В ночь с 16-го на 17-го мая 1606 г. в Москве вспыхнул бунт, направленный против царя «Дмитрия Ивановича», на самом деле, против самозванца Лжедмитрия 1-го. Во главе бунта стоял боярин, представлявший род Рюриковичей, Василий Иванович Шуйский. Опасаясь, что восстание зайдет слишком далеко и к нему примкнет «чернь», бояре спешили посадить на престол нового царя. Его должен был избрать созванный «от всей земли» Земский собор, как это было в случае с Борисом Годуновым. Но на сей раз бояре так торопились и так жаждал стать царем сам Шуйский, что его не выбирали Земским собором, а 19 мая 1606 г. выкликнул на Красной площади «сонм клевретов».
Вот как описывал Шуйского Н. Карамзин: «Роста малого, толст, несановит, лицом смугл, имел взор суровый, глаза красноватые и подслеповатые, рот широкий». Но был умен, хитер, еще со времен Ивана Грозного поднаторевший в политических делах и интригах. Шуйский понимал, что среди бояр немало таких, которые «крамолили» против него, чтобы занять престол. И не все бояре были с ним в заговоре против Лжедмитрия. Чтобы ублажить этих бояр, Шуйский «целовал крест» на том, что будет управлять государством совместно с боярами и никого не станет судить и править самодержавно. Скоро, однако, выяснилось: «целование креста» было маневром против «крамоливших» бояр и дворян, Шуйский разослал многих из них по местам отдаленным...
Бояре, враждебные Шуйскому, могли действовать против него двумя путями. Поступить так же, как поступил сам Шуйский: подготовить массовый бунт и свергнуть Шуйского с престола, заменив своим боярином, родом не ниже Шуйского. Но таких было несколько, и достичь между собой соглашения они не могли. Думали не о стране, каждый думал о себе. И потому избран был другой путь: «оживить» убитого Лжедмитрия 1-го, « царя Дмитрия Ивановича», посадить его на престол, а потом уж разбираться между собой. И еще не упели убрать обезображеный труп Лжедмитрия 1-го, как пошел волнующий слух, будто убит был некий немец, а «царю Дмитрию Ивановичу» удалось спастись, он жив-здоров и вот-вот будет «на Москве».
Здесь в повествовании нашем должен появиться дворянин Михаил (Михалко) Молчанов, известный в Москве авантюрист и проходимец. С 1601 г. он служил при Борисе Годунове, но как только прошел слух о появлении «Дмитрия Ивановича» (Лжедмитрия 1-го), Молчанов бежал из Москвы и примкнул к нему. Когда Лжедмитрий с войском уже подходил к Москве, он направил туда пятерых верных ему людей с поручением убить патриарха Иова, молодого царя Федора Борисовича (сына умершего Б.Годунова) и его мать. Среди этих пятерых был и Молчанов. Поручение было выполнено с особой жестокостью и Лжедмитрий 1-й победно въехал в Москву. На протяжении всего царствования Лжедмитрия 1-го Молчанов находился, можно сказать, в его свите, заслужив у москвичей кличку «вор». Когда в мае 1606 г. Лжедмитрий 1-й был убит, Молчанова высекли плетьми, но ему каким-то образом снова удалось бежать. Он следовал путем Лжедмитрия 1-го: бежал в Самбор (Польша), в котором находился замок Ю. Мнишека, его жены Ядвиги и их дочери – знаменитой Марины, прославленной Пушкиным в «Борисе Годунове». Молчанов, как и Лжедмитрий1-й, рассчитывал на их помощь. Он-то знал, что им хорошо известно о гибели самозванца, но понимал: с самозванством они связывают свое сказочное обогащение и потому будут поддерживать воцарение нового «Дмитрия Ивановича». Молчанов поначалу стал распространять слух, будто он ни много-ни мало и есть спасшийся «Дмитрий Иванович». Однако Гришки Отрепьева из него не получилось. В Самборе его многие знали, а прибывший туда специальный посол Шуйского И. Веселовский без особого труда показал, что Молчанов совершенно не похож на первого Лжедмитрия. Пришлось Молчанову покинуть Самбор. Он направился в Путивль. Не случайно... воеводой в Путивле был любимец Лжедмитрия 1-го и ненавистник Шуйского князь Г. Шаховской. Он, по всей вероятности, и вызвал Молчанова в Путивль. Здесь было много всякого народа, (от бояр до разбойного люда и бродяг), «крамоливших» против Шуйского, и когда эти люди услышали от самого воеводы Шаховского, что «Дмитрий Иванович» - живой, Путивль взбунтовался против Шуйского. Его поддержали другие города, но восставшие, естественно, требовали появления «Дмитрия Ивановича», а человека, готового и способного стать вторым Отрепьевым, никак не находилось. Шаховской торопился его отыскать, понимая, что без него восстание может сойти на нет. Молчанов свел Шаховского с бежавшим из турецкого плена Иваном Болотниковым. Шаховской не увидел в нем «царя», но привлек к своему «делу».
