Самуил Виноградов
Социологическая концепция отчуждения труда и феномен еврейства
В истории развития человеческого общества евреи представляют собой совершенно уникальное явление. Это народ, который по своему социальному поведению всегда существенно отличался от всех других народов. Многие мыслители прошлого пытались понять и рационально объяснить сущность еврейства, исходя из своих представлений об окружающем мире. Однако эти попытки оказались малопродуктивными. Сами евреи целиком находились внутри созданной ими на протяжении тысячелетий системы отношений, не пытаясь сопоставить эту систему с той, которая была характерна для остального человечества. Между тем, объяснить какое-либо явление, исходя из него самого, и не сопоставляя с другими явлениями в рамках общей для них системы, совершенно невозможно. Что же касается мыслителей, не являвшихся евреями, то они рассматривали еврейство извне, не имея ни возможности, ни желания проникнуть в его внутренний мир, закрытый для посторонних. Естественно, что при этом они исходили из тех представлений о еврействе, которые были распространены в нееврейском мире.
Едва ли не единственным серьёзным теоретиком, который попытался дать объяснение феномену еврейства, исходя из материальных условий его существования, был Карл Маркс. Однако он, несмотря на своё еврейское происхождение, был совершенно чужд еврейской жизни, поскольку его родители перешли в христианство, и воспитали сына в рамках европейской системы духовных ценностей.
В своей статье «К еврейскому вопросу» Маркс рассматривал евреев такими, какими они представлялись нееврейскому миру, – людьми, смысл жизни которых состоял преимущественно в обогащении путём торговли и ростовщичества. Наблюдая за тем, как живут евреи Германии, он выводил их образ жизни из характера господствовавшего тогда социально-экономического уклада, который соответствовал стадии становления индустриального общества. Такой подход был бы целиком оправдан, если бы он касался любого другого из европейских народов, но только не евреев. Однако, не зная по-настоящему внутренней жизни еврейства, всех исторических обстоятельств, повлиявших на эту жизнь, Маркс не допускал даже мысли о том, что евреи могут являться исключением из открытой им общей закономерности. Сущность данной закономерности, как известно, состоит в том, что общественное сознание и общественное поведение людей определяется, в конечном счёте, их общественным бытием, то есть материальными условиями их жизни. Соответственно и еврейскую жизнь Маркс рассматривал как результат экономической деятельности евреев в рамках современного им общества.
«Поищем тайны еврея не в его религии, — поищем тайны религии в действительном еврее... Какова мирская основа еврейства?» — спрашивает Маркс, и сам себе отвечает:
— Практическая потребность, своекорыстие.
— Каков мирской культ еврея?
— Торгашество!
— Кто его мирской бог?
— Деньги!
— Что являлось, само по себе, основой еврейской религии?
— Практическая потребность, эгоизм!
Деньги, — продолжает Маркс, — это ревнивый бог Израиля, перед лицом которого не должно быть никакого другого бога. Деньги низводят всех богов человека с высоты и обращают их в товар. Деньги — это всеобщая, установившаяся как нечто самостоятельное, стоимость всех вещей. Они потому лишили весь мир — как человеческий мир, так и природу, их собственной стоимости. Деньги — это отчуждённая от человека сущность труда и его бытия; и эта чуждая сущность повелевает человеком и человек поклоняется ей»1.
И дальше: «Воззрение на природу, складывающееся при господстве частной собственности и денег, есть действительное презрение к природе, практическое применение её; природа хотя и существует в еврейской религии, но лишь в воображении... То, что в еврейской религии содержится в абстрактном виде — презрение к теории, искусству, истории, презрение к человеку, как самоцели, — это является действительной, сознательной точкой зрения денежного человека, его добродетелью... Химерическая национальность еврея есть национальность купца, вообще денежного человека»2.
Многие еврейские публицисты, исходя из содержания этой статьи Маркса, заявляют, что он был антисемитом. Такой вывод представляется мне несколько преувеличенным. В статье сквозит не ненависть к евреям, как к людям, принадлежащим к определённой этнической группе, а, скорее, отстранённое равнодушие к ним и неприязнь к характеру их деятельности (воспринимаемому Марксом через призму сознания «просвещённой» европейской интеллигенции).
В итоге, опираясь на свою утопическую идею завоевания рабочим классом политической власти и уничтожения на этой основе частной собственности, Маркс сделал в данной статье вывод, что эмансипация евреев произойдёт в результате пролетарской революции, когда будут уничтожены условия, позволяющие евреям заниматься эксплуатацией чужого труда и прочими формами излечения наживы.
Историческая практика, как известно, полностью опровергла как общую социалистическую концепцию Маркса, так и его представления об эмансипации еврейства. Но, к большому сожалению, к настоящему времени подавляющее большинство исследователей, исходя из безусловной ошибочности указанной концепции, отвергло также и всё то положительное, что сделал Маркс в области общественных наук. В значительной степени это связано также с тем, что основные его работы, в которых раскрывался механизм возникновения и усиления социального неравенства, были опубликованы только к середине ХХ века и уже не смогли существенно повлиять на общее отношение к теоретическому наследию Маркса. Между тем, внимательное прочтение этих работ позволяет понять как фундаментальный характер выдвинутой Марксом материалистической концепции общественного развития, так и причины его ошибок и заблуждений при переходе от общей теории к частным выводам. Одновременно появляется возможность совершенно по-новому рассмотреть объективные факторы, породившие известные нам обстоятельства жизни еврейского народа, причины его исторического выживания и специфические особенности.
