Из цикла “Шальные рифмования”
Исследование повседневной действительности
в рамках феноменологической психологии
сегодня как никогда является проявлением рассудительности
в процессе понимания научной методологии.
Сложность двойственного толкования повседневности,
составляющая фактологическую ткань изложения,
не лежит на поверхности каждодневности
и не выражается в форме обычного предъявления,
поэтому конституирование смысла проблематики
и понимание другого, противоположного,
находится в центре внимания систематики
казуального и сопутствующего ему непреложного.
Смысл переживания определяется при выделении
его из непосредственного потока переживаний,
смысла в себе не несущего, как и в умении
озадачивать перспективы своих умолчаний.
Для того чтобы выделить переживание сознания
на фоне другого (опять же) переживания,
оно должно завершиться, как тщание,
определяющее следы подсознания.
Существенно, что рефлексия может осуществляться
не только в актах удержания и воспроизведения,
но и в актах, которым предписано состояться
в виде чаемого удовлетворения.
Важно понимать предмет широко, постоянно осознавая,
что смысл выделяется только в рефлексии, поскольку
у него конституированная природа такая,
не совместимая с потоком переживаний нисколько.
Тонкость заключается в том, что в естественной установке
мы не направляем внимание на наше сознание;
если же мы делаем это, то нужно говорить о другой упаковке,
не всякая из которых достойна внимания.
Таким образом подчеркивается другой важный аспект:
упрочение конституирования смысла в рефлексии подрывает
интенциональность по существу, и такой эффект
всегда сам субъект на себе же и замыкает.
Однако тот факт, что речь о строгом понятии
смысла может идти только в рефлексивной позиции,
не означает, что осознания принятия или не принятия
являются бессмысленными в смысле их дефиниции.
Эту загадочную фразу можно истолковать,
исходя из того, как в ней понимается
под смыслом и цельным понятием излагать,
то, что открыто не подразумевается.
Однако фраза допускает и другое понимание,
которое основывается на синониме «разумности»:
любой акт опосредованного сознания осмыслен,
даже если ему не уделяется никакой чувственности.
Поэтому осмысленность переживаний соответствует их основному
феноменологическому свойству – интенциональности,
которая как раз и подразумевает, что у всего живого
определенность зачастую не соответствует реальности.
Таким образом (как неожиданно оказалось)
различие между повседневной и феноменологической
установками в их осмысленности (как бы это ни показалось
странным) не велико и не принципиально фактологически.
“Однако возможно...”, “при широком понимании...”,
“можно сказать и так...”, “а можно иначе...”,
“есть и другое мнение...”, “когда флуктуативно внимание...”, –
тогда и вариативность сознания нелинейна тем паче.