Болотников, действуя как «воевода царя Дмитрия Ивановича», возглавил отряды крестьян, холопов, служилых людей, казаков и просто бродяг. Осенью 1606 г. он одержал победы над войсками Шуйского под Кромами, Ельцом и Коломенском. Восстания против Шуйского быстро ширились, вовлекая новые слои. К ним примкнули 20 городов нынешних Орловской, Калужской, Тульской, Рязанской и Смоленской областей, а также «инородцы» Вятской, Пермской и др. областей. Выделялись повстанческие воеводы: сын боярский, стрелецкий сотник И. Пашков (Тула), дворяне Г. Сунбулов, братья З. и П. Ляпуновы (Рязань) и др. Болотников и Пашков вплотную подошли к Москве и осадили ее. Там начались волнения. Казалось, царствованию Шуйского вот-вот придет конец. Его уже объявляли свергнутым. Но в критический момент события повернулись. Восставшие не были социально едины. Бывший холоп князя Телятевского Иван Болотников связывал с «Дмитрием Ивановичем» интересы низших слоев. В Москве распространялись его «грамоты», в которых содержался призывы «целовать крест Дмитрию Ивановичу», и говорилось: «Велим боярским холопам побить своих бояр, жен их, вотчины и поместья, а всех торговых людей побивать». За это он обещал «давать боярство, воеводство, окольничество и дьячество». Но для повстанцев – дворян и детей боярских Ляпуновых и Сунбулова, да и стрелецкого сотника Пашкова это было несравнимо хуже, чем правление Шуйского. Они понимали, что «воры», которых Болотников призывал «побивать» бояр, завтра могут начать «побивать» дворян, детей боярских и самих бояр.
Решено было явиться к Шуйскому, просить «милости и прощения». Шуйский воспрял духом. Он посчитал, что и Болотников может последовать примеру Ляпуновых. Однако Болотников заявил посланцам Шуйского, что отдал «душу свою Дмитрию Ивановичу» и войдет в Москву не изменником, а победителем. В начале декабря 1606 г. 20-летний талантливый воевода Михаил Скопин-Шуйский нанес поражение Болотникову у Коломенского, отбросив его от Москвы. За эту победу Скопин-Шуйский получил боярство. Болотников отошел к Калуге, но и там царские воеводы взяли верх. Положение Болотникова ухудшалось, хотя многие города еще стояли за «Дмитрия Ивановича».
А где же был этот самый ожидаемый «Дмитрий Иванович»? Его сторонники все настоятельнее требовали появления «царевича», у многих уже закрадывались нехорошие сомнения... Князь Шаховской стал умолять Михалку Молчанова снова провозгласить себя «Дмитрием Ивановичем», но тот поостерегся. Шаховской метался в лихорадочных поисках самозванца. Призвал казацкого бродягу Илейку, выдавашего себя за мнимого сына царя Федора Ивановича «царевича Петра». Болотников двинулся от Калуги к Туле, куда подошел и Лжепетр. Тогда Шуйский, говоря современным языком, объявил широкую мобилизацию, и, собрав армию в 100 тысяч ратников, сам возглавил ее. В 20-х числах мая 1607 г. эта армия вступила в ожесточенное сражение с войском Шаховского–Болотникова–Лжепетра на р. Восме. Был момент, когда войска Шуйского дрогнули, но положение спасли царские воеводы князья А. Голицын и Б. Лыков. Они призвали своих ратников погибнуть, но не отступить. И те отвечали: «Надобно вам начинать, а нам помирать за вами». Армия Шуйского победила. Шаховской и Болотников укрылись в Туле, осажденной войсками Василия Шуйского. Отсюда они посылали гонцов, писали отчаянные письма в Польшу Мнишеку и другим с просьбами найти и прислать кого-нибудь из тех, кого можно было бы представить как «царевича Дмитрия Ивановича». С этим они связывали возможность продолжения борьбы, вопрошая: «Где же тот, за кого умираем»? И выражали готовность заплатить за него любую цену. В одном из писем говорилось: от границы до Москвы все - наше, отдадим вам, только помогите свергнуть Шуйского.