Рассматривая еврейство с точки зрения отличий его социального поведения от социального поведения других народов, следует констатировать, что наиболее существенное из таких отличий – это особый характер отношений внутри еврейства как совершенно уникальной социально-этнической и религиозной общности. Со времени разрушения Второго храма (70-й год н.э.) и до возникновения Государства Израиль мы практически не знаем случаев существенной внутриобщинной розни в еврейской среде, не говоря уже о каком-либо насилии и кровопролитии.
Внутри еврейства всегда в той или иной степени подавлялись социальные антагонизмы, обеспечивалась общинная и этническая сплочённость, основанная на духовном единстве. Можно предположить, что именно данный факт явился, в конечном счёте, причиной массовой ненависти к евреям во многих странах диаспоры, особенно заметной до появления развитого индустриального общества. Малограмотным людям, подвергавшимся экономической эксплуатации и политическому угнетению со стороны «своих» имущих классов, была совершенно чужда и непонятна внутренняя жизнь еврейских общин, где существенным социальным фактором была взаимная помощь и поддержка. Коренные жители не могли простить евреям их сплочённости, взаимовыручки, дружеских межличностных отношений, то есть, всего того, чего они были лишены сами. Что же касается представителей самих имущих классов, то их, помимо этого, возмущала внутренняя свобода еврейства, отсутствие рабского сознания, характерного для простонародья.
Следует констатировать, что отмеченный феномен – внутренняя сплочённость еврейства, бывшая главным условием его противостояния ассимиляции, исторического выживания в условиях диаспоры, вплоть до настоящего времени не получил достаточно обоснованного научно-материалистического объяснения. Но для того, чтобы дать такое объяснение, необходимо сначала показать, почему историческое развитие остальных народов в эпоху цивилизации всегда сопровождалось внутренним классовым расслоением, острейшими социальными противоречиями, насилием, проявлявшимся зачастую в самых жестоких и кровавых формах.
Не кто иной, как Маркс, сумел решить в общих чертах указанную задачу, опираясь на совершенно неопровержимые основания, которые дают целостное представление об общих закономерностях развития человеческого общества. Первое из данных оснований состоит в том, что в основе жизни людей лежит удовлетворение ими наиболее существенных потребностей (в пище, одежде, жилье). Человек вынужден удовлетворять эти потребности, осуществляя для этого соответствующую деятельность. Содержанием такой деятельности является труд, то есть добывание средств к существованию путём материального преобразования окружающей природной среды. Одновременно, в процессе труда, происходит также и преобразование человеком себя самого. В результате у него появляются новые потребности, которые непрерывно возрастают и требуют дальнейшего совершенствования трудовых усилий. Следовательно, основой развития человеческого общества как процесса непрерывного возникновения всё новых разнообразных потребностей людей и удовлетворения этих потребностей, является рост производства материальных благ, то есть, развитие производительных сил общества. В этом и состоит сущность выдвинутой Марксом материалистической концепции общественного развития, которую практически невозможно опровергнуть.
В своих ранних рукописных работах Маркс сумел в общих чертах раскрыть внутренний механизм социальной дифференциации общества. Прежде всего, он подверг философскому анализу процесс развития производительных сил и показал, что основным условием такого развития и его формой является общественное разделение труда, то есть распределение между людьми тех или иных трудовых функций, закрепление за ними специфических видов деятельности. Хотя данная мысль была высказана ещё до Маркса, в частности, основоположником английской политической экономии Адамом Смитом, однако при этом разделение труда рассматривалось только с точки зрения экономического развития общества. Маркс же показал, что процесс общественного разделения труда является одновременно основополагающей причиной социальной дифференциации общества, его разделения на большие группы, которые существенно различаются между собой по характеру своих потребностей и интересов.
В написанной совместно с Ф. Энгельсом рукописи «Немецкая идеология» Маркс сделал вывод, имеющий фундаментальное значение для всей социологической науки. Этот вывод гласит, что, одновременно с развитием производительных сил общества, ростом удовлетворения важнейших потребностей людей и увеличением разнообразия этих потребностей, «у каждого появляется какой-нибудь определенный, исключительный круг деятельности, который ему навязывается и из которого он не может выйти... Это закрепление социальной деятельности, это консолидирование нашего собственного продукта в какую-то вещную силу, господствующую над нами, вышедшую из-под нашего контроля, идущую вразрез с нашими ожиданиями и сводящую на нет наши расчеты, является одним из главных моментов во всем предшествующем историческом развитии. Социальная сила, т. е. умноженная производительная сила, возникающая благодаря обусловленной разделением труда совместной деятельности различных индивидов, – эта социальная сила, вследствие того, что сама совместная деятельность возникает не сознательно, а стихийно, представляется данным индивидам не как их собственная объединенная сила, а как некая чуждая, вне их стоящая власть, о происхождении и тенденциях развития которой они ничего не знают; они, следовательно, уже не могут господствовать над этой силой, – напротив, последняя проходит теперь ряд собственных фаз и ступеней развития, не только не зависящих от воли и поведения людей, а, наоборот, направляющих эту волю и это поведение»3. Приведённое высказывание без преувеличения можно назвать ключом к пониманию сущности социальных противоречий, социальной жизни общества в целом.
