Из командировки батя вернулся не один. Из-за его сутулой, как калач, спины показалась круглая физиономия с седоватой бородкой клинышком. Гость шагнул в сторону. У него были черные мышиные глазки, залысины на широком лбу; тучная, маленького роста фигура туго упакована в синий спортивный костюм.
– Нин, знакомься, это Леонид, – сказал батя, – он поживет у нас пару дней.
Толстяк неуклюже снял с плеча дорожную сумку и кивнул:
– Очень приятно.
– Здравствуйте, – неприветливо ответила мама. – На пару слов, Миш, – и увела отца на кухню, плотно закрыв дверь.
Я остался в тесном коридоре нашей хрущевки с этим странным мужиком. Он с трудом вылез из потрепанных кроссовок, прихрамывая, приблизился ко мне и протянул ладонь, скользкую и мясистую.
– Как звать?
– Кирилл, – пожал руку я.
– Молодец! – чему-то обрадовался толстяк. – А я дядя Лёня.
Из кухни доносился мамин голос, хотя она старалась говорить как можно тише:
– Нет, у нас что, ночлежка? В конце концов, где мы его положим? И вообще, может он жулик. Откуда он? Кто он такой?
– Успокойся, это мой попутчик. Очень порядочный человек, просто попал в трудную ситуацию. Ему надо помочь.
– О, Господи… – вздохнула мама.
У меня была интеллигентная семья. Мама преподавала русский язык и литературу в пединституте, отец работал инженером на заводе «Химмаш». Я учился в девятом классе и всерьез увлекался музыкой. Неплохо играл на гитаре и синтезаторе. Вслед за своими кумирами – Цоем, Шевчуком и БГ – мечтал когда-нибудь собрать собственную рок-группу…
Выставить из квартиры нежеланного гостя маме не позволила совесть и толстовский гуманизм. (Она не могла уснуть, не выудив наугад с книжной полки один из томиков Льва Николаевича, и не пробежавшись по строчкам, которые, наверное, уже знала наизусть.) Словом, в непродолжительной схватке рационального с духовным победила духовность.
Пока мама суетилась с ужином, а батя шумно плескался в ванной, толстяк проковылял в зал и переоделся.
В растянутой полосатой футболке и клетчатых шароварах гость сидел за кухонным столом и без устали болтал, успевая при этом молотить котлеты, обжигая губы горячим жиром и пачкая бороду. Дядя Лёня рассказал, что приехал в наше захолустье развивать бизнес. А именно – устанавливать в стремительно растущих супермаркетах игровые автоматы «Пятачки». Но в поезде, в вагоне-ресторане, у него украли всю наличность. Выручил сосед по купе – мой сердобольный отец. Толстяк обещал вернуть все до копейки, как только получит перевод из родного Екатеринбурга.
Мама слушала вполуха, разве что не зевала. Зато батя глотал каждое его слово, часто кивал, поправляя сползающие с переносицы очки-хамелеоны.
– Благодарствую, хозяйка медной горы, – похлопал себя по круглому животу дядя Лёня и отодвинул тарелку.
«Смешной и безобидный дурень», – подумал я.
– Я дико извиняюсь, – он чуть склонился к столу, – у вас, случайно, не найдется лишней зубной щетки?
– К сожалению, нет, – со злой иронией произнесла мама.
Она резко встала и начала собирать грязную посуду.
Отец пожал плечами и беспомощно развел руками.
– Ну, ничего, я так, пальцем, – подмигнул мне толстяк и стал бодро насвистывать «Тореадора».
После ужина батя достал из кладовки костлявую раскладушку и отнес её в зал.
– Замечательно, он еще и спать у нас под боком будет! – возмутилась мама.
– Тише ты, – цыкнул батёк, разворачивая матрац на скрипучем ложе, – мне что, прикажешь его с Кирюхой положить? Или на балконе заморозить? Нинуль, ты же культурная женщина, где твое гостеприимство? – батя несколько раз надавил на раскладушку ладонями, будто сделал непрямой массаж сердца – проверил, выдержит ли она тушу дяди Лени.
