ТРИ КАРТЫ (отрывки из книги «Жил-был мальчишка»)
Наши дома располагались рядышком с большущим Преображенским рынком. Пять минут - и рынок. А в воскресные дни рынок переползал по мосту через Яузу, и прямо из окон нашего дома было всё видно, что там делается. Толпы орущих людей в грязи и в пыли двигались вверх и вниз среди сотен палаток, магазинчиков, обжорок, телег с распряжёнными лошадьми и просто раскинутых на земле одеял с грудой тряпок, инструментов, кастрюль и сковородок. А ещё много калек, выставляющих напоказ страшные обрубки рук и ног и пьяными голосами поющих “Катюшу”. А ещё много пьяных раскрашенных женщин. Они приставали к мужчинам и уводили их зачем-то за палатки.
Мне строго запрещалось бегать на рынок. Но кто мог помешать? Ведь там было так интересно. К тому же, если перепадало немножко денег, то можно было полакомиться пирожками, яблоками, а то и жареной рыбой. Вот только денег не было, а просить у мамы или папы было опасно. И тогда пришла удачная мысль. В жаркую погоду продавать на рынке воду из-под крана. Ну, бидон и стакан я стащил из дома, а вот как быть с водой? Бегать каждый раз домой нельзя. Обязательно попадёшься, и тогда надо врать маме, а то и папе. Куда таскаешь воду? Зачем и почему? Что-нибудь перепутаешь или забудешь. И всё. Попался.
Тогда Юка подглядел, куда прячет наш дворник вентиль от домового крана в подвале.
И стащил. Примчался такой радостный, будто пятёрку по математике получил. А он из троек не вылезает. Я распределил нас. Один наполняет бидоны водой и ставит в кустах возле дома, а другой стоит на атасе. Чтобы дворник не зашухерил. А то не миновать мордобития и жалобы родителям. Ну а я и ещё двое бегают по рынку и продают воду стаканами. Стакан - двадцать копеек. Мы долго спорили. Это дешево или нет. Я убедил, что это нормалёк, чтобы быстрее продавать. И ещё сказал, чтобы деньги не жилили, а выкладывали в общую кассу. А вечером подсчитаем и разделим поровну. Мы дали клятву.
Сначала я стеснялся продавать, и наверное поэтому многие воду пили, а денег не давали. Говорили «спасибо» и уходили. Тогда стал просить сначала деньги, а воду потом. И вообще понял, что лучше продавать женщинам. Они добрее. С каждым днём я чувствовал себя всё более уверенным и к вечеру карманы оттягивались от кучи монет. Мы тащили наше богатство на чердак и там делили. Много получалось на каждого. Мы прыгали от радости, глядя на кучи монет и даже красных бумажек. Но тут у каждого возникли трудности. Куда прятать и на что тратить. Ведь если родители поймают, тогда конец нашему богатству.
А ещё если в школе узнают, то вообще позор. Вызовут родителей. Задразнят спекулянтами. Мы долго думали и тогда кто-то предложил хранить на чердаке, каждый в своём тайном месте. Как в почтовом ящике. Так и сделали. Но вскоре самым трудным стало тратить деньги. Кино, мороженое, конфеты. Ну сколько можно! Ведь нельзя же в кино сидеть весь день и вечер. А если часто покупать конфеты или там шоколад, то тётенька продавец приметит. Поймают, думая что воруем, и сдадут в милицию.
В общем, стало очень трудно жить. Целыми днями, сидя на уроках, я только и думал - куда потратить и как бы не попасться. А после школы сразу нёсся на чердак и проверял свой клад. Нередко сталкивался с другом, тоже проверяющим. И мы вместе от радости хохотали. Прошло много времени. Наши клады всё увеличивались и увеличивались. Как мы ни тратили, а они почему-то росли. Но однажды всё пропало. Я, как всегда, примчался на чердак и был схвачен сильной рукой за шиворот. И так меня тряханули, что тут же признался где лежит мой клад.