Одновременно Маркс в общих чертах разработал также социологическую концепцию, которая достаточно строго и убедительно объясняет причины социальных антагонизмов в обществе. Эта концепция в общих чертах была изложена мною в статье "Наследие Карла Маркса: отделить зерна от плевел», опубликованной мною в данном журнале4. Но чтобы не утомлять читателя поисками, изложу здесь в общих чертах её содержание ещё раз. Сущность данной концепции состоит в том, что, в результате общественного разделения труда, носящего стихийный, никем не регулируемый характер, происходит разрыв между интересами отдельных людей и интересами общества в целом. Каждый человек стремится удовлетворить свои жизненные потребности, что является условием его существования. Формой же такого удовлетворения выступает потребление тех или иных благ. Но интересы общества в целом состоят как раз в обратном – в том, чтобы люди создавали эти блага. Пока жизнедеятельность людей протекала в рамках первобытных общин, противоречия между производством и потреблением отсутствовали, либо подавлялись общинной психологией, поскольку в условиях крайней скудости средств к существованию они могли привести к разрушению и гибели таких общин. Когда же, в результате начавшегося процесса общественного разделения труда, стали появляться излишки производимых продуктов, последовал распад общинных связей и взаимоотношения между людьми стали приобретать все более противоречивый характер.
Закрепление за каждым человеком определённой специфической деятельности приводило к тому, что большую часть необходимых для его существования продуктов он был вынужден получать в обмен на продукт его собственной трудовой деятельности. Следовательно, само существование человека стало зависеть от множества других людей, каждый из которых тем или иным образом участвовал в производстве совокупного общественного продукта. В итоге, отношения производства, распределения, обмена и потребления материальных благ, связавшие общество в единую экономическую систему, стали сильнее отдельного индивида, подчинили его себе. Так произошло потому, что продукт труда человека, прежде служивший удовлетворению его собственных потребностей, стал отныне служить другим людям. При этом отдельный работник вносил в продукт всё меньшую его долю, зато непрерывно увеличивалось число людей, участвующих в производстве данного продукта. И чем большее количество совокупного труда вкладывалось людьми в производимый ими продукт, тем большей ценностью этот продукт становился для общества. Такой продукт, произведенный уже не для непосредственного потребления, а для обмена на другие продукты, как бы аккумулирует живой труд, превращается в овеществленный труд, имеющий теперь общественную ценность. Но, одновременно, сам человек теряет такую ценность, все более превращается всего лишь в средство осуществления материального производства. Общество он интересует лишь как частичный работник, придаток производственного процесса.
Данное явление, порожденное стихийным характером процесса общественного разделения труда, Маркс назвал отчуждением труда. В своих «Экономическо-философские рукописях 1844 года» он показал, что отчуждение есть социальный процесс, для которого характерно превращение деятельности человека и результатов такой деятельности в самостоятельную силу, господствующую над человеком и враждебную ему. Сущность отчуждения труда состоит в том, что овеществленный труд, то есть продукт труда, становится для человека важнее, чем живой труд, а, следовательно, важнее и носителя этого труда, то есть другого человека. Продукты как бы «вклиниваются» в отношения между людьми, опосредствуют данные отношения. Соответственно отчуждение труда означает отчуждение человека от общества, от природы, от другого человека.
Объективно отчуждение труда является неизбежным результатом стихийного процесса разделения труда в сфере материального производства. Средневековый ремесленник, например, своими силами изготовлял тот или иной продукт и обменивал его на другие продукты, нужные ему. В эпоху перехода к индустриальному этапу развития общества мануфактурный рабочий, осуществляя ручной труд, участвовал в изготовлении продукта совместной деятельности многих рабочих. При этом он получал в качестве вознаграждения только минимум средств к существованию. А на современном механизированном предприятии рабочий является всего лишь придатком машины, простым агентом производственного процесса. В каждый продукт теперь вложен труд огромного числа людей. Однако эти люди нужны обществу преимущественно лишь в подобном качестве. Трудовая деятельность теряет для них человеческий, то есть общественный смысл, превращается исключительно в условие поддержания их физического существования.
Таким образом, непрерывный процесс отчуждения труда порождает всё более полное отчуждение частичного работника от общественных целей и ценностей. Отчуждение труда означает, в конечном счете, отчуждение человека от его собственной человеческой сущности, которое проявляется, прежде всего, в созидательной деятельности. Главное место в сознании и поведении человека в данном случае объективно занимает потребительская деятельность, отражающая его биологическую, то есть, фактически, животную сущность. Рабочий, по выражению Маркса, «только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает, а когда он работает, он уже не у себя»5.
Отчуждение людей от продуктов трудовой деятельности, порожденное разделением такой деятельности, отнюдь не является абсолютным. Сам факт отчуждения уже предполагает, что производимый работниками продукт переходит к другим людям, тем, кто его не производит, но имеет возможность присвоить благодаря своему особому положению в системе общественного разделения труда.
