Памяти Евгения Голубовского
Я знаю: порт приписки лайнера «Вера Зубарева» – это Одесса.
Е. Голубовский
***
Всемирные одесские друзья…
Забросило нас в разные края
По вертикали и горизонтали
Земной и занебесной дали.
Как много моря утекло с тех пор!
Но так же мы ведём наш разговор
На языке хоть разном, но едином,
И на всеобщий не переводимом.
Нас не разбить, и не построить в ряд.
Не догмы нас, а улицы роднят
И лозы виноградные, что льются
С балконов, оплетая всё подряд.
Покуда вьются – старый дворик жив.
Всё остальное – это строй души.
И по нему узнали мы друг друга,
И по нему друг к другу мы пришли.
У нас своя волна и частота.
Там и про то, по ком гудят суда,
И кто пришёл, кто навсегда остался,
И кто ушёл, оставшись навсегда…
***
Вход с улицы, и затуханье вечера,
Шум голосов…
И думаешь: ну что здесь вечного?
Да всё, да всё –
Что помнилось и что забылось вроде бы,
Сверкнув на миг,
И перемены в море, в Городе,
И в нас самих,
И тот маяк, с историей повенчанный,
Аэродром,
На тротуаре, как сосуды, трещины,
Письмо домой, что так и не отвечено,
И поиски ответов под пером…
***
И двор во тьме, и неизвестно,
Откуда лестница растёт,
И коль заснёшь под скрип древесный,
То видишь сны про пароход.
По палубе съезжают звёзды
Под взлётами волны лихой,
И пароходу ох не просто,
И капитану нелегко.
И только ты ему в подспорье,
И дом-корабль тобою жив.
А лестница растёт из моря.
А море – из твоей души.
***
Где за морем солнце зашло,
Прошлое звезду разожгло.
Свет имён зажгли корабли,
Вспомнив, как их встарь нарекли.
И тревоги прежних недель
Отступили, сели на мель.
И сигналил Города знак –
Верный Воронцовский маяк.
***
Одесса – архетип Города.
Марина Кудимова
Куда судьба ни заносила нас!
В Италию (родился Дерибас),
Во Францию (Дюк Ришелье, и там же –
Великолепный Ланжерон. Не путать с пляжем!),
В Германию и Австрию (как в Вене,
Наш оперный скроили Гельмер-Фельнер,
Но получилось во сто крат роскошней),
И в Грецию, и в Турцию, и в Польшу…
И что открыли эти переезды?
Вся карта мира – справочник Одессы.
***
…А когда наступает вечер,
Прибывают к морям берега,
Подключается память-диспетчер,
Отправляется сон в бега.
Сквозь ночного тумана завесу
Брезжит парусник-пилигрим.
Все дороги ведут в Одессу,
Что бы там не рассказывал Рим…
***
Кто шёл, внимая Аарону,
Что был Моисеев микрофон,
А я иду по Ланжерону
Который год, который сон.
Песок, прохлада, путь размечен,
Причалил к берегу баркас.
И неизменно место встречи
У двух шаров в рассветный час.
Мне память – шкипер. Вместе с нею
До цели, кажется, чуть-чуть.
Но путь во времени длиннее
И горше, чем в пространстве путь.
Поёт в прибое ночь слепая,
К шарам ведёт по слуху сон.
И лишь рассвет не наступает.
Не наступает, вот и всё…
***
Я жил тогда в Одессе пыльной…
А.С. Пушкин
Он был тогда с собой в разлуке,
И разлезалась жизнь по швам,
И он мечтал о Петербурге,
И снег не шёл, и карта шла,
Кареты хлюпали по грязи,
Сводила оттепель с ума,
И лишь в театре по заказу
Стояла снежная зима.
Как будто дело было в снеге…
Томил и город, и причал,
И он немного был Онегин,
Немного Ленский и скучал.
Всё было чуждо – разноречье
И моря Чёрного разгул.
И он мечтал о Чёрной речке
На том скалистом берегу.
***
Я первый в мире лоцман, который ввёл в порт судно, сидя на его трубе! –
воскликнул Ким Зиновьевич Беленкович,
лоцман Одесского морского порта. И это была сущая правда.
И. Ляндрес, «Лоцман на трубе»
Памяти отца
И впрямь, ну что это за море –
Пляж с зонтиком над головой –
Для тех, кто часть его истории
Девятибалльной, штормовой!
В него отцы ныряли полночью,
Когда все судьбы на кону,
Когда и шторм взывал о помощи,
Когда и звёзды шли ко дну,
Когда гудели в периодике
О затонувшем корабле,
Когда отец стоял на мостике,
Приваренном к его трубе.
Всех в мире мостиков был выше он
И ближе к звёздам и судьбе.
И лоцман, как скрипач на крыше,
Исполнил соло на трубе.
Порт переполнен был по поводу
Дня окончания невзгод,
И лоцман продвигался к Городу
И выводил корабль из вод,
И думал: к чёрту околесица!
Что натиск штормовых атак,
Коль есть Потёмкинская лестница
И светоч Города – маяк?..
***
Вот и вечер. Улица остыла.
А была с утра ещё тепла:
Кот готовил нападенье с тыла,
Карауля птиц из-за угла,
Дуло с моря, открывались окна,
Дом звенел рапирами лучей,
Дворника всевидящее око
Проницало бренный мир вещей,
Возвращался день, отец с дежурства,
Будто детство дало задний ход,
И шептала комната: зажмурься,
Ну ещё немного – и войдёт…
ПРИТЧА
Наступили тёмные времена.
За окном – непроглядней морского дна.
Во дворах залегла тишина.
…И отец возвратился
Из дальних морей.
С ним причалило прошлое, встало на рейд
И зажгло луну во дворе.
И дивились в соседних дворах – как светло!
И всю ночь восклицали – вот повезло!
А к утру у всех рассвело.
И дворы убедились:
Никаких чудес.
Просто в каждый вернулся отец.
***
Храни моих друзей,
Что с каждым днём ранимей!
Февраль по всей земле,
Безудержна зима,
Дорогу занесло…
И встретиться ли с ними,
Когда сирены вьюг
И в мире кутерьма?
Лёд ветки по стеклу
Стучит в моё зазимье.
Что ветка без ствола?
И ствол что без корней?
Что корни без земли?
И что земля, коль имя
За пахотным трудом
Так и не дали ей?
Что Слово, если слух
Ещё не пробудился?
А всё вокруг в огнях,
Всё в звёздах, всё в цвету,
И день шестой грядёт
Из глиняной темницы…
Но наберёт ли смысл,
И дух, и высоту?
Поёт метель псалмы,
И на сугробе риза,
И ели ледяной
Качается собор.
…А в день шестой был снег,
И снеговик лепился
Из облачной мечты.
И лепится с тех пор…
***
Если что, буду жить в Таганроге,
По утрам ходить на Азов,
Где ветра ураганят с дороги
И заводят песни без слов,
И внимать им, друзьям по кочевью,
И смотреть, как резвится вода,
Или с чайкой плыть по теченью,
А теченье знает, куда.
И быть может, где в вечном дозоре
Корабли охраняют восход,
Вдруг привидится Чёрное море
На границе небес и вод…