Я сидел на кровати в своей комнате. Пощипывал струны гитары и пересматривал DVD с последним концертом группы «Кино» в «Лужниках».
Дядя Лёня толкнул дверь, затем постучал:
– Не помешаю?
Я отрицательно помотал головой. Он присел рядом, задев плечом гриф гитары. Кивнул в сторону экрана:
– О, Цой. Увлекаешься?
– Есть такое, – буркнул я.
– Я тут перекантуюсь у тебя немного, пока мамка с папкой твои там шушукаются, – сказал дядя Лёня, осматривая комнату. И шумно выдохнул, пригладив бороду.
– Да сидите, – равнодушно ответил я и придвинулся к стене.
– А ты знаешь, – помолчав, сказал он, – его ведь КГБшники убрали.
– Чего? – недоверчиво покосился я.
– Да-да. Отказался стучать на своих друзей-диссидентов, его и в расход. Раньше ведь как дела решали, кто не с ними, тот против них. А то, что тебе по телеку рассказали, – все фуфло. Мол, уснул за рулем, въехал в «Икарус», ага, конечно. Сказки для дурачков… Ну да ладно, – дядя Лёня хлопнул себя по ляжкам и поднялся. – А ты, я смотрю, и на рояле лабаешь? Ну, «моцарт», далеко пойдешь! Наверное, уже выступаешь где-то?
– Нет, – сказал я, – пока только в планах.
– Ну понятно. Я чё и спросил-то, вижу, что ты парень музыкальный. А я ведь тоже по молодости баловался. Сколотили мы с приятелями в институте банду и запиливали на танцах «Ди Перпл». Пам-пам-пам, смооок он зэ воооотааа… Да, были времена.
Он снял со стены гитару и, страшно лажая, взял несколько рифов. Затем шагнул к синтезатору и попытался наиграть «Собачий вальс». Клавиши оказались слишком узкими для его пальцев-сарделек.
– Тьфу ты, – чертыхнулся гость, – всё напрочь позабывал.
Утром толстяк принимал душ, громко напевая «Зурбаган». Его голос часто срывался на пронзительный петушиный вопль. Батя караулил гостя у двери ванной. Когда пение наконец стихло, он осторожно приоткрыл дверь и протянул распаренному краснощекому дяде Лёне свою электробритву.
Я же в это время как ужаленный нарезал круги по квартире, с трудом сдерживаясь, чтобы не обмочиться. Наконец, не выдержав, бросился на кухню и отыскал в пакете с мусором пластиковую бутылку из-под минералки. Потом забежал в свою комнату и с великим облегчением наполнил ее почти до половины.
Плотно позавтракав сырниками со сметаной, гость выклянчил у бати деньги на проезд.
– Надо в одно место съездить, встретиться с людьми, решить деловые вопросы, – объяснил он. И пробормотал: – Михаил, право, неудобно… а на сигареты не добавишь? Курить страсть как хочется. Прям какая-то жизнь взаймы получается.
Отец снова полез в пиджак за бумажником. И еще вручил ему запасную связку ключей от квартиры, чтоб бизнесмен не куковал под дверью в наше отсутствие.
Последним уроком была химия. Я со своими гоповатыми одноклассниками Лёхой и Дэном решил прогулять. Странно, но несмотря на то, что они были типичными «пацанчиками с района», ко мне, рокеру-неформалу, относились вполне дружелюбно. Да и общаться в классе мне все равно было не с кем, единомышленников я так и не нашел.
Мы взяли куртки в раздевалке и быстро свалили из школы.
– Чё, парни, химию на фиг? – рыжий Андрюха Малыкин курил на крыльце.
– Химия – это полный калий, – пошутил я.
Малыкин усмехнулся.
– Да чё там ловить, – Леха на ходу застегнул ветровку, – давай с нами.
– Отсижу как-нибудь, – небрежно ответил Андрюха и затушил сигарету о перила.
– Если что – ты нас не видел, – предупредил Леха.