Пока люди могли обеспечить себя лишь минимальным количеством материальных благ, никто, кроме них самих, не мог присваивать эти блага. Но уже появление у первобытных людей излишков производимых продуктов сверх физиологически допустимого минимума потребления создало возможность перераспределения этих излишков. Ведь чем больше человек ограничивался кругом специализированной деятельности, тем меньше возможностей у него оставалось для других занятий, тем сильнее была его зависимость от окружающих его общественных отношений. Поскольку процесс общественного разделения труда носит стихийный характер, всегда находились люди, стремившиеся присвоить себе излишки продуктов чужой трудовой деятельности посредством вооруженного насилия, хитрости, использования суеверий и предрассудков. Пользуясь своим превосходством, они постепенно заняли в системе общественного разделения труда место, прямо противоположное тем, кто непосредственно производил материальные блага. Закрепление этими людьми за собой особого, привилегированного положения произошло потому, что в обществе возникло особое отношение между людьми, подчинившее себе все остальные отношения.
Сущность этого отношения К. Маркс охарактеризовал следующим образом: «...Посредством отчужденного труда человек порождает не только свое отношение к предмету и акту производства как чуждым и враждебным ему силам, – он порождает также и то отношение, в котором другие люди находятся к его производству и его продукту... Подобно тому, как он свою собственную производственную деятельность превращает в свое выключение из действительности, в кару для себя, а его собственный продукт им утрачивается, становится продуктом, ему не принадлежащим, точно так же он порождает власть того, кто не производит, над производством и над продуктом. Отчуждая от себя свою собственную деятельность, он позволяет другому человеку присваивать деятельность, ему не присущую»6.
Это и есть основное экономическое отношение, присущее обществу на всем протяжении развития цивилизации – отношение частной собственности. Содержание данного отношения состоит в том, что каждый человек имеет собственный источник (либо несколько источников) получения материальных благ, без чего он не смог бы существовать. При этом одни люди имеют самостоятельные источники существования, другие же ничего не имеют и вынуждены продавать свою рабочую силу собственникам, получая взамен средства к жизни. Тем самым частная собственность представляет собой отношение между участниками процесса совокупного общественного производства, обусловленное их отношением к средствам производства.
Такова, в общих чертах, социологическая концепция Маркса, достаточно убедительно объясняющая основополагающие причины имущественного неравенства, классовых антагонизмов, социальных потрясений, различных форм насилия в отношениях между людьми, общностями людей и даже государствами. Отчуждение между людьми, обусловленное имущественными отношениями, пронизывает всё общество, даже, зачастую, на уровне семьи, не говоря уже о таких социальных общностях, как коллектив, поселенческая группа или целая нация. Вся история человечества – это непрерывные конфликты между людьми, насилие на всех уровнях взаимоотношений между ними. В многочисленных революциях и гражданских войнах соплеменники безжалостно убивали друг друга не во имя провозглашаемых ими идей, а во имя перераспределения общественного богатства, то есть овеществлённого труда. В силу всеобщего характера процесса разделения труда в материальном производстве, порождённое этим процессом отчуждение распространилось на все сферы жизни человечества. Уголовная преступность, проституция, наркомания, нецензурная брань и другие формы отчуждения характерны, в той или иной степени, для любого общества вплоть до настоящего времени.
Только евреи оставались едва ли не единственной социально-этнической и культурной группой, которая оказала беспримерное сопротивление всеобщему и объективному процессу отчуждения труда. Здесь возникает главный вопрос: почему еврейство сумело сплотиться, противостоять социальной разобщённости, и выстоять в борьбе за своё существование на протяжении тысячелетий? Проще всего, конечно, ответить на этот вопрос с позиций иудаизма. Однако такой ответ лежит за пределами науки и основывается только на вере. Наука же требует подвергнуть анализу процесс формирования и развития еврейского народа в определённых исторических условиях.
Хорошо известно, что даже в первые века существования еврейских общин, в совокупности составивших самостоятельный этнос, противоречия между людьми в их среде были значительно менее острыми, чем в среде окружающих народов. Это явление было отражено в законах Торы, которые по уровню гуманизма существенно превосходили законодательные кодексы не только древних, но даже и многих современных государств. Причины данного феномена следует, по-видимому, искать в том историческом моменте, который был ключевым в процессе формирования еврейского народа, – исходе из Египта.
В настоящее время уже вполне доказанным является тот факт, что евреи действительно находились в египетском рабстве. Об этом свидетельствует не только Тора, но также ряд косвенных данных, имеющихся в древнеегипетских письменных источниках. Да и в принципе не может быть, чтобы в сознании народа сохранилось его пребывание в рабстве, если таковое не имело место в исторической действительности. Именно данный факт превращения порабощённого народа, как целостного этнического образования, в народ свободных людей, факт совершенно уникальный, едва ли не единичный в мировой истории, стал, по моему мнению, изначальной причиной внутренней сплочённости этого народа. Ведь у всех остальных народов отчуждение труда носило естественноисторический характер, было прямым следствием непрерывного процесса общественного разделения труда на протяжении многих тысячелетий. В ходе такого процесса из коллективной памяти постепенно исчезали прежние первобытные представления о равенстве, социальное неравенство и насилие становились естественным фактором сознания и поведения людей в обществе. У евреев же исход из Египта сопровождался разрывом с прежними, сложившимися естественным путём, социальными отношениями. Новая жизнь в завоёванном Ханаане началась как бы с «чистого листа», в условиях отсутствия сколько-нибудь существенного социального расслоения, а значит, и отчуждения между членами еврейского общества.