Неизвестно нашли ли нового самозванца Мнишек и его польские друзья или самозванец нашел их, но он нашелся. Если личность первого Лжедмитрия установлена – это беглый монах Г. Отрепьев, то личность второго до сей поры остается неопознанной. Есть много (10) версий. Одни считали его поповским сыном, другие - сыном бежавшего от Ивана Грозного князя Курбского, третьи каким-то учителем Богданко Ступовым из белоруского города Шклова, к тому же крещеным «жидом», вокруг которого тоже были «жиды». Н. Карамзин писал: «Нашли бродягу, жителя Украины, сына поповского Матвея Веревкина, или жида, как сказано в бумагах государственных. Сей самозванец и видом и свойствами отличался от расстриги (Отрепьева): был груб, свиреп, корыстолюбив до низости, только подобно Отрепьеву имел дерзость в сердце и некоторую хитрость в уме, владел искусно двумя языками, русским и польским, знал твердо Св. Писание и Круг Церковный разумел. Если верить одному чужеземному историку, и язык еврейский знал, читал талмуд, книги раввинов, хвалился мудростью и предвидением будущего».
Объявился он в начале августа 1607 г. в Пропойске, потом его переправили в Стародуб (сейчас Брянская обл.), где он представился народу как дворянин Андрей Нагой. Он был не один. С ним находился человек, именовавший себя подьячим Алексеем Рукиным. Они утверждали, будто являются посланцами «царевича Дмитрия Ивановича», который недалеко и хочет знать, как его примет народ, если он придет и объявится. Толпа взволновалась, люди требовали сказать, где «Дмитрий Иванович», чтобы «всем идти к нему головами». Рукин отмалчивался, тогда толпа пригрозила ему пытками, и тот, который назвался Андреем Нагим, закричал: «Ах, вы б... дети! Вы еще не знаете меня! Я и есть Дмитрий Иванович». Толпа упала перед ним на колени...
Вокруг этого «царика из Шклова» - Лжедмитрия 2-го - быстро собиралось войско. Его задачей было движение к Туле для ее деблокирования и захвата. Но Шуйский опередил самозванца. По совету сына боярского из Мурома С. Кровкова, решено было возвести плотину на р. Упе и затопить Тулу. Так и поступили. Страх потопа и голода сломил боевой дух сторонников «Дмитрия Ивановича». Шаховской, Телятевский и сам Болотников довели до сведения Шуйского, что сдадут Тулу при условии их помилования, в ином случае они будут сражаться до своей погибели. Шуйского оповестили, что Лжедмитрий 2-й с войском уже не так далеко от Тулы, и он ответил, что помилует мятежников. Но когда они сдались, с ними расправились круто. Лжепетр был повешен на дороге близ Данилова монастыря, Болотникова сослали в Каргополь (сейчас Архангельская обл.), там ослепили и утопили. Шаховского, как сказано в летописи, «всей крови заводчика», сослали в пустынное, заболоченное место возле Кубинского озера (ныне Вологодская обл.). Помилован был только князь Телятевский и «рядовые» мятежники.
Тульская победа была приравнена Шуйским и его сторонниками к самым крупным успехам русского оружия. Шуйский, вероятно, думал, что главное сделано, осталось добить самозванца. Надо было преследовать его, а Шуйский распустил главное войско и торжественно вернулся в Москву, вкушая лавры победы. В эти дни он женился на дочери боярина князя Буйносова-Ростовского, с которой был помолвлен еще при Лжедмитрии 1-м, и проводил много времени в лености и раслабленности.
Он сознавал, что появление второго самозванца не обошлось без поддержки польского короля Сигизмунда 3-го и римского папы. Шведский король Карл 9-й предлагал помощь, но Шуйский отвечал, что нуждается лишь в помощи Бога. Между тем, самозванец не бездействовал. Его войско росло за счет донских казаков, которых привел Иван Заруцкий. Казакам, видно, нравилось самозванство, и они одного за другим «поставляли» «Дмитрию Ивановичу» «родственников»: сыновей, внуков, племянников Ивана Грозого или Федора Ивановича – Ивана, Федора, Клементия, Савелия, Семена и даже Гаврилку, Мартынку и др. «царевичей». У «Дмитрия Ивановича» их ждала веревочная петля и деревянный кол.