– Да без бэ.
Двинули в сторону киосков. Деньги были только у Дэна. Нам хватило на четыре бутылки пива «Премьер» и тощий пакетик сухариков. Дэн предложил взять две «полторашки», но Леха запротестовал, объяснив, что «дешманское пиво в пластике вообще в рот не вломишь».
Расположились под желтеющей листвой на лавочке во дворе панельной пятиэтажки. Леха опытно поддел клыкастую крышку зажигалкой.
– Ребятишки, бутылочки не выбрасывайте, пожалуйста, – подошла бабушка с коротко стрижеными пепельными волосами. На ней был длинный до колен свитер и треники с белыми лампасами.
– Да не вопрос, – сплюнул сквозь зубы Леха.
Дэн глотнул и поставил бутылку на бордюр. Леха протянул мне открытое пиво. Оно было теплым и горьким на вкус.
Помахивая холщовой сумкой, бабуля бодро прошагала к соседнему подъезду и присела на скамейку. Она не сводила с нас взгляда и что-то бубнила, жуя тонкими бескровными губами.
– Стервецы, засранцы малолетние, – расслышал я, – еще молоко на губах не обсохло, а всё туда же, пиво буздают. По сопаткам бы вам дать как следует, может, поумнели бы…
Леха, длинный и тощий, взгромоздился на спинку лавочки, пачкая грязными кроссовками сиденье. Наверное, считал, что так выглядит круче.
– Вот это попец! – восторженно крикнул он, когда рядом продефилировала блондинка в короткой кожаной курточке и обтягивающих джинсах. – Красавица, вы, случайно, не меня ищете?
Девушка, не оборачиваясь, ускорила шаг.
Дэн, чтоб быстрее развезло, начал пить тошнотворный «Премьер» «через тягу» – почти до фильтра высасывал сигарету, делал глоток пива, и только потом выдыхал табачный дым.
И действительно, быстро окосел.
Обычно молчаливый, он обнял меня за плечо и завел разговор:
– Ну чё, Кирь, как твоя группа? Не нашел еще бременских музыкантов своих?
– «Ничего на свете лучше не-е-ету…» – заржал Леха, едва не подавившись сухариками.
– Осади, не видишь, пацан делом занят, – то ли в шутку, то ли всерьёз пробасил Дэн и пощупал свои прозрачные усики, будто проверяя, на месте ли.
– Пока глухо, – сказал я, не обращая внимания на Лехины усмешки.
– А ты, слышь чё, объяву в газету кинь, – посоветовал Дэн, – ищу музыкантов для создания группы.
«А это мысль», – подумал я.
– Ты пургу не гони! – вмешался Леха. – Пусть на «Черный пруд» съездит, там до фига волосачей зависает. Полюбэ, каждый второй – балалаечник.
Конечно, я знал, где в нашем городке тусуются неформалы, но заявитьсяк ним так, с бухты-барахты, не хватало духу.
– Да у меня сейчас дома вообще засада полная, не до музыки, – сказал я.
– Чё так? Предки напрягают? – Леха допил пиво и швырнул бутылку в кустистый палисадник.
Бабка полезла за добычей через ограду, вполголоса матерясь и осыпая нас проклятиями.
– Вчера батя поселил у нас своего нового знакомого.
– И чё дальше? – хмыкнул Леха.
– Да ничего. Просто достал уже. Везде свой нос сует. Наглый, как танк.
– А кто он такой вообще? – спросил Дэн.
– Да фиг его знает, батек с ним в поезде познакомился.
– Чего-о-о? Серьезно?! А вы не боитесь, что он хату вам может выставить?
– Ты это отцу моему объясни.
– Погоди, а спит-то он где?
– С предками, в зале.
– Чё, в натуре?
– Нет, блин, шучу я.
– Жесть, – качнул головой Дэн. – Ну у тебя батяня, конечно, приколист.
– Ничё смешного. Всего только день у нас протусил, а уже вот где сидит, – я дотронулся пальцем до горла.