Жизнь евреев в Эрец Исраэль в так называемую «Эпоху судей» была жизнью патриархальных общин, объединённых, как и другие народы, находящиеся на той же стадии развития, общностью языка и территории. Но, помимо этого, у евреев была также уникальная общность исторической памяти о египетском рабстве и исходе из него. Хотя в еврейском обществе, на ранней стадии его экономического развития, неизбежно происходил процесс разделения труда, он, как можно обнаружить при внимательном чтении текстов ТАНАХа, не сопровождался столь же резким классовым расслоением, как у других народов, находящихся на той же стадии. Конечно, и тогда евреи различались по уровню своего имущественного положения. Однако существенному обострению социальных противоречий препятствовала сохранявшаяся в сознании народа мощная уравнительная традиция.
Создание и сохранение в течение жизни многих поколений религиозно-правовых норм, впоследствии кодифицированных как в Письменной, так и в Устной Торе, не было делом только отдельных священников. В какой-то степени это было и коллективным творчеством народа, который никогда не забывал о том, как он добыл себе свободу, поскольку не хотел вновь оказаться в порабощенном состоянии. Закрепление в религиозной и законодательной форме народных представлений о равенстве и справедливости не позволяло имущим группам населения бесконтрольно эксплуатировать неимущих. Народ, являвшийся коллективным носителем своих духовных ценностей, сопротивлялся проникновению отчуждения в его среду.
Соответственно и сами эти нормы, в отличие от норм, характерных для других народов, осуждали насилие и социальное неравенство, поощряли гуманное отношение к людям. Чего стоит, хотя бы, заповедь Торы: «Когда будешь жать на поле твоём и забудешь сноп на поле, то не возвращайся взять его: для пришельца, сироты и вдовы да будет он… Когда обивать будешь маслину твою, то не обирай за собою оставшихся плодов: для пришельца, сироты и вдовы да будет это. Когда будешь снимать плоды в винограднике твоём, не добирай остатков за собою: для пришельца, сироты и вдовы да будет это. И помни, что рабом был ты в земле египетской…»7.
Поэтому, несмотря на экономическое развитие еврейского общества, объективно происходившее в форме общественного разделения труда, группы крупных собственников, появлявшиеся на каждом новом этапе такого развития, были вынуждены ограничивать эксплуатацию соплеменников. И чем дальше шёл еврейский народ по пути исторического развития, связанного с дальнейшим разделением труда, тем более жёсткими и многочисленными становились коллективные требования к отдельной личности. Эти требования выражались во всевозможных ограничениях, подчиняющих евреев общему, установленному для всех порядку и направленных, в конечном счёте, на смягчение социальных противоречий между ними.
Я возьму на себя смелость утверждать, что те рамки поведения, охватывающие все без исключения стороны социальной и личной жизни человека, которые еврейский народ в лице своих законоучителей выработал для себя, объективно предназначались для противодействия процессу отчуждения. Читая тексты ТАНАХа, нетрудно обнаружить, что уже на начальном этапе возникновения государственности, в эпоху правления первых израильских царей, в еврейском обществе существовали достаточно острые противоречия, обусловленные социальной дифференциацией, и проявлявшиеся в эксплуатации бедных людей богатыми. Вместе с тем, в ту историческую эпоху Израиль был единственной страной, где религиозный культ не стал орудием укрепления политического господства имущих классов и даже противодействовал их экономическому господству. Неудивительно, что стремление находящихся у власти общественных групп укрепить своё социальное превосходство сопровождалось обращением к языческим религиозным культам соседних народов, открыто защищавшим интересы экономически сильных слоёв общества.
Возникшая в тот исторический период ситуация фактически представляла собой столкновение объективных законов общественного развития с субъективным фактором – массовым стремлением общества в лице его священнослужителей сохранить неотчуждённые, гуманистические отношения между людьми. При внимательном анализе соответствующих текстов ТАНАХа можно обнаружить проявления этой борьбы, в которой победа жестокой экономической действительности над благими пожеланиями выглядела неминуемой. Возможно, так бы и произошло, если бы не вавилонское завоевание и пленение. Эта была первая из катастроф, пережитых еврейским народом и, как показывает исторический опыт, ставших едва ли не главным фактором, способствовавшим его внутренней сплочённости.
Именно в годы Вавилонского пленения, в среде еврейского народа было окончательно искоренено язычество. Если бы этого не произошло, евреи могли просто раствориться среди местного населения. Последующее возвращение, построение Второго храма, возникновение совершенно уникальной формы общества – иерусалимской храмовой общины, были следствием коллективного стремления народа устранить из своей среды всё то, что его разъединяет, то есть, прежде всего, социально-классовые противоречия. Но этот же фактор означал самоустранение еврейства из мировой истории в качестве её субъекта. Не случайно мы практически ничего не знаем о жизни евреев в Эрец Исраэль с момента завершения построения Второго храма, и вплоть до завоевания страны Александром Македонским.
Греческое завоевание вынудило еврейский народ вернуться к активной социально-экономической и политической жизни. Ещё более способствовали активизации социальных процессов победа над армией государства Селевкидов и обретение Иудеей политической независимости. Войны, которые Иудея вела в эту эпоху против могущественных противников, требовали создания новой военной техники, накопления значительных излишков продовольствия и стратегических материалов, а, следовательно, дальнейшего развития материального производства. Соответственно, в еврейской среде вновь активизировался процесс общественного разделения труда. Тем самым возникали и элементы отчуждения, внешними проявлениями которого были произвол иудейских царей, борьба между религиозными течениями и сектами, междоусобица защитников Иерусалима во время осады города римлянами в ходе Иудейской войны.
