«Ты не представляешь, мои всего «Онегина» после встречи с тобой прочитали!» – делилась со мной однокурсница, а ныне завуч и учитель русского и литературы – Катя, Екатерина Захарова. На встречу с её учениками я притащила пухлый альбом с любительскими фото из Михайловского и Тригорского и пересказала «деревенские» сцены романа в стихах с опорой, так сказать, на натуру.
Вот так, как Осиповы-Вульф, примерно, жили и Ларины – варенье варили, сельские балы давали… А со взгорка видны поля, река Сороть и роща… Простор, сюда лошади так и просятся в кадр – да вот же, мимоходом в кадр парочка и попала… Не помню, каким чудом, но встретились нам свободно пасшиеся перед или после фотосессий с туристами местные пегасы.
Усадебные сад и цветники… В таких декорациях семнадцатилетняя Татьяна эпично мчит, не разбирая дороги, застигнутая вестью о приезде Евгения. А Александр Сергеевич ещё и посмеивается над бедной девушкой: «кусты сирен переломала, по цветникам летя к ручью». Это о романтичной барышне, о которых вообще только возвышенным слогом полагалось…
А вот парковая аллея, где герои могли бы столкнуться, и скамейка. Не «та самая», конечно, но уже сжившаяся с ролью «онегинской» и свидетельницы грамотного, со столичным лоском осуществлённого отказа. С ума сойти, Карл, восемь лет! Восемь лет этот молодой человек постоянно практиковался вызывать интерес и добиваться взаимности! И расставаться тоже умел – правильно и красиво. С великосветскими красавицами, любившими его: какая долго, какая мимолётно… С его-то опытом и вкусом! Мог бы от этой диковатой малолетки просто отмахнуться, а нет, даже с симпатией отнёсся, провёл разъяснительную беседу, проявил максимум такта и убедительности…
Далее, помнится, меня несло уже не только по онегинским пейзажам, но и по годуновщине, ибо очередное фото в альбоме с густым бурьяном на переднем плане сопровождалось припиской о том, что на городище Ворониче «писано бысть Алексашкою Пушкиным в лето 7333». Пришлось пояснять. И по лирике прошлись: вспомнился и «пруд под сенью ив густых», и «..вот опять явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты». И старушку с кружкой – вместе вспомнили. Ну, и без дуба, конечно, в тот раз не обошлось.
В Михайловское и Тригорское, как и вообще на Псковщину, я попала в 2011 году. Протаптывала, сама того ещё не зная, свою тропку. Которую после обозначила как литературный туризм, а тогда была уверена, что еду, как всегда, знакомиться с историей и природой края, ну а Пушкиногорье – куда ж без посещения такого культурно-исторического памятника. Но подумать не могла, с пересадками добираясь до места, что ещё не раз приеду в Псковскую область на литературные фестивали, и, бродя с псковскими и не псковскими поэтами по имениям поэта и его друзей, припомню: «…Вновь я посетил тот уголок земли», и стану умиляться дому, цветнику и роще как давним знакомым.
Не могла и знать, что благодаря фестивальным встречам приобщусь к пушкинианам псковских поэтесс, Натальи Лаврецовой:
…А там, над Соротью туманной
Все так же слышно: «Анна, Анна»…
И в липах вздох со всех сторон,
В узорном небе завитушка —
Знакомый росчерк: «Пушкин, Пушкин»!
Ах, Пушкин? Ну конечно он!
И Надежды Камянчук:
— Я помню
чудное мгновенье… —
самозабвенно
пишет он,
охвачен
радостным волненьем,
в воспоминанья
погружен,
и рифмой
чтобы пересилить
изгнанья черную черту,
вместить любовь
и красоту,
и шелест трав,
и воздух синий,
и две берёзки на горе,
и предсказание
кукушки,
и чёрный локон
на подушке,
и поцелуи на заре!
И Алёны Жегловой:
А здесь, а сейчас пред взором
Всегда и всего первей
Михайловское с дозором
Из лип или тополей,
Из дуба, а может, вяза,
Где цепью на древе том
Рождает стихи и сказы
С учёным своим котом,
Предания ли, поверья...
И снова спешу чуть свет
Везде и в любую дверь я,
Туда, где точил бы перья,
Где хаживал бы поэт!
Но ещё в первый свой приезд отметила, что эта земля может быть запущенной, неухоженной, разрушенной войной и небрежением человеческим – случалось прежде такое, а вот не гармоничной быть не может. У неё «легкое дыхание», с которым любой, попадающий в эти края, немедля начинает дышать в такт – пусть на краткое время своего пребывания, пусть не так глубоко, но – согласно. Здесь нет изящества Царского Села и созерцательности Болдина, здесь что-то своё, особенное, дающее огромный импульс силы, простоты и доверия к этой жизни. И ощущения, что и жизнь доверяет тебе частичку себя – частичку светлую, яркую, свободную. Как искра пушкинской поэзии, некогда впитавшей и сохранившей эту силу, простоту и гармоничность.
Кстати, если у вас ещё нет планов на лето, – подумайте, возможно, вы читаете эти строки потому, что вам, да-да, именно вам, пора сюда? Я, вот, – верю, что приезд в пушкинские места просто не может быть случайным. Даже самый спонтанный, он может быть скрытой предопределенностью, или, если вспомнить слова Александра Сергеевича, – «мощным и мгновенным оружием Провидения».