А что сопротивляться, если рядом стоял Юка и тихонько хныкал, утирая разбитый в кровь нос. Проследили нас те самые старшие, что когда-то чуть не умертвили меня между песчаными матами. Я сразу всё отдал. Ухмыляясь, один из них, тот самый с тонкими усиками, сказал: - А ты видать находчивый жидёнок. Слушай сюда, пацаны. Будете всё сдавать нам, а уж мы вас не обидим. Будь спок!
Теперь мы уже не думали, куда потратить деньги... Да и охота зарабатывать как-то пропала. Но эта встреча с усатым оказалась не последней. Подметили они меня. Наверное, за вынужденную молчаливость и ещё потому, что выглядел отличником. Им нужен был такой ловкий и скромный пацан для игры в карты на рынке. Меня заставили держать лакированную дощечку, на которой игрок разбрасывал три карты - туза, короля и даму. Их рисовал тот, что с тонкими усиками. Он очень быстро двигал карты, на секунду показывая людям, где туз. Этих людей они называли мужиками. Усатый призывал отгадать, где лежит туз. Кто отгадывал, то получал деньги. Не отгадал - отдай столько, сколько усатый держал в руках. Что тут особенного? Всем же показывали карты.
Рядом с нами всегда находились друзья усатого, делая вид, что нас не знают. Они иногда подходили и на глазах мужиков играли, всегда выигрывая. И громко кричали от радости, тряся выигранными деньгами. Глядя на них, осторожно подходили мужики. И пробовали играть. Игрок давал им поначалу выиграть, всё более увеличивая сумму выигрыша.
И мужики, конечно, тоже радовались. Тут наступало время, которого я очень боялся. Аж поджилки тряслись от страха. Когда сумма денег на кону была очень большой, то усатый мне подмигивал.
В эту секунду мужик крепко прижимал карту пальцем к дощечке, уверенный, что это туз.
А другой рукой, отвернувшись от нас, доставал из нагрудного кармана или из-за пазухи деньги. Вот тут я на секунду чуть опускал дощечку, и за это время, когда палец мужика висел в воздухе, игрок быстро-быстро менял карты. И я вновь поднимал дощечку. Мужик проигрывал большие деньги. Некоторые молча отходили. Но большинство вступали в драку, требуя отдать деньги. Немедля в драку вступали наши друзья, а мы с усатым должны были быстро смыться.
Поначалу у меня плохо получалось и два-три крепких подзатыльника приводили меня в чувство. Но потом я приноровился и усатый хвалил. И давал деньги. Много денег. Как я боялся их. И деньги эти, которые не знал куда девать и которые таил от всех, но, более всего, усатого и его друзей. Я не знал, что делать. Маялся и переживал страшно. Даже аппетит потерял и мама заметив, встревожилась. Стала спрашивать. Что с тобой, Лёнечка? А что я мог ответить. Всё время мне казалось, что вот-вот меня схватят. Мне даже снилось, как я убегаю на трамвае, а потом на метро. И там меня хватает милиционер.
Так длилось долго. А закончилось внезапно. Потому что помогла милиция. Я, конечно, не просил её об этом. Просто за какие-то другие дела они вскоре схватили усатого и его друзей. И посадили в тюрьму. Как же радостно вздохнул! Никому не рассказывал о своих делах с усатым. Очень боялся. Это была самая большая тайна. А деньги ещё долго лежали на чердаке. Я не мог их тратить. Это были традцатирублёвки и десятирублёвки. Надо было их разменивать, чтобы пойти в кино или купить мороженое. Но я понимал, что это опасно. Так они куда-то и делись. Уже и не помню.
НА УДОЧКУ
Я уже заканчивал пятый класс. Мама говорила, что я очень худой и что не в коня корм.
А сестра училась в пушном техникуме. Она стала взрослой и очень занятой. Мама уже не заставляла её помогать по дому или там смотреть за мной. Только часто рассматривала её учебники, даже гладила их и мечтательно говорила, что скоро Сонечка будет большим специалистом. Образованной и умной. Я не понимал, что значит специалистом, но чувствовал, как это важно для родителей. И тоже зауважал свою взрослую сестру. А про меня папа говорил, что мне ничего не интересно и что я ничего не люблю. Только носиться по двору да делать разные неприятности родителям.