Следствием второй катастрофы еврейства, начавшейся с разрушения Второго храма, усугубленной поражением восстания Бар-Кохбы, и закончившейся перемещением большей части евреев в диаспору, были религиозные реформы, главной целью которых было устранение из еврейской среды социальных противоречий, способных эту среду разрушить. Начались они с деятельности Иоханана бен-Заккая, затем были продолжены оформлением кодекса Мишны, Иерусалимского и Вавилонского Талмудов. В результате была достигнута полнейшая регламентация поведения евреев в соответствии с многочисленными нормами, причём количество подобных норм из века в век увеличивалось благодаря деятельности «еврейских мудрецов». Еврейство диаспоры стремилось отгородиться от окружающей его и чуждой ему социальной среды коренных жителей, в максимально возможной степени обеспечить своё внутреннее единство и не допустить усиления отчуждения в своей собственной среде. Именно таким путём евреи как этнос стремились противодействовать угрозе их ассимиляции в среде других народов.
Подобное явление могло произойти только потому, что еврейство вновь перестало быть целостным социально-экономическим субъектом исторической деятельности, потеряло возможность самостоятельного участия в развитии производительных сил общества. На протяжении почти двух тысячелетий, евреи стран диаспоры большей частью лишь обслуживали те или иные потребности экономики этих стран. Они занимали специфическое место в системе общественного разделения труда этих стран и были, в силу религиозных и социальных различий, отчуждены от окружающего коренного населения. Неудивительно, что за сохранение внутренней этнической сплочённости, устоев своей общинной и религиозной жизни, евреи заплатили очень высокую цену, которая нам хорошо известна.
Конечно, ни в коей мере нельзя утверждать, что в внутри еврейства не существовало социальных противоречий. В еврейской истории есть немало свидетельств не только социального неравенства между различными слоями еврейского населения, но и откровенной неприязни богатых соплеменников к бедным. Так, литовский Ваад, принявший к себе евреев с Украины, бежавших от погромов Хмельницкого в 1648-1650 гг., впоследствии (в 1657 г.) выслал обратно тех из них, «которые, лишившись имущества, залезли в долги и не смогли их выплатить за 15–19 лет пребывания в Литве»8. Но история знает и множество случаев противоположного характера. Чего стоил, например, массовый выкуп турецкими евреями своих соплеменников с Украины, попавших в те же годы в плен к крымским татарам.
Вся история двухтысячелетнего галута пронизана этим противоречием. С одной стороны, основная масса еврейства стремилась сохранить неотчуждённые отношения в своей среде, основанные на еврейской традиции. С другой – разбогатевшие евреи стремились уклониться от необходимости материально помогать своим соплеменникам. Но традиция, неуклонно защищаемая «властителями еврейских дум», то есть многочисленными авторитетными раввинами, неизменно брала верх. Альтернативой ей для богатых евреев мог быть только переход в другую веру.
Столкновение западноевропейского, а позднее и российского еврейства с реальностями индустриального общества, породило внутри еврейских общин ещё одно существенное противоречие. С одной стороны, значительная часть еврейской молодёжи испытывала острую неудовлетворённость своим социальным положением и стремилась к его изменению через получение светского образования и переходу к видам деятельности, престижным с точки зрения окружающей нееврейской среды. С другой – подобный переход означал неизбежный разрыв с иудаизмом. Правда, процент выкрестов среди западноевропейских и российских евреев вряд ли был велик. Мы знаем довольно много примеров перехода евреев в христианство, однако, в большинстве случаев (если не считать несчастных малолетних кантонистов времён Николая I), это были представители европеизированной интеллектуальной элиты. Но даже если приобщение евреев к престижным видам деятельности не сопровождалось принятием христианства, оно всё равно означало необходимость отказаться как от традиционного еврейского поведения, так и от чисто еврейских ценностей, прежде всего семейных и коммуникативных, которые невозможно было воспроизвести в нееврейской среде.
Результатом данного явления было возникновение на европейском пространстве новой социально-этнической общности – светского еврейства, то есть еврейства по происхождению, а не по религиозной принадлежности. Конечно, данная общность была всего лишь ступенью к ассимиляции в среде окружающего коренного населения. Но, «благодаря» наличию массового антисемитизма в среде этого населения, ассимиляция надолго затянулась. Что же касается роли светского еврейства в жизни современного европейского общества, то она, при всей своей слабой изученности, представляется значительно более весомой, чем этого бы хотелось современным антисемитам.
Особенно заметна эта роль в общественной жизни бывшего СССР. Не секрет, что в результате Октябрьского переворота 1917 г. и последовавшей затем гражданской войны, на территории, входившей прежде в состав Российской империи, была истреблена либо изгнана подавляющая часть прежней интеллигенции. В стране, переживавшей тяжелейшую разруху, одновременно образовался колоссальный культурный «вакуум». Этот «вакуум» никак не могли заполнить малограмотные выходцы из среды рабочих и крестьян. А без восстановления интеллектуальной сферы общественной жизни советское государство было обречено на неминуемый развал. Спасение оно получила, как это ни парадоксально, из еврейского местечка. Еврейская молодёжь буквально хлынула из бывшей черты оседлости в большие города. В весьма значительной степени именно она заполнила учебные аудитории полуразваленных вузов, стала, в конечном счёте, мозговым центром технического производства, костяком науки, культуры, образования, здравоохранения.