«Дмитрий Иванович» особенно рассчитывал на польские отряды А. Вишневецкого, А. Лисовского, и Р. Рожинского, позднее - Яна Сапеги. Эти шляхтичи, больше других - Рожинский, держали самозванца «в руках». В сущности, он был их марионеткой, особенно Рожинского. Перезимовав в Орле, самозванец в мае встретился с войсками Шуйского и, разбив их у Болохова, двинулся к Москве через Калугу, Можайск, Звенигород. Остановился в селе Тушино, укрепив его валом и рвом. До Кремля было всего 19 верст. Но Лжедмитрий посчитал, что москвичи сдадутся, что он возьмет город одним лишь появлением своих войск у ее стен. Однако Шуйский создал крепкую оборону: его войска стояли в боевой готовности вне и в самой Москве. Это давало ему основание считать, что он сможет договориться с польским королем Сигизмундом 3-м об отозвании поляков, что стало бы сильным ударом по самозванцу. В конце июля было заключено соглашение, согласно которому поляки должны были немедленно покинуть Лжедмитрия и «впредь не приставать к бродягам, которые вздумают именовать себя царевичами российскими». Марина Мнишек, находившаяся в Ярославле, не должна была больше именовать себя московской царицей и со всем свом окружением уехать в Польшу. Но тушинцы задержали ее в пути: она была необходима «Дмитрию Ивановичу» для признания его как своего мужа - царевича. Лжедмитрию и его клевретам пришлось оказать на нее немалое давление, чтобы это признание заполучить. Она знала, что Лжедмитрий 1-й убит, а кроме того - ее отвращала крайне неприятная внешность «царика из Шклова». Договорились, что их близость произойдет не раньше, чем «Дмитрий Иванович» войдет в Москву. Помимо того, Ю. Мнишеку выдавалось 300 тысяч рублей и отдавалось несколько городов Северского княжества. На том сошлись, и в сентябре 1608 г. состоялось тайное венчание Марины и «Дмитрия Ивановича».
А польские воеводы и не думали выполнять условия соглашения, напротив, их войска пополняли армию «тушинского вора», как стали называть Лжедмитрия в Москве. Тушинский лагерь во главе с Лжедмитрием и Мариной Мнишек, в сущности, создавал в России двоевластие: два царя, две боярские думы, два лжепатриарха. Страна распадалась. В умах и чувствах укоренялось смятение. Люди, которые еще вчера целовали Шуйскому руки и клялись умереть за него, сегодня бежали в Тушино «верой и правдой» служить Лжедмитрию – «шкловскому царику». Потом бежали в обратном направлении и так многие по нескольку раз, определяя где выгоднее. Шуйский обращался к главам западных стран за поддержкой, однако, как писал Н. Карамзин, «не в таких обстоятельствах державы находят союзников ревностных: касаясь гибели, Россия могла быть только предметом любопытства или бесплодной жалости для отдаленной Европы».
В таком положении Москву, можно сказать, спасали героические защитники Троице-Сергиевского, выдержавшие тяжелейшую 15-месячную (сентябрь 1608 – январь 1610 гг.) осаду войск польского воеводы Яна Сапеги, притом, что сдача монастыря-крепости привела бы к блокаде Москвы со всеми ее печальными последствиями. Но монастырь выстоял. Зимой 1610 г. блокада была снята. Не сумев взять Троице-Сергиевскую Лавру и войти в Москву, Лжедмитрий 2-й, базируясь на Тушино, атаковал другие города: Суздаль, Владимир, Ростов др. В 1608 г. тушинцы захватили в Ростове митрополита Филарета. При Б. Годунове он (тогда боярин Федор Романов) «подыскивал престол» для себя, за что был пострижен в монахи и сослан. В Москву он был возвращен Лжедмитрием 1-м, стал при нем митрополитом, а в Тушине Лжедмитрием 2-м был введен в сан «нареченного патриарха», хотя в Москве находился «законный» патриарх Гермоген. Появление «тушинского патриарха» привело к тому, что новые города стали присоединяться к Лжедмитрию. Историк С. Соловьев писал: «Стан тушинский превратился в город, в столицу».
