А вот я интересуюсь, вы чужую судьбу никогда не придумывали? В смысле, чтобы высказать предположение... Ну, хоть судьбу ваших соседей? Таких, чтобы не очень близких, скажем, через три дома? Не предполагали, что у них случилось, скажем, что-то не совсем хорошее? Вроде бы женщина одна, и на коляске, а его, мужа то есть, нет и детей не видно… не случилось ли чего? Ну, предположим, нечто вполне житейское, - ссора, она на него обиделась, хлопнула дверью и на своей коляске отбыла к себе, в наши края, а он с детьми остался у ее родителей, в Вирджинии… а как иначе?
Что еще можно предположить, если мы увидели ее, одну и на коляске, в промозглую январскую ночь, когда совершали свой вечерний прогулочный круг до станции и обратно? Я ещё сказала мужу - какой ветрило, давай вернёмся.
И тут увидели ее на дороге, видно она ехала из магазина - коляска вся была обвешана сумками. Наверное, покупала провизию, дома-то ничего не было, они примерно за месяц до того уезжали надолго, к ее родителям, в Вирджинию, я даже видела большую машину, настоящий автобус, в который они погружались и погружали всякую всячину.
Она со своей коляской и двое прелестных ангелят, девочка - помельче, и мальчик, покрупнее и посерьёзнее. А девчушка - настоящая егоза. Ну и он, муж ее, - на руле. Он на вид такой славный парень, с маленькой чёрной бородкой, похож на еврея. Может, и еврей. Зовут Давид. Да вообще вся семья чудесная.
Я их помаленьку узнала и очень к ним прониклась. Она на коляске. Но такая улыбчивая, милая, словно и не переживает.
И дети… дети просто ангелы, наверное, близнецы или погодки, мальчик постарше. Но может, и близнецы. Трудно представить, что она два раза мучилась, все же выносить ребёнка и родить - дело тяжелое. Ну, двоих сразу - еще туда-сюда. Но не по отдельности. Да и погодков. Нет, на это не всякая решится, даже и здоровая. Скорей всего, двойня, мальчик и девочка, близнецы. Ангелята настоящие. Нет у меня самой внуков, вот я на чужих и радуюсь.
Так о чем я? Ну да. Увидели ночью темной, холодной и ветреной, в январе месяце. Едет по дороге на своей коляске. Я даже не сразу сообразила, что это она. А она нам издалека улыбается. Улыбчивая. Мы уже года три как знакомы. Я как-то увидела, летом было дело, едет молодая женщина на коляске, а с одного и с другого боку девочка и мальчик, ангелята. Я даже руками всплеснула. Говорю, естественно, по-английски. Вот у вас какое счастье, двойное. Как же ваших деток зовут?
Детишки промолчали. А она с улыбкой такой хорошей мне их представила. Это, говорит, Синди, а это Натан. А меня, говорит, зовут Сара. Ну точно, еврейская семья по именам. Мужа я после узнала, черненький, симпатичный из себя, и тоже с еврейским имечком - Давид.
Но я про первую встречу. Вот она мне всех представила, ну и я назвалась. Найс, говорю, ту мит ю, меня зовут Алина, по вашему Элин. И будем знакомы. Я тут неподалёку живу, мы с вами соседи через три дома. Подождите меня минуточку, пожалуйста. И побежала к себе, благо они мне встретились прямо возле нашего дома.
А мы как раз в то утро, как сейчас помню, хорошее было июльское утро, не жаркое, так вот, мы тем утром на ферму ездили - и привезли целую корзину персиков. Очень я их люблю. И как только поспевают, мы сразу по воскресеньям начинаем ездить на эту персиковую ферму. И вот вынесла я три персика, им всем троим по персику. Мужа ее я тогда ещё не знала. Они так застенчиво их взяли. Меня потом все муж ругал, что я американцам персики вынесла. Не принято у них, говорит. Они, говорит, выбросят твои персики, у них такое, чтоб незнакомый что-то давал из еды, не принято, да хоть и знакомый. Не принято и все. А я не верю, не то, чтобы совсем не верю, но сомневаюсь. Ну почему бы персик не взять, хотя бы и из чужих рук?
Короче, так мы познакомились. А там уж и вовсю стали здороваться. Увижу ее, на коляске едущую - здравствуй Сара.
Она мне в ответ улыбнётся - улыбка такая у неё светлая - и в ответ: здравствуй, Элин! Я ей - хороший сегодня день. Она - прекрасный! А я ей на это: гуд вишес твоей семье, Синдечке, Натанчику и Давиду. Хорошо общались, по-соседски, по-человечески.
Ну вот, я к тому веду, что как увидела ее ночью, одну, в коляске, увешанной сумками с провизией, сердце у меня торкнулось. Да, ещё такой момент. Она нам прокричала - ветер был сильный - приходилось кричать, чтобы тебя услышали, так вот, прокричала она, что дети остались в Вирджинии, а она вернулась… Про Давида ничего не сказала.
А на следующий день я специально сбегала посмотреть на ихний дом. Машины во дворе нет. Небось, она на специальной машине вернулась, которая для инвалидов… тьфу, слово какое поганое, не для неё, хотя она и на коляске… в общем, поняла я, что одна она вернулась, без мужа и без деток. И представила себе, как это могло получиться. Как он мог одну ее отпустить? В пустой дом, без корки хлеба и, чтоб зимой без них дни и ночи коротать. Это что же получается? Женщину на коляске одну бросить? Может ли такое быть?
