***
В ту далекую полночь проснулись от грохота мы,
от летальной стрельбы, и сирены надсадно завыли.
Все в порядке, ведь так и бывает во время чумы,
это, стало быть, пир и расклады его чумовые.
А потом, все забыв, мы остывшее пили саке,
подытожив фуршет разнотравьем восточной закуски,
пьяный гомон дельцов из Европы стоял в кабаке,
и плечистый бартендер утюжил обслугу по-русски.
Привыкая к захватам, терактам и выстрелам дня,
мы считали по звону наперстков в толпе бандерлогов,
что для спорой борьбы с наступавшей стихией огня
нужно много стволов и пожарные каски помогут,
нужно много абсурда и вязкой предутренней тьмы
там, где тощая смерть предлагает себя на панели
и смеется вослед потому, что во время чумы
нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Инфантильной свободе настал предрешенный конец
(пир был дьявольски ярким, но с водкой закончилась смелость),
а к могиле ее, не венок возложили, венец,
отслуживших триумфов, поскольку других не имелось.
Повторив тривиальный рефрен о напрасности бед,
масть, отжавшая власть, про опричные вспомнила сабли.
Все в порядке вещей, мы свершили по кругу забег,
и спустя тридцать лет наступили на старые грабли,
посмотрели вперед и увидели дождь, позже снег,
там, где высился город потемкински временной кладки,
и уехали в ночь по знакомой, убитой лыжне,
на рассохшихся лыжах, с обрезом, а так все в порядке…
***
притихли левые а с ними правые
красно зеленые и черно бурые
чтоб не смотреть в упор на быль лукавую,
поверив скопищем в формальность выбора,
золотарей впустив в свои парадные
и нечисть с памятью по гроб раздолбанной
что им до голода хотя б снарядного
чумы ли холода и дней под бомбами
что им не помнящим диктат обычности
спектаклей кукольных и фильмов культовых
ни доносителей за метры купленных
на тесных кухоньках ни культа личности
харчи застойные дела кидаловы
и девяностые счета офшорные
за цену красную продавшись заново
забыли мальчики вовек мажорные
юнцы московские а завтра гении
элита партии и совесть нации
сегодня бдения и заблуждения
а завтра санкции и репарации
за быль советскую что не достроили
умыли руки да полы не вымыли
за своры гопников что не построили
за горе-ваучеры что деткам выдали
как будто грамоты неуспевающим
так сколько судеб то похерить надобно
в могиле школьные лежат товарищи
их дети жизнь свою верстают заново
просветов нет опять есть только жалобы
но верят сирые и малохольные
в счёты ли в счетчики в счета футбольные
и конституции напишут заново
назначат точечно по телевиденью
колонны пятые в юдоли нищенской
уже не ваучеры повестки выдали
и метры выдадут в земле кладбищенской
***
В угрюмый день, по-моему, зимы,
близ монумента гордому поэту,
с ним о судьбе заговорили мы…
верней, он сам заговорил об этом.
Его недуг – полиомиелит.
Лечил, не долечили, все впустую.
Спина обычно вовсе не болит,
а как прихватит, так парализует.
На вид ему слегка за пятьдесят,
он извинился: может, я не кстати?
Жена ушла лет пять, нет шесть назад…
Не повезло с женой тебе, приятель.
Ну да, не повезло, здоровьем слаб
и денег нет, они все и решают.
Но я считаю правильно ушла,
он закурил, вам дым не помешает?
Затем добавил: нужно быть хитрей,
не ждать от ближних премий и гостинцев…
Вдали чернели каски фонарей,
как арматура прусских пехотинцев,
и на скамейке рядом молодежь
о новых рассуждала пирамидах...
Удачи ей, я не в обиде, что ж…
не стоит жизнь губить на инвалида.
А дети есть? Сынок меня забыл,
нет на земле субъекта бесполезней.
Друзья? Все в прошлом, я их упразднил,
любовь и дружба - детские болезни.
Есть ли Господь? Я кофе с ним не пил,
но этот мир заведомо убогий,
он с бодунища, видно, сотворил,
и прописал на нем козлов двуногих.
Что будет дальше? Мордор впереди,
но мы не внемлем важности момента...
Я не сумел его разубедить,
не приберег весомых аргументов.
МОБИЛИЗАЦИОННОЕ
У тебя остался ход единственный,
если нет бабла и загранпаспорта,
уезжай от участи воинственной,
в Нижнекамск, Ново-Ульяновск, Астрахань.
Что купил прописку где-то в Питере,
чтоб сбежать от ягеля с оленями?
А теперь готовь рывок решительный
в противоположном направлении.
Выдадут тебе калаш несмазанный
и пошлют вперед стрелять в украинцев,
но тебя размажет дрон, заказанный
в США, Канаде или Франции.
Чтобы не погибнуть под бомбежкою
(похоронят без особых без почестей),
пожелай родным всего хорошего,
и смени работу, имя, отчество.
Мы с тобой, братишка, не затворники,
не нонконформисты, не эксцентрики.
В Оренбурге требуются дворники,
в Элисте курьеры и электрики.
Если нет в военкомате кореша,
сотвори болезнь себе фатальную,
закоси под буйное чудовище,
агрессивно-параноидальное.
Не сиди с печальной рожей, блин,
собери свой чемодан обшарпанный,
обними жену (детям мороженое)
и на север следующей плацкартою…
***
Развалилась группа,
барабанщик запил,
тщетных ритмов труппы,
зряшных песен запах.
Клавишник плечистый
не убавил гонор,
сгинула певица
и блядует с горя.
Гитарист рубаха
рубанул сердито,
новая Ямаха
вдребезги разбита.
И застыл над пультом
звукооператор.
Мы не стали культом,
виноват, ребята.
Лишь басист, бродяга,
приберег пистоны:
я сменил шарагу,
вы не роллинг стоны,
ел траву и щавель,
жизнь начав по новой,
и слинял в Израиль
вслед за Пугачевой.
Сергей Григорьевич Шабалин – поэт, журналист, эссеист. Номинант премии “Московский счет” (2008), лауреат журнала “Новая Юность” (2009), член редколлегии журнала “Слово\Word” (Н-Й), член союза писателей Москвы. В 2002–2003 продюсер и ведущий литературной программы “Стойло Пегаса” на радио “Новый Век” (Н-Й). Родился и вырос в Москве, В 1977 уехал вместе с семьей в США. Учился в “Квинс Колледж'' (Н-Й). Окончил нью-йоркский художественный колледж «Сenter for the Media Arts» (факультет дизайна). Работал охранником, таксистом, водителем медтранспорта. Стихи, эссе и статьи публиковались в журналах “Время и мы”, «Новая Юность», “Континент”, “Новый Журнал”, "Дружба народов", “Prosodia”, “Зинзивер”, “Арион”, в газетах “Новое Русское Слово”, “Независимая газета”, “Труд” и др. Автор четырех сборников стихов. В настоящее время живет в Нью-Йорке.
