В сером небе над его головой кружила черная птица. Она опускалась с каждым кругом всё ниже. И вдруг села ему на голову. Он ощутил её острые когти, а затем и удар клювом в темя.
Андрей Петрович открыл глаза. Птицы на голове не было. Но он не понял, где находится. Лежит на полу, на ковре, в комнате с оборванными обоями и разбросанными вещами, скученной мебелью. Из репродуктора льётся музыка. Это что, был сон во сне? Он ущипнул себя, чтобы окончательно проснуться, но интерьер остался тем же.
Значит не сон… Он начал вспоминать последние события. С риэлтором, молодым, улыбчивым парнем, заключил договор, согласно которому отдавал свою двухкомнатную квартиру агентству недвижимости, а взамен получал однокомнатную и пятьсот тысяч рублей.
Последнее, что он помнил: сидели в его квартире с риэлтором, который достал из портфеля расписку, составленную от его, Андрея Петровича имени, ключи и пачку пятитысячных.
– Распишитесь в получении.
Андрей Петрович пересчитал деньги, положил их в тумбочку, где хранился договор и поставил свою подпись. Риэлтор тут же спрятал расписку во внутренний карман. Всё, также улыбаясь, он извлёк из портфеля бутылку коньяка.
– Надо обмыть.
Андрей Петрович вспомнил, что хотел отказаться:
– Да я пообещал сегодня навестить внука…
– С одной рюмки ничего не будет. Покупку не отметить – не поживётся на новой квартире, – сказал риэлтор. Улыбка не сходила с его лица.
Не успел он наполнить рюмки, как зазвонил его мобильный телефон. Парень сделал жест рукой, призывающий партнёра выпить, а сам сказал в трубку; «Всё в порядке… Можно…».
Это всё, что Андрей Петрович помнил. Он лежал на ковре, на спине и ощущал, как бьётся сердце. Музыку сменили стихи:
Буфет театральный. Артисты в антракте
Жуют бутерброды и пьют лимонад.
Звучат каламбуры. Иронии чад.
Кокетливый жест: «Ах, довольно! Оставьте!»
В речах ощущается мед, а не яд.
Похоже, что Гамлет забыл об утрате.
Манжета отпала и шпага некстати –
В буфете, где так дружелюбно сидят.
– Лаэрт, угостите сестру бутербродом!
– Всплывайте, пока бутерброд не запродан.
К Офелии плавно плывет бутерброд.
– Милейшая тень, если будет нетрудно…
И Клавдию призрак стакан подает.
А руку могильщика гладит Гертруда.
Дослушав стихотворение до конца, Андрей Петрович с трудом поднялся с пола и подошёл к тумбочке, на которой лежал какой-то узел. Договор был на месте, а вот пачки денег не было. Вместо неё лежали две однотысячные купюры. Он обшарил всю тумбочку. Безрезультатно. Да и жильё совсем не то, которое предложил ему риэлтор. Та однокомнатная была после ремонта с большой кухней. А здесь где кухня? Он подошёл к обшарканной двери, открыл её и увидел унитаз с надколотым бачком.
Больше дверей в комнате не было. Андрей Петрович начал внимательно читать договор. Вот и адрес приобретённого жилья: Тимирязева. 29, кв. 15. Но он вспомнил, что адрес был несколько другой: Тимирязева, 2, кв. 15. Откуда взялась цифра 9?
Андрей Петрович ощутил боль в груди. Он начал искать таблетки от сердца. Они до переезда лежали в той же тумбочке. Но сейчас их там не было. Когда боль поутихла, он подошёл к входной двери. Она закрыта. В растерянности остановился, оглядывая комнату. Взгляд упал на ключ, лежащий на уголке тумбочки. Он подошёл к замку…
Андрей Петрович вышел в длинный коридор, по обе стороны которого были двери. Постучался в ближайшую. Её открыл небритый мужчина лет пятидесяти в майке и трусах.
– Простите. Я ваш новый сосед…
– Входи сосед. Чо на пороге-то стоять? Видал я как твои шмутки заносили. Только не видал, когда ты проскочил… Обмыть бы надо переезд.