И вот я подумала: значит, она в такой кондиции была, что не могла остаться. Обиделась. Вы думаете, что я стерплю? Что инвалид, значит, можете издеваться сколь хотите? Ан нет, уеду, даже от своих родителей, от детишек-ангелят, а главное – от тебя, дурень ты стоеросовый, дубина. Можно ли женщину до такого доводить? И вот она ему сказала, даже крикнула - не ездий со мной, ты мне не нужен, никто мне не нужен, сама без вас обойдусь. Вызвала инвалидную машину - и была такова. А, каково?
Я когда мужу этот поворот рассказала, он посмеялся. Все ты придумываешь, говорит, у тебя всегда мужья во всем виноваты. А чтобы своё объяснение дать - кишка тонка, не способен на долгое размышление. Все делает по команде, хоть начальника, хоть моей.
Чтобы задуматься о судьбе человеческой – это ни-ни. Вот и войну украинскую оправдывает. Говорит - там наверху лучше нас все знают. Эх, ну да ладно... по этому поводу я тоже много чего предполагаю. Короче, муж мой говорит - это, говорит, твои женские домыслы. А как же ты иначе объяснишь, что человек, женщина на коляске, неделю целую одна живет? Я проследила. Мы теперь, когда с прогулки вечерней возвращаемся, - муж сразу домой, а я специально на три дома дальше иду, к их домику. И вижу - огонь в окне горит. Сидит там, бедняжка, одна. И машины ихней нет во дворе. Значит, Давид не с ней, а где-то там, в Вирджинии.
А через неделю – утром дело было - вижу: стоит ихняя машина, вернулся. Ну, думаю, авось помирятся. Выдержала она характер, да и он, дурачок, нет, чтобы воспротивиться такому ее решению, успокоить, уладить конфликт, а он, дурень, - смирно сидел, только через неделю пожаловал. Это какой же характер должен быть у человека. Или какая жестокость. Жена сидит одна-одинешенька, беспомощная, на коляске. А ты отдыхаешь в Вирджинии. Все они, мужики, такие.
Вот и на этой проклятой войне, нет, чтобы головой подумать, зачем грабить, убивать мирное население? Что вам эти украинцы такого сделали, что вы как фашисты? Но нет, они на шаг от команды не отойдут. Велено убивать – они и убивают. А что самих могут убить – почему-то в дурную голову не приходит. Ну да ладно. Я на эту тему еще много могу распространяться, сейчас о другом.
Дня через два вижу - и деток привёз. Утречком, когда я мимо пробегала, - не было на месте машины, а ближе к вечеру - погода такая отличная, дай думаю, прошвырнусь, - вышла прошвырнуться - и прямиком к ихнему домику.
Смотрю: возле ихнего дома стоит коляска, а Сара-то наша подле коляски на своих ножках, за коляску только руками держится. А слева и справа - ангелята - Синдечка и Натанчик, бегают, как угорелые, того и гляди, мамку с ног собьют. Она меня увидела, улыбнулась по-своему, светло, и рукой мне помахала.
Пожалела я тогда, что не было у меня с собой для них гостинчика. В следующий раз нужно с собой носить, апельсинчиков-мандаринчиков-яблочек, хоть и не с фермы, все же зима, но органического производства, мужу-то все равно, а я за этим слежу.
И вот я по-новой стала думать: может, она ту неделю, что одна была, упражнялась, как с коляски вставать? Чтобы не мешал никто? Уехала для упражнений. А ещё может быть, средство какое-то испытывала, типа лекарства. Чтобы, когда семья вернется, – им продемонстрировать: вот я уже на ногах стою. А? Насчет лекарства я не случайно подумала. У них перед домом табличка висит: «Мы верим в науку».
Мне раньше-то казалось, к чему эта табличка, что в ней, в этой науке, какая польза для человека? Но в разрезе моих новых предположений… польза есть.
Очень большая польза. Человек, можно сказать, для жизни возродился. Вы-то хотя бы мне верите? А то муж все одно твердит: все это твои женские штучки. Все ты придумываешь. Была, дескать, она не одна все это время, а с мужем, просто он рано уезжал на работу – вот ты и не видела его машины. Хорошо. А к вечеру, куда машина могла деваться? Если он с работы возвращался? Вот у мужчин всегда так: никогда мысль до конца не доведут. А считают себя нас, женщин, умнее. Ну что ты, говорит, каждый час туда бегаешь? Чего ты там потеряла? Ну разве объяснишь, если человек бессердечный, или даже не бессердечный, а просто бесчувственный, разучился чужой беде сострадать? Разве втолкуешь ему? А я... ну да, бегаю туда на ихний домик взглянуть. Машина на месте, все в порядке. Она не одна, Давид при ней, и ангелята.
Я словно вторую жизнь живу - с этой Сарой. Все жду, когда она ногами своими начнет ходить...
Загадала - и Богу молюсь, честное слово. Сначала за наших ребят и за украинских, тех, что пали в этой войне проклятой, и чтоб она поскорее кончилась. А потом и за нее, за Сару, чтобы Господь дал ей излечение. А вы говорите, предположения...
Ирина Чайковская – писатель, драматург, критик и публицист, автор более 17 книг. Главный редактор журнала «Чайка». Живет в Большом Вашингтоне.