– Да пропиши ты этому пассажиру в торец разок, сразу свалит, – Леха потянулся за новой бутылкой.
– Это вряд ли, – сказал я задумчиво.
Когда вернулся домой, застал толстяка спящим в моей кровати. Одна его рука беспомощно свесилась, другую он сжимал в кулак на мерно вздымающейся груди. Лицо скрывала сложенная домиком книга.
– Удобно?! – прокричал я над его головой.
– А? Что? – вскочил дядя Леня, роняя томик Стивена Кинга. Страницы были в мокрых пятнах от слюны книголюба.
– Говорю, кровать не жесткая?
– Ой, да я тут у тебя книжку нашел, зачитался, и прикемарил маленько, – отрывисто проговорил толстяк, потирая заспанные глаза.
Едва сдерживая гнев, я вышел из комнаты. В ванной умылся холодной водой.
– Кирилл, а что у нас сегодня на обед? – преследовал меня дядя Леня. – А то я проголодался, как пес, а в холодильник заглянуть постеснялся.
– Свали отсюда! – не выдержал я и захлопнул дверь перед его носом.
– Ладно, ладно тебе. Не кричи ты, ради бога, – заблеял он снаружи. – Послушай, может, у тебя в школе какие-то проблемы? Ты только свистни, я помогу.
Вечером я высказал отцу все, что думаю о нашем постояльце. Но он только отмахнулся:
– Вот уладит человек свои дела и сразу съедет. Что ты жалуешься, как девчонка?
И, протерев салфеткой очки, уткнулся в пузатый монитор с мерцающими графиками, схемами и таблицами. Мама недовольно поджала губы и промолчала.
Прошло еще два дня. Толстяк все также куда-то уходил по утрам, настреляв мелочь у бати. Когда я возвращался из школы, дядя Леня был уже дома. В своей комнате застукать мне его не удавалось. Однако я замечал включенный синтезатор, хотя точно помнил, что вырубал его из сети перед уходом. Наверняка толстый вымучивал свой «Собачий вальс» в мое отсутствие.
Потом инструмент и вовсе перестал включаться. Я разглядел пятна кофе на клавишах. Устроил визгливый скандал. Батя обещал отнести синтезатор в ремонт, и если это не поможет, купить новый, как только появятся лишние деньги.
Еще они с толстяком стали закрываться после ужина на кухне и подолгу о чем-то секретничать. После отец задумчиво ходил по квартире и вполголоса повторял какие-то цифры. Я начал сомневаться в его психическом здоровье.
В пятницу дядя Леня не вернулся домой. Отец волновался, выбегал на балкон и курил одну за другой. Около одиннадцати вечера он схватил трубку радиотелефона и принялся кому-то названивать, листая найденную у толстяка в сумке потрепанную записную книжку.
– Ну, неужели, сам сбежал, – ехидничала мама, – совесть, наконец-то, проснулась.
– Чего – сбежал?! – выкрикнул батя. – Шмотки-то его здесь! «Надо в милицию звонить», —сказал он, снова шагнув на балкон и прикурив очередную сигарету.
Странно, но я поймал себя на мысли, что тоже переживаю за толстяка. На улицах, особенно вечерами, было небезопасно. Дать по голове и ограбить могли запросто, даже такого голодранца, как наш «бизнесмен».
– Может, у знакомых остался? – осторожно предположила мама.
– Да какие, ядрена вошь, у него знакомые! – рычал отец.
– Господи, но ведь уходит же он куда-то!
– Нина, я прошу, не нервируй меня!
– А ты не ори! – мама выскочила из зала.
Когда перевалило за полночь, раздался звонок в дверь. Отец бросился в коридор. На пороге стоял высокий парень лет двадцати пяти, в клепаной косухе и с длинными волосами, стянутыми в пушистый хвост.
– Доброй ночи. Леонид Алексеевич здесь живет? Помогите, пожалуйста, его поднять, – волосач мотнул головой в сторону.
Батя вышел в подъезд. Дядя Леня спал на лестничном пролете, рядом с мусоропроводом, подложив под голову сложенные ладони. Брюки были в побелке, у рубашки с подсохшими остатками съеденного и выпитого надорван воротник.