Андрей Петрович прошёл в комнату, где из мебели был старый облезлый шкаф, продавленный диван, квадратный стол и два стула. Садясь на стул, спросил;
– А вы видели, как ковёр заносили?
– Видел. Рулон два человека несли.
– Вот-вот. В нём я и был.
– Да ты что! Зачем туда влез?
– А какой номер этого дома? – вопросом на вопрос отреагировал Андрей Петрович.
– А ты, чо, не знаешь куда въехал! Ну, ты даешь! Тимирязева, 29. Тебя как звать-то?
– Я Андрей Петрович. А как ваше имя?
– Кузьмич я. И тебя чо, бухого в дупель перевозили?
– Да нет. Тут другое… – Андрей Петрович рассказал свою историю с начала до конца.
Кузьмич покачал головой:
– Поллимона говоришь? Ну, и сука же этот релтор!
– Риэлтор, – поправил Андрей Петрович.
– Какая разница! Сука в ботах!.. Ты это… выпить надо… Полегчает хоть маленько. Я – на нуле. Пенсия завтра…
Андрей Петрович приложил руку к груди и скривился:
Сейчас. Обождите… Не могу найти таблетки.
– Сердце что ли? Врач говорил, что алкоголь расширяет сосуды. Надо принять, Петрович! Давай я сбегаю. А завтра – моя очередь.
Вскоре соседи поднимали мутноватые стаканы. Выпили залпом. Андрей Петрович почувствовал, как тепло растеклось по венам. Водка растворила горечь постигшей его беды. Он закусывал сырком и вспоминал строки услышанного по радио стихотворения.
– Давай ещё по чуть-чуть, – сказал Кузьмич, разливая водку. – Я сёдни подметал возле дома (я тут дворником работаю) и этот засранец, соседский сынок, у меня на глазах кинул обёртку от конфеты на тротуар. И это ведь не в первый раз! Ты вот чо, Петрович. Покажи мне этого релтора. Я его урою. За тебя!
Но его негаданный собутыльник, выпив, мысленно унёсся далеко. Ему пришло в голову, что может и все люди, умирая, как актёры, оставляют свои роли – кем они были —на Земле. И всё уже не важно: квартиры, деньги. На том свете всё земное не нужно. И нет уже смысла обижаться, враждовать.
– Я вот думаю, если есть Бог и Тот свет, мы, возвращаясь туда, выходим из земных ролей, как это делают актёры, после спектакля…
– Ты чо, артист чо ли?
– Мы все артисты в театре Господа Бога. Вот вы дворник сейчас, а умрёте –сойдёте, так сказать со сцены, Бог даст вам в следующем воплощении другую роль – будете, скажем, инженером.
– Кто, я?
– Ну, это я к слову. Главное, что по жизни будете другим человеком… Может, нет никакого ада, никакого рая. Человек уходит с земли на время, а потом возвращается в другом воплощении – в том, которое заработал. И так до тех пор, пока не научится жить, не делая зла.
Кузьмич слушал, хрупая луком и не сводя глаз со своего внезапного соседа:
– Это кто я буду?
– Зависит от того, как вы жили.
– Как все. Но не сорил, как этот… У них вся семейка такая. Пса выводят гулять. Тот на…ёт где попало. А я убирай!
– Нет, вы представьте себе. Встретимся мы на том свете с этим риэлтором. А роли-то уже сыграли: я – жертву, он – злодея. И нет у меня обиды и у него угрызения совести. Ведь это роли нам такие достались! – Андрея Петровича несла догадка на волне опьянения. Ему хотелось говорить. Хотелось всем всё простить.
– Этот риэлтор, Андрей… Может, у него так жизнь сложилась. Может, не мог он иначе. Ведь молодой, симпатичный парень…
– Знаем мы этих симпатичных, молодых! Урна рядом, а он бумагу на тротуар бросает…Ты давай, Петрович. Выпей. Я разлил. Выдыхается! Это последняя. Может, ещё на одну дашь? У меня пенсия завтра.