Советская интеллигенция принципиально отличалась от интеллигенции дореволюционной. И отличие это не могло возникнуть из ничего. Не кто иной, как евреи, привнесли свою общинную, неотчуждённую психологию в сознание мыслящей части советского общества. И дело здесь не только в проценте евреев среди людей, занятых интеллектуальным трудом. Для еврейской интеллигенции в целом были характерны стремление к новым знаниям, добросовестность в работе, творческая инициатива. Именно она, как это ни парадоксально при её относительной малочисленности в составе населения, была тем «цементом», который долгое время не давал рассыпаться советской социально-экономической системе.
Сама идея социализма, по своей сути, была порождением еврейской общественной мысли, вытекавшей из еврейской массовой психологии, которая противилась процессу отчуждения. На чуждой почве эта идея дала весьма жалкие плоды. Попытки евреев, участвовавших самым непосредственным образом в создании советского государства, убедить славянские массы принять их общинную психологию, полностью провалились. Да и как могли люди, веками жившие в фактическом рабстве (причём, не только внешнем, но и внутреннем), вдруг стать коллективистами. Чего стоили советские колхозы с их трудоднями и командной системой хозяйствования. А израильские кибуцы живы и поныне, хотя и исчерпали себя экономически.
Но «засилье» евреев в интеллектуальной среде, как известно, вызывало недовольство власть предержащих, в глазах которых оно выглядело как массовое «объевреивание» советского общества. С точки зрения не очень образованных «столпов» советской власти, первое поколение еврейской интеллигенции, фактически спасшее страну от развала, должно было стать и последним. Им и в голову не приходило, что еврейское присутствие в интеллектуальной сфере жизни советского общества носило системный характер, что заменить евреев в массовых масштабах представителями «титульных» национальностей можно лишь количественно.
Существует всеобщая социологическая закономерность, согласно которой каждый этнос, живущий за пределами своей исконной территории, сохраняет свою идентичность прежде всего благодаря тому, что занимает соответствующую социальную общественную нишу, то есть, в конечном счёте, соответствующее место в системе общественного разделения труда. Если бы евреи в странах диаспоры приобщались к тем видам труда, которые были характерны для коренного населения, они бы быстро и неизбежно растворились в его массе, поскольку именно характер деятельности, в конечном счёте, определяет как социальное поведение, так и социальное сознание людей.
Что же касается советских евреев, то те из них, которые занималась интеллектуальными видами труда, реально могли сохранять своё социальное положение лишь при условии, что они выигрывала в незримом соревновании с конкурентами из числа представителей «титульных» наций, то есть умели лучше делать своё дело. Поэтому вытеснение евреев из интеллектуальной сферы, где требовались профессионализм и творческое мышление, объективно вело к быстрому качественному ухудшению кадрового состава этой сферы.
Восстановленная «процентная норма» при приёме евреев в престижные вузы, ограничения при приёме их на престижные рабочие места, дали соответствующие результаты. В период с начала 50-х годов и до развала СССР мы наблюдаем медленное, но неуклонное сокращение численности евреев в интеллектуальных областях общественной жизни, которое чётко коррелируется с общим экономическим и культурным упадком. Конечно, это была не единственная причина краха советской системы. Но, беру на себя смелость утверждать, причина весьма существенная. Ну а массовый исход остатков еврейской интеллигенции из стран, входивших прежде в состав СССР, нанёс этим странам тяжелейший ущерб, последствия которого ещё предстоит оценить.
Современное нерелигиозное еврейство, проживающее в цивилизованных странах за пределами Израиля, в настоящее время редко не сталкивается с проявлениями антисемитизма и не испытывает ограничений в своей профессиональной деятельности. Соответственно отсутствуют основные факторы, сдерживающие его ассимиляцию в среде окружающего коренного населения. Полная ассимиляция, в данном случае, – лишь вопрос времени. С другой стороны, в самих этих странах происходят социально-экономические процессы, способствующие постепенному ослаблению отчуждения между людьми. Возвращаясь к концепции отчуждения труда, выдвинутой Марксом, следует, в данном случае, отметить его основную ошибку.
Сделав важнейший вывод о том, что отчуждение труда и отношение частной собственности являются порождением разделения труда в области материального производства, Маркс не нашёл ничего лучшего, как провозгласить самый отчуждённый класс современного ему общества могильщиком существующих производственных отношений. Но тот, кто был «ничем», не может стать не только «всем», но даже «кем-то», пока не изменит своего места в системе общественного разделения труда, пока не перестанет быть наемным частичным рабочим. Наёмные индустриальные рабочие, то есть класс людей, являющихся придатком совокупного производственного процесса, объективно не способны к созидательному историческому действию в качестве самостоятельной социальной (а не рабочей) силы.
Однако сама история человечества показывает, каковы дальнейшие перспективы частной собственности и отчуждения. Процесс разделения труда в материальном производстве не может продолжаться бесконечно. Рано или поздно производственное разделение труда исчерпывает себя, дробление трудовых операций, осуществляемых рабочими, заканчивается тем, что каждая из этих операций становится предельно простой и сводится к элементарным движениям рук. Следовательно, указанный процесс объективно должен завершиться. Но означает ли сказанное, что тем самым прекратится развитие общественного производства?
