Монообраз
Время кожаных регланов
Унесено рельсами
В железнодорожный архив
Документально-жёлтых снимков –
Время кожаных регланов
Возвращается узкоколейками
Лагерей Биркенау и Бжезинка –
Тянутся длинные нити
В чёрные глаза войны –
Где холод и цинизм –
Я не верю в прерываемость событий –
Если в мире жив ещё нацизм –
На большой реке берлинская лазурь –
Вся земля – смешение цветов и наций –
Свет в глазах войны – печей кровавый след –
Кровоизлияний и кремаций –
Образ голубого кабинета
Дно голубого кабинета
Покрыто розовым паркетом –
И красных ламп японский свет
Осветит тех – кого уж нет –
В коротком бежевом халате
Хозяйка – в серебре и злате –
Как римский мальчик – сложена –
Давно в Бжезинке сожжена –
Здесь зимний сад – газон – розарий –
В качалке кружится хозяин –
Поэт – философ – меценат –
Убитый много лет назад –
Но в этом ли разгадка замка –
Между реальностью и сном
Здесь все – хозяин и хозяйка –
Живут во времени ином –
Где веруя – а где не веря
Где белолицы – где черны –
Здесь европейские евреи
Во времени разметены –
И время словно приглушило
Тех – кто в обличии живом –
И я не знаю – это было –
Или все сбудется потом –
Монолог немецкого художника 1944 года
Берёт берлинскую лазурь
На белый лист железной кистью
И экспрессионистской высью
Грозу венчает Отто Дикс –
Там Шпрее превратилась в Стикс –
Наполнившись нацистской мыслью –
В Берлин пришла пора любви –
Пора дождей и затемнений –
Горящих окон – нет сомнений –
Стал уже круг моих друзей –
Реальность ставится в музей –
Простые связи не зови –
Ведь ты на море – не на суше –
Коммуникации нарушив –
В Берлин пришла порa любви –
И надо многое забыть –
Подобен мозг застывшей глине –
Лишь только двое могут быть
Соединёнными в Берлине –
Монолог Гете – гуляющего
вблизи концлагеря Бухенвальд
Вот и готова элегия –
Ульрика едет в Карлсбад –
Верно – что карлики гения
Остановили – Я рад –
Вспомнить бы черствость любимой
И утаенный расчет –
Только опять ястребиный
Сердце качает полет –
Помнится всё совершенное –
Несовершенное – нет –
Воздуха свежесть –
Юный таинственный свет –
Это равнина ли – небо ли –
Буковый лес – мой предел –
Помнится то – чего не было –
То – что увидеть хотел –
Люди – вы так рассудительны –
Стар я – она молода –
Всё же войти удивительно
В буковый лес иногда –
Мрачные слышу пророчества –
Люди – я вас не спасу –
От моего одиночества
Холодно стало в лесу –
Славно болото осушено –
Что им любовный недуг –
Грозно хранит равнодушие
Ровно посаженный бук –
Бьётся мучительно колокол
Странным звучаньем родным –
Чёрным проносится облаком
Едкий – пронзительный дым –
Что-то творится на свете –
Рано жирнеет земля –
Не наливайтесь – не смейте –
Кровью чужою – поля –
Колокол бьёт – и не спрячешься –
Всюду деревья в крови –
Видно – срубить надо начисто
Буковый лес без любви –
Странная это энергия –
Душам готовит распад –
Вот и готова элегия –
Ульрика едет в Карлсбад –
Монолог – Что же такое дым –
Завтра я стану дымом
И поползу в трубу
Вместе с женой и сыном –
Странный простор во лбу –
Умер – наверное – мозг –
Но не хватает воска –
Чтобы заполнить ту
Тяжкую пустоту –
Что же такое дым – если он едко-жирный –
Как растворится он в воздухе – а потом –
Узок ли круг его – или объём всемирный –
Будет ли дым глазами – будет ли дым умом –
Может быть – только ртом –
Жрущим леса и пашни –
Замки и города – свастику и людей –
Тех – кто в нацистском марше –
Думаю я о дыме
И не хочу о пепле –
Можно висеть на дыбе –
Руки мои окрепли –
Только не ради крови
И вьющегося огня –
Весь крематорий в слове –
В дыме моя семья –
Кто-нибудь нас поднимет –
Выбелит в злую небыль –
Соединимся в дыме –
Соединимся в небе –
Монолог препарированной головы в Освенциме
Перроны ада принял рай –
Пошли наверх горячим дымом
Останки жён и матерей
В тот синий край –
От птичьих стай неотделимо
Они проносятся теперь –
Передо мной мундир зелёный
И серо-синяя стена –
И снова я живу – казнённый –
И держит на губах слова
Отрубленная голова –
Я – препарат – похож на птицу –
Себе в мучениях приснясь –
И каждый вечер врач-убийца
Меня приветствует – смеясь –
Был у любимой образ мой –
И вот я только статуэтка –
Подставка – чистая салфетка –
Увенчанная головой –
И странно – там живёт она –
Как полагается невесте –
В голландском городе одна
И думает – кругом война –
И нет его на свете –
Здесь я –
Монолог сидящего у ворот Майданека
Майданек –
Косы моих любимых –
Пепел моих любимых –
С которыми я разминулся
В трёх десятилетиях –
Там сгорели мои дети –
Дети неистребимые –
Что вечными были на свете –
Но встретились у ворот крематория
С газом – огнём и смертью –
Там – верно – и я – задохнувшийся в теле матери –
Плачу внутриутробным воем –
Но меня не достают сапоги карателей –
Которые бьют по животу женщины смертным боем –
