1.
...В каком живешь ты веке, автор мой?
В двадцатом? Далеко. Не перекинуть мостик.
Когда б не чертовой петли ярмо,
К тебе я запросто пожаловал бы в гости.
Предвидеть все – дурное ремесло,
Ничуть не лучше копошиться в прошлом...
Не надо волком, можно и ослом,
Чтоб от козла остались только рожки.
Я небылицами по волосы оброс,
Всяк норовит всеведением крыть,
Ты эти выдумки досужие отбрось,
Кричу тебе, ты слышишь этот крик?
Я скрою все – я ничего не скрою,
Нескромных глаз я хоронюсь в веках.
Мой путь лежал над пропастью по кромке,
Я падал, но людей не увлекал.
Ты знаешь, как в ночи вопят ушибы?
Глухой услышит, вымычит немой...
А вам то что? В виварии служите,
Где на гвозде безгласный череп мой.
2.
...Твердят мне хором: - Примирись!
Но примиряются немые.
На небесах свои цари,
А на земле свои, земные.
Да, их порядком развелось,
Духовных пастырей и кормчих,
Увы! Но стадо разбрелось,
Баран Вийон гримасы корчит.
О, как вы праведно тихи,
Любви алкающие ближних.
Еретики, еретики,
Все те, кто задниц вам не лижет!
Что, богохульствую? Быть может,
Но индульгенций не прошу,
Не ты мою, всесильный Боже,
Я твою ересь не прощу.
По мне уж виселица плачет,
Поплачь – я уши не зажму.
Но ты услышишь, о палаче,
Мою последнюю божбу.
3.
В сите таскали воду
Не дурни, а ловкачи...
В свите деют погоду
Барды и палачи.
Барды слагали оды,
Те – головы с плеч – сплеча.
С того и слагались доходы
Барда и палача.
Барды народ серьезный –
Те тоже туда же гнут.
Ясно, в такой ситуации
Необходим и шут.
Шут – он такая штучка,
Шут его разберет,
То ли шуточки шутит,
То ли наоборот.
Я отроду бардом не был –
Пожива для палача,
Подшучиваю над небом,
Юдоль земную качая.
Швыряю шершавые шутки –
Корчись, душа хохоча...
Уж лучше паяц и шулер,
Чем бард с нутром палача.
4.
Тобой живу, желанное прозренье,
С тобой навек повенчан, немота...
А надо мной висят дожди осенние,
Что мне дожди – не слезы, не вода.
Рассветный сумрак сумеркам под стать,
Не отличить наметанному глазу.
Все спуталось, смешалось, словно тать
Похитил время, запихнув его за пазух.
Остановись, замолкни и внемли:
Один, как перст, – окрест же гладь да тишь...
Я на Земле, как будто на мели –
Летит Земля, а с нею ты летишь.
Твоя орбита – не твоя орбита,
Твои заботы – лишь твои заботы,
Предначертанием твоя судьба пробита,
Преследуй тени и давись зевотой.
Но я восстал – бродяжка и школяр,
Отпетые легко слагаю песни.
Неуязвима гордая скала,
Но человек неуязвимый пресен.
В пустыне эха глас не породит –
В горах и шепот вызовет обвалы.
Я горечь мира выхлебал один,
Всего себя доверив наковальне.
Эй, жизнь лукавая – безжалостный кузнец,
Лупи без промаха, круши крутые ребра.
Я злость коплю, как золото скупец,
И дерзостью оплачиваю робость.
5.
Нет, на миру к тебе я не взываю, Боже,
Но каждый миг ношу тебя в себе...
Раб Божий слаб, да, Ты ему поможешь,
Вот почему склоняюсь я в мольбе.
И на колени падаю в углу,
Биясь о камни непокорным лбом.
Юродив? Пусть. Безумен? Пусть. И глуп,
Но не умею быть ничьим рабом.
И потому свободен я, творец,
Свободен? Нет, я раб своих страстей.
Я не могу ни жить, ни умереть,
И холодна, как ночь, моя постель.
Слова мои – полова, не зерно,
Когда-то колос, был я ветром сломан...
Бредите к терниям своей стерней,
Восставшие из праведного лона.
Родят марии страстотерпцев и иуд,
В смирении всегда таится дерзость:
Нас рассудить не в силах Страшный суд –
От самосуда никуда не деться.
Кому молюсь? Да разве в этом суть?
Я верую не в сумрачность иконы,
Презревший и законы, и каноны,
Я заблужусь в прореженном лесу.
Откину все затверженные строки,
Забуду имя, племя, род и сан,
И вознесу осанну из осанн
Тебе, мой Бог, на колченогом троне.
6.
Познание, ты посети мой дом,
Мои глаза, отвыкшие от света.
Я оставлял вопросы безответно,
Откладывая дело на потом.
Приходит снег, проходит колдовство,
Рассветных улиц вопль не потревожит,
Ползучий холод естество стреножит,
И мигом ощутишь свое вдовство.
Чем притупить тревоги остроту,
Как совладать с раскрепощенным буйством,
Когда на улице и холодно, и пусто,
И весь ты ветром выдут и продут?
Нет, в мире ничего не изменить –
Разорван круг – придет на смену угол.
Пусть старый идол свергнут и поруган,
Глядишь – пред новым распростерлись ниц.
О, рабства прихотливая стезя,
Свернуть с тебя, увы, дано немногим:
Пути прямые к плахам и острогам,
Но больше выбрать ничего нельзя.
А снег снижается сторожко и легко,
Шутя верша земное обновленье.
Я у него заложник либо пленник –
Бреду один, судьбой своей влеком.
ПРОТИВОРЕЧИЯ
Я весь спрессован из противоречий,
Но всем противоречиям назло,
Я в море зыбком пенный след прочерчиваю,
Скрипящим от старания веслом.
Волна ломается стеклянно и стократно,
Противоречий капель не тая.
Мне не пристало в бурю быть Сократом,
Ведь шторм – не спор у круглого стола.
Я понимаю строго и отчетливо:
Не то, что третьего – второго не дано.
Весь груз противоречий и пророчеств
Без сожалений, как балласт – на дно!
И выдюжив в безумной свистопляске,
Ногой нащупав твердь в кромешной мгле,
Передвигаюсь робко и опасливо
По твердой и уверенной земле.
Вновь раздирают мозг противоречия,
Попробуй брешь в их сонмище пробей.
Как воробей, забравшийся в скворечник,
Свое сомнение ношу в себе...
ТИШИНА
Тишина, ты бесплотна, как сказка, как стаявший снег,
Твои птицы молчат, но ведь птицам молчать не дано.
Свищут серые будни, а надобно будням молчать,
Я от будней устал, я устал от данайских даров.
Я увяз в суете, я дробинка под шкурой волка,
Тишина, помоги, посидим с тобой молча, как встарь,
Где сидел – не сижу, где стоял – там стою до сих пор,
И стихи не ношу на твой дикий и древний алтарь.
Тишина, мне в тебе, словно в сене, легко и хмельно.
Бродит небо вдали, облаками – обновой шурша...
Тишина, ты умеешь чего не умеет никто:
Сделай так, чтоб от спячки очнулась душа.
Ушанги Рижинашвили – известный писатель, переводчик, издатель, доктор философии, лауреат ряда литературных премий. Его перу принадлежат пятнадцать книг стихов и прозы, а также две монографии. Произведения Ушанги Рижинашвили переведены на многие языки, в том числе на английский и иврит. В настоящее время писатель живёт в Лос-Анджелесе и продолжает активно заниматься литературной деятельностью.