Ответ на этот вопрос всё более очевиден. Благодаря научно-технической революции прежнее разделение труда, превращавшее работника в простой придаток производственного процесса, постепенно перестаёт быть основной формой развития производительных сил общества. Всё более становится возможной, мало того, необходимой с точки зрения дальнейшего общественного прогресса, замена рабочей силы автоматическими устройствами. Соответственно происходит вытеснение работников из сферы наёмного индустриального труда. Этот процесс происходит весьма медленно и противоречиво, но вполне закономерно. Тем самым создаются предпосылки постепенного отмирания классовых противоречий, практической реализации центральной гуманистической идеи, в общих чертах намеченной ещё Иммануилом Кантом: «Человек... существует как цель сама по себе, а не только как средство»9.
В качестве существенной тенденции процесс превращения человека из средства в цель совокупной жизнедеятельности общества уже заметно проявляется в именно в высокоразвитых странах. Можно упомянуть такие его формы, как значительное сокращение численности наемных рабочих в составе самодеятельного населения, гуманизация общественных отношений, интеллектуализация профессиональной деятельности работников и т.д. Из совокупной сферы материального производства работник постепенно перемещается в совокупную сферу обслуживания, которая как раз и была характерна для еврейства на протяжении двухтысячелетней диаспоры. Именно общество, где все люди обслуживают друг друга, способно избавиться от классовых антагонизмов и многочисленных социальных пороков, сопровождавших процесс всеобщего отчуждения. Это уже не искусственно созданный общественный строй, а закономерный этап естественноисторического развития общества.
Соответственно, то социальное поведение, которое на протяжении столетий было нормой для евреев внутри их среды, постепенно будет становиться обычным других народов по мере их продвижения на пути общественного прогресса. Только тогда можно будет говорить и об исчезновении антисемитизма. Как тут не вспомнить нашего замечательного поэта Игоря Губермана:
Везде одинаков Господен посев,
И врут нам о разнице наций.
Все люди — евреи, и просто не все
Нашли пока смелость признаться.
Вызревание гуманистических социальных отношений неклассового типа проявляется не только и даже не столько в росте материального благосостояния основной массы людей, занятых в совокупном общественном производстве, сколько в их переходе к принципиально новым видам деятельности, носящим целостный, а не частичный характер, а также в возрастании самоценности человеческой жизни и человеческой личности. Иначе говоря, возрастает общественное значение живого труда по сравнению с трудом овеществленным. Среди общественных ценностей на первый план все более выдвигается культура – совокупность интеллектуальных богатств, накопленных человечеством, а также деятельность по созданию таких богатств. Конечно, переход человечества к новому качественному состоянию является чрезвычайно длительным, сложным и противоречивым процессом, растянутым на века, однако он уже происходит и носит эволюционный, а, следовательно, необратимый характер.
Сказанное в полной мере относится и к современному израильскому обществу, созданному светским еврейством диаспоры. Образование государства Израиль означало возвращение значительной части еврейского народа, как целостной общности людей, к формам социально-экономической жизни, соответствующим естественноисторическим законам общественного развития. Соответственно усиливается социальное расслоение общества, а, следовательно, и отчуждение труда, что проявляется и в преобладании в промышленности труда наёмных рабочих, получающих в качестве оплаты стоимость своей рабочей силы, и в росте уровня насилия в обществе, и во всё большей разобщённости израильского еврейства по классовым, этнокультурным и другим социальным признакам.
Конечно, и в настоящее время уровень гуманизма в межличностных отношениях внутри израильского еврейства довольно высок. Но религиозное единство, прежде бывшее основным условием сохранения еврейства, несмотря на огромные усилия, предпринимаемые ортодоксальным раввинатом, становится всё более иллюзорным. Тем самым израильское еврейство неизбежно теряет свою уникальность, превращается в такую же нацию, как и все остальные. По своему характеру израильская экономика в настоящее время практически ни в чём принципиально не отличается от экономик развитых стран мира. Это означает, что в Израиле разделение труда в сфере материального производства находится на том же уровне, что и в этих странах.
Вместе с тем из сказанного выше можно сделать оптимистический вывод, что определённая утрата современным светским еврейством своих прежних, неотчуждённых форм жизнедеятельности, происходящая в процессе его возвращения на закономерный путь социально-экономического развития, общий для всех народов, не является окончательной. Причём основным условием дальнейшего социального прогресса израильского общества, подлинной гуманизации общественных отношений является не возвращение к иллюзорной религиозной общности еврейского народа, объективно недостижимой в наше время, а постепенное отмирание наёмного промышленного труда.
Цитированная литература
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 408.
2 Там же, С. 413.
3 Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения. В 9-ти т. Т. 2. Москва, 1985. С. 31.
4 Сетевой портал «Заметки по еврейской истории». Наследие Карла Маркса: отделить зерна от плевел. № 2/2012 .
5 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 42. С. 90.
6 Там же, С. 96.
7 Тора, Дварим, 24:19-22.
8 А. Синельников. Какова доля правды в сказке о еврейской солидарности. Сетевой журнал «Лехаим.ру». http://www.lechaim.ru/ARHIV/112/sinel.htm
9 Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 1. Москва, 1965. С. 269.