Майданек –
Слёзы моих любимых –
Тени моих любимых –
Шесть миллионов убитых –
Бедные дети Земли –
Был я от вас вдали –
Или – может быть –
Я сидел у ворот –
И читал надпись – и не мог разобрать –
Я был никто –
Ни этот и не тот –
Шорох от одежды – идущих умирать –
***
Над Киевом-градом возникли тревожные тени –
У Бабьего Яра я слышу их мёртвое пенье –
Над жизнью – над смертью –
Из ночи до самой зари –
Из прошлого в будущее
Яром идут косари –
Весь день косари
По оврагу гуляют и косят –
На донышке яра
Ножи свои острые носят –
Дремуче-угрюмо с похмелья бормочут слова –
– Расти – вырастай –
всё равно тебя срежем – трава –
Но где-то под вечер
Усталых любовников пара
Сольётся в кровавых деревьях
Зелёного яра –
Над полем убийства
Их вечная вера жива –
Молчат косари –
Из-под ног вырастает трава –
Монолог немецкого заключённого 1938 года
Ломая ограды и своды тюрьмы –
Аккорды Бетховена входят в умы –
Играя лучами то света – то тьмы –
То солнцем – то тенью становимся мы –
То снами – то явью –
То жизнью – то смертью –
То новью – то старью –
То кругом – то вертью –
Охранник воды набирает ведро –
И в дверь каземата тревожно стучится –
И нам предлагает бездонно напиться –
И мы выпиваем и зло – и добро –
Но эта отрава не станет концом –
То мир материален – то снова духовен –
С лохматою гривой и львиным лицом
Запутался в ржавых решётках Бетховен –
Монолог девушки в лагере смерти Биркенау
Бутафорский вокзал в Биркенау –
Нарисовано всё по лекалу –
Баня – Касса – Дежурный буфет –
Только жизни в ногах моих нет –
Предлагают раздеться – помыться –
Верю вывеске – Хочется выть –
Но в пресыщенном взгляде убийцы –
– Вам налево – А значит не жить –
Вам налево – налево – налево –
Слово длится в молекулах – я –
Но толпа – это голая дева
В крематорий ползёт – как змея –
Тает Родина – кто я – не знаю –
Я безвременна – я замолчу –
Бутафорский вокзал в Биркенау –
Я уехать обратно хочу –
Я хочу жить в иллюзии слова
Европейских пяти языков –
Но горит под ногами основа –
Бутафория мёртвых шагов –
Стану полькой – еврейкой и немкой
В час конца со звездой и крестом
И летящей крупицею мелкой
По перрону и вечным хвостом
Голой очереди в крематорий –
Бутафорский вокзал – я твоя –
Самый лживый из всех территорий –
Слово длится в молекулах – я –
Баня – Касса – Вокзал – Мы кричали –
Пропадая в нацистском огне –
Верно – было лишь слово в начале –
И останется слово во мне –
Монолог безымянного убийцы
Убийство неизвестных лиц –
Не больше – чем убийство птиц –
Стреляй – потом вези в жаровню –
И среди этих верениц
Я человека не запомню –
Конкретность жертвы – это страх –
В знакомого направив выстрел –
Ты станешь винтиком в часах –
Сломавшим механизм убийства –
И я бегу от этих глаз –
От этих лиц – и тем свирепей
Их заволакивает газ
И обезличивает пепел –
Но кто-то всё же крикнул – Ганс –
И ты пришла – реальность злая –
Пусть крик его в ночи угас –
Он знал меня – и я узнаю
Его – через него – себя –
Себя – которого не вижу –
Я этот голос ненавижу –
Откуда он пришёл – скорбя –
И кто же это крикнул – Ганс –
Мужчина – женщина – ребёнок –
Для миллиона перепонок
Такая музыка – конец –
Да – сотней золотых коронок
Мне в уши впился тот подлец –
Но кто же это крикнул – Ганс –
Пред уходом – перед смертью –
Перед последней круговертью –
Проглатывая серый газ –
Он истину возмездья спас –
И я себя увидел с плетью –
А может – крикнул он не мне –
А Гансу – что сгорел в огне –
Монолог узника – отделившего душу от ног
Какое счастье – нет души –
Нет разума – есть только ноги –
Весь мир в ногах – Они в тревоге
Вдоль главной лагерной дороги
Переползают – словно вши –
Они спасают лишь себя
На перекличке у барака –
Но в них порой рычит собака –
По человечеству скорбя –
Лишь ноги чувствуют побег
И муки переносят стойко –
Над ними мёртвая надстройка –
Уничиженный человек –
Нельзя мне думать о ногах –
Быть может – этим их обижу –
Они лишь думают – я – вижу –
Они лишь чувствуют врага –
Шаги и глухи – и тупы –
И я страшусь – они в обиде –
Я знаю – две мои стопы
Мой торс убогий ненавидят –
Я и молюсь – я им клянусь –
Что силы все из сердца выжму –
Как странно ног своих боюсь
И лютой злобой ненавижу –
Они страшны – когда стучат –
Созвучьем повторяя стражу –
Они бегут – когда кричат –
Они танцуют – как прикажут –
Ну вот и всё – Я жил как мог –
Мне новый день навстречу вышел
И крикнул с пулемётных вышек –
– Ты потому лишь только выжил –
Что душу отделил от ног –
Владимир Шали (Шалыт) родился в 1950 году в Ленинграде. Автор более двадцати книг. Основная тема произведений — философия масонства в Древнем Египте. Вот некоторые названия: БОГ НЕВОЗМОЖНОГО, ТАЙНЫЕ ЖЕНСКИЕ БОГИ, двухтомник КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ ЕГИПТА.