– Кирилл, – позвал батя.
Втроем мы с трудом доволокли его до квартиры и усадили на пуфик в коридоре.
– Все, дальше без меня, – облегченно выдохнул волосатый. – Вы простите, меня такси ждет, я живу далеко. Вы только не бросайте его здесь, уложите на кровать, ладно? Всего доброго, извините.
И поспешно удалился.
Батя принялся стаскивать ботинки с мычащего и хрипящего дяди Лени.
– Фу, – мама демонстративно зажала пальцами нос, – да он же облеванный весь. Только попробуйте его в комнату притащить. Пусть в коридоре дрыхнет.
– Что он тебе, собака? – отец потянул пьяницу за потертый рукав пиджака.
– Я сам, – хрюкнул толстяк, грузно повалился на пол и тотчас уснул.
– Кирилл, ну-ка, помоги мне, – сказал батя.
Мы попытались его поднять, но ничего не получилось. Он будто стал килограммов на пятьдесят тяжелее.
– А может, и правда, ему будет лучше здесь, – отец принес подушку и подложил дяде Лене под голову, затем накрыл его пледом.
Среди ночи я проснулся от маминого крика. Вскочил с кровати и побежал в зал. Там горел свет.
– Идиот! Скотина пьяная! – ругалась мама. Она стояла у стенки, закутавшись в одеяло до подбородка.
Отец медленно, держа за плечи, вел качающего, как зомби, толстяка к раскладушке.
– Прошшшу прощщщения, я не нарошшшно, – неуклюже ступая, плакал дядя Леня.
Как выяснилось позже, с пьяного угара он забрался в койку к родителям.
На следующее утро мама поставила вопрос ребром:
– Или я, или этот кабан, – для убедительности она не выпускала из рук ножа, которым только что резала сыр.
– Эх, Нинок, Нинок, – мечтательно ответил отец, игнорируя мамин ультиматум, – скоро заживем как белые люди. И денег у нас будет много. Дачу достроим, машину возьмем...
– Что ты несешь! Какая машина? Ты только посмотри на себя со стороны. Ходишь как полоумный по квартире, числа свои бубнишь. Даже на унитазе не замолкаешь. Это вообще ни в какие ворота уже не лезет. Может, тебе к психиатру обратиться? Или этот жирдяй тебя в секту завербовал? Он тебя что, зомбирует? Промывает мозги? Я ничего не понимаю!
– Нет никакой секты, успокойся, – снисходительно улыбнулся батя, наливая кофе изтурки, – это всего лишь аффирмация. Я психологически настраиваю себя на финансовое благополучие. А проговариваю я суммы желаемых доходов. Вот так то...
– Ах, аффирмация значит. Ну-ну, – мама покачала головой и взглянула на него с горькой ухмылкой.
Когда батя ушёл на работу, мама под отчаянный храп похмельного дяди Лени стала собирать вещи. Она решила переехать к сестре.
– Сынок, передай нашему сбрендившему папаше, что я поживу у Светы. И останусь у нее до тех пор, пока его горячо любимый боров не съедет из этой квартиры, – мама одним махом сгребла всю свою косметику с полочки в коридоре. – Ну все, пойду. А ты смотри в школу не опоздай.
И чмокнув меня в щеку, ушла. В тот момент я отважился на очень некрасивый и подлый поступок.
На перемене в курилке я выцепил Леху и Дэна. В красках поведал о выкрутасах нашего постояльца, рассказал, к чему они привели. И прямо в лоб попросил пацанов наказать толстяка.
– Главное, чтобы до него дошло, – объяснил я, – что ему нужно свалить из нашей хаты.
– Да? «И как ты себе это представляешь?» —спросил Дэн, разминая пальцами сигаретный фильтр.
– Ну не знаю, припугнуть его там… Он вообще по натуре трусливый. Если не поймет – можно разок и в морду дать.
– А мусорам не стукнет?