–Я же для внука хотел. Внук у меня. Пять лет ему. Ну, такой резвый парень. Не усидит на месте и минуту, – Андрея Петровича понесло. Он и не слышал последних фраз собутыльника.
– Я говорю ей, невестке моей, переезжайте с сыном ко мне. У меня же двухкомнатная. Места хватит. А твою однокомнатную сдашь. Полегче будет. Она – ни в какую. Обиделась на сына моего, что бросил. И на меня глядит не по-доброму. А я-то причём? Я что ли их развёл? Ну, я и согласился переехать в однокомнатную. Чтобы деньги – Кольке. Это ему сейчас пять лет. Не успеешь оглянуться, как в институт поступать надо будет. А сейчас без денег куда?
– Так это конешно. А то вырастет вот такой обалдуй, как соседский сынок и будет сорить, где попало… Так я сбегаю, Петрович? А завтра у меня пенсия.
Андрей Петрович глянул на собеседника отсутствующим взглядом.
–Я квартиру получил от завода. Ждали с женой 9 лет. А теперь вот нет жены, умерла. Куда мне одному-то? Вот я и решил… Нет, вы только представьте себе, что Там ничего не надо. Отыграл свою роль и свободен. Из-за чего копья-то ломать? Дадут другую.
– Вот я и говорю: другую бы купить. Эта-то уже пустая, – Кузьмич поднял бутылку и покрутил её. – Не журись, Петрович. Я не релтор. Как пенсию получу, так сразу…
Вы хотите ещё выпить? – услышал, наконец, Андрей Петрович. Он полез в карман и достал оставшиеся деньги. Отделил три сотни, протянул Кузьмичу, – Вы купите и выпейте, а я не могу. Обещал внуку сегодня повидаться с ним… Пойду я.
Дверь открыла невестка, полноватая женщина со строгим взглядом серых глаз. Из- за спины её выглядывал белокурый мальчуган. Увидев Андрея Петровича, он с криком «деда!» бросился к нему и, подхваченный дедушкой, повис на его груди. Растроганный дед чмокнул внука в щёчку. Невестка тотчас отняла сына со словами:
– Не надо обнимать деда. Он пришёл с улицы. И, принюхавшись, возмущённо продолжила – Да вы пьяны! И целуете ребёнка!
– Дак я… – смущенно заикнулся Андрей Петрович.
– Как вам не стыдно! Ещё и пришли…
–Так я не много совсем…
– Уходите! – оттолкнув за порог незваного гостя, невестка захлопнула дверь перед ним.
Андрей Петрович постоял с минуту в нерешительности. Поднял было руку к звонку, но, тут же обреченно опустил и, сгорбившись, пошёл к выходу из подъезда.
Он медленно шёл по улице, держась за сердце. И беспомощно опустился на ближайшую скамью.
– Ловко ты обул своего тёзку.
– Простачок попался. Грех было не обуть.
Два молодых человека разговаривали в легковом автомобиле, который замер на перекрёстке перед светофором, зажёгшимся красным светом. За рулём сидел улыбчивый парень.
– Куда закатишься, Андрей, на этот раз? – продолжил сидящий рядом, погладив свою коротко подстриженную русую бородку.
– Хочу на Мальдивы податься. Я там ещё не был.
– С кем?
– Анжелику возьму.
– Не наскучила ещё?
– Э-э, ты бы видел, что она в постели вытворяет. Циркачка!
Зажёгся зелёный свет. Машина медленно двинулась. Но парень за рулём смотрел не вперёд, а в бок, на тротуар, где на скамейке лежал, скорчившись, пожилой человек.
– Ты погляди, он уже здесь!
– Кто?
– Да этот, бывший хозяин двухкомнатной. Пьяный что ли? А может сердчишко прихватило? Помнится, он жаловался… Надо позвонить в Скорую.
–Зачем тебе это? Загнётся – меньше риску.
– Да нет никакого риска. Расписка с его подписью у меня. И вообще, чуть чего мне это зачтётся. Позвоню. Мы же не звери.
Улыбчивый набрал номер Скорой помощи.
