной степени идейной готовности могли дойти разве что через эмиграцию.
Годились евреи и по еще одной, третьей, причине: им, как чужим, легче было атаковать пока еще популярные в народе аспекты общественно-культурной программы консерваторов. На священных коров у ЛЛР не поднималась рука; они предпочитали резать их чужими – еврейскими ножами. Из очевидных соображений – потом всегда будет на кого свалить. Типа, не мог щадить он нашей славы, не мог понять в сей миг кровавый, на что он пейсы задирал… и проч.
Так родился этот странный симбиоз новых еврейских образованцев и прогрессивных русских интеллигентов. Поначалу все шло на ура, но довольно быстро стали возникать проблемы. Нахальные евреи приняли свою временную роль за постоянную! Мало того, эти пронырливые твари ужасно размножились, наполнив своим противным акцентом столичные редакции, издательства, театры. Когда ЛЛР спохватились, проблема уже стояла во весь рост. Ярким проявлением ее и стал «чириковский инцидент».
О том, какая роль отводилась евреям, хорошо свидетельствуют цитаты из газетных дискуссий, приводимые В.Жаботинским. Анализируя их, он пишет:
«Гораздо искреннее те публицисты из «Новой Руси» и «Нашей Газеты», которые простодушно спрашивают: «своевременно ли? (т.е. – своевременно ли ставить зарвавшихся евреев на место именно сейчас? – А.Т.) Не лучше ли раньше вместе решить общегосударственную задачу?»
Любопытно, не правда ли? Значит, «вместе решить задачу». А потом? А вот по поводу «потом» исчерпывающе высказался тогда же один из признанных лидеров ЛЛР, отец российского легального марксизма, либерализма и конституционной демократии П.Б.Струве. Вот его слова с комментариями В.Жаботинского:
«Мнение по этому вопросу г. Струве – не новость. В разгаре выборов во вторую Думу он заявил одному интервьюеру, что настоящий антисемитизм – интеллигентский – еще впереди. Было это напечатано в газете «Русь» и, конечно, не удостоилось ни перепечатки, ни комментария в других передовых органах. Теперь г. Струве иными словами повторяет ту же мысль. Скрывать русское «национальное лицо» – «безнужно и бесплодно, ибо его нельзя прикрыть».
А в чем оно состоит? Это – не раса, не цвет кожи и т.д., это есть «нечто гораздо более несомненное и в то же время тонкое. Это – духовные притяжения и отталкивания… Они живут и трепещут в душе». И в том числе – «сила отталкивания от еврейства в самых различных слоях (!) русского населения фактически очень велика». Конечно, в области государственной с этими «отталкиваниями» считаться не следует, т.е. равноправие все-таки нужно дать. «Но государственная справедливость не требует от нас национального безразличия. Притяжения и отталкивания принадлежат нам, они наше собственное достояние, в котором мы вольны… И я не вижу ни малейших оснований для того, чтобы отказываться от этого достояния в угоду кому-либо и чему-либо… Я полагаю, евреям полезно увидеть открытое национальное лицо той части русского, конституционно и демократически настроенного общества, которая этим лицом обладает и им дорожит. И, наоборот, для них совсем не полезно предаваться иллюзии, что такое лицо есть только у антисемитического изуверства». Все это напечатано в газете «Слово» от 10 и 12 марта и ни в каких пояснениях и подчеркиваниях не нуждается».
В самом деле, не нуждается, но на всякий случай повторю: ЛЛР, говоря словами Струве, «дорожит» своим «отталкиванием» (здесь этот неуклюжий термин выступает эвфемизмом слова «отвращение») от евреев, и последние не должны питать никаких иллюзий, будто их союз с ЛЛР не закончится немедленно по достижении ЛЛР желанной «общегосударственной задачи». А пока… пока следует до поры до времени скрывать оное «отталкивание». Следует на публичном уровне благосклонно кивать, раскачивать перед еврейским крючковатым носом морковкой гражданского равноправия и даже в ссорах не переходить грани неприязненного молчания. Ну, а если уж совсем невмоготу, то ничто не мешает дать себе волю в частной переписке – как Куприн. Ничего, ЛЛР, – говорит Струве, – потерпите. Вот как только достигнем, так сразу и отольются жидам злые купринские слезы, вынужденное его долготерпение, временная необходимость лгать и лицемерить.
4. В чем же суть «чириковского инцидента»? О чем здесь вообще идет речь?
Об антисемитизме?
– Нет. Явно несправедливое обвинение в адрес Е.Н.Чирикова никак не может тянуть на главную тему этой истории.
О евреях-дезертирах?
– Тоже нет. Их роль здесь, хотя и велика, но, в общем, второстепенна. Они всего лишь жалкие наемники, легионеры, возомнившие себя «своими».
Что же тогда остается?
– ЛЛР остается. Лучшие Люди России, русская прогрессивная интеллигенция. Вот ее роль в этой истории – действительно главная. Роль хозяина, роль нанимателя. Ей и адресует Владимир Жаботинский свой главный упрек:
«Никогда еще эксплуатация народа народом не заявляла о себе с таким невинным цинизмом…»
Эксплуатируемые евреи для Жаботинского – не более чем пример; ведь отношение русской интеллигенции к другим народам – ничуть не лучше. Это она «…руками своих лучших и устами своих первых щедро оделила ударами и обидами все народы от Амура до Днепра…»
И далее, совсем уже беспощадным кнутом («мы» здесь – интеллигенты-евреи, единомышленники самого Жаботинского):
«Мы проглядели, что в пресловутом, и нас захватившем культе «святой и чистой» русской интеллигенции, которая-де лучше всех заграничных и супротив которой немцы и французы просто мещане, – что во всем этом славословии о себе самих, решительно вздорном и курьезном, гулко звучала нота национального самообожания. И когда началось освободительное движение и со всех трибун понеслась декламация о том, что «мы» обгоним Европу, что Франция реакционна, Америка буржуазна, Англия аристократична, а вот именно «мы», во всеоружии нашей неграмотности, призваны утереть им нос и показать настоящее политическое зодчество, – наша близорукость и тут оплошала, мы и тут не поняли, что пред нами взрыв непомерно вздутого национального самолюбия…
Может быть, мало на свете народов, в душе которых таятся такие глубокие зародыши национальной исключительности.