– Не переживай, не стукнет. Он не местный, ему эта канитель нафиг не нужна.
– Его как вообще, сильно прессовать? – уточнил Леха.
– Лучше без фанатизма, – ответил я, – пару синяков, я думаю, будет достаточно.
– А че ты сам-то ему в дыню не втащишь? – недоверчиво покосился Дэн.
– Понимаешь, мне с отцом проблемы не нужны.
– Ну ладно, уломал. Если к нам потом никаких предъяв, так и быть, поможем.
– Спасибо, парни. Я в долгу не останусь.
– Конечно, не останешься, – хохотнул Леха, – с тебя поляна.
Потом я сообщил, как толстяк выглядит, когда уходит из дома и приблизительно в какое время возвращается. Леха и Дэн хотели поймать его в нашем дворе.
На занятия мои гоп-товарищи не пришли.
«Держат слово, решают вопрос, молодцы, – подумал я, – только бы не перегнули палку». Вспомнил, как в прошлом году Леха избил до сотрясения мозга парня из четырнадцатой «шараги». Дело еле замяли. Подсуетился его дядя-участковый.
Отсидев пять уроков, я потопал домой. Зашел в подъезд, поднялся по лестнице и вонзил ключ в замочную скважину. Дверь оказалась не заперта. В квартире сгустился тяжелый табачный дым. Отец, растрепанный и раскрасневшийся, курил, сидя за кухонным столом. Перед ним стояла ополовиненная бутылка коньяка. Батя глянул на меня исподлобья, налил в рюмку, крякнул, проглотил.
– А ты чего не на работе? – Я снял с плеча рюкзак. – Ты хотя бы форточку приоткрыл.
– Да какая теперь разница, – поморщился он, снял очки и потер переносицу.
– А дядя Леня еще не вернулся? – я разулся и шагнул ближе к кухне.
У бати дрогнул подбородок. Он снова налил пятьдесят.
– Уехал дядя Леня, ликуйте, – запрокинув голову, отец влил в себя коньяк. – Довели человека, – и выдохнул в кулак.
– Как так? – изобразил я полное недоумение.
– Да вот так. Позвонил мне на работу и сказал, что ключи оставит у соседки. Я на такси примчал, а от него уже и след простыл.
Я вошел в зал. На раскладушке лежал свернутый в рулон матрас, как в поезде. Исчезла черная дорожная сумка, которая пылилась на шкафу. Вообще, в квартире стало как-то непривычно тихо, пустынно и прохладно, словно кто-то умер. К горлу подступил болезненный комок. На душе стало гадко. Я получил, что хотел, но меня съедало чувство вины. Подобное я испытал в детстве, когда, капризничая, разбил об стену машинку на пульте управления. Ее мне привез батя из-за границы.
– Сынок, – раздалось из кухни.
Я подошел.
– Слушай, дойди до тети Светы и позови мамку домой. Она со мной не разговаривает.
– Кто? Мама или тетя Света?
– Обе.
Отец тяжело поднялся, распахнул форточку и на сей раз отправился курить на балкон.
В коридоре запиликал телефон. Я снял трубку. Звонил Дэн.
– Здоров, – сказал он сухо, – короче, не стали мы его прессовать.
– Почему?
– Да потому что он нормальный мужик. Дельный и знающий. А ты вообще не прав, что на него гонишь.
– Погоди, а вы его ни с кем не перепутали?
– Не перепутали. Короче, сам эту тему разруливай, мы с Лехой не при делах. Все, давай.
Дэн отключился.
Вечером я помог маме донести ее сумку. По дороге зашли в продуктовый и купили бисквитный торт.
Уже через каких-то пару часов мама вела себя так, словно ничего не случилось. Отец, конечно, немного поворчал (пока в крови еще играли четыре звезды), но тоже быстро успокоился.
В воскресное утро нас посетил нежданный гость. Это был тот длинноволосый парень, что однажды доставил нам пьяного вдрызг дядю Леню. Я бросил хищный взгляд на продолговатую коробку в его руке: «Yamaha PSR – 350» – синтезатор, о котором я давно мечтал.