Наконец Шуйский решился подписать договор о помощи со шведским королем Карлом 9-м, воевавшим с Польшей. И в конце февраля 1609 г. договор был подписан в Выборге. В соответствии с ним шведы направляли в Россию корпус в 5 тысяч человек, преимущественно наемников: французов, англичан, немцев и др. Русские тайно отдавали шведам Кегсгольм (русский Корела).
В марте первым вступил на русскую территорию шведский военачальник Я. Делагарди. До сих пор в России в войсках самозванцев воевали польские воеводы, король Сигизмунд 3-й держался в тени, оставаясь у них за спиной. Но некоторые шляхтичи убеждали его, что смута в России - лучшее время для того, чтобы открыто вмешаться в русские дела, захватить Смоленск и другие города. Король колебался, опасаясь «рокоша» (восстания в самой Польше) и осложнений войны, которую Польша в это время вела со Швецией. В конце концов, все же решено было двинуть к Смоленску многочисленное войско. В обращении к его жителям Сигизмунд писал, что пришел «избавить Россию от всех неприятелей» и потому верит, что будет встречен «хлебом и солью». На московский престол он помышлял возвести своего сына королевича Владислава или воссесть на него самому. Воевода М. Шеин сказал гонцу от Сигизмуна с требованием сдачи города: «Еще раз с этим придешь, напоим тебя водой», т.е. утопим в реке. Попытка поляков взять Смоленск штурмом не удавалась.
Вторжение Сигизмунда в Россию осложнило положение Лжедмитрия 2-го. В Тушине было еще много сторонников самозванца: поляков, литовцев, казаков, русских. Они направили к Сигизмунду послов, которые прямо в лицо заявили ему, что он пришел, чтобы лишить «тушинцев» всего того, что они, действуя с «царевичем Дмитрием Ивановичем», добыли своей кровью, и будет лучше, если король покинет Россию. Но в Тушино прибыли и послы короля. Они привезли его обращения, в которых говорилось, что он пришел в Россию не только для того, чтобы свергнуть «тирана вероломного Шуйского, но и истребить бесстыдного самозванца». Все это страшно встревожило «Дмитрия Ивановича». Он бросился к гетману Р. Рожинскому, который фактически хозяйничал в Тушине, чтобы выяснить, что происходит. Тот был пьян, ответил грубой бранью и вроде бы даже ударил «царя». Лжедмитрий кинулся к Марине, в панике кричал: «Меня выдают! Мне надо спасаться!»
В ночь на 29 декабря, надев старый крестьянский тулуп, в навозных санях «царь» бежал из Тушина в Калугу. Там еще находилось немало помилованных Шуйским болотниковцев, и Лжедмитрий рассчитывал, что они его примут. Так и произошло. А через некоторое время в гусарском костюме и в сопровождении отряда казаков в Калугу к своему «мужу» направилась Марина. Он сбилась с дороги и попала в стан Яна Сапеги. Он советовал ей ехать в Польшу. Она отвергла этот совет. Как бы ни был ей неприятен этот второй муж «Дмитрий Иванович», она не желала отказываться от роли «московской царицы», в которую, по-видимому, действительно вошла. Она направилась в Калугу, к «мужу».
Теперь ненадолго оставим «царственную пару» в Калуге и кратко охарактеризуем положение в России к 1610 г. Оно было крайне тяжелым. Под Смоленском находилась армия польского короля Сигизмунда 3-го, нацеленная не только на захват города, но и на свержение царя Василия Шуйского, а также и ликвидацию самозванца. В середине июня Василий Шуйский выслал в направлении Смоленска свои войска (40 тыс. ратников) и союзные войска Швеции (8 тыс.) для снятия польской блокады Смоленска. Ими командовали брат царя Иван Шуйский и шведский военачальник Я. Делагарди. Польскими войсками командовал гетман Жолкевский. 24 июня (4 июля) 1610 г. у деревни Клушино (Смоленская обл.) между ними произошел бой, в котором Жолкевский одержал полную победу. И от имени Сигизмунда требовал, чтобы все русские присягнули королевичу Владиславу.
