Казалось бы, прежде чем нечто формировать,
нужно, как минимум, что-то знать,
и кто по причинам не знает и формирует,
тот, скорее всего, блефует.
Существующие теории мышлении
есть полифонические образы или мнения,
сработанные светлыми головами исследователей,
которые не взялись бы за работу без последователей.
Tруднo представить учителя или коллектив,
который при этом не обращал внимания на мир
как таковой или не таковой,
в зависимости от того, каков знак целевой.
Характеристика, которую высказал учёный, а не пиит,
с определённо принципиальной уверенностью гласит:
«Мышление – это процесс, который посредством инсайта
приходит к адекватным ответным действиям аутсайта».
Для начала неплохо, и есть достоинство изложения
в виде добросовестности и честности авторского положения.
А кое-кто удержался от определения как такового
и отмежевался от него в пользу другого,
указав ему место лишь в качестве компонента
общей структуры экзистенциального контента
деятельности, обслуживающего осуществление других
компонентов аппликатуры явлений больших,
при этом сохранив в своем тезаурусе
понятия «умственная деятельность» в каждом ярусе
и «умственное на поверку действие»
вкупе с «мыслительностью взаимодействия».
Вероятно, общее правило состоит в том,
чтобы одновременно не мудрствовать обо всём
и обнаружить признаки разновидностей
через неизвестные величины их неизбывностей.
Планирование может быть компонентом любого,
а не только мыслительного действия как такового,
да и создание плана предполагает мышлениe,
помогающее избежать всякоe упущениe.
Что же касается мысленного эксперимента,
то без него не обходится никакaя часть любого момента
и никакое мышление, в том числе эмпирическое,
(поскольку в его природе отсутствует механическое).
Следующий признак – рефлексия положения –
своеобразная бестия удовлетворения,
и слишком многочисленны её трактовки,
требующие виртуозной научной сноровки.
Ближе всего к теоретическому мышлению –
трактовка рефлексии как положения.
Рефлексия – это вообще постскриптумы к мысли,
как бы причудливо они ни зависли.
Однако постскриптум к мысли и к действию
не имеет смысла без правильного воздействия,
если он не будет в себе прескриптумом
к следующей мысли перед постскриптумом.
Редко обращают внимание на то,
что рефлексия никогда не уходит в ничто.
При этом в определённые дни развития
эмоциональность приобретает черты наития.
Пока – не ясна рефлексия внутри
мысли, как на это ни посмотри.
Но она может быть принята как признак
теоретического мышления как знак.
Как чумы или глупости надо остерегаться
теорий, в которых одно из другого может объясняться,
как то: "происхождение" разума и понимания
из простого перепуганного дрожания.
Мысль мысли действительно рознь:
есть ясные, светлые и глубокие,
есть смутные, вялые, туманноокие,
есть живые, уместные и, вне сомнения,
есть запоздалые, как сожаления,
есть мысли вялые, есть обоятельные,
есть сатанинские и отрицательные,
есть анемичные, тупые, острые,
есть бeзличные, дряблые, плоские.
Мысль, независимо от её сложности,
проявляет себя в правдивости или в ложности
в действии, в поступке, во всём этом вместе
и ещё в неуловимом, таинственном месте.
А о том, как схватить мысль и её удержать,
иногда и не удаётся самой мысли познать.
По состоянию на нынешний день и час
это всегда при ней и при нас.
Метафоры дают об этом некоторое знание
в представлениях далеких от понимания.
Декарт видел в мыслях всегда очевидность,
чем обозначил свою дальновидность.
Сеченов увидел чувственные ряды,
и всякого действия большие лады.
Бион – фрустрацию, вызванную незнанием
и, соответственно, непониманием.
Пятигорский – интерес, определив интересное,
склоняющего человека к забвению неуместного
и того, что раздражает здесь и сейчас,
не давая успокоиться в который раз.
Мамардашвили увидел переживание,
добавив, что акт думания есть часть испытания.
Выготский – аффективную и волевую тенденции,
выраженные в метафорической личной потенции.
При определённом расположении тела
можно увидеть за мыслью удовлетворенность дела,
ибо само явление души, полной мыслей и чувств,
в мире есть чудо сверхчудных искусств.