Честное слово, я не хотел делать неприятности. Просто так получалось само собой. А вот что не люблю учиться, так это он был прав. А как я мог любить школу, если надо мной там постоянно насмехаются. Разве я виноват, что заикаюсь. Хочу рассказать, а не могу. А все начинают хохотать и дразниться. В этом году у нас появилась новая учительница Рахиль Львовна. Она приехала из Киева. И сразу почему-то ласково отнеслась ко мне. Когда никого не было в классе, на большой перемене или оставляя после уроков, улыбалась и даже немножко обнимала. Становилась такой грустной и всё приговаривала:
«И у меня была дочь и такой же внук. Если бы не война...»
Потом спохватывалась и начинала рассказывать о лесах и горах, про речки и деревья, о цветах и животных. Я смущался с непривычки. Что это она мне одному рассказывает. Но почему то успокаивался и, заикаясь, тоже начинал рассказывать всё, что знал о природе. То есть петь, хлопая по ноге для удобства. О Волге, о рыбалке с Абузяром, и как мы ходили в лес, собирая грибы, ягоды и вкусные травы. Как постоянно хотелось кушать и Абузяр учил, какую траву можно кушать, а какую нет.
Учительница улыбалась, а потом как-то однажды сказала: - Давай, Карузо! Приходи к нам на ботаническую станцию в Измайловский парк. Там у меня целый отряд пионеров. Приходи! Будет интересно. Я зайду к родителям и попрошу отпускать тебя после уроков. И ничего не бойся. Там никто не посмеет дразнить.
Я слышал от ребят про Измайловский лесопарк. Он начинался невдалеке от наших домов. Всего-то на трамвае десять минут, и ты уже в лесу. Старшие ребята звали туда. Говорили, что там можно здорово повеселится. Но я уже догадывался, что это значит. После знакомства с усатым и его дружками. И потому никогда не соглашался. Но в лес очень хотелось. А тут с учительницей, которая умела так здорово рассказывать. А ещё она говорила, что на станции живёт большой лось, две лисицы и много кроликов.
Я стал после уроков часто ездить на станцию в Измайловский лес с ребятами из 6-х и 7-х классов. Разные опыты с растениями меня не увлекали, а вот общаться с животными, ухаживать за ними было очень интересно. Особенно смотреть на громадного лося. Он подходил совсем близко и большими тёплыми губами брал хлеб с солью, а потом шершавым языком лизал ладошки, выискивая крупинки соли. А кролики иногда больно кусались.
Незадолго до окончания пятого класса, в середине мая, Рахиль Львовна срочно уехала в Киев. Мне стало как-то сразу одиноко на станции. Оставалась её помощница, которая совершенно не обращала на нас внимания. Да одноногий сторож, живший тут же рядом в сарае. Мы были предоставлены сами себе. И как-то однажды рыжий Вовка из седьмого класса предложил сходить на рыбалку. Рядышком в лесу были большие пруды. «Заодно и искупнёмся, - весело предложил Вовка, - чего тут болтаться весь день».
Мы вооружились самодельными удилищами и тронулись в путь. Стояла солнечная жаркая погода и в тишине густого леса слышалось пение птиц, жужжание мохнатых шмелей, пчёл и прозрачных стрекоз. Пахло гниющими листьями и цветами. Сначала мы шли и громко галдели. Но потом на нас подействовала тишина леса. Таинственные шорохи, крики птиц, кваканье лягушек... И мы замолчали и без приказа пошли гуськом, близко-близко друг от друга.
Вдруг Вовка, шедший впереди, остановился и поднял руку. Мы и вовсе притихли. Сгрудились. Перед нами была небольшая поляна, заросшая густой и высокой травой. На дальнем конце росла белая берёза, и под ней сидели женщина и бородатый мужчина. Уже не молодые. Женщина ела яблоко и вовсю улыбалась. А мужчина смотрел только на неё, не отрываясь. И гладил плечи и спину.