Разгром в Клушине усилил боярскую вражду к царю Василию. Говорили, что это от него «все царство в крови и пепле». Зрели заговоры. Главными заговорщиками были рязанские воеводы братья Прокопий и Захар Ляпуновы, князь В. Голицын. Их поддерживали некоторые московские бояре и даже приверженцы «Дмитрия Ивановича». Убеждали: свергнем Василия, кончим самозванца и выберем нового царя. 17 июля 1610 г. Захар Ляпунов явился к Шуйскому, сказал ему: «Василий Иванович, ты не умел царствовать, отдай же венец и скипетр». Разгневанный Шуйский выхватил нож. Но Захар, человек огромного роста и такой же силы, погрозил ему: «Не тронь меня! Вот как возьму тебя и сомну руками». В конце концов, Шуйский уступил просьбам и силе. Его и жену Марию отвезли в их дом и постригли в монахи. Шуйский, вероятно, вспоминал судьбу Годунова и думал: «шаг с престола - шаг в могилу». Но с ним этого не случилось. Боярская дума выдала его гетману Жолкевскому. Бывший царь под именем Варлаама был отправлен в Иосифо-Волоколамский монастырь, а затем в Польшу, где скончался в 1612 г.
Тяжелое поражение под Клушиным, свержение царя Василия Шуйского, болезненная неопределенность с воцарением польского королевича Владислава – это было еще не все, что характеризовало российскую Смуту. В Калугу бежал «тушинский вор», и его польское и русское охвостье грабило и мародерствовало близ Москвы. Однако постепенно все более и более становилось ясно, что московским царством ему не владеть. Он стал думать, что ему следует уйти на юг, в Астрахань, там привлечь казаков и даже заключить союз с турками. «Христиане мне изменили, - говорил он, - обращусь к магометанам, с ними завоюю Россию, не оставлю в ней камня на камне». Но его судьба решилась неожиданно. Когда он бежал из Тушина в Калугу, хан Касимовского ханства (ныне Рязанская обл.) Ураз-Магомет не примкнул к нему, но теперь решил присоединиться и приехал в Калугу. Однако сыну своему он по секрету сообщил, что намерен уехать в Москву. Тот кому-то рассказал, и Лжедмитрий распорядился умертвить Ураз-Магомета, а тело бросить в Оку. Это было исполнено, но ногайский князь Араслан Урусов заявил, что отомстит сыну – предателю своего отца, за что был посажен в тюрьму. Отомстил он, однако, Лжедмитрию. Выехав с ним в декабре 1610 г. на охоту, Урусов внезапно выстрелил в него, а затем ударом шашки снес ему голову, говоря: «Я научу тебя топить ханов и сажать мурз в темницу».
Смерть «Дмитрия Ивановича» вызвала смятение и переполох. Ударили в набат. Марина, будучи беременной, металась по улицам с зажженным факелом в руках и требовала мести. Казаки перебили многих ногайцев. Оставшиеся в живых бежали в Крым. А Марина и в этот раз не отступила. Потеряв второго «мужа», открывавшего, как она считала, ей путь к московскому престолу, она соединилась с Иваном Заруцким, вскоре родила мальчика, названного Иваном. Чей он был сын – «Дмитрия Ивановича» или Заруцкого – «один Бог веси», но Марина требовала, чтобы Заруцкий возвел мальчика на московский престол и как правитель властвовал вместе с ней. Но в Москве уже был царь Михаил Романов, а за Заруцким охотились стрельцы. Они выследили Заруцкого, Марину и мальчика, которого прозвали Воренком, на Медвежьем острове реки Яик (Урал). Все трое были отправлены в Москву. Как написал летописец, «на Москве же тово Зарутского посадили на кол, а Воренка повесиша, а Марина умре на Москве».
Но в Смутное время да и после него самозванство продолжало притягивать авантюристов и «воров». Вскоре после убийства «Тушинского вора» в северо-западных землях объявился новый, третий самозванец – Лжедмитрий 3-й. Он был известен под именем Сидорко (другое имя –Матюшка), его считали беглым казаком, «затеявшим новую прелесть». В Новгороде, Ивангороде и Пскове этот «Лжедмитрий Иванович» затеял такие грабежи и распутство, что его пришлось под охраной отправить в Москву. Что с ним случилось по дороге, неизвестно. Скорее всего, он был убит. Такая же судьба постигла, по-видимому, и четвертого Лжедмитрия, «царствовавшего» в Астрахани и получившего кличку «астраханский вор». Стремившихся воссесть на трон было немало, но плах и колов намного больше.
Генрих Зиновьевич Иоффе. Родился в Москве (1928 г.). Был учителем истории в Костромской обл., затем в Москве. Далее работал в Биб-ке им. Ленина, редактором исторической литературы в издательстве «Наука». С 1968 г. – в Институте истории СССР (Отечественной истории) АН СССР (РАН). Доктор исторических наук, профессор. Живет в Канаде (Монреаль).
