Двор гудел, выбрасывая в воздух то более низкие, то более высокие резкие звуки. Трудно было что-либо разглядеть сквозь запотевшее стекло двери, ведущей на балкон. И сам он, заваленный кучей ящиков, лыжными палками и сломанными велосипедами, казалось, вот-вот рухнет. А тут ещё брезент, покрывавший всё это барахло, отвязался от перил, и его чёрный угол развевался на ветру, словно крыло птеродактиля.
Пухленькая девочка в школьной форме и в пионерском галстуке промокнула мякотью белого хлеба остатки жаркого и, засунув её в рот, вышла из-за стола. Она придвинула к балконной двери стул с высокой спинкой, забралась на него и, с опаской взглянув вниз, всем телом прислонилась к стеклу.
Если стать на цыпочки и вытянуть шею, то можно увидеть часть двора, за ним участок земли, ограждённый отдельными звеньями ржавого забора, и покосившуюся вывеску: «Детский сад».
Здание детского сада начали строить почти четыре года назад, но заложив основу, строительство прекратили. Каждую осень из квадрата земли, залитого дождевой водой, торчали кирпичные островки недостроенных стен. В солнечные дни десятки детей со всего района сбегались сюда после школы и, создавая невообразимый шум, перескакивали с одного островка на другой. Некоторые снимали обувь и оставались в носках, а их ботинки, связанные растянутыми шнурками, висели на разгорячённых шеях и, при каждом прыжке, летали из стороны в сторону, сильно напоминая чёткое движение автомобильных дворников, и немного- палочки дирижёра.
Сегодня день выдался ясный, и пёстрая детвора, стекаясь отовсюду к месту развлечения, как всегда горланила, наполняя двор привычными звуками подросткового оголтелого оркестра.
В эту минуту девочка мечтала только об одном - спуститься вниз, стать смелой и сильной, чтоб от стремительных прыжков кружилась голова, чтобы не бояться брызг воды, чтобы не бояться быть смешной, чтобы вместе с детьми веселиться, радоваться осени, радоваться жизни…
Она заперла дверь, повесила на шею ключи и, застёгивая на ходу пальто, сбежала с четвёртого этажа. Пересекла двор и остановилась. Какой-то непонятный холодок скользил по спине. Преодолевая страх, девочка прошла между звеньями забора, и шлёпая высоко зашнурованными ботинками по мокрой земле, направилась к заветному квадрату.
Снизу всё казалось намного обворожительней: и вся эта палитра ритмично движущихся красок, и костлявость подростков и даже петушиный визг их голосов. И тем страшнее сделать первый прыжок, нарушить гармонию ритма неловким, кривым движением и, не дай–то бог, свалиться в грязную воду под многоголосый смех детей.
Девочка зажмурилась и, сжав кулачки, взобралась на выступавший из воды островок кирпичей. Её ботинки будто приклеились к камню, а ноги одеревенели и стали замерзать. Вокруг веселились подростки. Раскрасневшиеся и счастливые, они радостно смеялись и обходили стороной испуганную девочку, словно она была неживой помехой: каменным столбом или грудой мусора. Чем дольше она смотрела на счастливые лица сверстников, на отточенные движения их тел, тем больше ненавидела свою пышную фигуру и свою врождённую трусость. По её щекам текли слёзы. Сегодня она не справилась. Сегодня не её день.
Дождливая ночь на дворе освещалась двумя мутными фонарями и кусочком затуманенной луны.
Девочка отошла от окна, оделась в темноте, чтоб не разбудить родителей, и вышла из квартиры.
Гул тишины отбивает ритм в воспалённой голове при каждом прыжке. Всё быстрее, всё круче, смеясь и разбрасывая руки, хватает она дождь прямо на лету. Один круг, второй, третий… Почти не касаясь ногами тверди, перелетает она, как птица, с камня на камень. Забор кружится в хороводе вокруг неё, а деревья хлопают жёлтыми листьями, словно в ладоши. Ничего, что она одна. Это всего лишь репетиция. Завтра новый день. Завтра всё будет совсем по-другому… Или послезавтра… Или на следующей неделе…
Серые осенние дни становились всё короче и уже свисали прозрачной бахромой сосульки с оледеневшего балкона. Ещё ночь, две и уже нельзя будет скакать по скользким камням и нужно будет терпеливо ждать долгие месяцы, пока следующая осень зальёт дождём недостроенное здание детского сада и превратит его в сцену, луну в прожектор, молчаливые деревья в благодарных зрителей, а шум листвы в бурные аплодисменты.