Русскому национализму не за что бороться – никто русского поля не занял, а напротив: русская культура, бессознательно опираясь на казенное насилие, расположилась на чужих полях и пьет их материальные и нравственные соки».
5. Что было дальше? «200 лет вместе» под углом «чириковского инцидента»
Дальнейшее известно. ЛЛР и представить себе не могли степень эффективности своих наемников. Волна, поднятая Лучшими Людьми России, смела в итоге и их самих. Позднее, в полном соответствии с задуманным, вину за уничтоженные ценности старой России свалили на евреев-легионеров. Полноте, ЛЛР. Часть ваших наемников и в самом деле происходила из еврейских местечек. Другие – из латышских деревень. Третьи представляли собой всевозможное отребье. Ну и что? Ответственность-то лежит не на наемниках, а на хозяине – на том, кто нанимает. А нанимали вы, ЛЛР, вы и никто другой.
Суть явления определяется не столько его происхождением, сколько совокупностью реального действия. Действия еврейских наемников не имели ничего общего с еврейством. Ничего эти троцкие-шмоцкие-свердловы-кагановичи и прочая мразь не отрицали с таким жаром, как собственное еврейство. Они были на службе у ЛЛР, они разрушали и убивали во имя ЛЛР, они страстно хотели быть ЛЛР. И в какой-то момент им даже показалось, что они стали ЛЛР.
А затем, в полном соответствии с прогнозом Жаботинского и планами Струве, надобность в наемниках отпала. Это произошло ближе к концу 30-х. Война несколько отодвинула неизбежный разрыв, но в начале пятидесятых, после расстрела Еврейского Антифашистского Комитета и "дела врачей", лишь пуримское чудо – смерть усатого упыря – спасло российских евреев от реального геноцида.
А ЛЛР – они такие же. Поразительно, насколько совпадает звон нынешнего российского дискурса с идейной гаммой «чириковской дискуссии». То же великодержавное жлобство, то же «национальное самообожание», то же «непомерно вздутое национальное самолюбие», те же «зародыши национальной исключительности». Перечитайте вышеприведенную характеристику ЛЛР, данную Жаботинским более чем 100 лет тому назад. Разве не применима она каждой своей буквой к ЛЛР нынешним?
Разве прочитав вот эти его слова:
«Для развития зародышей нет еще почвы, и она явится только в тот момент, когда среди народностей России подымется национальное движение всерьез, и борьба против русификации проявится не на словах, как теперь, а в фактическом разрыве с великорусскою культурой. Мы тогда увидим, кто наши могучие соседи и есть ли у них национальная струнка, и тогда, может быть, лучше поймем некоторые забытые страницы из Некрасова, Пушкина и Гоголя.»,
– разве прочитав их, мы не вспомним о нынешних конфликтах вокруг Прибалтики, Грузии, Польши, Украины, Молдавии, Беларуси? К счастью, «наши соседи» не так уж и могучи теперь, хотя «некогда забытые страницы из Некрасова, Пушкина и Гоголя» давно уже громом гремят в современных умонастроениях ЛЛР. Что ж, нехай себе гремят. Это теперь не наша еврейская беда, не наше еврейское проклятье. Не в наши еврейские двери ломятся нынче погромные соплеменники Лучших Людей России. Свое «отталкивание» они могут теперь прислать нам лишь по воздуху – почтой или сирийской ракетой. Мы теперь – хозяева своей страны, своей культуры. Не наемники, не дезертиры, не лизоблюды в чужом дому – хозяева.
А что до «еврейской прислуги русского чертога», которая предпочитает холопствовать и по сей день, ежедневно совершая «обряд целования ладони, которой отпечаток горит на еврейской щеке», то Б-г им судья. Обращаться к ним бесполезно – не услышат. Слишком заняты традиционным высматриванием в зеркале черт русского интеллигента. Лучше всего сказал по этому поводу всё тот же Владимир Жаботинский:
«Мы не видим повода горевать. Не видим и повода изумляться. Во всем этом нет для нас ничего нового. Когда евреи массами кинулись творить русскую политику, мы предсказали им, что ничего доброго отсюда не выйдет ни для русской политики, ни для еврейства, и жизнь доказала нашу правоту. Теперь евреи ринулись делать русскую литературу, прессу и театр, и мы с самого начала с математической точностью предсказывали и на этом поприще крах.
Он разыграется не в одну неделю, годы потребуются для того, чтобы передовая русская интеллигенция окончательно отмахнулась от услуг еврейского верноподданного, и много за эти годы горечи наглотается последний: мы наперед знаем все унизительные мытарства, какие ждут его на этой наклонной плоскости, конец которой в сорном ящике, и по человечеству и по кровному братству больно нам за него. Но не нужен он ни нам, ни кому другому на свете; вся его жизнь недоразумение, вся его работа – пустое место, и на все приключения его трагикомедии есть у нас один только отзыв: туда и дорога».