«Ты чего остановился, Вовка? - почему-то тоже тихо спросил я. - Чего тут интересного? Айда на пруды». Но Вовка вдруг покраснел, он часто краснел, и сказал: «Сейчас будет самое интересное, робя. Они начнут целоваться. Я знаю. Видел дома. Давай поглядим. Не, лучше поближе подползём. Вы слева, а мы справа».
И мы поползли по-пластунски, как в кино ползли наши разведчики. Подобрались так близко, что слышали голос мужчины. Он говорил и часто оглядывался. Мы тут же прижимались к траве, а потом осторожно поднимали головы. Ну, точно как разведчики, которые хотели поймать фашистского языка. Настоящая, здоровская игра.
Потом пришлось встать на коленки, потому что они вдруг улеглись, а трава была высокая и мы ничего не видели. Мужчина зачем-то снял брюки, трусы. И женщина тоже снимала кофту, потом лифчик, потом трусики и всё как-то нервно смеялась. То ли смеялась, то ли плакала. Я не мог понять. Но видеть страшно хотелось и я даже встал, спрятавшись за куст.
Бородатый зачем-то влез на женщину. И быстро задвигался. Вдруг я увидел, как его брюки взлетели в воздух и, описав дугу, упали далеко-далеко. Мужчина вскочил, как-то смешно сложив ладошки между ног. И стал быстро оглядываться. Мы чуть не захохотали, так как он был в одной рубашке и галстуке. Большая чёрная борода дёргалась влево-вправо, а глаза были очень испуганные. И тут он заметил нас.
Страшно выругался и понёсся прямо на Вовку. Мы, как зайцы, - врассыпную. Помню ещё, что слышал свист. Так свистел только Генка. Я бежал что было сил и вдруг услышал крик Вовки. «Дяденька, не бейте! Я больше не буду...» Не помню, как примчался на станцию. Вскоре туда прибежали и остальные. И Генка, который полз в другой группе, захлёбываясь от смеха, рассказал, что случилось. Оказывается, когда они подползли очень близко и увидели, как мужчина снял брюки, то Генка вдруг распустил леску на удилище и, закинув крючок, подцепил брюки и бросил на середину поляны.
«Вот тут и началось. Мужик вскочил, борода трясётся, и в полуголом виде, страшно ругаясь, помчался в вашу сторону. А баба ево тоже вскочила, вся голая-голая, и как завопит: «Коленька, куда ты? Я боюсь!» А мы как выскочили и давай прыгать вокруг и свистеть. Ух здоровско было. А где Вовка?»
Мы ещё поорали, потом попили чаю с белым хлебом и маслом. А Вовки всё не было. Тут мы приуныли и задумались. «Ну что, пионеры. Потеряли бойца, - сказал сторож, сидевший рядом. Он-то небось слезьми обливается за вас где-то, а вы веселитесь».
Сторож был прав. Лишь через день Вовка появился в школе. Весь какой-то исцарапанный и очень печальный. С ним был милиционер. Они прошли в кабинет директора и очень долго о чём-то там говорили. А мы стояли чуть в стороне и ждали. Потом вышли, и милиционер, похлопывая Вовку по плечу, сказал:
- Ну, герой. Скажи спасибо директору, что позвонил в райком и всё уладил. Не то бы вам здорово попало. Брюки-то принадлежали очень большому человеку. А ты на самом деле герой. Никого не выдал. Всё взял на себя. Быть тебе разведчиком. - Потом посмотрел на нас и вдруг расхохотался. - Эх чёрт! Посмотреть бы, как несётся по лесу в голом виде второй секретарь райкома партии. Ну вы даёте, пацаны. Надо же такое придумать. На удочку... Второго секретаря.
Леонид И. Рохлин (1937, Москва). Геологический институт, экспедиции, наука, диссертации, 5 лет работы в Монголии. С началом капитализма в России — успешный бизнесмен. С 1996 г. — в Сан-Франциско. Работал педагогом в русскоязычных школах. Автор многих публикаций и нескольких книг. Живет в Волоколамске.