– Здравствуйте, – застенчиво откашлялся парень, – вы меня, наверное, помните… В общем, я от Леонида Алексеевича. У меня для вас письмо, – свободной рукой он вытащил из кармана косухи мятый конверт, протянул отцу. – И еще вот, – волосач шагнул ко мне и вручил плотную коробку с заветной надписью и рисунком.
Я бережно прижал ее к груди.
– Презент от Леонида Алексеевича. Тебя, кажется, Кирилл зовут?
Я растерянно кивнул.
– Леонид Алексеевич очень тебя хвалил, говорил, что ты круто играешь и хочешь собрать группу. Это правда?
Я снова кивнул.
– Тогда, если есть желание, приходи к нам в среду на репетицию. Может, сыграемся. Мы репаем в «Квазаре», там и выступаем, знаешь, где это?
– Да-да, конечно, знаю, – едва ли не выкрикнул от радости я.
– О`кей, тогда ждем тебя к шести.
Отец все это время стоял с окаменевшим лицом, не двигаясь, и сжимая конверт в кулаке, как паралитик.
– Всего доброго, – парень развернулся и хотел уйти.
– Стой! – вдруг ожил батя. – Где он сейчас?
– Кто? – не понял патлатый.
– Леонид!
– Уехал.
– Куда?!
– Как куда? До дома, до хаты, – пожал плечами парень.
– Адрес! Дай его адрес! Ну или телефон!
– А я знаю? Он не говорил, – испуганно отшатнулся гость.
После его ухода батя вскрыл конверт.
Здравствуйте, Михаил, Нина и Кирилл, – семенил мелкий, но аккуратный почерк дядя Лени. – Хочу попросить прощения за те хлопоты и неудобства, что доставил вам. Я бесконечно благодарен вам за ваше гостеприимство. Бизнесмена в этом скромном, уютном городке из меня не вышло, придется переквалифицироваться в управдомы (шутка). Деньги, как обещал, я отправлю переводом из Екатеринбурга, так что не волнуйтесь.
Друзья! Живите в мире и согласии, цените друг друга, и дорожите каждым мгновением, проведенным вместе, ведь семья – самая главная ценность в нашей жизни, как бы банально это не звучало. Увы, я одинок, у меня никого нет. Да, дорогие мои, так сложилось. Но, не будем о грустном.
Я очень рад, что судьба свела меня с такими добрыми, чуткими и отзывчивыми людьми, как вы. Вы стали для меня, как родные. Я желаю вам счастья от всей души! Бог даст, еще свидимся.
N.B. Кирилл, надеюсь, мой подарок тебе понравится. Я, конечно, не разбираюсь, но мне сказали, что инструмент хороший. Я уверен, что с твоей новой группой у тебя все получится. Женя хоть и малость заторможенный, но музыкант талантливый. Жду от вас великих альбомов и мирового турне!
Внизу стояла дата:
15.10.2001.
Извещение о денежном переводе пришло только через полгода, а мы уже и не вспоминали о нем. В тот день заболел наш барабанщик и репетицию перенесли. Я решил прогуляться с отцом и получить деньги. Когда кассир отсчитывала новенькие хрустящие купюры, у бати от волнения тряслись руки, на лбу выступила испарина и запотели очки. Полученной суммы запросто хватило бы на покупку подержанной иномарки.
Что только не предпринимал отец, чтобы разыскать дядю Леню. Расспрашивал знакомых, друзей – глухо. Обращался в милицию, но его послали куда подальше. Ходил на железнодорожный вокзал, сунул кому-то денег, чтобы взглянуть на список пассажиров поезда, на котором они ехали с дядей Леней. Странно, но никого с именем Леонид среди них не значилось. Отчаявшись, батя подал заявку на участие в программе «Жди меня». Но какой там. Не было фото, и мы не знали фамилии, даже имя его оставалось под большим сомнением...
Так и не удалось нам отблагодарить этого странного толстяка, нашего безбилетного пассажира.
